Три побега из Коринфа

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Два дня спустя в Истмийском порту произошло большое волнение. На якорь у берега встал огромный корабль финикийцев.

Прибытие большого корабля и богатых, хотя и ненавистных всеми иностранцев всегда было интересным событием для жителей перешейка. Но на этот раз этот интерес еще больше усилился благодаря необычным сообщениям, которые принесли финикийцы. Они рассказали, что попали в засаду пиратов и вели с ними кровопролитную битву на берегах острова Наксос. И что только в последний момент им удалось вырваться из ловушки и убежать от преследователей.

Было очевидно, что они говорили правду. Почти все члены экипажа их головы, лица и руки были перевязаны, а борта корабля порублены топорами и повреждены крюками, которыми пираты связывали атакованные корабли.

На палубе были явные признаки пожара. Нападавшие, вероятно, хотели поджечь корабль. Эти новости, а также вид всего экипажа и впечатление от корабля вызвали огромное возмущение..

Купцы и владельцы мелких судов были напуганы дерзостью грабителей, и их ужас усилился потому, что финикийцы не скрывали, что пиратская банда все еще зверствует в том районе. Они рассказали, что только экипаж одной барки был отбит и отброшен, а две другие пиратски галеры настойчиво преследовали их до самого острова Парос.

Матросы заламывали руки.

— Клянемся Зевсом, — кричали они, — если они осмелились напасть на такой корабль, как этот, то что будет с нашими судами!

Они утешали себя тем, что пираты тоже усвоили урок. Но это было слабое утешение. Ведь финикийцы признались, что они тоже понесли большие потери. У них было несколько убитых, и много тяжело раненых, которых им пришлось оставить в Саламине, включая капитана корабля, Арубаса, помощника Хирама, большого знатока торговли рабами. Он был настолько тяжело ранен, что хотел, чтобы его отвезли в Пирей, к афинским врачам, которые всегда славились своим искусством.

Финикийцы сошли на берег в полдень и в три часа вечера того же дня самые достойные из них посетили Хореона и передали ему письма от своего господина Хирама Кипрского.

Когда Хореос узнал, что Арубас не приехал, он принял купцов довольно недоброжелательно потому, что был недоволен отсутствием Арубаса, с которым не раз заключал удачные сделки за спиной Хирама.

Он не знал ни одного из этих троих, но посчитал, что ни один из них не был столь важным лицом. И только один из них, самый младший, по имени Рабдоем, был удостоен его чести, потому что Хирам упомянул того в письме так, как он был сыном богатого купца в Сидоне, путешествовавший впервые. Как единственного, достойного себя, он даже пригласил его на ужин в свой дворец, но молодой финикиец отказался.

Купцы ночевали на корабле.

На следующее утро к ним пришёл слуга Даматриона и пригласил в свой дом, чтобы осмотреть товар. Купцы немедленно отправились к нему. Через полчаса они вошли во двор дома Даматриона.

Рабы, приготовленные для продажи, ждали во дворе и со страхом наблюдали за ними.

Самым важным из финикийцев был, вероятно, самый молодой из них, стройный, смуглый, с острыми чертами лица. О выглядел великолепно, и в глаза бросалась яркая расцветка его восточной одежды и тяжелая золотая цепь, свидетельствовавшая о богатстве и достоинстве пришельца. Во всем его характере, в каждом движении и словах проглядывало превосходство над всеми вельможами.

Это был тот самый Рабдоем, сын богатейшего купца из Сидона. Но все деловые переговоры вел не он, а его спутник, высокий, лысый, гладко выбритый, с рыжими волосами толстый мужчина, лицо которого блестело от пота и жира. Этот человек не был похож на финикийца. Судя по тому, что у него не было бороды, и что он носил короткое платье с глубоким вырезом, он был больше похож на египтянина, очень редкого гостя с земли священной реки. Звали его Анакарбис, и происходил он, как он сказал, из греческой колонии в Египте. До сих пор он занимался делами только на рынках Египта и Сидона в качестве одного из многочисленных помощников принца Хирама.

