Тропой памяти

Глава 20

Так называемые Южные врата Мории находились отсюда в шести нах-харума пути. После опустошительных набегов урук-тха’ай немногочисленные иртха перебрались поближе к пещерам хар-ману, побросав свои жилища. Последняя треть пути ведомого Рагхулуном ополчения Туманных гор пролегала по совершенно заброшенным коридорам. Здесь пахло пылью, а темные провалы некогда обитаемых пещер провожали своих незадачливых защитников взорами пустых глазниц. Даже крысы тут не водились — этим тварям, как известно, тоже нужно что-то есть. Коридор поднимался к поверхности, сюда уже не доставал хорошо ощутимый у Морийского рва жар подгорных недр. Было холодно, но это неудивительно: ведь снаружи царила зима, и заблудившиеся в хитросплетении отрогов горные ветра то и дело задували в сторону пещер, намораживая на стенах и потолке причудливые ледяные изваяния. Но оценить их красоту было некому.

Малочисленное войско двигалось в молчании. Не было ни лихих песен, ни барабанной дроби, ни торжественного трубного рева… да и никакой героической битвы тоже не будет — просто горстка безумцев сдуру надеется заманить в ловушку многократно превосходящие силы противника. Кроме того, хозяева пещер были вынуждены вести себя тихо, чтобы ничем не выдать приближения: Скала Змеи находилась совсем недалеко от Южных врат. Девушка даже вспомнила ее иное название: Ортханк.

Шагая рядом с вождем, Шара запоздало размышляла над последствиями безумной авантюры, в которую с легкой руки Рагхулуна оказалось втянуто все боеспособное население Туманных гор. Что-то выйдет у клана из этой затеи помимо укрепления веры в себя и собственные силы? Идея непротивления злу насилием, столь качественно вбитая в довольно отчаянные, и, по сути, совсем не трусливые головы, уже дала трещину. Конечно, с точи зрения Рраугнур-иргита это — подрыв устоев истинной веры, а если взглянуть иначе… то единственная надежда на спасение. В том, что любая идея — это своеобразный перегиб в одну из сторон, девушка уже успела убедиться на собственной шкуре. Унсухуштан и его «священная война» по сути — попытка бить врага его же оружием: сколько было в несчастном Средиземье этих «избранных народов», одни нольдоры чего стоят! «Мы врагов умоем кровью, вспомним все и всем припомним», или что-то вроде того… Но если нашлись такие проповедники, то имеют полное право на существование и другие: те, что призывают, получив удар по левой щеке, подставить правую. Хм, кстати и челюсть заодно на место встанет, хе! — тут Шара не удержалась от смешка, представив себе картину. — Но в жизни все намного сложнее, это точно: с пеной у рта и лихорадочным блеском глаз далеко не уйдешь.

— Чему улыбаешься? — поинтересовался шагавший рядом Рагхулун. Шара глянула на него снизу вверх.

— Так, — уклончиво ответила лучница, отбрасывая за ухо косицы. — Неважно. Просто забавно получается: ничего по сути дела не изменилось, а твои воины полны решимости хоть с урук-тха’ай сразиться в открытом бою, хоть, если надо, Скалу Змеи штурмовать! — тут она лукаво прищурилась в ожидании подтверждения своих недавних догадок. Но тут…

— Но это естественно… — немного удивленно ответил вождь, и обвел жестом качающиеся впереди кольчужные и стеганые спины. — Ведь все они верят в тебя!

Лучница опешила, соображая, не было ли сказанное шуткой или, по крайней мере, оговоркой: ну, к примеру, подразумевалось, что «верят тебе», но взгляд Рагхулуна был настолько прям и честен, что сомнения исчезли.

