Три побега из Коринфа

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Утром на следующий день, когда мать Диосса собиралась на работу, перед ее домом появился отряд городских стражников. Командир стражников в нескольких словах объявил несчастным, какая судьба их ожидает.

Поначалу никто из них не мог понять, что на самом деле произошло, они не хотели и не могли поверить в такое бедствие, и не могли представить себе его размеров; затем безысходность и отчаяние охватило их.

Они не могли понять, как это так они вдруг стали рабами, что их дом уже это не их дом, мебель – не их мебель, кружки – не их кружки, и что ни дочь, ни сыновья уже не принадлежат матери, ни мать детям, что вдруг они перестали быть людьми и стали чьей-то собственностью, обыкновенной вещью, не более того.

Стражники поторопили их, и велели взять с собой только самое необходимое - немного одежды, и несколько мисок. Один из них, который был немного милосерднее других, начал их утешать,говоря им, что они фактически пока не являются рабами, так как по закону должник является лишь поручителем в своем лице и может быть заключен в тюрьму на срок не более одного месяца. В течение этого времени никого никому нельзя будет его продать, а когда долг оплатят, сразу же освобожден. Только после того, когда истечет злосчастный гарантийный срок, он станет официальным рабом кредитора.

— И насколько велик долг, который предстоит выплатить? — прошептали, сбитой с толку, губы матери.

— Триста драхм твой муж должен достойному Хореону. - ответил стражник. — Но твой дом был оценен в сто драхм и ты за двести, значит твой муж Дромеон должен будет выкупить тебе за двести драхм.

Мать судорожно рассмеялась.

— Мой муж, Дромеон должен выкупить меня за двести драхм, Дромеон выкупить меня! — повторяла она все тише и тише. Ее смех стал нарастать, и превратился в беспомощный, долгий вопль.

Начальник стражников был в замешательстве.

— Может быть, кто-нибудь другой заплатит за тебя двести драхм, может быть, какой-нибудь знакомый, родственник или друг.

Женщина покачала головой:

— У нас нет ни знакомых, ни родственников, ни друзей.

— А как же Полиникос! — почти крикнул доселе молчавший Диосс.

Мать снова разразилась пронзительным, неестественным смехом.

— О чем ты говоришь, Диосс, чужеземец заплатит за нас двести драхм, человек, который нас даже не знает, а мы даже не знаем, где он живет!

— Мама, он не оставит нас в беде, — прошептала Эвклея.

— Он спасет нас, — тепло добавил Диосс.

Мать больше ничего не говорила, только тихо, безнадежно и беспомощно плакала.

Стражники уже такого уже вволю насмотрелись. Они не раз уже возили людей в тюрьму и не были тронуты чужими слезами.

— Давайте детки! Быстро поднимайтесь и пошли отсюда! — нетерпеливо кричали они.

И они начали выталкивать из комнаты женщину, которая цеплялась за мебель.

Эвклея вышла одна, степенно ведя за руку плачущего младший брата. Диосс шел рядом с ней.

— Эвклея, — прошептал он со слезами на глазах, — эти милетцы, конечно, нас не оставят.

— Возможно, но откуда они узнают, что с нами случилось, — сказала Эвклея, — кто им скажет?

Диосс замолчал. Они вышли на задний двор. Впереди шли два стражника, двое сзади.

Диосс быстро и лихорадочно огляделся направо и налево. У входа на улица столпились пешеходы, сочувственно взиравшие на печальную процессию; только Терпнос, стоявший немного подальше, насмешливо улыбался.

Диосс затрясся, как в лихорадке.

— Мама и Эвклея — вдруг крикнул он пронзительным голосом. — Я спасу вас, я найду его, и спасу вас, я клянусь!

Он оттолкнул охранников, одним прыжком запрыгнул на кучу мусора, а оттуда на стену и побежал по каменному краю, не оглядываясь назад.

Два стражника бросились за ним, но один из них тут же свалился в середине толпы пешеходов, а другой побежал по улице вдоль стены. И тогда Диосс спрыгнул во двор, и прежде чем стражники успели до него добраться, через какое-то известное только ему отверстие он снова вылез на улицу, перебежал через нее, а затем в мгновение ока взобрался на стену сада Терпноса.

Когда толпа любопытных увидела его на стене, она даже зааплодировала. Будто снесенный ветром, мальчик тут же скрылся за забором. Оба стражника последовали за ним. Терпнос присоединился к ним третьим и быстро побежал к воротам своего дома.

Прежде чем стражники перелезли через стену и прежде чем Терпнос подбежал к воротам, Диосс успел сделать несколько десятков шагов и уже скрылся между хозяйственные постройки усадьбы Терпноса.

Но стражников это не беспокоило. У них все еще была надежд схватить мальчика, и его попытка сбежать казалась им совершенно тщетной. Сад Терпноса заканчивался с одной стороны утесом, обрывавшимся прямо в море, а с двух других сторон был отделен от города широким пустырем, чтобы днем никто не мог пройти мимо незамеченным. На такое обширном пустыре несколько взрослых легко могли бы обогнать маленького мальчика. А оба стражника, оставшиеся охранять остальных членов семьи Карии, спокойно ожидали, несомненно, предрешенного результата погони. Пока прошло всего несколько минут,четверть часа, потом полчаса, между зданиям сада Терпноса бегали охранники и его слуги, слышались крики и шум. А Диосс как будто под землю провалился. Над он не мог пробежать мимо поля, и он не мог пересечь скалу и спуститься к морю, так что он должен был быть где-то в в саду или на стройке. Охранники уже были в ярости и под руководством Терпноса тщательно обыскивали каждый уголок, заглядывали даже в комнаты мельника, хотя жена Терпноса и слуги утверждали, что сюда никто не входил.

