Тропой памяти

Глава 2

Ближе к полуночи, когда вся сотня тихо-мирно торчала у большого очага, кто-то задал давно наболевший вопрос:

— Шар! А чего ты, и вправду, к Назгулу-то полезла, а?

— Ты че — тупой? — встрял еще один полковой умник, до войны, якобы, обучавшийся мудреной науке чисел в Ближнем Хараде. — Мертвяк как глянет — ты сам к нему побежишь и штаны забудешь подтянуть, понял? У него ж это… чародейство какое-то…

— Сам ты чародейство! — отозвался Рагхат, оторвавшись от фляги — вон песчаный удавчик как каменную мышь приманивает — видел? Во… Он че, по-твоему, тоже чародей, что ли?

— Нет, ну а все-таки? — не отставал от девушки начавший разговор Таглук. — Шара, почему?

Все взгляды обратились к ней. Шара вздохнула, в задумчивости потерла лоб. Растерянно оглядела пару десятков освещенных лиц.

— Парни… смеяться не будете? — помолчала, собираясь с духом, и выпалила: — Не поверите: мне его жалко стало.

Кто-то заржал, от души наплевав на просьбу орчихи, а неугомонный Хаграр тотчас развил тему:

— Ага, ну и типа как решила пожалеть… — он сопроводил свои слова очень выразительным жестом, поясняющим: как именно девушка могла утешить несчастного Короля-Призрака. Те, кто сидел поближе и видел эту пантомиму, заржали в голос.

Остальные тоже пару раз гоготнули на всякий случай.

— Да ну вас мордой об камень! Я ж серьезно… На хрена тогда спрашивали?

— Не… не то, — Таглук, так и не улыбнувшийся шутке Хаграра, потряс головой, силясь понять смысл последней фразы девушки.

— В смысл: почему жалко? Че его жалеть-то?

— Почему жалко? — Шара задумалась, подбирая слова. — Парни… А вот представьте: мы с вами все — бессмертные… А?

— Ну и зашибись! — хихикнул мудрец-недоучка.

— Так-то оно так, — согласилась орчиха. — Первые лет четыреста, я верю, что зашибись… А потом? То есть не то, чтоб ты знал: проживешь четыреста лет, да и дух вон, а так, что вообще бессмертен…

— Все равно зашибись! — уперся ближнехарадский гений. — Да и кстати: хар-ману[6] говорила однажды, что мы, в смысле, иртха, так и так — бессмертный народ…

— Ага! — встрял Хаграр, на дух не переносивший выскочек, умевших считать лучше него самого. — Да только никто из нас еще не доживал до такого возраста, чтоб проверить: правда это или нет!

— Ну вот, — терпеливо продолжила орчиха. — Я, конечно, не хар-ману, но лично мне вечно жизни чегой-то совсем не хочется.

— Ну и дура… — прокомментировал кто-то из толпы.

— А-а… ну конечно, тебе в твои пятьдесят два виднее, — согласилась Шара. Послышалась пара жидких смешков. — А насчет бессмертия… Если ты один такой…представь: все друзья да родные давным-давно к духам ушли, а ты все по земле болтаешься. У тебя уж и тела-то нет, в чем жизнь держится, а ты все знай себе бродишь. Все от тебя шарахаются, как от бешеного волка…сам себе противен так, что сдохнуть охота… А не можешь, потому как нет тебе смерти.

— Ну ага! — презрительно скривился Радбуг, шесть месяцев назад по причине драки переведенный в сотню Тхаруга из Моргульского гарнизона. — Зато всего остального — навалом! Я на этих визгунов насмотрелся, пока в карауле стоял… Смотришь — идут: доспехи серебром горят, мечи какие-то хитровывернутые — пол-Унсухуштана за такой купить можно. Вышагивают себе… Им не то что слово поперек — лишний раз в их сторону взглянуть боязно: как же, уллах-тхар, зрачки Всевидящего Ока. Служат только Самому, другие им не указ. Все есть: и власть, и слава, а силища какая! Э-эх, если б хоть денек так пожить…