Пробормотав что-то вроде «постараюсь оправдать доверие», Шара подавленно заткнулась, глядя под ноги. Так вон оно что… оказывается, нет никакого раскола в умах. Слово старого Рраугнур-иргита по-прежнему имеет вес, просто теперь у клана появился живой талисман, оберег, с которым ни одна напасть не страшна, пока он рядом. Это надо же! И ведь как хорошо укладывается в рамки их веры, на все один резонный ответ: «такова воля Мелх-хара». А его мнимая посланница — это своего рода хирг’ат[71], гордо реющий на ветру залог грядущей победы. Да-а… Лестно, конечно, но все-таки эти ребята так ничего и не поняли, пхут-тха. Угу… чудес надо было меньше показывать… да хотя какие там чудеса? Гохар из аптечки? Да, и еще одна вещь: талисманы и обереги имеют свойство смирно висеть на гайтане под рубахой и наружу не высовываться. А вот оказавшееся в подобной роли живое создание и от стрелы не застраховано. В самом деле: убьют ее урук-тха’ай, и что станут делать новоявленные соплеменники? Молча развернутся и двинут в обратный путь, сетуя, что это Мелх-хар от них отвернулся. Да-а… Тяжелый случай. Ладно, это означает только одно — погибнуть она не должна ни в коем случае, это факт. Честно признаться, и самой не слишком охота.

Перед заминированным гротом группа разделилась. Большая часть осталась за поворотом коридора, остальные прошли вперед. Занял свое место за сталагмитом факельщик, еще десять воинов оцепили три отходящих туннеля на случай, если вдруг кто-нибудь из урук-тха’ай уцелеет после обвала и попытается спастись в боковых лазах. Не понаслышке зная о свойствах знаменитого «бешеного порошка» выжигать воздух, воины клана предусмотрительно захватили с собой повязки на лицо и наполнили фляги водой: мокрая тряпка, как известно, позволяет какое-то время дышать в огне. Вместо стальных шлемов головы защищали глухие шапки стеганого войлока с толстыми наушниками. Можно было начинать. Шара и Рагхулун преодолели последнюю часть пути и вышли на поверхность. Здесь царствовало ясное зимнее солнце, и его лучи, отраженные гранями мириад кристалликов снега, били в глаза, привыкшие к темноте подземелий. Хваленая нарт-харума спасала, но ненамного: закусив губу от резкой боли, вождь невольно прикрыл глаза ладонью поверх повязки. Некоторое неудобство испытывала и Шара: снег и солнце для стрелка — поопаснее клинка. У нее даже нарт-харумы не было. Слезы выступили мгновенно, девушка отерла их рукавом: ветерок тоже есть, и холодный, замерзнут еще на лице. Вспомнилась дурацкая песенка, услышанная в Нурненской учебке. Речь в ней шла про парня, что отправился странствовать по миру. Чем дело кончилось, и в каких краях успел побывать бродяга, девушка не помнила, в памяти осталась только строчка: «Если в воду угодите и ко дну прилипнете, четверть часа погодите, а потом привыкнете!» То, что творилось сейчас с ее напарником, весьма соответствовало совету подождать: либо зрачок приспособится к страшной окружающей белизне, либо глаза ослепнут и станет уже все равно. Что не мешало ей чисто по-женски сочувствовать.

В сотне шагов от выхода громоздилась беспорядочная груда серых валунов. Наверное, летом они щетинились мхом от тени и сырости, сейчас же камни покрывал тонкий слой похожей на соль изморози. Хорошее место. Отсюда открывался неплохой обзор, на дальнем отроге можно было рассмотреть даже четырехрогую башню, похожую на застрявшую в горле кость. Вот она почему Скала Змеи — как раз зубы. Шара прикинула расстояние — по прямой пол-лиги точно будет… это значит, ходу полчаса. А вот и дорога: присыпанная снегом серая лента взбегает по холмам и сворачивает в сторону густого темного леса. Жаль, что Ортханк обнесен кольцом скальных стен, не видно, где она берет начало… но оно и неважно: если урук-тха’ай появятся, их сразу удастся заметить.

— Интересно… — подала голос девушка, поудобней устраиваясь в камнях. Оба лука и кирит-унгольский колчан были прислонены по правую руку. — Долго ли нам придется их ждать?

