Через некоторое время Анакарбис снова возглавлял, правда, не корабль, а праздник. Его выбрали симпозиархом - руководителем праздника, который устраивал Веджанус.
Перед шатром Хореона на корабле собрались все участники вояжа и их гости с других пиратских кораблей. Милетцы вместе со всеми пили и ели шикарные блюда, которые с радостью готовили повар и рабы Хореоса для своих новых хозяев. Калиас следит за тем, чтобы все было в порядке, как и положено, он то и дело нахваливал хороший вкус богача.
— О, боги, — говорит он, — как жаль, что вы его казнили! Но эта змея знала толк в вещах. По крайней мере, чего стоит один только повар. Какие вина, какие соусы, какие острые приправы он он умеет делать! Да такого повара нельзя ни продавать, ни отпускать, из него надо сделать пирата…
И тут вдруг сиракузец стал серьезным, покачал головой и сказал: — Я говорил и сейчас скажу, что было глупо убивать этого мошенника. Какой вред он причинил бы вам, если бы остался жив? Если бы я знал, Веджанус, что ты хотел с ним сделать, я бы этого никогда не допустил!
— Почему?
— Потому что… в нашей божественной Элладе, знаешь ли, есть три типа людей: одни, которых можно безнаказанно грабить и никому нет дела до них, другие, с которых тоже можно сдирать кожу, но аккуратно и при этом использовать все правила приличия, и третьи, которых лучше вообще не трогать. Хореон относился к одним из последних.
— Мёртвая бешеная собака не кусается, — сказал Веджанус.
— Ты ошибаешься, вожак, у Хореона есть родственники, еще более влиятельные и более могущественные, чем он сам. Они никогда не забудут этого и у них длинные руки, которые далеко простираются. Тебе, Веджанус, все равно, ведь на тебя, как на волка, давно охотятся, а нам что делать?! Защити нас, о мудрая Афина, и сделай так, чтобы о нашем участие в этом деле никогда не узнали власти городов где мы будем появляться. Особенно это относится к милетцам, хотя они совершили подвиг, достойных песен Гомера. Но, больше всего мне жаль, что я не смогу ничего никому рассказать об этих великих делах, мне придется терпеть и держать рот на замке. И ты, Веджанус,никогда нигде не упоминай наши имена и вообще забудь о нас.
— Хорошо, — сказал Веджанус, — я никому ничего не скажу о вас, пока я свободен. А, умру я, клянусь тебе Зевсом, только свободным!
Потом заговорили о самом главном для пиратов, о разделе захваченной добычи.
Добыча была богатой. Помимо огромной суммы денег, предназначенных для покупки рабов, которых Калиас использовал для выкупа очень мало, в добычу вошли сами купленные рабы и команда финикийцев под предводительством Арубаса, захваченная у острова Накос за которых собирались получить выкуп, рабы Хореоса и, наконец, что самое главное, сам корабль.
Этот корабль был построен из лучшего дерева лучшими судовыми мастерами Финикии. Это было самое главное их сокровище.
Итак, они приступили к разделу. И здесь произошел определенный сюрприз.
Калиас, некоторые милетцы и пираты ожидали, что Меликл не примет участияв разделе добычи, которая им досталась. Однако, молодой милетец после консультации с Полиникосом попросил свою долю, причем довольно точно указывал, чего он хочет. И здесь их ждал еще один большой сюрприз. Меликл не просил ничего, кроме того, чтобы ему пре доставили пленников, которых купил Калиас. Веджанус согласился на все это, не высказав ни слова против.
— Что ты собираешься делать с рабами? — спросил он его.
— Я дам им свободу при условии, что они пойдут с нами в наше поселение в Эвксинском море.
— Значит, ты не забыл о своем плане? — спросил Ксенон.
— Напротив, с каждым часом я думаю о нем все больше и больше.
— Ты поступаешь правильно, — сказал Софрониск, — клянусь Зевсом, ты поступаешь правильно. После того, что произошло, нам в Милете может стать жарко.
— Что ты имеешь в виду, Софрониск? Ты чем-то обеспокоен?
—Да. Наверняка, нам придется на время исчезнуть с глаз людей: Полиникосу, Меликлу и мне.
— А, тебе, Софрониск зачем?
— Да мне! Клянусь хромым Гефестом, мне теперь нельзя безнаказанно показываться толпам коринфян так, как они запомнили меня как солидного финикийского вельможу. Я ведь не могу сбрить бороду, как Калиас. Меня теперь многие узнают.
— Присоединяйся к нам, — шутливо сказали пираты.
Но Веджанус, молча, смотрел на них как-то серьезно и задумчиво.
— Ты странный человек, Милетец, — тихо сказал он Меликлу.
— Почему?
— Ты собираешься освободить этих пленников, чтобы заселить ими какое-то поселение в Эвксинском море?
Меликл кивнул и некоторое время молчал.
