Тропой памяти

Глава 37

— Общее истощение, мелкие ушибы и порезы, действие яда закончится примерно через четыре часа. Словом, жить будет! — подвел итог осмотра пленника дядька Пильхак. — Правда, плохо и недолго, — дежурно пошутил он, щеря желтые клыки и распространяя едкий запах оригхаша.

— Спасибо, Пильхак, — кивнул дзаннарт-кхан Шаграт, что скрестив на груди мощные руки, наблюдал за действиями лекаря. — А насчет того, долго или недолго он будет жить, это уже, видимо, будем решать не мы, а Уллах-Тхар’ай. Я получил от них указания сберечь пленника и в целости и сохранности переправить его как можно скорее в Минас Моргул.

Шаграт выразительно посмотрел на Горбага, который при этих словах помрачнел и нахохлился что твой ворон. Это было странно, но явившийся якобы для того, чтобы пресечь самоуправство кирит-унгольского коменданта и снова подчинить его Минас Моргулу, сотник «щербатых» не скрывал своего разочарования тем фактом, что рекомый комендант намерен всецело подчиниться приказу Назгулов беречь пленника.

Шаграт перехватил взгляд Горбага, направленный на лежащее на тюфяке прозрачное тельце с мохнатыми ногами и кудрявой головой. Сотнику показалось, что тот сглатывает слюну, словно голодный зверь — перед добрым куском свежего мяса. Судя по тому, как у дядьки Пильхака отвисла челюсть — он тоже наблюдал за изменениями в лице командира моргульцев. Заметив, что выдает себя, Горбаг примирительно развел руками.

— Я-то ничего, но вот с ребятами моими как быть? Они уж настроились на забаву, а тут такой облом. Представь, как они не обрадуются?

При этом он не сводил с хрупкого тельца глаз.

На «забаву»? Шаграт посмотрел на собеседника с брезгливым любопытством, будто на какое-то мерзкое, но редко встречающееся насекомое.

— Пытки — не забава, а необходимый инструмент ведения допроса, сотник, — сухо заметил Шаграт. — это раз. Приказы Уллах-Тхар’ай не обсуждаются — это два. А в-третьих… Пильхак! Пленного вместе с постелью из лазарета нужно перенести в комнату на самом верху башни, что прямо над моим кабинетом. Изъятые у него вещи — в мой кабинет. А на лестницу — охрану.

— Дык я ж туда-сюда к нему бегать замотаюсь! — возмутился было лекарь, но проследив выразительный взгляд начальства и утух, буркнув уставное «Йах».

— Да-да, комната на верху башни — это отличная мысль, — поддержал Горбаг. — Там мои до него точно не доберутся.

У Бронзовых Ворот Шаграт дождался возвращения патрулей.

— Посторонних не обнаружено, дзаннарт-кхан — бодро отрапортовал носатый боец — западный склон чист, даже все ходы в пещерах проверили. Никого.

Комендант озадаченно вскинул изуродованную тройным шрамом бровь. Потер подбородок когтистой лапой.

— Следов больше нет?

— Нет, дзаннарт-кхан, только одни, от мохнатых ног. И обрываются именно там, где нашли кокон. Видимо, произошла стычка, Шелоб укусила мелкого, тот ударил ее клинком и успел еще выбежать из пещеры. А там она его настигла и запеленала.

— Ладно, я понял, возвращайтесь в крепость, — махнул рукой Шаграт. Дождавшись, пока мимо него протопают две дюжины пар ног, сотник выцепил за рукав командира стрелков Лугдуша: — На пару слов.

Меланхоличный Лугдуш кивнул, снял колчан с анхуром и стрелами, присел на ступеньках и достал кисет с табаком. Шаграт хмыкнул, и полез за своим. Вскоре едкий горький дым из его трубки возвестил, что курит ветеран харадского конфликта по-прежнему любимое умбарское зелье, от которого у все нормальных иртха после первой же затяжки легкие вылетают через рот вместе с мучительным кашлем.

— Не сходится что-то, — цыкнул зубом Шаграт. — Если следов нет, так получается, что этот недомерок своим крошечным мечом пробил броню нашей старушки? Видел я и его меч и кольчужную рубашку с самоцветами — это, конечно, работа йерри, но к хорошему клинку неплохо бы еще и руки умелые иметь, а у него таковых нету — кожа да кости.