В те времена было обычным явлением, когда подобные греческие полукровки оказывали услуги финикийцам, египтянам или сирийцам. На своей новой родине эти умные, жаждущие денег и славы люди часто добивались значительных результатов.

Анакарбис был именно таким греком. Судя по всему, он отлично осознавал свое призвание и сразу взял на себя все хлопоты по переговорам. Он внимательно осматривал каждого раба по отдельности, ощупывал его мышцы, смотрел на зубы и интересовался, сколько каждому лет. Он время от времени ударял несчастного прутком по спине, или толкал того, если он не сразу отвечал на его вопросы.

Третий покупатель, высокий, худой и седой, с лицом хищника-стервятника типичный финикиец, был молчалив и спокоен, держался в стороне и не вмешивался в дела.

Все смотрели только на Анакарбиса. Он работал быстро. Поразмышляв некоторое время, он отобрал несколько рабов, в том числе карийку с ребенком. Но на этом торг только начался.

Теперь уже скупой Даматрион не хотел терять свою выгоду. Но, Анакарбис, если раньше быстро принимал решения, то теперь торговался упорно и твердо стоял на своем. Он спорил о каждой драхме, чтобы было слышно даже на улице. Даматрион уже весь покраснел, пот капал у него со лба, и он уже раз десять считал, что они договорились и встреча закончилась. В конце концов, с помощью Рабдоема, который оказался более уступчивым, торги закончились.

Анакарбис немедленно заплатил наличными, проверил еще раз рабов, поцокав языком и вздыхая: — Плохой товар, не качественный, — сказал он как бы про себя, — это не то, что я ищу; Хирам приказал нам покупать в основном молодежь, мальчиков и девочек до пятнадцати лет, не старше.

— У меня есть такой раб, — сказал Даматрион, — музыкант, играет на флейте, но к сожалению, он был сильно избит и сейчас немного ослаб.

— Музыкант? — Рабдоем проявил некоторый интерес.

— Да, маленький мальчик. Флейтист.

— Хорошо. А, мы можем взглянуть на него. Он здесь?

— Нет. Ну, это недалеко отсюда , в моей казарме портовой охраны.

— Тогда, давайте сходим туда.

Анакарбис пожал плечами. — Зачем нам на него смотреть. Ведь он же еще болен.

Но они все равно пошли.

Диосса вывели из подвала. Мальчика, который всего несколько дней назад не мог подняться на ноги, всего трясло, он еле мог стоять так, что ему пришлось прислониться к стене и держаться за нее.

Пожилой офицер Антенион, вошедший вместе с купцами, наклонился к нему: — Парень, возьми себя в руки, — сказал он. — Финикийцы уже купили твою мать и брата.

Диосс сделал все, что было в его силах. Некоторое время он боролся со слабостью, но вскоре притих и присел на колени бледный, измученный, без капельки крови в лице. Когда он увидел Антениона и Даматриона, внезапно потерял надежду на то, что им удастся его продать.

Богач пришел в ярость: — Встань, собака! — заорал он хриплым голосом.

Диосс немногоо приподнялся, но тут, же снова опустился на колени, глядя на них взглядом разъяренного животного.

Анакарбис подошел к нему.

— Ты музыкант? — спросил он.

Диосс посмотрел на него, но не ответил. Может быть, он не понял вопроса.

— Ты умеешь играть, дурак?! — крикнул Анакарбис.

— Умею.., господин.

Анакарбис повернулся к Даматриону.

— Этот товар не для нас — презрительно сказал он.

Даматрион побледнел от гнева.

Антенион попытался спасти дело.

— Он действительно хороший музыкант, - сказал офицер.

— Что из этого? Мы не довезем его на Кипра.

Рабдоем схватил за руку своего помощника.

— Анакарбис, — сказал он, — ты же знаешь, что Хирам велел нам найти музыканта.

— Да, но этот музыкант.., полуживой.