— Денек? Как уллах-тхар? Это мы запросто! — Хаграр сделал вид, что тянется за ятаганом. — Только сначала надо будет от тела избавиться, то есть сдохнуть попросту. А уж дух потом: хоть куда… хошь — на Поляну Предков, хошь — в Лугбурз… Ты только попроси.[7]

— Радбуг — Десятый Назгул! — фыркнул кто-то. Хохот грянул с новой силой. Шара чуть заметно улыбнулась:

— То-то и оно, что денек…

Но последнюю фразу орчихи уже не услышали. Разговор постепенно свернул в другое русло, тем более, что новая тема, в отличие от предыдущей, так или иначе касалась каждого. Обсуждалась недавняя атака умбарских пиратов на одно из прибрежных селений Гондора, в результате которой все местные жители либо погибли, либо были захвачены в плен и проданы на невольничьих рынках Харада. В общем-то, история самая обычная: пираты — они и есть пираты, чего от них еще можно ожидать? Но в этот раз забавы лихих умбарских ребят не прошли бесследно для Мордора: на пепелище сожженного рыбацкого поселка не было обнаружено ни единого погибшего разбойника, зато оброненные нападавшими клинки цветом и качеством стали настолько явно указывали на Мордор, что клеймо страны Восходящего Солнца[8] на глади клинка было уже излишней информацией. Разумеется, наличие у пиратов мордорского оружия было легко объяснимо — пустынная безжизненная земля Мордора славилась богатыми запасами железной руды и иных металлов, а также лучшими на Востоке кузнецами. В этом смысле народ иртха уступал, пожалуй, лишь тангарам. Но так или иначе, поднимающееся с колен молодое государство испытывало острую необходимость в торговых связях. Отсюда на восток, в Кханд, и на юг — в Ближний Харад и дальние полуденные страны нескончаемой чередой шли караваны с оружием, солью, драгоценным обсидианом и с еще большим сокровищем: огромными сосудами, наполненными темной пахучей маслянистой жидкостью — таингуром[9], «кровью камня». Взамен соседние страны щедро расплачивались зерном и тканями, плодами и табаком, диковинными травами, отвар из которых дарует бодрость, да мало ли… в данный момент речь шла не о пище телесной и духовной, а о том, что сулили стране недавние пиратские нападения на Гондор, западного соседа и заклятого врага страны Восходящего Солнца. В принципе, в том, что «ничего хорошего» сходились все присутствующие. Хаграр и ближнехарадский мудрец-недоучка тотчас же заспорили о том, какая из сторон успеет, в случае чего, первой нанести удар. Радбуг зевал, лениво вставляя фразы — ему было все равно, Шара слушала, дымя трубкой, любопытный Таглук по очереди приставал к спорщикам с вопросами, но видя, что его попросту не замечают, был вынужден избрать новую жертву в лице Рагхата.

Гвалт стоял порядочный, и невольно забывалось, что всего час назад эта потрепанная и измученная двухдневным переходом толпа мечтала только о двух в жизни вещах: воде и сне.

— Ну и че, ты хочешь сказать, что война начнется из-за каких-то паршивых мечей? Че, думаешь тарки все сплошь тупые, и не отличат ургун[10] от й’танга[11]?! — не выдержал Хаграр. — И так видать, что это не иртха…

— Видать, — согласился полковой умник. — Да только оно без разницы. Ты че-то недопонял, похоже. Погляди на Гондор: ну чего у них есть? Скалы да море, ну, каменоломни…ну, и все. А у нас?

— У нас тоже скалы, — съехидничал Хаграр, оскорбленный покровительственным тоном. — Только у нас еще и моря нет…

— Угу, — кивнуло несостоявшееся светило науки. — Моря-то, может, и нет, зато рудные жилы на поверхность выходят, вдоль Восточно-Горгоротского хребта таингур — скважина на скважине, только что ключом не бьет. Уголь… да на хрена нам этот уголь, если «кровь камня» может в топках гореть не хуже. Не земля у Мордора, а бездонная кладовая… Ты думаешь, тарки этого не понимают?