— Ну, а допустим, таких недомерков было много, напали скопом, но остальные разбежались? Следы-то одинаковые были у них — предположил Лугдуш. — ты вот одного сухну от другого сможешь отличить по босому следу? Я — нет. Ну, если это, конечно, не мужик и баба, и не взрослый и ребенок, тогда вопросов нет. А в остальном ноги сухну для меня делятся только на левые и правые.

Шаграт хохотнул. Несмотря на унылую внешность снулого карпа, командир стрелков мог порою и случайно пошутить.

— Меня, дзаннарт-кхан, больше беспокоит Моргул, — Лугдуш скосил на него свой невыразительный рыбий глаз. — Что там у них творится, если они сюда таких проверяющих прислали? — на слове «таких» он скривил рот и высунул промеж клыков кончик языка, словно намеревался расстаться с недавно съеденным сухпайком.

— Я не знаю, что у них там творилось седмицу назад, когда они к нам эту кодлу отправляли, — мрачно сплюнул под ноги Шаргат, после чего тщательно растер плевок сапогом — но вот сегодняшний гонец из Моргула сообщил, что Главный Уллах-Тхар погиб.

— В каком смысле — «погиб»? Они вроде и до этого не сильно живые были.

— Ну, значит, Он стал еще менее живым, — нетерпеливо пояснил молодой сотник старшему товарищу, — причем настолько, что с дымком растворился над полем боя. Раз — и нету. Такие вот свежие новости с западных фронтов.

— Пхут-тха, Шаргат, ты в это веришь? Какому-то бегуну угорелому? — с сомнением протянул стрелок, постукивая когтями по коже колчана. — Война-то нормально идет, вон, 29-го нирбугаза еще семь тысяч мимо к Воротам прошли. Тарки в кольце, йерри на востоке тоже еле отбиваются от дол-гулдурской армии. Дальше на запад — там Кхуру со своими тварями дает прикурить бледнокожим. С юга Харад, с моря — Умбар. Все!

— Приходится верить, Лугдуш. — Шаграт выпустил струю дыма, и яростно потер бритую макушку. — У меня вообще такое подозрение, что это Гуфхат-Будуха проделки — он меня все хочет извести под корень, вот и наговорил Назгулам на необходимость взять под контроль Кирит-Унгол, я, мол, плохо справляюсь. А для того чтоб показать — насколько плохо я справляюсь, забрал у меня тролля и заслал мне под крышу сотню недоделанных зверьков…

— … и мохноногого тоже он подсунул в пещеру, да? И Шелоб он брюхо поцарапал? Лично причем, левым мизинцем правой ноги — иронично перебил его Лугдуш. — Уймись, Шаграт, я знаю, что ты на Железного Орешка зол из-за девчонки своей, но сейчас твои слова уже бредом попахивают. Сходи к Пильхаку, глотни огненной водички, пока «щербатые» ее еще не всю высосали.

Упоминание о племяннице сделало взгляд уроженца Кундуза совсем больным. Эх, где ж ты сейчас, Шара, сестрина дочь? Сбежала с заставы прошлой осенью, ну и правильно, неженское это дело воевать. И до сих пор ни слуху, ни духу… а уж сколько он в Минас Моргуле через гонцов разнюхивал, не попалась ли к Назгулам? Но уллах-тагор’ин глор, пока не попалась, умница девка! Не то что мать ее в тех же летах была…

От тревожных раздумий о судьбе сородичей его отвлек Лугдуш.

— Шаграт, у нас, кажется, проблема, — стрелок подобрался, и, неуловимо быстрым движением дернул из колчана анхур. Крутнувшись в кончиках пальцев, стрела как живая вспрыгнула на натянутую тетиву.

— Где? — Шаграт вскочил на ноги, схватился за эфес й’танга. И тотчас же ему стало ясно, где именно проблема: непосредственно за спиной, в башне.

— Вали отсюда, чучело! — рявкнул кто-то.

— Пусти, сука!!! — взвыл дурниной за дверью пьяный голос, — Все равно же ему хана, а тебе охота подыхать из-за тупого приказа? Аааа!!!