— Не думаю, — зеленоватое лицо, перечеркнутое черной полосой нарт-харумы, обернулось к ней. — Вон там. Видишь вершину?

Лучница уже успела рассмотреть вершину во всех подробностях, поэтому поморщилась.

— Урук-тха’ай постоянно наведываются в соседний лес, — пояснил он, — Кхуру нужно много дров, они каждый день ходят. И как раз мимо нашей засады. Мы оба в темной одежде, на белом снегу нас видно издалека. Эти… — вождь скривился от ненависти и отвращения, — случай не упустят, будь уверена!

— Ясно, — девушка со вздохом подперла кулаком подбородок. Воцарилось молчание. Рагхулун неотрывно смотрел вдаль, чтобы не прозевать появление урук-тха’ай, Шара бессмысленно теребила шнуровку рубашки. Под ней на тесемке висел кисет, но, несмотря на навязчивое желание, закурить она так и не решилась: в засаде все-таки! Время текло с убийственной медлительностью.

— Рагхулун!

— Что? — не поворачивая головы, отозвался тот.

— Помнишь, ты говорил, что Кхуру нужно много дров?

— Да, это так. Его мерзкие твари что ни день валят огромные деревья и волокут бревна в крепость. Огромные, многовековые деревья, что росли здесь, должно быть, со времен Мелх-хара. Рраугнур-иргит говорит, что однажды духи древнего леса перестанут терпеть такое надругательство и накажут тех, кто забыл законы предков. Кхуру ничего не строит из этих бревен: башня и стены его крепости сложены из камня. Он попросту переводит на растопку древний лес, и над его твердыней вечно курится дым.

— Может быть, кузница? — предположила девушка. Рагхулун скривился.

— Смысла не вижу. Я понимаю, что на всю эту прорву уродов нужно было изготовить оружие и доспехи, и не завидую местному кузнецу. Но тогда почему башня продолжает дымиться сейчас, когда все работы уже закончены? Что в этой кузне делать? Старье латать? Так ведь на это много дров не нужно, да и не каждый день заказ подвернется. А дым идет, не ослабевая, как луну, как год назад, как…

— Может, он мерзнет в своей скальной башне, раз ему все дрова подавай? — оскалилась Шара. — Ну, хотя нет… он же уллах, сын Крылатого, как и Гортхар-сама. Разве духи мерзнут? Ерунда какая-то… Тогда уж сотворил бы себе какой-нибудь колдовской очаг с неугасимым пламенем и грел бы над ним кости вволю. Непонятно.

— Ага, — согласился вождь, теряя к разговору всяческий интерес.

А Шаре на ум вдруг ни с того ни с сего пришел братишка Лугбар. «Беспутный тихоня» — так называла его мама. С детства не интересовавшись мальчишескими забавами вроде драк и метания дротиков, меньшой сын Йарвхи вечно возился со всяким хламом, собирая из ненужных железок хитрые устройства. Он придумал довольно много полезных вещей, но потом вдруг увлекся идеей создания самодвижущейся повозки. Дело шло медленно, но верно, а когда что-то начало получаться, Лугбар решил устроить так, чтобы эта штука еще и плевалась огнем. Что из этого вышло — тема для отдельного разговора и повод для ранней седины, но! Девушка отлично помнила, что для своих опытов братишка постоянно таскал таингур из общего бака. Соседи были очень недовольны тем обстоятельством, что куштухал[72] горючей жидкости вместо положенной луны утекал неведомо куда за две седмицы, и до следующего приезда государевых смотрителей приходилось перебиваться крайними запасами. А что, если Кхуру тоже изобретает новое, доселе невиданное оружие? Таингура тут нет, с Эрэнно (вот уж воистину, первородное пламя и предок всех огней!) хозяину Ортханка договориться в голову не пришло, так что одни дрова только и остаются. Домыслы… конечно, домыслы. Но если уж мальчишка-орк ухитрился собрать из хлама истошно дребезжащую самобеглую повозку, что первым же (и, уллах-тагор’ин глор, единственным) выстрелом снесла кусок глинобитного дувала… До каких же тогда высот разрушения сможет подняться древний и бессмертный мудрец! С кем-то он воевать соберется…