— Да бред это все, — подал голос Радбуг, вытягивая ноги — Таингур… мечи какие-то. Ясно же, что война будет… а это все — так, просто повод надо было хоть какой найти. Мне вот вообще до задницы…

— Так из-за чего война тогда? — крикнул Таглук, перекрывая ожесточенный спор. — На хрена тогда вообще все, если причин нет?

Народ примолк, обдумывая вопрос. И тут в наступившей тишине наконец-то стал слышен голос маленького степняка.

— Причина, говоришь? — прищурился Ранхур, раскуривая трубку. — Есть причина. Только тарки здесь не при чем.

— А кто? — не понял Таглук. — Ну, не мы же… Мордор никогда не начинал первым.

Ранхур неспешно затянулся и опустил глаза:

— Вот и пришлось… Я, конечно, в Хараде не обучался, всю жизнь в Горгоротских пустынях провел… Когда двенадцать лет назад один за другим пересохли подряд два кудука[12], я понял — что-то меняется. Земля стала горячая, над пустыней появился четкий запах гари… Короче, как проснулся Ородруин, я помню лучше вас всех… Уже тогда шаман нашего племени говорил, что духи отвернулись от народа иртха и даже самые камни раскалились от их гнева. Как же был прав Говорящий-с-Духами! Вулкан не просто проснулся, все куда хуже… Уфтхак!

Степняк тронул за плечо громилу — шахтера, словно приглашая высказаться. Все взгляды оказались прикованы к этой гигантской фигуре, на добрую голову возвышающейся над толпой.

— Да. Не просто проснулся… — как всегда флегматично ответил Уфтхак. — Я десять лет на южном склоне вулканическую породу киркой ковырял и видел, что состав меняется. А так бывает только когда лавы слишком много и она наружу прет. Извержение будет… Весь Удун зальет, да и часть Горгорота пожалуй…

— Не очень страшно, да? — Ранхур выпустил клуб сизого дыма. — Удун — попросту яма с голыми стенами, а на Горгороте живут только пустоголовые вроде меня… все просто. Случись что — уйти на юг или в горы, для нас — раз плюнуть. Да только вы не забывайте, парень правду сказал: вдоль Восточно-Горгоротского хребта и вправду таингур залегает. Если лава докатится до скважин… кхм… мне сдается, что Мордор… Как бы это сказать… ну, станет непригодным для обитания.

— Короче, сдохнем мы все, — подытожил Радбуг. — Вот и я говорю: воевать пора. Оттяпать у тарков Итилиэн, а потом, глядишь, и за горы…

Народ подавленно молчал, обдумывая сказанное. Призрак грядущей беды замер у очага, страх заползал под одежду. Несмотря на отчаянное желание спать, многие подскочили на месте, осознав страшный смысл слов маленького степняка. Багнур сотворил охранный жест, а бледный как соль Хаграр, разом забыв о споре с харадским зазнайкой, жалобно выдавил:

— А… э-э, Уфтхак. А это все… как, уже скоро, да? Ну, извержение…

Бывший добытчик обсидиана невозмутимо пожал широкими плечами. Чувствуя, что от него все же ждут более конкретного ответа, Уфтхак нехотя произнес:

— Не знаю. Может, год. Может, меньше.

— Короче, — снова зевнул Радбуг, — за это время войну стопроцентно надо выиграть, ясно? И всего делов-то… драться пора, а не сопли на кулак мотать… Вот я помню, наш Горбаг как-то раз…

Начался обычный монолог на излюбленную тему: «я здоровый, я крутой»… Монотонное бубнение Радбуга, в десятый раз повествующего о той памятной драке, после которой он был сослан в сотню Тхаруга, уже успело неимоверно надоесть, поэтому парень быстро понял, что его не слушают, а кое-кто уже откровенно храпит. Но бывший пограничный страж из собственного упрямства продолжал повествование до тех пор, пока сам не уснул. Усталость брала свое: всласть поплескавшихся в воде, сытых и отогревшихся бойцов неудержимо клонило в сон. Последнее, чему они успели на сон грядущий порадоваться, так это тому обстоятельству, что казенная постель: расстеленный на полу коврик и жесткий валик-изголовье так трогательно напоминают о родном доме. С небольшим отличием: дома не приходится вскакивать ни свет, ни заря от крика «Подъем!!». Обычная история. Тхаруг, чье мнение как обычно не совпало с мнением коллектива, счел двенадцать часов сна непозволительной роскошью. То ли сам сотник не испытывал особой потребности в отдыхе, то ли (что, кстати, более вероятно) решил произвести впечатление на многочисленное моргульское начальство. Но как бы то ни было, с рассветом сотня в полном составе была построена на площади посреди внутреннего двора крепости. Шара сотоварищи в очередной раз оказались рядом: построение стандартное, в три линии по росту. Впереди — Ранхур-маленький, второй ряд — Шара и Хаграр, за спиной — Громила Уфтхак.