В ответ послышалась придушенная ругань, потом — истошный крик и бульканье, потом — звон стали о сталь и глухие удары.

— Ого, никак бунт? — оскалился сотник, и в глазах его запрыгали искорки веселого безумия. — Долго ж они терпели, бедняги, седмицу почти!

Распахнув створку Бронзовых Ворот, Шаграт встал в проеме аки скала. За его спиной в лицо проблеме целился Лугдуш из анхура. Представшее их взорам зрелище казалось чьим-то ожившим бредом: на полу в луже крови лицом вниз лежал мертвый иртха со знаком Ока на так и не спасшем его доспехе, возле двери в углу отдыхал один из «щербатых» со свернутой набок шеей. Здоровяк в доспехе с оскаленной Луной отмахивался окровавленным й’тангом от Уфтхака и десятника Мулуга. Вдвоем они довольно быстро сумели разоружить громилу, но тот заметил Шаграта и с ревом прыгнул на него. Шаграт увернулся, сгреб нападающего за горло левой стальной рукой, а правой надавил на глазные яблоки. От заверещавшего как заяц громилы сильно пахло оригхашем. Шаграт отшвырнул его как мокрую тряпку, и двинулся дальше. Запах крови бил по мозгам не хуже умбарского табака.

Лугдуш выстрелил в моргульца, замахнувшегося метательным ножом, и тот упал на спину со стрелой в горле. Зато второй носитель ущербной Луны зарубил кирит-унгольского воина, преградившего ему путь наверх. Дядька Пильхак забаррикадировался в своей каморке опрокинутым набок столом и метко кидался во взбесившихся «щербатых» лекарским инструментом. Особенно хорошо втыкались обсидиановые ножи: двух моргульцев, посягавших на его запасы оригхаша, он срезал прямым попаданием в глаз. Видимо, во времена войн с йерри, в обязанности лекаря входило не только промывание ран и сбор целебных травок…

В башне царило безумие. Видимо, перепившиеся «щербатые» настолько возжелали развлечься с пленником, что готовы были рискнуть для этого собственным здоровьем. К несчастью, их оказалось вдвое больше, чем весь гарнизон Паучьего Жала. Проход на самый верх, к заветной каморке над комендантскими покоями, то и дело проверялся на прочность обезумевшими воинами Горбага, а выставленная Шагратом охрана оказалась попросту отрезана от остального гарнизона. На помощь своим примчались со стены оказавшиеся ближе всех дежурные стрелки, но в ближнем бою их анхуры были бессмысленны, а храги — вдвое короче моргульских й’тангов. К тому моменту, когда к кирит-унгольцам добралась помощь, четверо из пяти мергенов были мертвы, а последний тяжело ранен — его правая рука с клинком лежала на несколько ступеней ниже своего корчащегося хозяина.

Тем временем, побоище выплеснулось во внутренний двор и сразу же превратилось в свалку. Оставшись без верного Радбуга, дзаннарт-кхан Горбаг оценил собственные шансы уцелеть в затеянной его же подопечными бойне как небольшие. Поэтому он не стал лезть как остальные, на верную смерть в башню к пленнику, а, спихнув в сторону труп воина со свернутой шеей, перепрыгнул через порог и рванул в сторону пещер Шелоб, надеясь переждать основную драку в тишине за гранитным забором. Это ему почти удалось, но тут его заметил Лугдуш. Хлопнула двойная крученая тетива анхура, и стрела вошла в спину беглеца меж пластинами доспеха.

Сбросив мешающий в драке плащ, дзаннарт-кхан Шаграт рубился с моргульцем в опасной близости от ограждения крепостной стены. Дождавшись, пока тот сделает длинный замах й’тангом, Шаграт пригнулся ниже, чем следовало, и неожиданно ударил его кулаком левой в выставленное колено. Этот, казалось бы, малоэффективный прием, подействовал пугающе — ногу словно топором подрубили, и моргулец стал заваливаться вперед. Перехватив за проймы нагрудника, Шаграт отправил его в увлекательный полет со стены.