— Идут! — негромко сообщил Рагхулун, все это время не отрывавший взгляда от дороги. Шара выглянула из-за камня и посмотрела вдаль. Зрелище и вправду впечатляло…

По заснеженной дороге в направлении иссиня-чернеющей кромки леса споро ползла закованная в сталь колонна. То, что составляли ее именно урук-тха’ай, не подлежало никакому сомнению: даже с такого расстояния они производили впечатление тупой и безжалостной силы, что переполняла тела созданий Кхуру. Двигались они ровно, и хотя лиц разглядеть пока не удавалось, Шара была уверена, что никто из них не щурится на солнце. Голову, во всяком случае, держали высоко — если бы уж так мешали дневные лучи, можно и в землю смотреть, не беда, строевой устав не запрещает. Уллах-тагор, о чем это она?

Урук-тха’ай неторопливо приближались. Теперь стало видно, что строй их весьма неоднороден: хорошо вооруженные воины в вороненых доспехах шли по бокам, и было их от силы душ двадцать. Прочие же доспехов, кажется, не имели вовсе, на плечах несли топоры, ничуть не похожие на боевые секиры, и урук-тха’ ай напоминали только ростом. Ох, ну и немал был этот рост — должно быть, с сухну вровень, если не больше. Лесорубы, значит… однако не хило это они за дровишками сходить! Что-то не так… зачем латники эти вообще? Конвой? Тогда зачем так много, и вообще — у них тогда не клинки, а хлысты быть должны… Неужели им есть кого опасаться в окрестностях собственного логова? Бывшие соплеменники, разумеется, не в счет — многие из них не знают, с какой стороны за меч браться. Странно… На ум вдруг пришла фраза Рагхулуна о духах леса… что это за духи такие, от которых вместо оберегов доброй сталью потребно отмахиваться? Шара чувствовала, что ответ на этот вопрос лежит много ближе, чем хотелось бы верить, все просто: немного напрячь память и… так… Итак, этот лес очень древний и зовется… Фангорн… древний… древень… В лиге отсюда, в ущельях гор берет исток речка Онтава, чье русло скрывается в чаще и делит лес протокой на две неравные части… Онтава… древень…

Голова привычно закружилась: перед глазами начали сгущаться тени глухих непролазных чащ, замелькали ветки и выступающие из земли жилы корней. Странные, словно бы обтянутые тонкой корой причудливые лица… нет, только не сейчас!

Почти теряя контроль над сознанием, девушка неимоверным усилием вытащила из ножен храг и, закусив губу, косо полоснула лезвием по раскрытой ладони.

— Спятила, что ли?! — видевший это молодой воин, бормоча сквозь зубы грязную брань, навалился сзади и принялся выкручивать из сведенных девичьих пальцев окровавленный храг. Отнять удалось без труда, при этом Шара, потерявшая от толчка равновесие, приземлилась порезанной ладонью на острый камешек. Боль прервала хаотическую свистопляску имен и лиц очередного приступа. Пронесло… на этот раз, кажется. Вокруг снова были горы, заснеженный голец, Рагхулун в нарт-харуме и враг уже совсем рядом, на расстоянии полета стрелы. Девушка протянула окровавленную руку за анхуром.

— Ну и как ты теперь стрелять собираешься? — хмуро поинтересовался Рагхулун, наблюдая за тем, как Шара, морщась от боли, пытается натянуть тугую тетиву анхура. Оглянувшись в поисках какой-нибудь относительно чистой тряпки, вождь не придумал ничего лучше, как пожертвовать нарт-харумой. Без глазной повязки парень выдержал ровно одно мгновение, после чего передумал.

