Тропой памяти

Глава 9

Ранним вечером, когда пунцово-алый диск солнца низко завис над перевалом, а в ущельях залегли длинные сизые тени, к воротам Минас-Моргула подошла группа из пяти иртха в сопровождении горного тролля с тяжкой ношей в заплечном мешке. Только что сдавший дневную смену страж ворот глянул на пришельцев, не поверил, протер глаза и посмотрел еще раз. Отвесив подзатыльник молодому олуху, что на эту ночь занял его место, старший товарищ отправил его открывать ворота.

Пока запыленные после дальней дороги путники неспешно входили во двор, пока приведенный ими тролль задумчиво косился на двух собратьев у барабана подъемного моста, сам страж ворот успел, прыгая через три ступени, выбежать навстречу пришельцам, стоящим в густой тени ворот.

— Ба! — заорал он еще издалека. — Я все-таки дожил! Шаграт!

Высокий орк в длинном плаще с подбоем обернулся на звук голоса, отбрасывая с головы капюшон. Широко расставленные глаза на бронзовом лице его на мгновение прищурились.

— Здорово, Таглук! — оскалился он, поднимая ладонь в жесте приветствия.

Хлопнула друг о друга толстая кожа перчаток.

— Ты смотри-ка, не забыл еще… — ухмыльнулся Таглук, оглядывая старинного знакомого. Совсем не изменился: все та же странно прямая для орка спина, неизменная латунная серьга в левом ухе, бритый череп с кисточкой шарух[31] на темени. Что же касается морщин, то им оказалось не под силу совладать с кожей, выдубленной морскими ветрами и сожженной безжалостным южным солнцем. Одно слово — Шаграт!

— Ты все там же? — Таглук потихоньку отвел его в сторону и понизил голос, — Я слыхал, что ты ползаставы разогнал к Наркунгуровой матери…

— А где ж мне еще быть-то, — беззлобно проворчал Шаграт, наблюдая, как сопровождавшие его ребята облепили каменный парапет колодца. — Да кому я теперь вообще на хрен нужен! Только что Паучье Жало и осталось…

— А к нам каким ветром? — Таглук поспешил перевести разговор на другую, более приятную тему.

— Да… — Шаграт хрустнул позвонками, разминая затекшую шею. — Попался тут один… Тарк — не тарк, хрен да его разбери! Так в кулечке и сняли, как слегка очухался — допросили, конечно. Можно было бы сразу… того, но у Уллах-тхар’ай свои порядки… сам знаешь.

— Ух ты! Живой тарк? — сверкнул в недоверчивой усмешке страж ворот. — Штука в крепости редкая, хе-хе… Дай глянуть, а? — ни с того, ни с сего попросил Таглук.

— А нехрен там глядеть, — уклонился Шаргат, — Тот же умбарец, только без шерсти на морде… Да что там писарь твой, уснул, что ли?!

Последняя фраза была сказана уже в полный голос. Шаграт попытался просунуть голову в маленькое квадратное окошко, но помешала решетка. Ругнувшись, он несколько раз постучал по отполированному сотнями рукавов подоконнику, просто так, для привлечения внимания.

— Эй!

Не дождавшись ответа, он облокотился на стену, изображая философский отдых. Но не успел Таглук воспользоваться служебным положением и ускорить процесс заполнения подорожной посредством головомойки, как из глубины будки послышался юношеский голос:

— Все-все, уже готово!

Свинцовая печать с непременным Оком и скалящимся полумесяцем крепко прихлопнула низ исписанного пергамента.

— Виноват, это у меня тушь кончилась, — бодро сообщил все тот же голос. Из окошка высунулась тощая зеленоватая лапка в чернильных пятнах. В ней был зажат свиток.

— Подпись поставить не забудьте вот здесь… э-э-э… ну, внизу, короче.

Та же рука выставила на подоконник пузырек туши и замызганную кисточку, к концу которой была приклепана цепочка. Брезгливо повертев кисть в пальцах: «овцу, что ль, обстригли?», Шаргат, не снимая перчаток, поставил подпись. Возвращая письменные принадлежности законному владельцу, он ехидно заметил:

— Я следую не с пятью, а с четырьмя сопровождающими лицами… Считать научись.