На смену выбывшему уже неслись двое новых врагов, и сотник, потерявший голову от запаха крови, встретил их жизнерадостным оскалом. Окажись на месте воинов Горбага умбарские пираты, те бы уже давно удирали прочь от одного только вида его улыбки на сожженной харадским солнцем физиономии. Однако у моргульцев не было такого бесценного жизненного опыта, и они попробовали расправиться с одиноким защитником Паучьей Крепости. Зря! Все, что удалось одному из них — это задеть лезвием правое плечо Шаграта ниже наплечника, а тушей второго бывший иршим пробил ограждение стены и запустил вниз.

Отскочив в сторону от падающего сверху тела, Лугдуш неодобрительно стряхнул с лархана крошки мозга. Опять гхул-кхан всякой дрянью кидается со стен, словно это непременное условие усмирения всех бунтов! Впрочем, в Кирит-Унголе это раньше всегда срабатывало, значит, сработает и сейчас. Вот только что же так много этих «щербатых», а? И стрелы, как назло, кончились. Лугдуш затянул на себе перевязь с анхуром в походное положение, вытащил из ножен храг и вдоль башни по стеночке медленно двинулся к ее открытым воротам. Ввязываться в рукопашную во дворе не имело смысла, лучше попытаться пробиться на помощь Шаграту: судя по тому, что тот начал кидать моргульцев со стены — у его стрелков дела обстоят совсем скверно.

В нижнем зале на него сослепу налетел Радбуг, который ничего не видя вокруг себя и считая лучшей защитой нападение, просто крестил й’тангом воздух. О калеку стрелок мараться не стал, но помимо него путь наверх преграждали два моргульца, только что скатившихся с лестницы. За ними на две ступеньки выше маячил суровый Маухур, явно придавший им дополнительное ускорение. Вскочив на ноги, эти двое кинулись на Лугдуша. Первый удар он отбил храгом, и нырнул под руку, но второй, увы, отделил голову стрелка от сутулых плеч.

Рана все-таки оказалась серьезнее, чем Шаграту показалось изначально. Оскальзываясь на покрытых кровью ступенях, он сбегал вниз, преследуя мелкого моргульца, решившего в общей неразберихе поживиться кольчугой недомерка. Теперь воришка удирал от праведного гнева хозяина кабинета. Других «щербатых» в башне не осталось. Погранцов, впрочем, тоже. Й’танг он потерял, уронив со стены, а чей-то подобранный храг теперь сжимал в левой руке. С правой дела обстояли неважно: она плетью повисла вдоль тела. И хоть пока боли не было, она обещала нагрянуть в гости сразу же после окончания боевого бешенства.

Вороватый моргулец меж тем сообразил, что добыча обходится ему слишком дорого, и, швырнув назад драгоценный сверток, попал преследователю в лицо. Воспользовавшись заминкой, он припустил вниз вдвое быстрее, хоть кажется, больше ускоряться было некуда. Шаграт потер лоб, поднял снаряд и продолжил преследование.

Внизу лестницы его окликнул по уши заляпанный кровью Маухур, но комендант Кирит-Унгола даже не заметил этого: со ступеней на него глядела снулыми глазами отрубленная голова Лугдуша. Шаграт взвыл, и ринулся во двор: добить последнего врага.

Под ногами громоздились тела, и Шаграт, понимая, что мелкого ему не догнать, остановился и стал тормошить своих ребят, тех, кто показался ему живым. Когда он наклонился в очередной раз, за его спиной зашевелился Горбаг. С трудом приподнявшись на локтях, он подполз к Шаграту и как змея — жало, выбросил руку с засапожным ножом, целя в бок. На таком расстоянии нельзя было промахнуться, но, видно, духи хранили блудного сына клана Желтой Совы: он успел отпрянуть на два чамата влево.

— Ах так ты не сдох еще, Горбаг? А я ж тебе помогу! — резко обернулся к нему сотник, и со своей жуткой кривой улыбкой вогнал храг в грудь бывшего моргульского штрафника. Выдернул дымящееся лезвие, приподнял горбагову голову за шарух и, глядя в гаснущие глаза, как-то очень уж задушевно сообщил:

— Знаю я этот твой удар. Это тебе за Дагхура, сука. А это, — храг еще раз вошел в тело умирающего врага промеж ребер — за Лугдуша. И за Шару.