— Нормально собираюсь, — Шара отбросила комок снега, которым останавливала кровь и заняла в камнях позицию для стрельбы. — Ты последнего в колонне, я — первого. Бей в горло, где шлем заканчивается… видишь?

— А почему не в глаз? — с каким-то мрачным любопытством уточнил вождь клана, натягивая тетиву Ташкулудовского детища. Зараза, тугой получился…

— По желанию… — раздраженно буркнула лучница в ответ, выцеливая латника, идущего первым. — Готов?

— Готов… — воин зло выдохнул сквозь стиснутые от напряжения зубы, и ткань нарт-харумы напротив правого глаза пошла складками.

— Давай!

Две тетивы хлопнули почти одновременно, с разницей в долю мгновения. Не решившись испытывать судьбу, девушка оставила в покое стрелы собственного изготовления и честно разделила на два колчана остатки бесценного кирит-унгольского запаса: толку-то со костяных наконечников против металла! О том, что будет, если и стальной оголовок не сумеет пробить кольчужных вставок вражеской брони, девушка задумываться не хотела. Да и верно: две первые стрелы попали точно в цель, и потерявшие двоих урук-тха’ай — охранники оказались вынуждены остановиться и сомкнуть стальной свой строй, заслонить бездоспешных лесорубов. Рагхулун немедленно потянул из колчана следующую стрелу, Шара машинально повторила его жест, однако с выстрелом пока что медлила. Выждать чуть-чуть… раз уж им удалось так лихо пристреляться. Нужно посмотреть, что станет делать враг: все ж-таки это просто толпа рабочих в сопровождении охраны. На месте урук-тха’ай девушка не стала бы нарываться, и, обойдя стороной опасное место, продолжила бы путь восвояси… чтобы потом, разумеется, вернуться сюда с большим отрядом и всыпать замаскированным шутникам как следует. И появился бы в здешних горах «Курган неизвестного мергена», хе! Во всяком случае, это куда логичнее, чем тупо переть на сыплющиеся стрелы… Но тут изящно выстроенная цепочка умозаключений рассыпалась как игральные кости по столешнице: урук-тха’ай не двигались с места. Воспользовавшись этим, Рагхулун дал волю многолетней ненависти: стрелял вождь клана отлично, на зависть многим — попробуй-ка выжить без этого в голых скалах! Хотя бы то, что он ухитрился снять стрелой в глаз одного из лесорубов, укрытых за надежной стеной стальных плеч, внушило бы уважение любому, но Шара закусила губу. Что он задумал? Наплевал на первоначальный план и надеется перебить всех, пока стоят и соображают, откуда летят стрелы? Ладно… будь по-твоему, хоть это и безумие.

Пальцы бросили гладкое ивовое древко на тетиву, привычно поправляя на витом жгуте проточки охвостья. Нет времени на суету: работаем. Сейчас придется все делать быстро… очень быстро. Р-раз! Натужное гудение прянувшей на свободу тетивы, хлопок по кожаной краге, свист — и еще один из охранников, хватаясь в предсмертном усилии за торчащую из глазницы стрелу, оседает наземь. Два! Вот же Рагхулун: опередил-таки, а? — и сорвавшийся с места за подмогой лесоруб падает со стрелой в спине. Да что же они стоят так долго? Хоть бы попрятались, что ли — вон сколько камней. Или… или это они с Рагхулуном действуют чересчур быстро? Говорят, что йерри способны выпускать пять стрел за один удар сердца… Наркунгур, при чем тут йерри… Снова падает на тетиву кирит-унгольская стрела, Рагхулун даже не успевает потянуться за следующей. Натяг…

— Бездоспешных сначала вали! — молодой вождь, чернея нарт-харумой, успевает на какую-то долю мгновения повернуть к напарнице веселое, злое лицо. — А то разбегутся….!