— Я говорил тебе, Веджанус, — сказал он, наконец, — что когда-то я сам был рабом.
— Я тоже, — проворчал пират.
— Они, ведь, тоже должны были разделить судьбу Эвклии и Диосса.
Веджанус расправил плечи, потягиваясь руками, как будто устал.
— Делай, что хочешь, — сказал он. — Собираешься сообщить это, этим рабам, прямо сейчас?
— Пусть карийцы сами им скажут.
Они так и сделали. Они все вместе вышли на палубу: Диосс, его мать, Эвклея, Полиникос, Меликл, Софрониск и Ксенон.
Калиас и Веджанусс остались сидеть за пиршеским столом.
Калиас удовлетворенно хлопнул в ладоши.
— Пятьдесят рабов, — сказал он, — это уже собственность. Он, конечно, правильный парень, Меликл. Но иногда я не понимаю, что он творит.
Веджанус ответил только спустя некоторое время.
— Однако мне, кажется, я стал понимать его все больше и больше.
Праздник длился долго. Веселье милетцев и пиратов было в самом разгаре.
Все друг другу показывали, на что они способны: Диликон свою силу, Демодокл стрельбу из лука; правда, у них обоих как-то не сложилось, потому что они много выпили, и у них дрожали ноги. Вино Хореона, хотя его сначала было много, в конце концов, все выпили. Когда им не удалось пригласить Эвклею и ее мать, они с триумфом внесли, по крайней мере, Диосса как главного героя дня.
Мальчик был счастлив и весел, но опьянел молниеносно, в связи с событиями последних часов. Он отвечал мало, а все больше слушал и быстро устал от криков, разносившихся в его честь. Все это гудело у него в голове, поэтому он положил голову на грудь Полиникоса и заснул.
Полиникос сидел гордо, удовлетворенно и неподвижно, так чтобы не разбудить мальчика неловким движением. Пировавшие поддразнивали его и желали, чтобы когда-нибудь его сын стал похож на этого мальчика, когда заметили необычайное сходство Диосса и Эвклии. Шутки и смех раздавались все чаще и чаще.
Наконец Веджанус, который был уже изрядно пьян, разбудил Диоса и захотел наградить его каким-нибудь подарком. Он стал настойчиво спрашивать: — Скажи мне, паршивец, чего ты хочешь, скажи, не бойся. Я все могу сделать для тебя. Только скажи!
Диосс проснулся и почувствовал себя получше, но долгое время не мог ответить.
Он растерялся перед этими красными, от смеха и вина воспаленными лицами. Наконец, он наклонился к Полиникосу и что-то прошептал ему на ухо.
— Что он тебе сказал? — спросил Веджанус.
Полиникос рассмеялся.
— Ему нужны четыре драхмы, чтобы выкупить собаку!
— Какую собаку?
Веджанус вспомнил рассказ мальчика о том, что он пережил в мегарианских леса и пришел в восторг.
— Клянусь Гермесом, я же обещаю тебе, паршивец, что я тебе доставлю этого твоего пса Аргоса!
Его зовут Аргос, не так ли?
— Аргосами здесь зовут каждую вторую собаку, — сказал кто-то.
— Слава Аргосу! — воскликнул Калиас.
Софрониск, уже заснувший, проснулся.
— О чем вы? Кто такой Аргос, Калиас?
— Я не знаю, но давай выпьем за его здоровье.
Веджанус наклонился к лицу Диосса.
— Что еще тебе нужно, паршивец, что еще? Говори!
— Отдай ему флейту, — начали кричать пираты.
Веджанус махнул рукой.
— Ладно, флейта - это мелочь. Никто на ней здесь не играет. Но что еще ты хочешь: золотую цепочку, серьги или кольцо?
Диосс проигнорировал эти слова. Он их даже не слышал их. Его глаза сияли.
— У меня есть флейта и Аргос, правда?
— Действительно, малыш. Но, чего ты еще хочешь? Говори! Не волнуйся!
Диосс поднял руки. Он был в замешательстве.
— Кажется, мне больше ничего не нужно, — робко сказал он.
— Глупый малыш! — проворчал Калиас, который, несмотря на то, что был пьян, всегда рассуждал трезво. — Не обращайте внимания на то, что он говорит. Дай ему то, что хочешь, неарх! — Затем он поднял кубок: — Да здравствует Аргос, — повторил он еще раз.
— Аргос, — прошептал Диосс, улыбаясь и полу-ошеломленный. Полиникос заметил, что мальчик совершенно измотан, и впадает в сон, как в обморок. Поэтому он взял его на руки и отнес к матери, как однажды в доме карийки на перешейке.
За его спиной раздались аплодисменты.
— Ты здорово смотришься с ребенком на руках! — закричали они.
— Через год он обязательно родит кого-нибудь еще!
Звонкий голос Калиоса заглушил всех.
— Да здравствует флейта! — воскликнул он, поднимая кубок.