— Как это с четырьмя? — возмутился мальчишка-писарь, — А тролль?!

От дальнейших препирательств их отвлек страж ворот.

— Надолго к нашим «щербатым»?

Убирая пропуск в рукав, его собеседник неопределенно пожал плечами: «как получится, мол».

— А то зашел бы в караулку, — заискивающе предложил Таглук, — С дороги, поди, не жравши…Оглоедов твоих тоже покормили, да и сам… Неужели от пиалушки чая откажешься, а? По трубочке забили бы…

Было заметно, что смертельно уставший от долгого молчания Таглук страстно мечтает потрещать о том, о сем со старым знакомым. Но Шаргат был настроен иначе.

— Ага, Таглук, мы, пожалуй, останемся. А ты вместо Гуфа до Назгульей башни быстренько сбегаешь с тарком на плечах, туда и обратно… Да я с удовольствием! — и он иронично вскинул брови.

Услышав свое имя, тролль с большим заплечным мешком отвлекся от игры в гляделки с братьями по разуму и потопал к оркам. «Гревший уши» мальчишка-писарь взвизгнул и с треском захлопнул свое окошко. Таглук тоже слегка напрягся при виде приближающейся громадины. Но тролль точно вкопанный остановился возле Шаргата, а тот, как ни в чем не бывало, похлопал гиганта по серой лапище, толстой как бревно.

— Гуф хороший, хороший… — весело приговаривал орк, постукивая рукой в перчатке по запястью «живой скалы». Тролль издал звук наподобие «ы-ыгым» и шумно втянул воздух двумя отверстиями, заменявшими ему нос.

— Все-все, уже идем. Сейчас идем… — пообещал Шаграт.

— Во зверюга! — уважительно покачал головой Таглук, — Где взял такого?

— Места надо знать! — хохотнул Шаграт. — Ладно, куршада[32], Лысый Гриф!

— Куршада, Волчий След! — и впрямь напоминающий грифа Таглук тоже не удержался и припомнил старинное прозвище гостя. Прощаясь, приятели хлопнули друг друга по стальному плечу и расстались. Не успел еще отряд из пяти орков и одного тролля скрыться из виду, как из будки с окошком, где выдавали пропуска, вылез тощий сутулый паренек лет сорока восьми в форменной рубахе не по размеру. Подобравшись бочком к стражу ворот, что взглядом провожал пришельцев, он осторожно поинтересовался:

— Таглук-сама… А кто это был?

— Это? — Таглук глянул на мальца сверху вниз и ухмыльнулся, — Это, парень, дзаннарт-кхан Шаграт, начальник Кирит-Унгольской погранзаставы.

Распрощавшись со старым товарищем, Шаграт в сопровождении верного тролля Гуфа и четырех воинов пограничной стражи направился в Назгулью башню. Здесь следовало бы немного пояснить: несмотря на то, что крепость Минас-Моргул была, как и ее белый двойник, целиком вырублена в теле скалы, она вовсе не являлась монолитным сооружением. Сразу за воротами начинался вымощенный камнем внутренний двор с единственным в крепости колодцем. По правую руку полукольцом располагались склады с оружием и таингуром, по левую — гаражи катапульт, склады боеприпасов и запасных частей к камнеметательным машинам. На этом внешний первый ярус построек заканчивался, и если пойти вперед, преодолевая довольно крутой подъем в горку, то через пять-шесть десятков шагов вы окажетесь перед двумя башнями, соединенными меж собою высоким арочным пролетом. Первая из них явно моложе своей сестры, она примыкает к трехэтажному каменному зданию и служит не более чем элементом декора. В этом здании расположена канцелярия. Вторая же из башен представляет собой сложенный из базальтовых блоков усеченный конус высотой в сто пятьдесят локтей, увенчанный острым шпилем. Винтовая лестница ведет на самый верх, прямо к резиденции Зрачков Всевидящего Ока. Вход в башню был только один, но поговаривали, что из подвалов можно попасть в любую часть крепости. Сразу за аркой серой вереницей тянулись бесконечные склады, содержимое которых: форма, оружие и доспехи — предназначалось не для собственного гарнизона крепости, а для последующего распределения в частях и соединениях, так или иначе проходящих через Моргул. В отличие от того же Паучьего Жала, бывшая Крепость Луны являлась не просто пограничным постом, а крупнейшей перевалочной базой Итилиэна. Помимо пары сотен душ гарнизона и вполовину меньшей армии писцов и счетоводов, здесь с лихвой нашлось бы достаточно места еще для двух сотен народа, не слишком обремененного представлениями об идеальном жилище. Именно для таких «необремененных» позади главной канцелярии в свое время было выстроено каменное здание о двух этажах с окнами на север. Каменное — потому что строили в Стране Восходящего солнца всегда и на века, и на совесть, правда, в основном, из-за острой нехватки дерева. Камня же и глины, равно как и металла, в стране было — хоть доверху завались!