Спать хотелось страшно. Веки сами закрывались, точно засыпанные песком. Сон слетел прочь лишь когда не плацу появился хитромордый орк, судя по нашивкам — полутысячник. За его спиной не приличном расстоянии маячили еще три каких-то фигуры.

«Хасса, дун-дзаннарт-арк-кхан![13]» — громыхнуло над площадью. Эхо заметалось, ударяясь о каменную кладку древних стен дозорной башни, некогда носившей имя Минас-Итил, отзвуками давно умолкших голосов рассыпалось в сером стылом воздухе. Полутысячник произнес недолгую, но скучную речь, поминутно вставляя слово «Харт’ан». В целом было неплохо, если б не постоянное упоминание Владыки. А так — звучало слишком лицемерно для того, чтобы вызывать подъем патриотических чувств. Но сегодня фантазия иссякла даже у самых закоренелых остряков: недосып плохо влияет на чувство юмора. Никто так и не успел придумать какой-нибудь едкий комментарий, ибо вводная речь закончилась. К вящей радости личного состава, полутысячник, наконец, перешел к изложению фактов. Голос его, утратив завывательно-торжественные интонации, зазвучал сухо и буднично, и кое-кто даже начал внимательно слушать.

— Итак, целью операции является разведка бродов. Для этого вперед высылаются три отряда по десять душ. Остальные, под началом дзаннарт-кхан Тхаруга обеспечивают прикрытие и непосредственного участия в операции не принимают. Их задача — по первому же сигналу от разведгруппы, немедленно прийти на помощь. Помните — будет лучше если обойдется вашего, дзаннарт-кхан, участия, ибо это означает провал. В открытые бои не ввязываться, действовать с максимальной осторожностью… ясно? Не слышу!

Удовлетворенно выслушав ответный рев сотни глоток, полутысячник продолжил:

— Отлично. Теперь по поводу организации. Командование разведгруппами поручаю…

Шара замерла, ловя каждое слово. Ну-ка, ну-ка…кому это из сослуживцев выпала такая честь? Радбуг, небось… ну… может, Уфтхак. Но вместо этого…

Полутысячник развернулся боком к строю. По его знаку три загадочные фигуры приблизились, чеканя шаг.

— Ни хрена себе! — шепнул Хаграр, вытаращив глаза. — Это че еще за уроды? Не хочу я…

— Вот тебя только спросить забыли… — орчиха предостерегающе наступила возмущенному соседу на носок сапога: заткнись, мол.

— Состав групп определяете сами, как сочтете нужным, — пояснил полутысячник новоиспеченным командирам. — С боевыми задачами разберетесь на месте. У меня все. Личному составу и командирам подойти к каптенармусу, получить все необходимое, да поживее… Свободны!

Начался нудный процесс сортировки. Моргульцы дело свое, кажется, знали, поэтому народ отбирали на редкость придирчиво. Без излишней спешки они прогуливались вдоль строя, вглядываясь в непроницаемо-постные лица. И только после тщательного осмотра либо переходили к следующему, либо раздавалось негромкое «Ты. Шаг вперед». Один из назначенных полутысячником остановился напротив Шары, разглядывая девушку с недоумением и легкой презрительной гримасой. «Обидеться, что ли?» — подумала Шара, но вовремя вспомнила, что она — уже не в родном стойбище, и здесь глаз перед женщинами опускать не принято. Особенно перед женщинами с такой оригинальной внешностью… да уж! «Думает, поди, какого роду-племени эта уродина и какого хрена здесь оказалась», — улыбнулась про себя орчиха.

