Три побега из Коринфа

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Безмятежные дни Полиникоса теперь были наполнены лихорадочной работой. Все это время он был полон забот. Двести драхм, где взять двести драхм?

Диосс правильно рассудил, что Полиникос их не оставит, но сумма выкупа в двести драхм была такой огромной, что превосходила все денежные средства Полиникоса. Диосс, который с трудом и нерешительностью произнес эти слова о деньгах, только теперь понял, какой великой жертвы он потребовал от своего друга, чтобы спасти свою семью. Двести драхм были огромные деньги.

Когда Полиникос обо всем узнал, они с сестрой сразу же начали думать, сколько денег у него было, какую сумму он сможет выручить за вещи, большую рыбацкую сеть, только что купленный парус, кое-какую мебель и прочее. Он считал, заново все пересчитывал, но все равно денег не хватало. Диосс был в отчаянии. Ему на мгновение показалось, что все было напрасно и даже хотел отказаться просить Полиникоса о такой совершенно невозможной жертве. И в довершение всего отсутствовал Меликл, который, наверняка, помог бы и посоветовал своему другу в таком серьезном деле. В ближайшее время его нельзя было дождаться. И Анита тоже не могла решать такие вопросы за него. Деньги можно было бы попросить у Диомена, отца Полиникоса, который служил офицером у правителя Поликрата на Самосе, но он был уже довольно старым и суровым и не одобрял дружбы сына с бедняками. Конечно, ему не понравятся отношения сына с этой семьей, и именно поэтому Полиникос даже не осмеливался упоминать об этом отцу. Диомен не был богат, но высоко ценил свое офицерское звание и считал что его сын должен найти себе жену в семьях богатых купцов.

Особенно он гордился победой Полиникоса на Играх, и тем, что его это имя в Милете и на Самосе было у всех на устах. Он еще больше возгордился, когда были предприняты тщетные попытки отнять у Полиникоса завоеванные лавры.

Милетяне вскоре узнали, что Хореон и другие коринфские вельможи стали добиваться того, чтобы победа Полиникоса была признана недействительной. Когда судьи на Играх не захотели угождать правителям города в этом вопросе, обиженная семья Креонида обратилась в Малую Азию через своих знакомых, где она искала доказательства того, что Полиникос не был чистокровным эллином. – Старого Диомена это очень беспокоило, и в такие минуты он мог бы еще больше опечалиться, узнав о знакомстве своего сына с семьей бедных карийцев. Полиникос знал все это и понимал, что из-за этого не может просить у отца денег. Анита тоже, когда увидела растущие трудности, попыталась робко и неуверенно объяснить брату, что нельзя жертвовать такую огромную сумму, чтобы спасти людей, которые, в конце концов, им никем не приходятся. Но Полиникос в ответ огрызнулся на нее. У него на глазах выступили непроизвольные слезы, когда он вспомнил Эвклею и в каком отчаянном положении она находится. Он покраснел и побледнел от ярости, вспомнив Хореона. Когда Анита увидела его в таком состоянии, то перестала пытаться его отговаривать, поняв, что он принял твердое решение. Она понимала, что Меликл на месте Полиникоса поступил бы точно так же. И Меликл полностью поддержал бы Полиникоса, и сказал, что он не только хочет, но и обязан оказать карийцам помощь.

— Кто знает, — сказал Полиникос, — не являются ли их заключение и преследования результатом того, что они осмелились назвать меня своим другом. Когда Хореон не смог расправится со мной, он решил отыграться на них. В этом, пожалуй, и заключается вся правда.

Через несколько дней Полиникос с помощью Аниты продал то, что смог и собрал около ста шестидесяти драхм. Остальные ему пришлось одолжить у друзей. Их было у Полиникоса много, тем более что Истмийские Игры прославили его город. К пятому дню у него уже была собрана сумма в двести драхм. Анита была в отчаянии, когда увидела, что необходимо было пожертвовать такую огромную сумму. Однако брат утешал ее тем, что это сумму нельзя считать потерянной. Карийцы горды, честны и уверены в себе и они обязательно рано или поздно вернут все, или хотя бы большую часть этих денег. Когда Аните поближе познакомилась с Диоссом и когда она по душам поговорила с ним, то стала относиться к нему более дружелюбно. Она поняла, как усиленно он заботился о помощи своей семье, как он мучается и страдает и как он сам огорчен огромной жертвой, которую собирается принести Полиникос.