Сапоги дзаннарт-кхана Шаграта глухо отстукивали по плитам внутреннего двора крепости. Позади на должном расстоянии шагала охрана из четырех молодцев в коричневой форме, а замыкал шествие молчаливый горный тролль. Сотник торопился — у него было много дел. Самым разумным было бы, конечно, дождаться, когда погаснет закат и ночь окончательно вступит в свои права, но Шаграт, полдня тащившийся пешком по горам, справедливо рассудил, что ценный груз окажется достойной платой за беспокойство высочайшего внимания в такую рань. К тому же, как следовало из опасной, но, тем не менее, распространенной шутки, «Уллах-тхар’ай никогда не спят, кроме тех случаев, когда они бодрствуют».

Сдав пленника с рук на руки неулыбчивым ребятам со щербатым полумесяцем на левом рукаве, Шаграт прождал минут пять, пока оформят пропуск. Затолкав свежий пергамент в раструб перчатки, сотник неспешно поднялся по витой лестнице на самый верх башни. Перед черной дубовой дверью, за которой располагалась непосредственно резиденция Уллах-тхар’ай, он немного потоптался, собираясь с духом: все-таки встреча с живыми и всесильными мертвецами — неприятная штука. После короткой моральной подготовки Шаграт решительно толкнул тяжелую створку, жмурясь от странного запаха промозглой, нежилой сырости и запустения, царившего в рабочем, по сути, кабинете.

Назгул, отвечающий за северо-западный округ, принял начальника Кирит-Унгольской погранзаставы весьма холодно. Впрочем, кто же хоть когда-то находил у них теплый прием? Особенно портило впечатление непреходящее чувство чужих холодных и склизких щупальцев, проникающих в мозг. Зная об этой дурной привычке Зрачков Всевидящего Ока, без крайней нужды к ним старались не показываться — а ну еще усмотрит в мыслях нечто крамольное. Но Шаграту на подобные страшилки было плевать: пусть себе шарят! Что найдут — половину мне… Развернутый свиток с донесением лег на стол перед Назгулом. В принципе, это была еще одна милая формальность: Уллах-тхар’ай никогда не интересовало написанное кистью, если рядом стоял живой свидетель. Вот и сейчас пришлось потерпеть неприятную процедуру обшаривания памяти. К слову сказать, настроение Назгула изрядно улучшилось после известия о пойманном шпионе Гондора: будто ледяная хватка чужой воли немного ослабла. Уловив изменения в настроении начальства, Шаграт перешел к главной части своего визита. Сотник был не дурак, и отлично видел, что до начала войны времени остается все меньше и меньше. В складывающейся ситуации, начальнику погранзаставы все менее и менее улыбалось лично таскать пойманных лазутчиков в Моргул: во-первых, и так не ближний свет, это тебе не в стойбище от дома до кудука прогуляться, а во-вторых, было неразумно лишний раз покидать заставу. Поэтому в двух словах описав, насколько важное в стратегическом плане положение занимает Кирит-Унгол, сотник развернул перед уллах-тхар еще один пергамент, в котором содержалось прошение на высочайшее имя: наделить его, дзаннарт-кхана Шаграта из клана Хуркулхубу[33], правом лично допрашивать обнаруженных и пойманных на территории заставы нарушителей, а также самостоятельно решать их дальнейшую судьбу без участия Уллах-тхар’ай. Молодой сотник почти не надеялся на успех своей затеи, однако ему неожиданно повезло: Назгул не стал возражать. Бесплотные руки разгладили пергамент с прошением, их обладатель еще раз перечитал написанное, а через мгновение над строками полыхнула бесшумная вспышка темного пламени, и пахнуло паленой кожей. В правом нижнем углу, там, где обычно ставят подпись, появилась выжженная неведомой силой вязь высочайшего имени. Стараясь, чтобы мысль не приобретала слишком уж явного вида, Шаграт иронично приподнял бровь, перечеркнутую тремя шрамами: ох, ну до чего же сильные мира сего порой пристрастны к дешевым трюкам! Неужели нельзя обойтись обычной закорючкой тушью или чернилами… Но как бы там ни было, а цель была достигнута — великий мертвец дал свое согласие.

