Тропой памяти

Глава 10

Комендант Минас-Моргула, дун-дзаннарт-арк-кхан Гуфхат-Будух спокойно восседал в личном кабинете на толстой циновке перед низким столиком, более всего похожим на широкую скамейку или поднос о двух ножках. Поверх были разложены письменные принадлежности, несколько свитков и стопка чистого пергамента, для ровности прижатая сверху пиалой желтой глины с остывшим травяным отваром. Не отвлекаясь от чтения, Гуфхат-Будух периодически прихлебывал чай. Гхул-кхан[36] был спокоен, нетороплив и практически счастлив: сегодняшней ночью решилась одна из двух мучавших его проблем. Все прошло так, как было задумано, виновный, а точнее, крайний, в срыве разведоперации найден, так что пошатнувшийся было авторитет Гуфхат-Будуха потихоньку восстанавливался. О второй проблеме, необходимость решения которой нависала над головой подобно лезвию й’танга, комендант покамест предпочитал не вспоминать: тем более, что дел накопилось предостаточно. К примеру, за час до заката в крепость пришли обозы с продовольствием и таингуром, а дотошные счетоводы и писари до полудня уже успели составить реестр подлежащего дальнейшему распределению довольствия. Гуфхат-Будух преспокойно разбирал пергаменты с бесконечными списками и ставил на них свою подпись, как вдруг…

Распахнувшаяся с треском дверь явила его изумленному и слегка испуганному взору донельзя мрачного бритоголового иртха в пластинчатом доспехе и дорожном плаще. В первое мгновение комендант не успел сообразить, откуда ему знакома эта загорелая физиономия с тройным шрамом через бровь.

— Хасса, гхул-кхан! — пришелец быстрым шагом пересек комнату. Гуфхат-Будух начал было поспешно вставать, но, сообразив, что перед ним всего-навсего сотник пограничной стражи, опомнился и плюхнулся обратно на примятую циновку. Замешательство его немедля уступило место раздражению и праведному гневу.

— Эт. это что еще за новости?! — он с силой хлопнул кипой пергаментов о столик. — Вы что себе позволяете, а? Без доклада, без позволения… в чайхане что ли?!

— Виноват! — Шаграт кивнул и щелкнул каблуками, выбрасывая руку вверх. Представился.

— Ну и? — на коменданта личность гостя не произвела ровным счетом никакого впечатления. Ну, Шаграт и Шаграт… мало ли Шагратов… Тон Гуфхат-Будуха по-прежнему оставался сварлив и раздражителен. Однако бритоголовый гость, будто не замечая дурного настроения, преспокойно уселся напротив, хотя ему никто не предлагал.

— В крепости находится моя племянница, Шара из клана Желтой Совы. От ее командира дзаннарт-кхана Тхаруга мне стало известно, что ее по какому-то дурацкому обвинению заключили под стражу. Приказ исходил от… — и когтистый палец ткнул в сторону коменданта.

— Ну и? — еще более недовольно повторил тот.

Шаграт нехорошо прищурился, и тройной шрам, словно живя собственной жизнью, запульсировал на загорелой коже.

— Я хочу знать, какого хрена ты это сделал — раздельно и с плохо скрываемой угрозой произнес Шаргат.

Бедный гхул-кхан аж воздухом поперхнулся.

— Что? Да… да… я вообще не обязан перед вами отчитываться! — он с размаху стукнул кулаком по письменному столику, да так, что кисточка, описав красивую дугу, хлопнулась на пол. — Наркунгур меня задери, да кто вас вообще сюда впустил?! Караул! Сию же минуту вывести его вон!!!

— Не ори, — поморщился молодой сотник. — Сам я впустился… И караул здесь не при чем, я его кхм… сменил. На свой! — ухмыльнулся он, наклоняясь ближе. — Просто чтобы никто не мешал.

Гуфхат-Будух почувствовал себя припертым к стенке.

— Это… это неслыханно… Да я… Я Назгулам скажу, и ты у меня на рудниках будешь караулы менять, понял?!

