Середина августа 1257 года
Мерно покачиваясь в седле, обгоняю шагающую пехоту. Роты идут в колонну по три, вытянувшись на узкой дороге бесконечной петляющей лентой. Вслед за ними плывет плотное облако желтой пыли, а раскаленный августовский воздух словно бы перемешался с мерным топотом ног, скрипом фургонных осей и ржанием лошадей.
Мимо моего придирчивого взгляда попеременно проплывают то лес длинных пик, то отточенные лезвия алебард, то начищенные шлемы стрелков. Посеревшие от пыли лица бойцов радостно скалятся, косясь в мою сторону. По сути, поход только-только начался, еще нет потерь, а войско полно сил и безоговорочно верит в мою счастливую звезду.
Я веду свои полки вдоль правого берега Вислы на Краков, даже не пытаясь угнаться за ушедшими далеко вперед степными туменами. Время от времени Бурундай присылает своих гонцов с приказами не отставать, но я пропускаю их мимо ушей, считая что постоянный контроль над своими обозами и «артиллерией» для меня куда важнее скорости движения.
«Надо будет, подождут!» — Усмехаюсь про себя, ни на секунду не упуская тот факт, что мои баллисты, ракеты и пушки не только страшная сила для противника, но и большой соблазн для всех моих ситуативных союзников. Кому из них не хочется прибрать эту силу под себя, особенно после взятия Сандомира, когда мой огненный наряд показал всю свою разрушительную мощь.
Тут мои мысли невольно вернулись к самому началу. Тогда, в начале июня, когда Бурундай двинул войско в большой поход, он все же последовал моему совету и направил тумен Кули вместе с галицко-волынским полком Василько Романовича на северо-запад на литву. Сам же с главными силами и союзными русскими дружинами двинулся на запад на Люблин и столицу Малопольского княжества Сандомир. Князь Сандомирский и Краковский Болеслав V Стыдливый на бой в поле, естественно, не решился и, бросив свои восточные земли на произвол судьбы, сбежал в Краков, надеясь на мощь его каменных укреплений.
Люблин без долгих раздумий открыл перед монголами ворота, а вот Сандомир, памятуя печальные последствия прошлого нашествия, решился на сопротивление. Мои полки подошли к нему, когда монголы уже взяли город в плотную осаду. Еще на подходе пришла весть, что первый штурм прошел неудачно и передовой тумен Абукана оставил немало своих батыров в крепостных рвах Сандомира.
Бурундай встретил меня насупленным взглядом.
— Ты говорил, что стены городов не станут для меня проблемой, — он мрачно сдвинул брови, — пришло время показать, чего стоят твои обещания.
Поклонившись главнокомандующему, я тогда посмотрел на осажденный город и подумал, что лучшего объекта для демонстрации мощи нового оружия и придумать нельзя. За исключением двух воротных башен стены были сплошь деревянными, а из-за них виднелись крытые дранкой крыши таких же деревянных домов. Лишь городской собор выделялся черепичным шпилем и красным кирпичом возвышающейся колокольни.
К вечеру баллисты уже были выведены на позиции, и за час до рассвета на город обрушился первый залп. Тридцать огненных комет одновременно прочертили ночную темноту, и Сандомир вспыхнул как спичка. Честно говоря, я даже сам не ожидал такого чудовищного эффекта. В считанные минуты город, объятый языками пламени, погрузился в настоящий огненный ад. В разгуле огня как-то не впечатляюще прогремел пушечный выстрел, за ним еще один, и рухнувший кусок стены открыл доступ к городу. Монголы бросились было в разлом, но энтузиазм их тут же остыл, входить в пылающий Сандомир стало уже нереально. Наоборот, жители города бежали оттуда, предпочитая погибнуть от монгольских сабель, чем сгореть заживо.
Такая победа монгольских военачальников нисколько не обрадовала. Город вроде бы взяли, а добычи пшик, все сгорело в жаре ненасытного пламени. В ожесточении монголы порубили большую часть спасающихся от огня поляков, лишив себя этим еще и полона. В чем, правда, тоже обвинили меня.
В тот же день на совете, выражая общее недовольство, Абукан накинулся на меня с упреками.
— Ты зачем, Фрязин, город сжег⁈ — Визгливо кричал он, брызгая слюной в мою сторону. — Тебе приказывали стену снести, а не добычу жечь!