Покончив с этим важным делом, донельзя довольный Шаграт покинул башню и направился в соседнее здание, откуда и вышел через полчаса с длинным списком в руках: помимо прочего, сегодня следовало пополнить запасы продовольствия для Кирит-Унгола. Пока сотник и исполнявшие роль носильщиков воины пограничной стражи переходили от одного погреба к другому, набирая в должном количестве всякого указанного в пергаменте наименования, прошло полночи. Время близилось к обеду, а в списке сегодняшних дел числилось еще одно, причем срочное. Суть его состояла в том, что один из стрелков Паучьего Жала две ночи тому назад ухитрился сорваться со скалы и разбиться насмерть. Если отставить в сторону сантименты и объяснительные письма начальству, погибшему необходимо было срочно найти замену. Задерживаться же здесь до утра Шаграт не планировал, поэтому оставив погрузку продовольствия на совести пыхтящих от натуги подчиненных, он снова отправился к начальству, на этот раз — уже непосредственному.

Командующий гарнизоном отказал сразу. Его несложно было понять: лучников и так на сотню пятеро, и разбазаривать такое богатство кому попало он не намерен. Зная, что начальник Кирит-Унгольской заставы — мужик упертый, моргулец счел за благо изящно перевести внимание сотника на стоящую в крепости сотню некоего дзаннарт-кхана Тхаруга, в которой тоже есть лучники, так что если вдруг… Дальше Шаграт слушать не стал.

Тхаруга он не нашел, более того, судя по той скорости, с коей опустел оживленный доселе крепостной двор, обед все-таки начался, а, следовательно, все поиски и разговоры можно будет отложить на час. Стукнув пару раз кулаком в запертую дверь боковой пристройки, Шаграт в сердцах плюнул и побрел к колодцу. Ладно… в конце концов час все равно ничего не изменит, так пусть пожрут спокойно, авось станут подобрее, да посговорчивее.

Опершись о высокий парапет, Шаграт опустил подбродок на сложенные руки и стал бездумно смотреть в прохладное жерло колодца. Вода отразила круглое пятно ночного неба, освещенного луной, и черный силуэт широких плеч и головы с кисточкой шарух на темени. Полюбовавшись собственным отражением какое-то время, сотник отвернулся и от нечего делать стал осматриваться по сторонам. В этом месте следовало бы пояснить, чем был столь знаменит сей иртха, ибо это, возможно, поможет составить более четкое представление о чертах характера и мотивах поступков того, кто, буквально, на час опережая закат, вошел в ворота Минас-Моргула. В далеком 5903-ем году от основания Унсухуштана самый обычный паренек из Кундуза оказался в числе тех, кто по приказу Харт’ана Гортхара был отправлен в далекие южные земли — оказывать союзническую помощь Хараду, сильно страдавшему в то время от умбарских пиратов. В конечном итоге, Шаграт оказался одним из немногих счастливчиков, кому довелось вернуться назад живым, а не в виде шаруха, наскоро запечатанного в глиняную трубку с биркой. Восемь долгих лет возведенный на берегу форт держал морских разбойников на почтительном расстоянии от харадского побережья, хотя до этого были два года непрерывных и кровопролитных сражений в устье Хорнена и бесконечно медленное продвижение к морю по захваченной неприятелями территории — шаг за шагом. Сколько своих подданных потерял в той войне харадский султан — неизвестно. Унсухуштан оставил в добела раскаленных пустынях, на берегах Хорнена и прибрежной полосе пять тысяч бойцов, так и не заслуживших права стать пеплом под родными небесами. Такова оказалась цена, заплаченная Ночным народом за жест великодушия Харт’ана Гортхара. От тех времен у дзаннарт-кхана Шаграта под правой ключицей осталась наколка в виде Ока, что встает над морской волной, да тройной шрам, навек перечеркнувший левую бровь — точно удар звериной лапы. Именно за эту пометку будущий начальник заставы и получил прозвище «Волчий след». Вернувшись из дальнего похода через десять лет, без танги в кармане, он, по молодости лет, так и остался в пограничной страже, какое-то время провел на юге страны, а вскоре получил назначение в крепость Паучьего Жала, где при помощи крепких кулаков и умения быстро соображать, вскоре сумел навести порядок, превратив сборище вечно пьяных головорезов в образцово-показательную часть. Подобный головокружительный взлет для армии Унсухуштана был, в общем-то, редким явлением, но девяностопятилетний парень из горной провинции доказал, что это возможно.