— Ах ты, даже на рудниках? — уважительно протянул Шаграт. — Да я с радостью! Только ты сначала на мой собачий пост другого кандидата найди! Сам с Шелоб в обнимку станешь ходить, а, гхул-кхан?

Комендант опасливо отодвинулся. В свое время, когда бывший участник харадской мясорубки только-только объявился в Паучьем Жале, Гуфхат-Будуха неоднократно предупреждали касательно этой личности. В числе прочего сказано было, что крепко стукнутый умбарским топором по черепу сотник легко впадает в ярость и становится совершенно неуправляем. Тогда, Гуфхат-Будух, разумеется, справедливо рассудил, что ему с таким чудом общаться не придется. Теперь же настало время оценить всю глубину собственных заблуждений на этот счет.

Пока гхул-кхан отчаянно соображал, что можно предпринять, и на всякий случай прикидывал в уме расстояние до парадного й’танга на драгоценной деревянной подставке, на смуглом лице его оппонента также отражалась напряженная работа мысли, словно что-то не давало ему покоя.

— Гул-кхан… — наконец, вымолвил Шаграт, — А при чем здесь вообще Зрачки Всевидящего Ока? С каких пор они следят за делами, не содержащими никакой государственной тайны, а?

— Зрачками они зовутся именно потому, — важно начал Гуфхат-Будух в излюбленном тоне покровительственной беседы, — что дело их — следить за всеми и вся. Поэтому все принимаемые решения, все происшествия и их последтвия так или иначе проходят через уллах-тхар’ ай…

— Угу, — его собеседник понимающе кивнул бритой головой. — То есть девчонку тоже станут допрашивать они?

— Безусловно. Как видишь, ты ничего не сможешь изменить.

— Ну отчего же? — черные с искрой, широко расставленные глаза Шаграта смотрели спокойно, и даже будто бы с легким сочувствием. — Это ты ничего не сможешь изменить. Ну, поговорят с ней Уллах-тхар’ай… а дальше? Что ты в итоге получишь? Окончательно свихнувшуюся девицу, вроде тех, что до конца жизни заикаются и сапоги на уши надевают? Умалишенную к делу не пришьешь, был крайний, да вышел. А ты так и останешься стоять там, куда сам себя загнал — в дерьме по колено. Подумай! Неужели сам, без Назгулов не в состоянии разобраться? Не достала тебя еще вся эта кодла?

Гуфхат-Будух бросил тоскливый взор в сторону подставки с оружием. Не успеть… Вот ведь вцепился, клещ полоумный… и вон не вышвырнешь. Подстраховался со всех сторон. Однако упоминание о Назгулах все-таки задело коменданта куда сильнее, нежели он старался показать. Мысли его волей-неволей потекли в ином направлении. О том, насколько мнящего себя центром мироздания Гуфхат-Будуха раздражала необходимость вечно плясать под дудку тайной стражи, говорить не приходилось. Итак…

— У меня есть одно предложение, — продолжил свои речи незваный пришелец, чем, кстати, поверг в смятение начавшего было строить планы Гуфхат-Будуха. У него даже мелькнула диковатая мысль, не владеет ли его собеседник даром вроде назгульего.

— … хочешь, я тебе подскажу, как можно совершенно законным образом наказать струсившего в бою, и при этом избежать вмешательства уллах-тхар’ай?

Комендант молчал.

— У меня тут на заставе недавно случай приключился скверный, — неожиданно сообщил Шаграт, глядя куда-то в сторону. — Хороший был парень, стрелок просто отличный, наш тоже, из Кундуза. А с нашей… кхм, репутацией, замену хрен найдешь: никто не отдаст просто. Дальше объяснять? — еле заметно ухмыльнулся начальник Кирит-Унгольской погранзаставы.

— У тебя на самом деле кто-то погиб? — подозрительно сощурился Гуфхат-Будух.

— Да, — честно ответил Шаграт. — Анхур-кхан Таглук, бляха 18–98/ арк-шан. Не веришь, могу показать…

— Как это случилось? — проклиная положение, обязывающее задавать никому не нужные вопросы, осведомился дун-дзаннарт-арк-кхан Гуфхат-Будух.