Переждав взрыв недовольства, я спокойно поднял взгляд на Бурундая.
— Я обещал, что стены городов не станут для твоего войска проблемой… — Взяв паузу, я указал рукой на все еще дымящиеся развалины. — Разве это не так⁈
Вспомнив сейчас тот момент, не могу удержаться, и усмешка растягивает мои губы.
«Да уж, уел я тогда Бурундая!»
Надо сказать, что моя ирония хоть и не понравилась старому монгольскому полководцу, но уместность ее он оценил и придираться не стал. В тот момент встретившись глазами с его жестким прищуром, я понял, что Бурундая мало волнует какой-то там сожженный город и ничтожная добыча. Мало ли было и того, и другого в его жизни! Нет, куда больше его интересовала продемонстрированная мощь нового оружия и то, в чьих руках оно находится. Этот взгляд я ношу в своей памяти как предупреждение — будь осторожен, рано или поздно монголы попробуют наложить свою загребущую лапу на твою «артиллерию».
Стены и башни Краковского замка показались ближе к вечеру. Подняв голову и прикрыв глаза от лучей заходящего солнца, смотрю на далекую громаду. Даже отсюда можно различить два кольца каменных укреплений, что словно коренастые низкорослые стражи закрывают собой торчащие шпили самого замка.
Ткнув пятками кобылу, перехожу на рысь и слышу, как Калида со стрелками охраны срывается за мной следом. Несколько минут бодрящей скачки, и лошадь выносит меня на крутой берег Вислы. Отсюда раскинувшийся на противоположной стороне город открывается как на ладони.
Большая его часть состоит из незащищенных укреплениями кварталов бедноты и ремесленных районов. Они со всех сторон облепили центральный холм с Краковским замком на вершине. Думаю, большинство жителей сейчас там, потому как весь низовской город объят густым черным дымом, что клочьями стелется по всему левому берегу. Там уже хозяйничают ордынцы. Насколько я знаю, тумен Балакана. Сам же Бурундай с главными силами стоит лагерем где-то севернее города.
Мы оказались на разных берегах, потому что все монгольское войско перешло Вислу еще у Сандомира и в отличие от меня двинулось по левому берегу. Идти вслед за ними по разоренной земле и глотать пыль удовольствие небольшое, поэтому я повел свои полки по другой стороне реки, послав вперед инженерную роту. Они вместе с передовыми сотнями конных стрелков вышли к Кракову на несколько дней раньше и уже начали готовить переправу.
Перевожу взгляд с противоположного берега на наш и вижу выше по течению лагерь кавалерийского полка Ивана Занозы. Чуть ниже, у самой воды, копошится народ и царит деловая суета. Методично, как заведенные стучат топоры. В такт им, распуская стволы на доски, шипят пилы. Дело движется привычно и споро. Сложенные на берегу и уже очищенные бревна бойцы стаскивают к воде и сбивают в плоты. Крики командира инженерной роты капитана Ермилы Сытина слышны мне даже здесь. Его зычный рев командует расстановкой плотов на реке и выстраиванием их в одну линию от правого берега к левому.
«Две трети реки уже пройдено, — на автомате оцениваю ситуацию, — значит, самое позднее к утру мост будет готов».
Щурясь на солнце, вновь всматриваюсь в противоположный берег и линию укреплений. За те шестнадцать лет, что прошли с нашествия Батыя, поляки не только подняли из руин разрушенный замок, но и кардинально его укрепили. Видно, что его хозяин времени даром не терял. Не став восстанавливать деревянные стены вокруг всего города, Болеслав V акцентировался только на цитадели, возведя для себя мощное каменное гнездо у самого речного яра. Это укрепление не спасало весь город от разорения, но зато городские богатеи вместе с князем имели все шансы пересидеть тяжелые времена. Даже отсюда мне хорошо видны толстые каменные стены, сложенные из грубо обтесанных валунов.
Не отрывая глаз, иронично хмыкаю про себя.
«Нехорошо, господа польские князья, бросать на произвол судьбы тех, кто доверил вам свои жизни и имущество!»
Словно бы в подтверждении моих мыслей на противоположном берегу из-за горящих домов выскочил отряд всадников в монгольских волчьих треухах и, промчавшись вдоль реки, снова скрылся в стелящейся дымной пелене.
«Понятно! — Зло усмехаюсь про себя. — Ждут моего подхода, а пока развлекаются грабежом того, что доступно!»