— Он был гораздо слабее, — сказал Антенион, — но теперь с каждым днем его силы возвращаются.

— Это все ерунда, — проворчал Анакарбис, но подошел к Диоссу. и ощупал его кости: — Ничего не сломано, но я никогда не покупал таких немощных.

— Сколько ты хочешь за него? — спросил Рабдоем.

— Шестьдесят драхм - Даматрион был сам поражен тем, что назвал слишком большую сумму.

Анакарбис воздел руки к небу и в ярости стоял, как статуя, желая сразу же уйти, хотя сделку еще не заключили. Рабдоем остановил его, и они начали громко спорить на языке египтян и финикийцев, и проклинать друг друга. В каждой фразе они упоминали имя принца Хирама. Они оба даже покраснели от гнева.

В конце концов, Рабдоему удалось того уговорить и после короткого торга с Даматрионом они все же купили пленника за пятьдесят драхм.

Анакарбис схватился за голову: — О Изида, о мой бог Осирис, пятьдесят драхм. — сокрушался он. — Ты сам ответишь за это перед Хирамом, Рабдоем. Я не хочу, чтобы он поколотил меня за покупку такого товара.

— Хорошо, — тоже разозлился молодой финикиец, — если Хираму не понравится этот товар, я заберу его для своего отца. Могу я себе это позволить?

— Если только мы довезем его живым. Он даже не может ходить. О, Гермес, как он вообще доберется до корабля?

Действительно, Диосс не мог идти сам, пришлось позвать к нему раба, чтобы тот отнес его. Когда Анакарбис увидел это, его затрясло от гнева. Рабдоем тоже явно был недоволен, но Даматрион рад был избавиться от своих забот.

— О, благородная мать богов, — сказал он Антениону, когда финикийцы ушли, — Если бы не этот молодой порывистый сидонский дурак, я бы никогда не продал этого раба. Пятьдесят драхм за этого музыканта, конечно, маловато, но честно говоря, он не стоит и тридцати.

Диосс был настолько слабым и настолько утомленным от напряжения, что потерял сознание уже по дороге. Когда Рабдоем вернулся на корабль, он потряс его изо всех сил, заставил выпить вина, и хорошо поесть, а затем приготовить для него отдельную удобную кровать.

— Это мой раб, я купил его для себя, кормите его лучшей едой и повнимательнее заботьтесь о нем, - сказал он своим стражникам. Но самое главное, Рабдоем позволил матери и брату Диосса прийти к нему и посидеть с ним рядом. Когда Диосс увидел свою любимую мать, он так расплакался, что снова ослаб и, казалось, вот-вот потерял сознание. Затем сквозь слезы, он хотел поблагодарить Рабдоема, но тот не стал его слушать, и, нахмуренный, прошел между охранниками и скрылся из виду.

Во второй половине дня финикийцы отправились в Хореосу за основной частью рабов. Они вернулись поздно вечером. За ними финикийские стражники гнали большую группу пленников, почти всю состоявшую из молодых мальчиков и девочек.

Среди них была и Эвклея, о которой упомянул Хирам в письме к Хореосу, в котором просил оказать ей особую заботу.

И действительно, юной рабыне оказали особую честь, и по ее просьбе разрешили остаться с Диоссом, с его матерью и братом. Итак, вся семья снова была в сборе Это было печальное воссоединение. Еще месяц назад они не могли даже подумать о таком. Они мало говорили, а все больше плакали и обнимали друг друга, держа друг друга за руки, как перед очередным прощанием.

Так как Диосс еще не мог говорить, у него не хватило сил и после короткого приветствия сестры, он снова заснул на коленях у матери мирным сном таким, каким он не спал уже несколько месяцев.

Эвклея и ее другой маленький братик тоже прижались к матери, и, молча, слушали вздохи друг друга, которые время от времени прерывались рыданиями. Они были счастливы побыть вместе, и считали, что у них пока все хорошо, и не могло быть лучше в их положении бедных рабов. Они мечтали только об однм, чтобы никто снова не разъединил их, или хотя бы продлить этот горький миг печальной удачи, как можно дольше.