Обеденный перерыв, тем временем, закончился. Прозвучал гонг, и двор тотчас же наводнился народом: снова забегали со своими бесконечными свитками писари, захлопали двери, зазвучали голоса, где-то вдали проскрипела по камням тяжело груженая повозка. Печатая шаг, прошел гарнизон крепости, сменился караул у катапульт, а сотник все ждал. В привычной суете, чем-то напоминающей термитник, никто не обратил внимания на одинокую фигуру в дорожном плаще у колодезного парапета.

— … Не, ну у кого еще спрашивать-то? — послышался прямо за спиной раздраженный голос. — Че, он не знает, куда у него народ девается, что ли?

— Вообще-то в таком виде ее бы не выпустили никуда — возразил бесстрастный оппонент. — Оружие на месте. Я считаю, что надо у лекарей спрашивать.

— Не, а че «лекари»? У самого него надо спросить, говорю! — рявкнул первый, да так громко, что Шаграт счел нужным обернуться. Его взору предстали двое парней в форме с нашивками пехотной сотни. Один из них, мелкий и жилистый, смахивал на степняка, второй же, повыше, с подвижным лицом и антрацитово-черными глазами — явный уроженец приморья.

— Нет, а че, неправда что ли? — оглянувшись по сторонам и заметив незнакомца в плаще, уже тише заговорил южанин. — Ха! Если Тхаруг так за нами следит, может айда вообще все разбежимся на хрен уже, а? Он и не заметит… А что? Прикинь, да: строит, короче, Тхаруг с утра свою сотню, а на плацу… гы! — один Мумак глазами хлопает… — парень засмеялся и ловко запрыгнул с ногами на парапет колодца. Степняк чуть приподнял угол рта, разделяя веселье товарища.

— Давай все-таки до лекаря… — промолвил он, прислоняясь спиной к холодной замшелой кладке. — Тем более, что о больной ему наверняка сообщили. Значит, она вполне может оказаться где-то у него. Пошли!

— Ага, сечас пойдем… — перебивая, заверил его южанин, ожесточенно воюя со шнуровкой рубашки. — Ща… вот, глянь, чего у меня теперь есть… Дублук сказал: уже можно наколоть, гы! — он довольно ухмыльнулся и отвернул ворот чуть в сторону. — Видал? Во…

Очевидно, демонстрация все же удалась, поскольку степняк через пару минут безмолвного созерцания произведения столь высокого искусства, хмыкнул:

— Ну… теперь стрела у тебя не только в ухе!

— Ага! — радостно оскалился владелец украшения.

— Ну как, теперь-то снимешь эту хреновину?

— Не, пусть остается… Так круче — от счастья южанин аж зажмурился. — Ну что, пойдем, что ли… — и он лихо спрыгнул вниз.

— Эй! — окликнул их Шаграт.

Друзья обернулись.

— Чего надо, дядя? — сверкнул нахальной улыбкой высокий. Шаграт хмыкнул и рывком отбросил черную ткать плаща. Сверкнула бляха на цепочке.

— А… э-э… — остряк-самоучка только открывал рот, подобно вытащенной на берег рыбе.

