ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ





А как же Диосс и Эвклея? Они почти не видели, что случилось с Хореоном, потому что от него их отделяла группа пиратов. Они были больше удивленны скорее появлением Полиникоса и Меликла и все еще не могли понять того, что происходило вокруг них.


— Кто эти люди? — спросили они, указывая на пиратов.


— Это наши друзья, пираты.


— Наши друзья? И что они сорбираются с нами делать?


Полиникос улыбнулся: — Они сделают то, что вы пожелаете.


— Как это, Полиникос, о чём ты говоришь, и что ты вообще имеешь в виду?


— Это значит, что… вы все свободны, свободны… понимаешь?


— А моя мама и брат?


— Все, и Эвклея тоже!


Глаза девушки наполнились слезами. Она все еще не хотела верить своим ушам и своим собственным глазам, она боялась, что все это было какой-то ошибкой или даже сном.


Но она посмотрела на Полиникоса и увидела его взволнованное лицо, затем она посмотрела на Меликла, который спокойно и дружелюбно улыбался ей . Невозможно было больше сомневаться.


— Полиникос, я могу рассказать об этом своей матери?


— Конечно, ты должна сказать ей это прямо сейчас!


Эвклея быстро убежала. Диосс тоже хотел подняться, но не мог, так, как был все еще слаб и очень бледным.


Полиникос заметил это, опустился рядом с ним на колени и обнял его за голову.


— Софрониск, — крикнул он, — принеси, скорее, вино!


И Диосс увидел, как Рабдоем, могущественный сидонский вельможа, стоявший неподалеку в роскошных одеждах, послушно побежал за вином. У мальчика в глазах сначала мелькнуло большое удивление, затем страх, потом он все вдруг пошло так, как он решил, что либо это ему просто снится, либо он так ослаб от болезни, что весь мир перевернулся у него в глазах. И видя как сквозь туман большое, честное лицо Ксенона Эфесского, он старался собрать свои мысли, но не мог.


В эту минуту вошли его мать, Эвклея и братик, бледные, дрожащие и всхлипывая от плача, но в этот же момент финикийскомий вельможа принес вино и с Полиникос влил несколько капель в рот своему недавнему рабу.


Глаза Диосса прояснились. Однако видения не исчезали и он начал понимать что происходила на самом деле. Он с трудом поднялся на ноги. С одной стороны его держал Полиникос а с другой Эвклея.


— Куда они нас везут, куда мы плывем? — спросил он, наконец.


Полиникос указал на восток, где ласковое осеннее солнце уже высоко поднялось и отбрасывало серебряные лучи на волнующееся воды моря.


— Туда, — сказал он, — прямо к солнцу, к свободе, к Самосу, в Милет. Ты понимаешь, мальчик?


У Диосса в глазах вдруг все окончательно прояснилось.


— Я понимаю, — сказал он, — да, теперь я все понимаю.


Это стало видно по его лицу


Затем он притянул лицо Полиникоса к себе.


— Я вижу, — прошептал он ему на ухо, — что кто-то из вас наверное, волшебник!



А произошло все так:


Битва между пиратами и финикийским кораблем у острова Наксос окончилась, как и должна была закончиться при данных обстоятельствах. Когда подошла вторая барка Веджануса, у финикийцев не осталось никакой надежды на победу или спастись. Они это поняли и поэтому отказались от борьбы и сдались.


Финикийцы уже сложили оружие, когда к ним подошел милетский корабль. Битва была окончена. Морские пираты с большой радостью привели плененный корабль свою бухту. Милетцы бросили якорь рядом с ними. Калиас смотрел на это немного с беспокойством, как до него Ксенон, он никак не мог поверить в дружбу и привязанность к их необычным друзьям и все еще немного беспокоился за свою жизнь.


Но когда Веджанус, узнал, что сиракузец друг Меликла, и именно ему он обязан за те шесть мечей в Кноссе он не только замечательно его принял, но даже предоставил ему все, что тому было нужно. Он пригласил его на большой пир и попросил еще раз пересказал весь знаменитый инцидент в Кноссе. Калиас конечно, стал за столом главным гостем, и так как он был замечательным рассказчиком, его все с удовольствием слушали. Когда он рассказывал о том, как глупо выглядели спартанцы после побега галерников во главе с Веджанусом, все сидевшие за столом схватились за животы и покатывались от смеха.