Тоже, по сути, прав… На тебе, сволочь! Снова хлопок, удаляющийся свист… И тебе тоже на, держи… Одеревеневшие пальцы стремительно и в то же время неспешно подхватывают с земли стрелу за стрелой… налипшие комочки снега тают в руках… ладонь ноет, зараза — это ж надо было так чиркнуть! Еще один… как же вас, гадов, много-то…

— А ну-ка прикрой! — выскочив из-за валуна, вождь клана открылся в полный рост, и, прежде чем Шара успела хотя бы протестующее пискнуть, выпустил стрелу. А-а, плохо… Мало того что промазал, так еще и показался врагу. Все, прятки кончились — сейчас догонялки будут!

Девушка оказалась права. При виде Рагхулуна с урук-тха’ай точно оцепенение спало, и вся разнородная толпа — язык не поворачивался назвать это строем — истошно заорала и с места рванула к одиноко стоящей фигуре иртха с большим луком в руках. Ну, наконец-то… кажется, план начинает работать.

— Я пошел! — Рагхулун, не целясь, выпустил наугад еще одну стрелу, отбросил лук и помчался к Южным вратам, преследуемый сворой озверевших псов Кхуру. Сидевшая в секрете Шара успело только запоздало дать отмашку — кричать что-либо означало немедленно выдать свое местонахождение. Дичь и так удалось заманить в приготовленную ловушку с великим трудом, не стоит сейчас сбивать ее с пути, кроме того, здравый смысл подсказывал нурненской лучнице, что если ее сейчас обнаружат, то отбиваться придется героически… правда, недолго. Поэтому подавив искушение «снять еще одного», она отложила анхур в сторону и, стараясь не шуметь, потянула из ножен храг. На крайний случай.

Судьба была бы чересчур предсказуемой занудой, если бы не припасла горе-загонщикам еще одного гостинца. Продумывая детали предстоящей операции, оба стратега как-то на редкость дружно упустили из виду то обстоятельство, что ноги у выродков Кхуру длиннее, то есть бегать они способны куда быстрее иртха обычного. Расстояние от валуна до Южных врат составляло около двух с половиной сотен шагов, но не успел Рагхулун пробежать и половины, как разозленные внезапным нападением урук-тха’ай уже поравнялись с тем местом, где сидела сейчас Шара и, издавая непрерывный утробный рев, не сбавляя ходу, пронеслись дальше. В общем-то ничем непоправимым такая прыть пока не грозила, но тут произошла еще одна досадная неприятность: облаченные в тяжелые латы урук-тха’ай отстали, растягивая цепь, и вперед вырвались бездоспешные лесорубы. Проклятье! Даже если Рагхулун успеет добежать до входа в пещеры (слава Тьме, никому из преследователей не пришло в голову кинуть топор в спину убегающего врага!), ловушка-то все равно сработает только единожды! И причем вот на этих дуриков с топориками… Что делать?

Очевидно, вождь клана тоже сообразил, что так дело не пойдет, поэтому неожиданно резко затормозил и развернулся лицом к бегущим, выдергивая из ножен трофейный дол-гулдурский й’танг. И вот тут у Шары не выдержали нервы. Послав к Наркунгуру всю скрытность, она вскинула анхур и влепила стрелу в основание шеи самого прыткого. Тот рухнул ничком, но прочие, не обратив на то никакого внимания, пробежали по упавшему телу, устремляясь к близкой и легкодоступной цели. Но не все: ребята в доспехе, к примеру, напротив, замедлили шаг — очень уж их заинтересовал оставшийся позади голец. Один из них даже отделился от товарищей и медленно пошел в сторону Шары, с подозрением обшаривая взглядом беспорядочно разбросанные валуны — в поисках укрытия неизвестного мергена. Девушка всем телом вжалась в холодный камень, стараясь даже не дышать. Пропало… все пропало! — мелькнула близкая к панике мысль. Причем из-за ее же собственной дури… И тут до нее долетел голос Рагхулуна: вождь что-то крикнул ей. На то, чтобы осмыслить слова, ушло мгновение — целая вечность.