— Я тебе не дядя, — спокойно заметил меж тем Шаграт, как ни в чем не бывало, снова запахиваясь в плащ. — Тхаруга сотня?

— Ага… Йах! — быстро соображавший парень вытянулся по стойке.

Наметанный глаз сотника пробежал по нашивкам.

— Стрелок?

— Йах — еще более уверенно подтвердил южанин.

— Так, ладно… — Шаграт еще раз окинул взглядом стоящего перед ним и потер в задумчивости лоб, не снимая перчаток. — И сколько вас тут, таких красивых?

— Трое, — последовал ответ.

— Вообще-то пока двое… — резонно поправил товарища степняк, но окончательно оправившийся от испуга южанин уже вернулся к прежней хвастливо-насмешливой манере разговора:

— Да мы тут вообще на вес обсидиана! — ухмыльнулся он, демонстрируя ровные клыки. — С самых дальних рубежей приезжают за нами, только мало нас, не каждому достается… Вот вы, дзаннарт-кхан, тоже, поди, за лучником? — и не дожидаясь ответа, скорчил скорбную мину, — Эх… вот уж и не знаю даже…

Шаргат приподнял изуродованную бровь. Этот кадр начинал его веселить.

— Хотите честно, дзаннарт-кхан? — прищурился парень в задумчивости, — А я бы согласился куда-нибудь посерьезнее… В штурмовую сотню или еще куда… Ну, сами посмотрите: что профессионалу в такой дыре делать? — он обвел жестом крепостной двор с хозяйственными постройками и Назгульей башней.

Шаграт терпеливо выслушал его болтовню.

— Вот как… Хм… Кирит-Унгольская застава тебе нравится?

Южанин поперхнулся собственным горестным вздохом и вытаращил на сотника глаза. Но природа взяла свое, и он завелся по новой еще пуще:

— Че? Прям Кирит-Унгольская? Во круто! — он надулся от гордости. — Возьмите, не пожалеете, дзаннарт-кхан! Я с трехсот шагов…

— Бархут-Нуртских[34] не беру, — с усмешкой перебил его сотник. Стоявший рядом степняк едва заметно улыбнулся.

— А каких берете? — юный стрелок продолжал переть троллем, остановить его было уже невозможно: южная кровь бурлила даже в ушах. Сотник с трудом сдерживал рвущийся наружу смех. Он и сам не заметил, как начал подыгрывать топорщившему перья «профессионалу»:

— Ну… — с ленцой протянул он, — У меня свой порядок: только из Кундуза. Так что уж извиняй, профессионал! Придется пока здесь тебе поторчать, обсидиановый ты наш!

— Так есть из Кундуза один… — осторожно заметил степняк. — Вернее, одна.

Шаграт, которого явно веселила этакая дуэль на подколках, немедленно переключился на новую жертву:

— «Одна» в смысле — «сотня»? — он иронично вскинул бровь. — Родной ты мой, весь Кундуз — сотни четыре жителей!

— «Одна» — в смысле одна, — невозмутимо ответствовал степняк, — Анхур-ману.

Сотник вытаращил глаза.

— О… вон чего… — протянул он, морща лоб. — А звать как? Да ее, не тебя…

— Шара, — немедленно влез южанин. — А…

— Да ты че?!

Имя никому не известной «анхур-ману» произвело не сотника весьма странное действие: он радостно подскочил на месте и стукнул кулаком по парапету. Глаза его весело блестели.

— Вон ты как… — хмыкнул меж тем Шаграт. — Ах вы, духи-тугоухи, гляди ж куда девку занесло, ах-ха… А я все думал, где она хлыщется…

Теперь для ребят настал черед удивляться.

— Знаете ее? — на всякий случай осторожно уточнил мелкий.

— Да уж лет восемьдесят как! — широко ухмыльнулся сотник, демонстрируя крепкие клыки. — Это ж сестры моей дочь!

— Сестры?! — хором протянули друзья, ошарашенно переглядываясь.

— Угу — хмыкнул тот. — Ну, значит, это я удачно зашел: на ловца и зверь бежит. Мне ваш Тхаруг, иль как бишь его? — все равно был нужен, так что ведите давайте. Заодно с племяшкой повидаюсь.

В этом месте ребята хмуро переглянулись.