Когда они за час выпили несколько кратеров финикийского вина (Калиас показал им, в какой бочке лучшее вино), сиракузец уже стал братался не только с Веджанусом, но и со всеми пиратами, и почувствовал себя как дома. Затем они начали думать, что делать дальше.


Основная цель милетцев не была достигнута. Действительно, у финикийцев, как и сказал Калиас, на корабле не было никаких важных лиц. Кроме только, Арубаса, неарха корабля, известного в Коринфе купца и приближенного Хирама, но он не был такой значительной личностью, чтобы за него можно было бы выменять своих друзей. Его допросили и забрали крупную сумму денег, предназначенную для покупки рабов. Однако милетцам от этого было мало радости.


У Арубаса они также нашли таблички письма, с длинным текстом Хирама, адресованное его самому лучшему другу Хореону.


Калиас и Софрониск хорошо знали финикийский язык и несколько раз прочитали таблицы, выискивая в них какие-нибудь сведения. В письме упоминалась Эвклея и несколько слов о неком Рабдоеме, сыне близкого знакомого Хирам из Сидона, который впервые отправлялся в такое путешествие. Калиас объяснил, что этот Рабдоем действительно плыл с ними на корабле, но он сошел в Галикарнасе и сказал, что приедет в Коринф позже. Однако в письме об этом не было сказано ни слова.


Когда Калиас прочитал все это, он на мгновение глубоко задумался и подождал, пока вино выветрится из его головы. Затем, когда она у него просветлела, он сказал:. — Клянусь Зевсом и сероглазой Афиной! Если бы я был моложе и если бы я не знали коринфян, я разыграл бы с ними такую дурацкую шутку, что Одиссей побледнел бы от зависти.


— Что бы ты сделал, Калиас? — спросил его Меликл.


— Я переоделся бы Рабдоемом, поплыл бы в Коринф и выкупил твоего Диосса, Эвклею и еще десяток других рабов.


— Как? Как бы ты это сделал? — удивился Полиникос.


— Довольно просто! У нас есть финикийский корабль, есть письмо от Хирама и есть деньги, а это главное. – сказал он, поглаживая свою краствую бороду


— Хорошо, но они тебя узнают, потому, что ты не финикийец.


— Ну и что? Ведь мне не обязательно быть самим Рабдоемом, я мог бы стать его помощником, греком на финикийской службе. Роль Рабдоема, мог бы, например, сыграть Софрониск, он вообще похож на финикийца.


Здесь он обратился к Софрониску:


— Прости, друг моего друга, но ты сам знаешь, что с таким лицом тебе бы не разрешили принять участие ни в каких Играх Эллады.


Софрониск не обиделся. Он думал о чем-то другом.


— Калиас, а это ведь отличная идея, — сказал он, — и ее стоит рассмотреть.


— Бесполезно, — сказал Меликл, — откуда нам взять финикийцев? Одного Софрониска недостаточно.


— У меня среди пиратов несколько финикийцев, — добавил Веджанус.


— А, они надежные люди?


— Надежнее не бывает.


— Но, несколько человек тоже недостаточно. Ведь весь экипаж должен быть полностью финикийским.


— Вовсе нет! — возразил Калиас. — Финикийцы очень часто нанимают стражу из греков или сирийцев. Они не доверяют своим, зная, что те трусы.


- А Арубас? - спросил Полиникос. — Ведь Хореон лично знает Арубаса.


— Это не страшно, Полиникос. Ведь Арубас мог быть ранен в бою с морскими разбойниками, и остаться лечиться в Пирее. Экипаж тоже может сделать вид, что изранен и обмотает головы повязками так, чтобы никто не мог отличить, кто грек, а кто финикиец.


Так постепенно рождался план действий. Жители Милета стали проявлять все больший энтузиазм. Глаза Веджануса тоже загорелись. Он тут же согласился со всеми и больше всех был воодушевлен этой идеей.


Но затем Калиас задумался и сказал: — Все это бесполезно, друзья.


— Почему?


— Потому что должен быть еще кто-то, кто будет всем этим заправлять, кто сможет умело беседовать с Хореоном, торговаться и ссориться с коринфянами, кто сможет выбирать товар. Софрониск конечно выглядит достойно, но есть вопрос, умеет ли он покупать рабов?