Заглянули в подвалы, в конюшни и амбары, раздвинули желоба, они подбрасывали солому, осматривали одно за другим все деревья в саду. Все напрасно. Терпнос хотел было спустить на поиски собаку, но Аргос был в ярости при виде такого количества незнакомцев, что огрызался и бросался на ноги стражников, которые упросили мельника не спускать зверя с цепи.

После бесплодных поисков в течение часа стражники решили, что Диосс, возможно, воспользовался замешательством и выскочил обратно через улицу в сторону своего дома. И хотя пешеходы и соседи, все еще стоявшие у калитки сада Терпноса, уверяли, что дорогу никто не перебегал, стражники им не поверили, так как все в этой толпе скорее сочувствовали карийцам, чем мельнику.

Стражники еще раз обыскали дом и сад Терпноса, осмотрели и другие соседние дома, но всё тщетно. И,наконец, они сдались. Они утешали себя тем, что глупый мальчик не сегодня-завтра наверняка появится и сам попадает в их руки. Ведь ему некуда было бежать и в каждый отдаст его в их руки за награду. Поэтому они окружили троицу оставшейся семьи карийцев и поспешили в город.

Терпнос вернулся в дом, люди разошлись, и снова наступила тишина.

Тем временем Диосс, согнувшись, неподвижно преклонив колени, сидел в конуре Аргоса. Он даже не смел громко дышать. Он просидел так всю погоню, дрожа, как от высокой температуры. Он слышал, как усиленно его искали, он был уверен, что через некоторое время они его обнаружат, что одно только поведение собаки может выдать его укрытие.

И действительно, Аргос полностью потерял рассудок, когда Диосс налетел на него, влетев во двор и, не обращая внимания на радостный лай собаки, забрался в его конуру. Подобное было совершенно невообразимым в разуме острого собачьего ума Аргоса. Что кто-то осмелится занять его жилище, да еще это сделает его самый близкий, единственный друг, было совершенно непонятно собачьему уму и пес вообще не знал, что ему теперь делать. Он должен был радоваться, махать хвостом и сходить с ума от радости, или рычать, чтобы заставить этого странного мальчики покинуть его конуру, потому что такого не выдержит ни одна собака, которая хоть немного заботится о себе. Аргос попробовал и то и это, но ничего не помогло. Сквозь дыру в конуре он видел только красное, испуганное лицо мальчика, подававшего ему гневные и отчаянные знаки, успокоиться. Если бы кто-нибудь тогда обратил внимание на поведение Аргоса, то Диосс бы проиграл. Но в этот момент в сад ворвались стражники, и вбежал запыхавшийся Терпнос, во дворе стояла неописуемая суета, и Аргос будто сошел с ума. Он срывался с цепи, скулил,сердито огрызался и яростно лаял, насколько хватало его широкой груди и дыхания. Столько незнакомцев бегали туда-сюда между зданиями и кричали. Кричала и бегали - нервы собаки не выдерживали всего этого. В таких случаях, каждая собака на цепи, когда достаточно разозлится, уходит ненадолго в свою конуру, чтобы стряхнуть, как блох свое отвращение и презрение к миру, а затем со свежим пылом снова начинал лаять. А Аргос не мог сделать даже этого. Всякий раз, когда он обо всем забывал и просовывал голову в конуру, получал удар по носу и не мог даже ответить, потому что это был Диосс, его единственный любимый друг, и товарищ.

И он снова начинал лаять. По крайней мере, он понимал, что это был его собачий долг. И вдруг его бедную собачью голову осенила мысль, что незнакомцы были не просто незнакомцами, а это были враги Диосса. Эта мысль возбудил в нем всю ненависть, и Аргос превратился в единое черное дрожащее пламя ярости. Охранники старались держаться от него подальше и умоляли Терпноса не спускать этого черного зверя с цепи. Судя по тому, как Аргос выглядел в этот момент, неудивительно, что у него была репутация самой ужасной собаки в Коринфе.

Через час-второй шум стих, незнакомцы ушли, все вернулось в нормальное состояние, но Аргос не мог успокоиться. Он жадно бросался на еду и кидал быстрые взгляды на свою конуру. Ведь кто-то забрал же у него его жилище, и он также может отобрать и его чашу с едой. Все могло случиться.

Аргос, конечно, не укусит и не причинит вреда своему другу, но он точно также может потерять и свои собачьи лакомства. Что тут можно было поделать. Аргос со вздохом лег рядом со своей собачьей будкой, еще недавно принадлежавшей ему, и впервые услышал изнутри льстивый, нежный, знакомый голос, он вскакивает от радости, и снова его останавливает повелительный, приглушенный голос. Он снова в недоумении. Сегодня он ничего не понимает. Он ложится рядом с будкой с тяжелым вздохом, степенно сокрушаясь, что его жилище занято.

Тем временем Диосс тихо, как мышь сидел в сарае, и дрожал от страха, он не может понять, почему на странное поведение собаки никто не обратил внимание. Сколько раз он считал, что, все потеряно и уже ничего не могло его спасти.

Но прошли часы и ничего не происходило. Тишина! Как будто все успокоилось. Никто в доме толстяка мельника не обращал внимания на собаку, ведь никому в здравом уме не придет в голову осмелиться приблизиться к конуре Аргоса, не говоря уже о том, чтобы спрятаться в ней! Это было все равно, что залезть в львиное логово.

Так прошел день. С наступлением сумерек Диосс вышел из своего убежищ, быстро поцеловал добрую, беспокойную голову собаки, в несколько прыжков преодолел стену и исчез в темноте.