— Шары нигде нет, — решился, наконец, степняк. — Утром была, а вечером, как подъем пробили, хватились, а постель заправлена… И нигде найти не можем.

Шаграт тревожно прищурился, все веселье с него слетело напрочь.

— Что значит «найти не можем»? Куда можно с заставы деться?

— Не могу знать, — дернул подбородком степняк. — Постель заправлена, одежды и сапог нет, зато перевязь с храгом как висела на вешалке, так и висит.

— Слышь, а анхур ейный на месте, нет? — ни с того, ни с сего обратился к товарищу южанин. Тот только плечами пожал «не помню», мол…

Оба вновь с надежной воззрились на сотника.

Шаграт молчал. Мелькнувшая было мысль о побеге племянницы из крепости улетучилась, едва лишь парень упомянул о храге. Безоружными из армии не бегают, это точно… Тем более храг, он для стрелка значит даже больше, чем сам лук — в рукопашной единственный шанс. Значит… — сотник напряженно потер тройной шрам на лбу.

— Ну и бардак тут у вас, как я погляжу… — пробормотал он в сердцах и резко хрустнул шейными позвонками. — Ну-ка пошли к Тхаругу.

Возможно, ему просто показалось, но ребята при этих словах вздохнули с облегчением.

С Тхаругом начальник Кирит-Унгольской заставы буквально столкнулся в дверях. Молодежь, грубо отправленная на поиски Наркунгуровой матери, осталась страдать на улице в полном неведении. Увидев хмурую личность в дорожном плаще, по-хозяйски бесцеремонно влетевшую в помещение казармы, Тхаруг собрался как следует рявкнуть на дневального, однако не успел. Выбросив вперед ладонь в перчатке, пришелец удержал сотника за плечо.

— Что за…

— Дзаннарт-кхан Тхаруг? — коротко осведомился незнакомец с видом того, кто не любит пустой траты драгоценного времени.

— Да, это я. — Тхаруг начал медленно закипать. — А ты-то кто…

— Дзаннарт-кхан Шаграт, — начальник Кирит-Унгольской заставы — слегка кивнул гость, как бы невзначай отбрасывая полу плаща. — У меня к вам дело, не терпящее отлагательства. Позволите? — и он ловко втиснул остолбеневшего от такой наглости Тхаруга обратно в узкий коридорчик. Тому ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться напору.

— Ну и? — рявкнул Тхаруг, едва только бесшумно повернувшаяся на смазанных петлях дверь плотно встала обратно в косяки. Первое попавшееся по коридору помещение оказалось небольшой пустой комнатой с одним окном и составленными в угол ставнями. Гость беспечно привалился к закрытой двери спиной, широко расставив ноги и скрестив руки на груди.

— Мне. Нужен. Лучник, — с расстановкой сообщил он.

— Все вопросы — к коменданту! — отрезал потерявший всякое терпение старый сотник. Жилы на его бычьей шее вздулись, напоминая натянутые веревки — Нюх потерял, да? Вконец охренели, Наркунгурово семя! Да таких как ты, сопляк, в войну поперек рва…

— У кого из нас войн за плечами больше, это мы еще поглядим! — сухо оборвал его Шаграт, — Ты меня не понял. Мне нужен не любой, а один-единственный конкретный лучник, находившийся до вчерашнего утра под твоим началом. Это девица восьмидесяти с небольшим лет, зовут Шара. Вряд ли в крепости есть другие женщины, так что при всем желании не спутаешь. Ты ведь знаешь, где она… Да, иршим[35]?

Тхаруг предпочел сделать вид, что не расслышал странного обращения, это было несложно, ибо последнюю часть фразы гость произнес тихо.

— Бойцов с такими именами в моей сотне нет, — обрезал он. Наглый тип с трехэтажной отметиной на физиономии злил его ужасно, и сотник очень надеялся, что тот поскорее исчезнет. Но не тут-то было:

— Да ну? — неискренне удивился Шаграт, — И давно ли? Или пропажа бойцов у тебя в сотне — обычное дело?

Тхаруг смотрел волком:

— Че тебе надо?