— Со стены сорвался.

— Сам сорвался хоть?

— М-м… почти. — ушел от ответа Шаграт. — Да вы не сомневайтесь, гхул-кхан, — он аккуратно отвернул раструб необъятной перчатки и извлек оттуда свернутый в трубочку пергамент. — Здесь все сказано.

Свиток лег на столик поверх своих пергаментных собратьев. Глаза Гуфхат-Будуха недоверчиво пробежали по строкам.

— «Прошу выделить для замены единицу соответствующей специальности» — последнее предложение комендант пробормотал себе под нос, и, оторвав взгляд от пергамента, устремил его на невозмутимо ожидающего сотника пограничной стражи. После чего взял кисточку, макнул ее в тушь и, отступив несколько вниз от последней строки, быстро набросал ответ. Поставил подпись. Порывшись в ящике, достал оттуда чистый лист, начертал на нем одну-единственную фразу и хлопнул печать.

— На! — он протянул Шаграту свернутые вместе оба листка. — Который с печатью, покажешь охране. Как спустишься в подвал, по коридору налево. Первая же дверь… Да и… идите уже! Идите…

— Благодарю… — поклонился Шаграт, убирая в перчатку спасительные пергаменты, после чего встал и направился к выходу.

— И чтоб это было в первый и последний раз! — грозно крикнул вослед Гуфхат-Будух. — А то ишь, взяли привычку, понимаешь!

Но дзаннарт-кхан Шаграт очень торопился, поэтому нравоучений коменданта уже не услышал.

Впавшая в тяжелую полудрему лучница не сразу сообразила, что гулкий металлический звук не может быть ни чем иным кроме лязга засова. Она вздрогнула, заметалась взглядом по темной камере, нашла Рагдуфа.

— Пришли… — выдохнула она, беспомощно озираясь. — Пришли, слышишь? Эй, Рагдуф! Слышишь меня?

В темноте блеснули белки приоткрывшихся глаз. С трудом подавив зевок, та’ай-хирг-кхан равнодушно произнес:

— А… так это за тобой пришли-то…

— Почему? — глаза Шары от ужаса стали еще шире.

— Потому что мне полтора нах-харума дали на размышления. Срок не вышел еще…

Дверь приоткрылась, за ней раздались какие-то голоса, из-за эха больше похожие на нечленораздельную мешанину звуков. Шара пискнула и полезла прятаться картографу под локоть.

— Ты че? — он обалдело отодвинулся.

— Спрячь меня… спрячь, а, куда-нибудь… — скулила она, и губы ее прыгали от страха. Встреча с уллах-тхар’ай означала холодную и долгую смерть… В памяти снова всплыла встреча на перекрестье Унгол-Науру и Отвратного тракта: живая пустота под черным капюшоном и всевидящие глазницы. Что она там: пожалела его тогда? Ду-ура… сама же открылась, бесполезно надеяться, что он забыл.

— Хэй! Ээй! На выход!

В освещенном прямоугольнике дверного проема вырисовывался темный силуэт высокой фигуры в плаще.

— Я кому сказал «на выход», пхут-тха?! Оглохла что ли?

Рагдуф скривился сочувственно, «давай, мол, иди уже» и несильно подтолкнул сокамерницу локтем. Та поднялась и проваливающимися шагами, на затекших от долгого сидения ногах побрела к выходу. Резкая смена освещения мешала разглядеть того, кто стоял сейчас на пороге камеры.

— Давай живее, шевели коленками, — прикрикнул странно знакомый голос, и наряду с раздражением Шаре послышалась в нем беззлобная насмешка. Щурясь и смахивая слезы, выступившие от яркого света факелов, лучница задрала голову на уровень лица пришельца… Бритый череп с кисточкой шарух на темени, тройной рубец через бровь…въевшийся запах кожаных ремней и крепкого табака…

— Шаграт-аба?! — выдохнула она, все еще не веря глупой шальной удаче.