Моргулец сделал Тхаругу знак подойти, и что-то негромко спросил у приблизившегося сотника. Выслушав ответ, еще раз смерил взглядом стоящую перед ним орчиху. Скосил глаз на Тхаруга. Тот с непроницаемым видом кивнул, и новый командир, помолчав, бросил ставшее привычным: «Ты. Шаг вперед».

Вскоре отряды были набраны. Шара не без сожаления отметила, что оказалась с друзьями в разных десятках. Хаграр…Ранхур-маленький и… стоп! Все верно: по одному стрелку в группе. Что ж, с мечтами о хорошей компании, кажется, придется попрощаться… Впрочем, времени на грусть вскоре не осталось: длинная очередь к низкому окошечку и голос десятника, нудно зачитывающего номера блях, к лирическим раздумьям не располагали вовсе. Вместе со всеми орчиха ждала своего череда…

Свертки серой кожи один за другим ложились в протянутые руки; получившие снаряжение тотчас отходили, выстраиваясь вдоль стены, дабы не мешать прочим, место у окошка немедленно занимал следующий… и так до конца.

— Так. Всем смотреть сюда! — рявкнул один из десятников, растягивая горловину мешка, только что выданного кому-то из бойцов.

— Это — он извлек на свет маленькую, не больше кулака кожаную флягу, — Оригхаш[14]. Выдается каждому. Это, — в высоко поднятой руке тускло блеснула железная фляга побольше — таингур. Выдается три штуки на отряд, но горелка — одна, потому беречь как зеницу ока. Так… с этим сами разберетесь, это бинты и тому подобное… Да, вот еще — в темных пальцах десятника возник крошечный флакончик обожженной глины, залитый смолой. — В каждой аптечке находится вот это. Гохар[15]. Одна доза. Без нужды не применять, ясно? Никаких разбитых лбов и потянутых связок, это средство на самый крайний случай… Время действия — два часа, то есть как раз на то, чтобы успеть либо зашить рану, либо доползти до своих.

— А че, наличие лекаря уставом боевой службы не предусмотрено? — съязвил Хаграр и на всякий случай, спрятался за соседа. Громила Уфтхак, увы, остался в группе прикрытия, поэтому парень, еще не успевший внести в стиль общения с начальством соответствующие изменения, не на шутку струхнул, когда два дюжих молодца-соседа попросту вытолкнули его вперед, не желая исполнять функции живого щита.

Новый десятник не стал, подобно Тхаругу, хвататься за кнут. Но презрительно-сумрачный взгляд и без того был способен вбить в землю по пояс.

— Я вообще смотрю: тут у некоторых серьезные пробелы в образовании. Это я как раз про устав, родной! — пояснил моргулец, издевательски глядя на Хаграра. — Придется заняться… А что до лекаря: мы идем на разведку, а не в бой, так что напороться на меч иль стрелу схлопотать можно только по собственной дурости, понял? Короче, обойдешься как-нибудь — и он демонстративно встряхнул пузырек.

— Вот еще сразу, насчет гохара, — вмешался еще один из моргульских десятников. — У каждого в запасе ровно столько, сколько можно. Не вздумайте отдать свою порцию воющему от боли раненому товарищу, у которого истекло время действия зелья. Засуньте свою жалость себе в зад, потому как не доведет до добра. Одна доза снимает боль, вторая — убивает. Без нужды не применять, флакон вскрыть в случае крайней необходимости…

— Все ясно? — подвел итог первый. — Тебе, бляха 12/74 саш-нир тоже ясно?

Хаграр мечтал только об одном — провалиться сквозь пол. Не получилось.

Стандартные сборы продолжались. Экипировка, выдача продуктового довольствия, и, наконец, оружейный склад. Здесь пришлось задержаться подольше по причине индивидуального подхода к выбору. Однако к вечеру все было закончено и три разведгруппы, покинув Минас Моргул, преодолели спуск по скалистому склону Эфель-Дуат и растворились в предзакатных сумерках.