Никто им не мешал. Экипаж как будто о них забыл и не беспокоил. Несколько стражников, вероятно, раненных, потому что у них полностью были перевязаны лица, наблюдали за ними издали.

Когда наступила ночь и похолодало, им принесли теплую одежду, потому что Диосс лежал у самого входа в двери каюты.

— Какие хорошие люди, эти финикийцы, — прошептала мать, — а о них рассказывали такие ужасные вещи.

На следующий день, когда взошло солнце, и они уже собирались уходить, на берегу внезапно образовалось небольшое волнение. На портовую площадь, недалеко от того места, где финикийцы бросили якорь, прибыла великолепная колесница, в которую была запряжена пара прекрасных лошадей. Из нее вышел Хореон и быстро взошел на корабль.

Когда финикийцы увидели его, они очень изумились. Почти минуту они в замешательстве перешептывались друг с другом.

Богатый купец возмутился. Не так давно он договорился с Хирамом, что последний купит у него больше рабов, по крайней мере, около ста пятидесяти, но финикийцы купили только пятьдесят и отобрали только молодых мальчиков и девочек в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет, в основном греков. При этом они торговались за каждую драхму.

Финикийцы заявили, что это от него они получили такой приказ и что Хирам вскоре пришлет еще один большой корабль за рабами, который сейчас, принимает большую партию из Спарты.

Хореон не хотел ничего слушать.

— Для вас, — воскликнул он, — это возможно, и мелочь - содержать и кормить сотню рабов несколько дней и ждать, пока ваш принц пришлет за ними корабль, а для меня нет. А вдруг его милость передумает и откажется от сделки

Финикийцы замешкались и растерянно ответили, что так им велел и Арубас.

— Арубас! Арубас! Везде Арубас — закричал Хореон. — Поэтому здесь и развели такой бардак потому, что нет Арубаса. Я сам должен его увидеть. Арубас никогда бы не допустил ничего подобного. Где сейчас Арубас?

— Он на Саламине или у афинян в Пирее.

— Вот поэтому я и должен его увидеть. Вы говорите, что собираетесь забрать его с Саламина или из Пирея?

— Да.

— Тогда я поеду с вами, — сказал Хореон командным тоном.

Финикийцы удивленно переглянулись.

— Это невозможно.

Хореон взорвался: — Когда я говорю, что чего-то хочу, я это обычно делаю.

— У вас же есть собственный корабль, господин.

— Мой корабль не готов, а ваш быстрее. Мой корабль зайдет за мной в Пирей.

Финикийцы начали перешептываться между собой. Хореон был раздражен.

— Кажется, вы забыли, кто я, — сказал он. — Я удивлен, что Хирам не достаточно объяснил вам это . Я никогда не повторяю свои слова дважды особенно здесь, в Коринфе.

Анакарбис глубоко поклонился ему.

— Не сердитесь, господин, — сказал он. — Мы не хотели вас обидеть, но…

— Я понимаю, вы не хотите, чтобы я увиделся с Арубасом.

— Нет, благородный Хореон, но мы боимся, что наш корабль не достаточно комфортабелен, чтобы удовлетворить ваши потребности.

Хореон пренебрежительно махнул рукой.

— Это уже мое дело, — сказал он. — Я велел своим рабам принести сюда все, что мне понадобится, включая мой шатер. Мой писарь тоже поедет, вместе с поваром и несколькими рабами. Так что, приготовьте для них место.

— Да, господин, — сказал Анакарбис. — Но мы не можем дольше ждать. Нам нужно отправиться в путь, как можно быстрее. Мы и так задержались из за этих пиратов так, как мы еще вчера должны были выйти в море.

Хореос кивнул и презрительно отвернулся. И действительно, через полчаса его рабы с вещами взошли на борт корабля.

