Три побега из Коринфа

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Диосс лежал в темнице казармы портовой охраны. Он лежал долгими часами и днями беспомощный и без сознания, не помня и не понимая, что с ним произошло. По приказанию офицера к нему иногда заходил стражник и приносил кувшин с водой. Мальчик жадно пил воду, которую ему наливали в рот, бросив остекленевший, рассеянный взгляд на стражника, и сразу же засыпал или впадал в лихорадочный обморок. Так проходили дни. Потихоньку, очень медленно он начал приходить в сознание.

Пожилой офицер несколько раз навещал его. Он приказал, чтобы ему принесли еду и помогли поесть, потому что у мальчика была сломана рука и он не мог ее ни подняться, ни подтолкнуть ей к себе чашу. При каждом движении он стонал и дрожал от боли, из-за сломанного ребра, которое не позволяло ему сидеть или переворачиваться в постели, он тяжело дышал. Он высох и похудел словно тростина, а на его лице виднелись только черные и грустные, лихорадочно горевшие глаза. Однажды офицер пытался поговорить с ним, но Диосс ничего ему не ответил. Он или не мог, или не хотел говорить. Он просто отвел глаза в молчаливом упреке или отчаяние по отношению к нему. Офицер поморгал глазами, постоял немного и ушел, нахмурившись.

— Какой-то странный мальчик, — сказал он своим стражникам.

Диосс не знал и никогда не узнает, чем он обязан этому человеку. Речь шла не только о воде и еде, без которых ему пришлось бы быть несчастным и несчастным. бросил умирать. Возможно, даже сами солдаты, которые при первой вспышке гнева они отнеслись к мальчику довольно равнодушно привязанность.

Пожилой офицер по имени Антенион оказал своему маленькому пленнику гораздо большую услугу - он спас его от смерти, от страшной смерти. Через несколько дней после заключения Диосса местные городские стражники пришли к офицеру и потребовали передать им пленника. По строгому закону Городского Совета этот заключенный считался злостным поджигателем, восставшим против властей и стремившимся уничтожить сторожевой корабль, и должен был быть приговорен к смертной казни через распятие. Этого требовали местные власти.

Офицер не согласился экстрадировать Диосса, но обратился вместе с городскими посланниками к своему господину, достойному Даматриону, владельцу горящего корабля. В то время как в Коринфе так и в других греческих городах было обычным делом, чтобы все военные галеры и сторожевые корабли строились, покупались и поддерживаются отдельными гражданами.

Этими гражданами были. конечно же, самые богатые и влиятельные граждане города. Городсеой Совет оплачивал им услуги по постройке и содержанию кораблей определенными привилегиями, такими как право на добычу меди, сбор таможенных пошлин или перевозкой грузов по некоторым особо важным маршрутам.

И таким вельможей и купцом был Даматрион, на котором лежала обязанность поддерживать два сторожевых корабля с экипажем в Истмийском порту о которых он должен был заботиться и седить за вооружением и надлежащем состояние этих судов. То, что он за это получал от государства, стоило гораздо больше, что он расходовал, но никто не возражал, потому что таков был обычай.

Даматрион был широко известен в Коринфе, как один из самых скупых и жадных людей. Когда-то он занимал высокий пост в Городском Совете, но он быстро потерял его, когда поняли, что он слишком открыто заботится только о своем кармане.

С годами его жадность усилилась еще больше. В то же время в нем вспыхнула страсть, которой он посвящал все свое время и все заработанные деньги. Это были лошади, а, вернее, это были гонки на колесницах на ипподроме, и достойный Даматрион мечтал, чтобы лошади его конюшни заняли все лавры в обще-эллинских соревнованиях. Это была самая главная и единственная цель в его жизни.

Пожилой офицер знал об алчности и всех слабостях своего хозяина и знал, как ими пользоваться.

Поэтому, когда он пришел к нему немного раньше городских стражников, он предложил ему кое-что изменить в судьбе Диосса: — Чей корабль этот мальчик уничтожил? Даматриона! Кто должен будет заплатить за ремонт? Только не город, потому от города ничего не дождешься хорошего! ... Ну, тогда только семья поджигателя или он сам. Если он исцелит мальчика, — продолжал офицер, — тогда можно будет его продать, и хорошо продать, потому что мальчик музыкант, флейтист, и за него можно будет получить шестьдесят или даже семьдесят драхм. Таким образом можно будет покрыть расходы, связанные с ремонтом корабля, а если мы передадим поджигателя городским стражникам, все развалится . Учтите также, господин, какого прекрасного мальчишку, где вы еще сможете купить за шестьдесят драхм.

Даматриону это сразу же понравилось: — Сколько будет стоить ремонт корабля? — спросил он, как ни в чем не бывало.

— Пятьдесят драхм.

— Хорошо, тогда нужно будет сказать Городскому Совету, он стоит что сто пятьдесят драхм. Разве это не так? Разве ремонт не может стоить сто пятьдесят драхм?

Офицер быстро согласился.

— Если я потерял огромную сумму в сто пятьдесят драхм, как я могу отказаться от пленника, цена которого как раба может принести мне доход, по крайней мере, покрыть часть нанесенного ущерба.