— Он очень хороший мальчик, — сказала она матери Меликла, которая жила с ними, — и если сын такой, то, возможно и вся их семья такая же.

Пока Полиникос собирал деньги, он старался узнать, не пойдет ли какое-нибудь судно в греческие порты. Он не мог плыть на паруснике Меликла, потому что тот был на ремонте. Кроме того, без своего друга Полиникос не осмелился бы выйти на его корабле в столь дальнее плавание.

В то время Милет был крупным портом и поддерживал оживленные торговые связи со всеми греческими городами-государствами и со всем миром, поэтому возможностей уплыть в любом направлении там было больше, чем где бы то ни было.

Вскоре Полиникос нашел довольно большой корабль, направлявшийся из Эфеса через Милет в Афины, а затем в Коринф. Один из моряков Ксенон Эфесский был его хорошим знакомым еще со времён, когда они вместе служили в египетской армии. Он был рассудительным и спокойным человеком и был намного старше Полиникоса. Он мог бы в его положении оказаться очень полезным. Поэтому Полиникос посвящал его во все дела. Ксенон выразил мнение, что и ему не безразличны дела Полиникоса. Без серьезных препятствий был составлен план маршрута. Корабль должен был отплыть через два дня, и решались только места, где можно было остановиться на ночь. Полиникос считал, что без большого труда они прибудут в Коринф вовремя. А Ксенон, и все его знакомые утешали его, что, если даже они прибудут и с опозданием на несколько дней, то заложников наверняка отпустят, как только за них будут внесены деньги. По крайней мере, такой закон действовал в ионических городах. Полиникос не знал, как поступят в таком случае коринфяне, ибо у него были основания опасаться, что они могут причинить им какой-нибудь вред. Анита тоже беспокоилась по этому поводу. Когда приблизился час отъезда, она меньше заботилась о потерянных деньгах и больше трепетала за брата, которому грозила страшная опасность. Полиникос успокаивал ее, как мог, и сказал, что поплывет на корабле под другим именем и высадится на перешейке только в том случае, если это будет неизбежно.

— Попробую договориться сделать все дела через своего знакомого на корабле, Ксенона, Однако, если мне придется сойти на берег, то, все равно, меня никто не узнает, — сказал он сестре.

И действительно. Полиникос сильно изменился со времени Игр, он стал выглядеть серьезнее, отрастив бороду. Хотя эта борода не слишком росла на его молодом лице, но она все, же покрывала его кожу красивым, светлым, золотистым, не слишком густым пушком, поэтому довольно сильно изменила внешность юного атлета.

Анита, которая все это время находилась рядом со своим братом, даже не заметила этой перемены, но Диосс, давно не видевший Полиникоса, признался, что сам едва смог узнать своего друга, хотя знал его гораздо лучше, чем остальные граждане Коринфа.

Это немного успокоило Аниту, хотя и не полностью. Действительно, молодая женщина хорошо знала, что, если Полиникос окажется поблизости от Хореона, и его загребущих рук, он окажется в страшной опасности.

Но ничего нельзя было поделать. На седьмой день после прибытия Диосса в Милет, они отправились в путь.

Полиникос и Диосс десятки раз тщательно подсчитывали, сколько дней у них займет путешествие, они с нетерпением переживали каждую малейшую задержку - ветер всегда казался им не попутным, а гребцы не достаточно быстрыми.

В остальном поездка прошла предсказуемо. Стоянка в Мегаре длилась одну ночь. На следующий день вечером, при спокойном ветре и в прекрасную погоду они вошли в большую гавань в на перешейке. Диосс и Полиникос подсчитали, что это был двадцать девятый или тридцатый день со дня заключения Карии и ее детей.