Они быстро поставили шатер своего хозяина и разложили принесенный багаж. Финикийцы охотно помогали им. В то же время, они подали знак матросам поднять якорь и корабль начал отходить от берега в сопровождении военных галер коринфского порта.

Едва они покинули гавань, и выбрались из огромной массы провожавших их кораблей и галер, двое стражников подошли к Диоссу, встали рядом с ним и некоторое время тихо разговаривали между собой.

— Пойдем с нами, парень, — сказал один из них, — я помогу тебе подняться на борт. На солнце тебе будет лучше. — Диосс вздрогнул, услышав голос.

— Ты тоже выходи с ним, Эвклея, вместе выходите на солнце! — сказал второй стражник. — Эвклея очень удивилась. — Этот голос, эта высокая фигура показались ей давно знакомыми. Невольно она оторопела.

— Что это значит? — спросила она, ничего не понимая.

Вместо ответа один из охранников, стройный и очень высокий, снял шлем и развязал платок, закрывавший его лицо. Под его шлемом, и под повязкой платка блестели светлые волосы, красивый лоб и кроткие голубые глаза Полиникоса.

— Полиникос! — воскликнул Диосс.

— Полиникос, — повторила Эвклея.

Полиникос слегка улыбнулся ей, робко и по-детски.

— Да, это я, — сказал он тем же нежным, тихим голосов, что и тогда в их доме, и тотчас же добавил: — Я же сказал, что больше никогда тебя не оставлю!

Диосс яростно схватил друга за руку.

— Полиникос, беги отсюда, тебя поймают, тебя убьют, обязательно убьют.

Другой охранник, стоявший рядом с мальчиком, обнял его.

— Не волнуйся, Диосс, ни за нас, ни за себя. Тебе лучше полежать и отдохнуть, и никого больше не бойся Твоя семья никогда еще не была в такой безопасности, как сейчас.

— Меликл, — сказал ошеломленный мальчик.

— Да, это я, мой дружок!

Теперь дрожащая Эвклея прильнула к Полиникосу.

— Полиникос, как ты это сделал? Ведь Хореон здесь, на корабле, а он ведь тебя знает и прикажет схватить и заковать в наручники!

Полиникос презрительно пожал плечами, и они все вместе вышли на палубу

Когда Хореон увидел Полиникоса, не замеченного им ранее, с суровым лицом, стоявшего на борту, лицо богача сморщилось, как морда у злого пса, глаза налились кровью, а на шее выступили вены. Словно тигр он, крадучись шел к Полиникосу, расталкивая на своем пути всех, кто попадался на пути.

— Наконец-то, я поймал тебя, негодяй, — прорычал он, подойдя, поближе, — Теперь ты мой пленник, и это не сойдет тебе с рук!

Полиникос даже не шевельнулся.

— Ты ошибаешься, коринфянен, — сказал он с улыбкой, — не я твой, а ты мой.

Хореон повернулся к стражникам.

— Быстрее схватите его и закуйте в цепи!

Он вытащил короткий меч, висевший у него на поясе. Когда Эвклея увидела это, она закричала от ужаса. Меликл стоявший у него за спиной, схватил Хореона за запястье и сильно сжал его.

Купец вскрикнул, и оружие выпало у него из рук. Его лицо побледнело.

— Что это значит, идиоты, вы что, не знаете, кто я?

В этот момент к ним подошел четвертый человек. Он был высокий, слегка сутулый и широкоплечий со слегка наклоненной головой гармонично покоившейся между его мощными плечами.

— Ты ошибаешься, мы очень хорошо тебя знаем, Хореон, — сказал он, — но ты, кажется, даже не представляешь, кто мы такие.

Хореос посмотрел на него с презрением. Судя по одежде, которая была на нем, это был какой-то галерник или надсмотрщик над гребцами.

— Раб! Я буду поговорить только с твоим хозяином, а не с тобой, — сказал он высокомерно.