Софрониск покачал головой.


— Вот и все. И все же вряд ли Арубас был таким дураками, и не имел помощника, который занимался бы в его отсутствие этим вопросом, а? Нам обязательно надо найти какого-нибудь эксперт по рабам? Если коринфяне что-нибудь заподозрит, все потеряно. Надо будет торговаться по настоящему, думая о прибыли, не терять голову из-за мелочей и не лгать, насколько это возможно.


— Короче, тебе нужно стать этим самым экспертом, Калиас, — отметил. Меликл.


— Ну, конечно, мне и только мне, но я не могу пойти на торги, потому что все купцы Коринфа меня знают.


— Они что, действительно, так хорошо тебя знают, Калиас?


Калиас гордо просиял.


— Кто бы еще не знал во всем деловом мире Эллады мое самое благородное лицо и мою самую красивую бороду?


— И Хореон тебя тоже хорошо знает?


— Знает, но меньше других. Мы редко с ним сталкивались.


— Так оно и есть, — сказал Меликл. — Калиаса везде все знают.


Но тут в разговор вмешался Веджанус:


— Но, если дело только в этом, то за час его можно так разрисовать, что вы его не узнаете.


— Как?


— А, у меня здесь есть бывший раб-художник, который сбежал с театральной труппы и умеет так разрисовывать лица, так что родня мать их не узнает. Хотите попробовать, друзья?


Стоящие рядом пираты радостно кивнули. Одним из них был тот самый художник. Он шагнул вперед.


— Ну, что ты скажешь? — спросил Меликл.


— Художник здесь не нужен, — ответил пират. — Ему нужно просто сбрить бороду и подстричь кое-где. А вот здесь придется сбрить бороду и побрить голову.


— Что? — спросил Калиас.


— Сбрить бороду и побрить голову, — повторил пират-художник, — ну, и подбрить брови немного.


— Бороду голову и брови? Что ты говоришь, друг? — Калиас удивленно уставился на пирата.


— И ты говоришь, что они не узнают его? — с любопытством спросил Меликл.


— Не только они, но и родной сын его не узнает, — заявил пират-художник.


Калиас вздрогнул.


— Бороду, голову и брови. Мою бороду! Ты что, сумасшедший что ли?


Полиникос молитвенно сложил руки.


— Калиас..? — взмолился он.



Но Калиас покраснел от гнева.


— Мою бороду! — закричал он. — Ради Зевса и Афины, всех богов, всех, всех, всех… только не трогайте мою бороду!


— Но у нас нет другого выхода!


— Делайте все что хотите... Все, кроме этого…


— Ну, Калиас!


Калиас оглядел всех вокруг возмущенным взором. Он увидел десятки глаз, устремленных на его бороду со страшным вожделением. Внезапно он почувствовал себя жертвой каннибалов.


— Почему вы все смотрите на меня, как шакалы, а?


— Калиас, — сказал Софрониск с улыбкой, — зачем тебе борода? Твое благородное лицо не нуждается в украшении. Без нее твое лицо станет намного лучше, как божественный лик благородной Елены.


— Что? — спросил растерянный Калиас.


— Пожертвуй своей бородой ради нас, друг мой.


— Никогда! — Калиас широко выпрямился, нахмурившись на присутствующих, как будто готовясь отразить нападение. — Ради чего? — сказал он. — Я едва знаю этого вашего мальчишку из Коринфа, ни эту девушку, ни их мать. Зачем они мне нужны?


— Но ты знаешь меня и Полиникоса, — сказал Меликл.


— Да, я вас знаю и готов сделать для вас все, но бороду сбривать я не буду, даже из-под палки? Никогда!


— Калиас, я был готов отдать за тебя не только бороду, но и голову.


— Меликл, чего ты от меня хочешь? Ты хочешь, чтобы надо мной смеялись все Сиракузы, потому что моя жена не узнает меня, и выгонит из домам палкой, и что меня не узнает не только мой родной сын, но и его собака?


— Она снова у тебя отрастет, друг мой.


— Да? Через год? И все это время я буду выглядеть… как детская задница. Так что-ли?


— Ну, египтяне ходят так всю жизнь, — заметил Софрониск, — и никто не делает из этого трагедии.