— Тихо… — оборвал Шаграт, на корню пресекая намерение племянницы повиснуть на шее. — Лицом к стене. Так… Эй, ты, запирай давай! — проворчал он стражнику.

Загремели ключи, лязгнул, вставая на свое место засов. Все это время Шара послушно пялилась в стенку.

— Что стоим, кого ждем? — рука в толстой перчатке легла лучнице на плечо и легко развернула вокруг оси. — Пошли.

— Куда? — пискнула девушка, явно одурев от такой молниеносной смены событий, касающихся собственной судьбы.

— Прямо, потом направо, — последовал насмешливо-исчерпывающий ответ.

В сопровождении непременного конвоира они миновали знакомый уже коридор с факелами, свернули в основной коридор и проследовали мимо многочисленных закрытых дверей служебных и хозяйственных помещений. Молодой сотник шагал легко, пружинисто, и так быстро, что лучнице, всегда гордившейся скоростью шага, приходилось чуть ли не бежать за ним. Задержались они только возле покоев Тхаруга. Слухи в Минас Моргуле распространяются быстро, и бывший командир Шары уже знал о неожиданном изменении решения, поэтому уже успел получить обратно со склада сданные туда несколько часов назад анхур, храг и даже перевязь недавней узницы. Наскоро распрощавшись с Тхаругом (что-то не о чем особенно было говорить после столь скверной истории, да и желания никакого не наблюдалось), Шаграт и его племянница покинули негостеприимное здание.

У дверей молча ожидали четверо крепких ребят в коричневой форме с кирит-унгольскими нашивками: белая паучья сеть с Алым Оком по центру. Чуть в отдалении топтался, переминаясь с ноги на ногу самый настоящий горный тролль — девушка тихонько присвистнула, впервые увидев такую громадину. Оценив туго набитый вещмешок за плечами тролля, Шаграт удовлетворенно хмыкнул: надежные ребята, погрузиться как раз успели.

— Что-то… маловато, по-моему, взяли… — с сомнением протянул он.

Лица исполнительных погранцов приняли скептически-недовольное выражение, однако тем дело и кончилось: возразить или просто прокомментировать слова сотника не захотел ни один из них. Один только тролль проворчал свое неизменное «ыг-ыым» и встряхнул заплечный груз: судя по всему, вес у мешка был более чем внушительный.

— Чего говоришь? «Не мало»? — тотчас же истолковал его восклицание Шаграт, чуть заметно усмехаясь. — Ладно, должно хватить… Стрелка я тоже нашел, Лугдушу на радость, — он на шаг отступил в сторону, давая прочим возможность лицезреть осунувшийся лик сестриной дочери, — В крайнем случае, если нести тяжело будет, на нее перегрузим… Да, Гуф?

Погранцы сдержанно фыркнули в кулак, зато Шара, осмыслив с мгновение такой вариант, буквально сложилась пополам от хохота.

— Зря ржешь, между прочим, — заметил Шаграт, тряхнув кисточкой шарух, — В Кирит-Унголе пожалеешь еще, что такую же скатку не захватила: половина всего веса — это стрелы. У нас они на раз-два расходятся, хлоп — и нету, и сиди потом за каменной стеной безоружный как ящерица.

«Пожалеешь»?… «в Кирит-Унголе»? Ах, вон даже ка-ак… Совсем, стало быть, решил забрать, от беды подальше. Ай да Шаграт-аба! Но тогда значит…

— Шагр… то есть, дзаннарт-кхан! — лучница так и подскочила на месте, словно вспомнила о каком-то неотложном и крайне важном деле. — Разрешите… это… перед выходом отлучиться ненадолго, а? Со своими попрощаться…

Взгляд девушки был настолько кристально честен, что суровый «дзаннарт-кхан», еще совсем недавно торопивший всех выступить как можно быстрее, неопределенно кивнул в ответ: «давай, мол, бегом!». Перекинув полы лархана через локоть и придерживая перевязь с храгом, Шара вихрем сорвалась с места и помчалась назад в двухэтажное здание. Небо над горами уже было не таким черным, с каждой минутой в нем разливалась та рассеянная серость, что предвещает скорый восход солнца. Меньше чем через четверть часа первые лучи дневного светила, вынырнувшего из-за черных отрогов гор, упадут на плиты внутреннего двора крепости, а значит, до возвещающего отбой гонга остались какие-то жалкие мгновенья. В лучшем случае за это время можно успеть обменяться касанием рук, в худшем — только в окно постучать. Но ведь успеет же…