— У меня нет хозяина, — ответил великан, — Я сам себе хозяин! Так, что давай поговорим. Меня зовут Веджанус, и я морской разбойник. Разве ты не слышал мое имя, Хореон?

Хореон стал отступать на шаг, два, три.., пока не прислонился к борту корабля. Здесь он остановился и посмотрел на пирата, его красное лицо внезапно побледнело и покрылось капельками пота.

— Веджанус, — прошептал он, — здесь? Что это значит? Что ты сделал с Анакарбисом? Говори!

Анакарбис, или Калиас, который стоял в стороне и все видел, сразу же подошёл.

— А что ты еще хотел, Хореон* Я же говорил тебе не плыть с нами, но ты не прислушался. Я предупреждал тебя, но ты даже не повернул голову. Я никогда в жизни не видел таких упрямых людей. Теперь уже ничего здесь не поделаешь. Ты сам этого хотел, Хореон.

Хореон еще не мог понять, что произошло

— Моя охрана! Ко мне! — крикнул он.

Анакарбис указал на шатер.

— Помотри туда, ты видишь, что там происходит? Твои телохранители уже отдали все свое оружие, клянусь Гермесом! Ни один из них даже не пошевелился! Это разумные люди, Хореон. Бери с них пример.

Крупнейший торговец рабами стоял неподвижно. Он тупо смотрел на палубу. Его людей связали, и они стояли в сторонке, как стадо баранов. Он посмотрел на удаляющейся берег. Его дом и угодья исчезали вдали. Помощи нельзя было ждать ниоткуда.

— Что вам от меня нужно? - произнес он дрожащим голосом.

Веджанус подошел к нему. Их окружила группа пиратов.

— Хореон, — сказал он, — видишь вон тот берег, крайний справа?

— Это берег Аргоса.

— Да, Хореос. Полгода назад ты отказался там продать в рабство и приказал пытать и повесить девять моих друзей, которых взяли в плен при Саламине.

— Это неправда, — прошептал банкир.

— Нет, это правда! — сказал Веджанус. — Ты хвастался этим перед Хирамом, который собирался их купить. Тогда я поклялся отомстить и осуществить эту клятву, клянусь Зевсом!

Хореон побледнел, как выбеленный холст.

— Я дам тебе выкуп, — быстро сказал он, — очень большой выкуп. Я богат. Назови любую сумму.

— О да, я знаю, что ты богат. Я все знаю о каждом твоем поместье, Хореон.

— Я дам пятьдесят мин, я дам даже талант золотом.

— О боги! — Веджанус покачал головой. — Кровь моих друзей не оценивается никакими деньгами.

— Я дам талант и двадцать мин.., я дам полтора таланта.

— Не говори мне больше ничего, друг мой! Не разбивай мне сердце.

— Я дам вам два таланта…

— Помолчи, друг мой! Не разбивай мне сердце! — повторил свои слова Веджанус, одновременно прикрывая рот Хореон своей широкая ладонь. Он подержал ее так мгновение, как будто обнимая его. Затем внезапно сильно толкнул его и вышвырнул за борт корабля.

Раздался громкий крик и всплеск.

Огромная лысая голова на мгновение появилась над водой, но тут, же была унесена назад, после того как пятьдесят весел равномерно дернули на себя изо всех сил.

Вскоре голова исчезла в глубине.

Внезапно один из молодых пиратов, схватил Веджануса за руку.

— Что ты наделал, вожак? — сказал он.

Веджанус пристально посмотрел на него.

— Неужели ты, козопас, продал бы кровь своих братьев за два таланта?

— Да, я не об этом, — сказал пират, — но у него на шее была золотая цепь.

Веджанус рассмеялся и похлопал парня по плечу.

— Дурачок, — сказал он, — за кого ты принимаешь, меня, Веджануса?

И он вынул из кармана хитона красивую, поблескивающую золотом этрусскую цепь.

— Не волнуйся. Ничего ценного на Хореосе больше не осталось, кроме обделанной набедренной повязки.

Все пираты рассмеялись.