— Где моя племянница? — тихо, но с нажимом и явной угрозой произнес Шаграт, и его рука медленно поползла к эфесу й’танга. В другое время вспыльчивый Тхаруг нипочем не упустил бы возможности проучить молодого наглеца, сейчас же поворот темы оказался слишком непредсказуем. Тем не менее, зрачки встретились не хуже лезвий, только что без звона. Разительный контраст являли собою сейчас эти двое: широкий в кости, мощный как тролль и немолодой уже Тхаруг в простом стеганом поддоспешнике и прямой как стрела Шаграт, молодой, загорелый и поджарый, в пластинчатом доспехе и наплечниках. Безмолвная дуэль взглядов длилась около минуты, после чего Тхаруг пару раз моргнул и отвел глаза, словно бы сдавшись.

— У Назгулов она… — нехотя вымолвил старый сотник.

— Что?! — вытаращился Шаграт — С какого такого горя?

— Приказ коменданта, — равнодушно пожал плечами тот. Однако отделаться от начальника Кирит-Унгольской заставы было не так-то просто. Пришлось в общих чертах обрисовать произошедшее в тарочьей деревне, присовокупив, правда, к сему измышления самого коменданта. Последнее обстоятельство окончательно убедило Шаграта, что дело здесь нечисто.

— Погоди-ка, дзаннарт-кхан, — он поднял ладонь. — Чушь какая-то выходит. Согласно уставу, который ты не хуже меня знаешь, стрелок подчиняется приказам командира, и без указания цели права выстрелить не имеет. А Дагхур никаких приказов относительно этого вашего буяна не отдавал, потому что до последнего мига старался решить дело без крови… факел ему в руки за это. Я понимаю, что старина Гуфхат бесится и грызет циновки у себя в кабинете, ему надо на ком-нибудь сорваться. Но при чем тут вообще стрелок?

Тхаруг слушал молча и довольно равнодушно. До тех пор, пока в скучном и нарочито занудном тоне оппонента не зазвучало неприкрытое презрение.

— Что же это ты, дзаннарт-кхан, а? Бей своих, чтоб чужие боялись, так, что ли? — задумчивый взгляд прищуренных глаз скользнул по изжелта-серому лицу старого вояки. — Гуфхат-Будух свой драгоценный зад прикрыть хочет, это ясно… А ты ему помогаешь по мере сил, хоть и непохоже, что по своей воле. Чем же он тебя взял-то, а, сотник… купить не смог бы, вижу. Значит, пригрозил как следует. Только вот чем, любопытно? Моей заставой или чем пострашнее?

— Не твое дело! — зло огрызнулся Тхаруг. На Шаграта это не произвело ровным счетом никакого впечатления.

— Нет, ну все-таки? — не отставал он. — Хм… Неужели рудниками?

— Да, пхут-тха! — заорал он, уже не сдерживаясь, в полный голос, не жалея ни связок, ни оконных стекол. — Рудниками Музгара, щенок! Слышал? Теперь все слышал, да? Ну и проваливай!

Шаграт едва заметно ухмыльнулся, что привело старого сотника в состояние крайнего бешенства. Обвинение в трусости у иртха является смертельным оскорблением, смыть которое можно лишь кровью, а этот молодой наглец еще и насмехаться посмел… Но отчего-то в этот раз Тхаруг не попытался ударить, даже с места не двинулся. И лишь когда кирит-унголец устало буркнул: «я к коменданту…» и, не оборачиваясь рывком распахнул дверь, задыхающийся от бессильной ярости Тхаруг чуть слышно прошипел в спину:

— Развелось вас, недобитков…

Успевший шагнуть за порог Шаграт вздрогнул словно от удара и медленно повернулся всем корпусом. Было слышно как под толстой кожей перчаток хрустнули костяшки стиснутых кулаков. Багровой сталью полыхнули зрачки на загорелом лице, и было в их взгляде что-то такое, отчего бесстрашный рубака, не боявшийся даже Назгулов, невольно сделал шаг назад.

— Недобитков, говоришь? — с веселой злостью оскалился Шаграт, — Ну так ты попробуй, добей!

И он стремительно вышел, хлопнув дверью, а дзаннарт-кхан Тхаруг, оставшись один, в изнеможении сел на пол и ссутулив плечи, низко-низко опустил лысеющую голову.