Больше говорить было не о чем. Такой ответ получили городские стражники. Они сообщили об этом Городскому Совету. Но, на этом дело не закончилось.

Власти сообщили Даматриону, что если он захочет кого-нибудь найти для оплаты своих расходов, то семья поджигателя - его мать и брат все еще находятся в тюрьме; эти люди теперь никому не принадлежат, потому что они были выкуплены, поэтому Даматрион может забрать и продать их для погашения своих расходов.

Однако Диосса он должен передать стражникам из-за чувства праведной мести, так как большая часть горожан требует этого. Даматрион был необычайно доволен этим ответом. Он сразу же отдал приказание вывести несчастного карийцев из темницы, и безжалостно присоединил их к группе своих рабов, но... но он все же не передал Диосса стражникам. Он позвал Антениона и посоветовавшись с ним, ответил, что расходы на ремонт корабля все равно намного выше, чем первоначально ожидались, и что они составляют сто восемьдесят драхм и что старая мать и ее маленький сын вместе с ней не составят и половины этой цены, так что Диосса он отдаст только в том случае, если город заплатит ему за него. В противном случае он отказывается, потому что Даматрион пострадавшая сторона, и кроме того он и так много жертвует на благо известного города.

И снова вопрос не был решен. Достойные коринфские аристократы, движимые благородным желанием наказать поджигателя и дешево предоставить народу захватывающее зрелище, не собирались так легко отступать от своих намерений. Их возмутила алчность Даматриона, но внезапно их просьбу поддержал другой торговый магнат, Хореон.

Знаменитый богач, наконец, вернулся из поездки и сразу же же узнал о смерти Терпноса и обо всей история с Полиникосом. Он пришел в ярость. Мысль о том, что ненавистный противник во второй раз выскользнул из его рук, не давала ему покоя. Если он не мог поразить своего недруга, то он захотел, хотя бы наказать его друга, это было понятно. Поэтому без колебаний он встал на сторону Городского Совета и поддержал их просьбу.

Даматрион был поражен. Он боялся Хореона больше, чем всего Городского Совета вместе взятого. Однако он все еще не сдавался. Жадность не позволяла ему этого сделать.

Он не отказывался прямо, а решил затянуть дело. Он знал, что через несколько дней прибудет первые финикийский невольничий корабль. Он решил подождать их прибытия и продать Диосса финикийцам.

Тогда пусть почтенные городские власти ищут своего злостного поджигателя на финикийских рынках, а у него, у Даматриона, останутся деньги, и их у него больше никто не заберет. Он продаст не только Диосса, но и всех крийцев, чтобы на них больше никто не претендовал, и, наконец, все успокоятся. Так решил благородный Даматрион и терпеливо ждал. Диосс даже не догадывался о том, что ему грозила смерть, и что она все время нависала над ним, о спорах, происходивших между вельможами города и интригах, целью которых была его бедная голова.

Даже если бы он и знал об этом, это наверняка никак бы на него не повлияло бы. Ему было все равно. Он проводил дни, сидя или лежа, глядя в одну точку, он почти ничего не ел, даже не смотрел на стражников, которые приносили ему еду, он их вообще не замечал. Офицер, который время от времени приходил к нему, уже подумал, что мальчик так и не пришел в сознание, от нечеловеческих пыток или потерял рассудок из-за несчастий, обрушившихся на него. Но он все равно хотел сломить безразличие ребенка и однажды сказал, что его мать привезли в дом Даматриона. Диосс посмотрел на него, и из его, молчавшего до сего момента, рта вырвался первый вопрос:

— Могу ли я ее увидеть?

Офицер покачал головой.

Тогда мальчик закрыл глаза, отвернулся и снова впал в безучастность. Никакие слова, никакие вопросы не могли вывести его из этого состояния.

Через несколько дней офицер пришел снова. Он понял, что весь план хозяина продать пленника финикийцам провалится, если тот будет болеть и вести себя так, как сейчас. Ни один вменяемый торговец он не купит раба, который не может не только нормально стоять, но и говорить и подумает, что у него со ртом не все в порядке. Пожилой человек, решив стряхнуть мальчика, заставить его принять пищу и вернуть к жизни, рассказал ему все и пригрозил, что если финикийцы его не купят, то он непременно будет передан городу и приговорен к жестокой смерти. Он уговаривал его как мог. Говорил, что ему надо встать, поесть и окрепнуть. Диосс слушал его слова спокойно, ничего не отвечал, даже не дрожал, а просто пристально смотрел стекленевшим взором, как будто все это говорили не с ему . Офицер отказался от дальнейших попыток. Ему это все надоело.

Когда он выходил из темницы, он только сказал Диоссу, что финикийцы непременно купят его мать брата. А могли бы купить и его, Диосса, и тогда они вместе окажутся на корабле, и, может быть, тогда финикийцы согласятся, не разделять всю его семью.

Поначалу Диосс ничего не сказал по этому поводу, а просто долго смотрел на пожилого человека. Внезапно на его глаза накатились две большие слезы и они медленно стали стекать по его изможденному лицу.

— Я постараюсь, господин, — сказал он едва слышным голосом.