Она действительно успела. В низком сводчатом помещении, отделявшем от улицы жилой этаж, у крохотного зарешеченного окошка стоял мелкий и тощий иртха в клепаной рубахе стрелка. Совершенно неподвижно, как это умеют только степняки…

— Ранхур! — негромко позвала лучница. Парень даже не вздрогнул, словно этого и ждал.

— Уллах-тагор’ин-глор, — с облегчением выдохнул его обычно бесстрастный голос. — У него все-таки получилось вытащить тебя из застенков… — он мельком оглядел ее с головы до сапог — Ты цела?

Шара кивнула, внутренне радуясь, что Ранхур не в курсе обстоятельств ее неожиданного ареста: не придется тратить время на бестолковые объяснения.

— А Хаграр где? — девушка сделала вид, что пытается заглянуть за спину товарища. При его росте это выглядело особенно забавно.

— Там… — Ранхур кивнул в сторону коридора. — До отбоя вообще-то минуты три осталось, если что… Это я тут торчу, остальные уж, поди, тюфяки разворачивают. Пошли, поможем… — и он сделал шаг в сторону спальных помещений, знаком приглашая Шару следовать за собой. Но та досадливо поморщилась.

— Ранхур, стой! Я туда не пойду… С сегодняшней ночи… тьфу, то есть с этого часа я больше не служу у Тхаруга в сотне. Меня переводят в Кирит-Унгол… вот… — выпалив все это единым духом, Шара замялась, не зная, что еще добавить.

Степняк замер на месте, мгновенно оценив весь смысл этих слов.

— Насовсем? — на всякий случай уточнил он. Девушка неопределенно пожала плечами: «да кто ж его знает?»

— Ясно… — кивнул парень и снова замолчал. Лучница почувствовала, что должна сказать какую-нибудь глупость. Срываться на всякую высокопарную чушь совершенно не хотелось, но тишина давила виски: Н-наркунгур, может, вообще в последний раз видимся, так что же — тупо молчать теперь?!

— Да ладно, Ранхур, жизнь длинная… — она попыталась улыбнуться, но вышло очень уж неуверенно, — Может, когда война начнется, увидимся еще… А может и еще раньше: тебя к нам, либо наоборот, а?

— Может быть… — невозмутимо кивнул парень, и Шара механически повторила его жест. Время ночи неумолимо убывало.

— Попрощайся за меня с Хаграром, ладно? — заторопилась девушка, — Ну, с Магратом тоже, с Уфтхаком, со всеми… Счас, погоди-ка немного…

Она начала яростно развязывать вплетенный в косу замшевый шнурок, но из-за спешки выходило плохо. Потеряв терпение, Шара, морщась от боли, выдрала из волос один кончик тесемки, и что-то стряхнула в подставленную горсть, после чего протянула зажатый в кулаке предмет Ранхуру. И в этот самый миг ударил гонг.

— На… это… На память, короче… Арук-наур[37]! — пробормотала она и метнулась в сторону двери.

— Арук-наур! — крикнул степняк ей вослед и рысцой побежал по коридору — о том, что после сигнала отбоя шляться по зданию настоятельно не рекомендуется, знает даже снага[38]. За его спиной хлопнула тяжелая створка входной двери, и уже снаружи донесся звук быстро удаляющихся девичьих шагов. В спальное помещение казармы Ранхур влетел как раз вовремя, за минуту до проверки. Не раздеваясь, он плюхнулся на казенный тюфяк и с головой накрылся одеялом. Только здесь, в темноте и одиночестве, парень разжал кулак, и смог как следует рассмотреть прощальный подарок: на его смуглой ладони лежал кусочек обсидиана, формой напоминающий оголовок стрелы.