— Тогда сам стань египтянином, если хочешь. Я не хочу им становиться. — Я жертвую всем: деньгами, временем, работой, даже головой, но становиться похожим на детскую задницу – ни за ято, ни за что на свете!


— Ну, здесь ничего не поделаешь, — сказал Меликл, — если ты не хочешь нам помочь, то придется обойтись без тебя.


— Это я не хочу вам помочь? А, кто вам подсказывает все идеи? О боги! Зачем вы навели меня на эту глупую мысль, … зачем я вовремя не прикусил язык! О боги! Мне легче умереть!


— Напротив. Идея была превосходной, Калиас, но если ты откажешься от нее, то не разделишь с нами, ни опасности, ни славы.


— Вы же погибнете без меня, как птенцы без матери. Хореос сожрет вас, как кровожадный паук.


— Значит, такова наша судьба! И без твоей помощи, Калиас, наша кровь падает на твою голова. Но ты не волнуйся. Никто из нас не проклянет тебя.


Калиас задрожал от гнева, отвернулся и долго сидел молча.


— Друг, — попытался заговорить с ним Меликл.


— Уйди, от меня змееныш! — прорычал Калиас. — А ведь, когда-то я этого змееныша выкупил за шестьдесят драхм.


Он нахмурился и задумался, печально склонив голову.


— Они отвернутся от меня меня и вышвырнут из дома, — тихо сказал он сам себе, — моя жена обломает не одну трость о мою голову.


Вдруг он встал, подошел к столу, налил себе хороший кубок вина, выпил, покраснел и вытер рот.


— Я готов, — наконец, сказал он. — Никто не сможет сказать, что Калиас не пожертвовал всем ради своих друзей. Давай, сбривай! — сказал он пирату-художнику. — Подходи и делай со мной все, что хочешь!


— Сейчас, сейчас? — подошли к нему Полиникос и Меликл.


— А, теперь начинайте, гадюки, змеи, скорпионы! Да, начинайте быстрее, пока я пьян. Если я буду трезвым, вы со мной ничего не сделаете, предатели!




Через час Калиас предстал перед ними, настолько изменившимся, как будто к нему прикоснулась. волшебница Кирке или как ее называли в Элладе Цирцея.


Его чисто выбритая голова блестела, брови и остатки волос оставшиеся по краям, слегка подкрасили и добавили чертам лица румяный цвет.


Когда экипаж его увидел, все зааплодировали.


— Калиас, — взволнованно позвали они его. — Это же не ты!


— Да, я не Калиас, — с достоинством ответила его ипостась. — Я Анакарбис, грек из Саиды в Нижнем Египте, советник и работорговец на службе у его величества, принца Хирама. А вы все какие-то отморозки. Ладно! А, теперь налейте вашему господину побольше вина!


Таким образом, самое большое препятствие было преодолено. Все остальное прошло гладко.




Экипаж был подобран частично из жителей Милета, частично из пиратов, особенно из финикийцев или, по крайней мере, напоминавших их по внешнему виду


Начальником охраны корабля стал Меликл, немного похожий на финикийца. У него было тщательно обвязанное лицо, как у Полиникоса, Ксенона и Коройбоса, то есть у всех тех, кто когда-то побывал в Коринфе.


Основными покупателями стали Рабдоем – Софронискос, Анакарбис – Калиас и один из помощников Веджануса, пожилой финикиец с выразительными чертами лица, который был выбран, для поддержки впечатления от финикийской внешности.



Гребцы финикийского корабля сразу же прониклись к Веджанусу доверием, особенно когда узнали, что он и сам когдв-то был рабом-галерником. Веджанус торжественно пообещал им, что немедленно освободит их и прикажет разбить наручники, когда они вернутся из вояжа, А пока он приказал их хорошо кормить и давать вино, и сам находился рядом с ними в качестве их смотрящего.


Все было готово к отплытию..


Осторожный Калиас даже взял у Арубаса письмо, которое, он будто бы написал в Пирее, что тот, находившийся в руках пиратов, и сделал без колебаний. Его оставили в живых и охраняли вместе с другими пленными финикийцами, на одном из многочисленных островков, служивших пиратам базами..


Меньше чем через сутки после захвата, финикийский корабль снова шел полным ходом на восток от Коринфа, как ни в чем не бывало. Только вместо Арубаса кораблем командовал Анакарбис.




Загрузка...