— Ну давай! — заорал прижатый к стене Рагхулун. — Сделай еще раз то же самое!

Лучница в отчаянии зажмурилась и закусила губу. О чем он? Это же бессмысленно — положит она в лучшем случае одного, но тогда все остальные увидят… нет, анхур сейчас бесполезен, если только храгом ткнуть по-тихому, когда эта железяка ближе подойдет. Но Рагхулун, уже успевший у порога родных пещер скрестить сталь с одним из преследователей, крикнул снова:

— Как тогда, слышишь? Как тогда! Позови их еще раз! Духов леса! Давай!!! У тебя же получалось?! Ну!

Духи леса? Позвать? Мысли скакали, как камешки в детской погремушке: как и когда у нее получилось их позвать, что за… духи леса… леса Фангорна… Взгляд ее упал на окровавленную ладонь. И тогда Шара поняла все. И начала вспоминать…

…Древний лес, заповедная чаща, где в незапамятные времена бродили ее предки… Причудливое переплетение корней, и ветви, так похожие на могучие узловатые руки… Трещины коры, неуловимо образующие черты странных и по-своему прекрасных лиц. Сотворенные на самой заре мироздания, пастыри лесов онодримы обладали обличьем, схожим с обычными деревьями, однако могли говорить — о, этот не похожий ни на что странный певучий язык — точно ветер в кроне, точно журчание лесных ручьев или тугое движение древесных соков под корой… И перемещаться они тоже могли: не раз и не два случалось им выступать против осквернителей леса — выродков Кхуру. Энты… извечные враги ирчи, Ночного народа — одно упоминание их имени вселяет животный страх в души тех, кто с нечистыми помыслами дерзнул вступить под своды Фангорна… Шара видела, как сотни огромных древоподобных существ в молчании появляются на заснеженном плато, будто сгущаясь из стылого воздуха. А потом так же молча стеной двинулись на жалкую горстку уродливых двуногих тварей, растерянно озирающихся в поисках пути к отступлению. Сурово сжаты трещины губ, поскрипывают стиснутые кулаки, покрытые прочной и гибкой, похожей на кожу корой, угрожающе шелестят без ветра темные кроны… И тяжелая поступь древнего лесного воинства заглушает звон стали и крики обреченных…

Появление разгневанных духов леса урук-тха’ай встретили воем ужаса. Позабыв обо всем на свете, они замерли на месте — столь велик был их страх пред восставшей в одночасье из ниоткуда мощью Фангорна. Даже Рагхулун, уже стоявший одной ногой на пороге родной пещеры, ощутил благоговейный ужас, хотя не раз слышал от Рраугнур-иргита о миролюбии древоподобных созданий. Так чего же говорить об окруженных урук-тха’ай, которым доводилось сталкиваться с разъяренным энтом в его родном лесу! Оружия они, конечно, не побросали, но вот про Шару и Рагхулуна забыли напрочь. Чернеющее жерло разверстой пещеры словно бы предлагало свою защиту, и урук-тха’ай, не задумываясь, устремились туда. Вождя клана попросту смели враги, хлынувшие в узкое горло Южных врат единым потоком. Его попросту сбили его с ног — к счастью, слишком торопились, рубить не стали. Когда грохот сапог и вопли незваных пришельцев окончательно затих вдали, вождь, держась за стену, поднялся на ноги, сжимая дол-гулдурский й’атанг, но… драться было уже не с кем. Там, где только что стояло лесное воинство, по-прежнему расстилалось ровное плато, покрытое грязным истоптанным снегом, да лежал труп лесоруба со стрелой в загривке. Рагхулун протер глаза: что за наваждение — и даже забыл закрыть приоткрытый в изумлении рот. Последнее обстоятельство оказалось, впрочем, как нельзя более кстати — через мгновение недра горы сотряс ужасный грохот, за спиной полыхнуло, и из коридора вырвалось облако каменной крошки — это рухнули своды — и неведомая сила вновь швырнула его оземь, будто пустую скорлупу.