Повернувшись к Калиде, киваю ему на лагерь Занозы.
— Определяй полки на ночевку рядом с ним. С утра будем переправляться на другой берег.
Походная койка жесткая и неудобная, но не это мешает мне заснуть. К неудобствам я давно уже привык и, если на душе спокойно, могу заснуть в любых условиях. Несколько последних ночей все не так, и тревожные мысли не дают забыться хотя бы коротким сном. Не дает покоя ощущение того, что я что-то упускаю. Что за перспективой генеральной стратегии не вижу того, что может поставить под угрозу все мои планы.
— Да что же это такое! — Поднимаюсь и сажусь на койке, понимая что не засну. — Ну что не так⁈ Ну нету сейчас в Европе силы, способной остановить монгольскую лавину!
Неожиданно цепляет ощущение — вот только что прозвучала подсказка, и я пропустил ее мимо ушей. Озадаченный, пытаюсь подойти к проблеме системно и для начала обобщить всю имеющуюся в моей голове информацию о Европе этого времени.
«Середина тринадцатого века, — начинаю выковыривать из памяти все, что там есть о средневековой Европе, — это абсолютный пик феодальной раздробленности».
Крестоносное воинство уже потеряло Иерусалим, но еще удерживает в Ливане узкую полоску земли от Акры до Антиохии. Во Франции после неудачного седьмого крестового похода зализывает раны король Людовик Святой. В Англии правит непрестанно воюющий со своими баронами Генрих III, а Священная Римская империя вообще осталась без императора.
Полувековая борьба папского престола с правителями из рода Гогенштауффенов завершилась, можно сказать, победой Рима. Три года назад в итальянском походе умер от лихорадки последний король этой династии — Конрад IV, просидевший на престоле меньше двух лет и не успевший унаследовать титул императора. На радостях папа Иннокентий IV предал род Гогенштауффенов проклятию и, проявив все свое влияние, добился того, чтобы сам титул императора Священной Римской империи больше не использовался, а имперские курфюрсты избирали лишь короля Германии.
Покопавшись в закромах памяти и сконцентрировавшись только на Германии, я вспомнил еще кое-какие подробности.
«Сыну безвременно скончавшегося Конрада IV, Конрадину Гогенштауффену, на тот момент было всего два года. Он был единственным и законным наследником великого рода, но никто из светских и церковных князей Германии за права царственного ребенка не вступился. Ссориться с папой никому не хотелось, да и сама ситуация была им на руку. Единственным, кто решился протянуть руку помощи вдове проклятого короля, был герцог Баварии Людвиг II, приютивший у себя бывшую королеву вместе с ребенком».
К этому следует добавить, что титул короля Германии и императора Священной Римской империи был не наследственным, а выборным. Его выбирали семь самых влиятельных вельмож империи, называемые курфюрстами. Три князя церкви: архиепископы Трира, Майнца и Кельна, и четыре светских правителя: герцог Баварии, герцог Саксонии, маркграф Бранденбурга и король Богемии.
Сразу после смерти Конрада IV они избрали на трон Вильгельма Голландского, но тот долго не просидел и через два года помер. На вакантный престол тут же положили глаз герцог Корнуоллский Ричард и король Кастилии Альфонсо Х. Начали они, как и положено, с подкупа курфюрстов. Родной брат английского короля и владелец оловянных рудников в Корнуолле был побогаче и смог перекупить голоса четырех курфюрстов Германии, а король Кастилии оказался победнее и ему деньжат хватило лишь на троих. Через год на выборах в Ахене из семи законных выборщиков четверо проголосовали за англичанина, и только трое за испанца.
Усмехнувшись, вспоминаю, что это случилось в начале текущего 1257 года, и что сейчас королем Германии уже считается британский герцог.
«И что это мне дает⁈ — Мрачно подытоживаю свой исторический экскурс и сам же отвечаю. — Немного, но зато наводит на ясное понимание, что сейчас в Германии, да и во всей Европе нет ни силы, готовой противостоять монгольскому вторжению, ни человека, способного объединить разрозненные королевства и герцогства для этой борьбы. По сути, Бурундаю сражаться тут не с кем. Сейчас в Европе две-три тысячи бойцов — это армия. Триста рыцарей — уже огромная сила. Для семидесятитысячной орды Бурундая укус комара и то больнее, а ведь еще дружины союзных русских князей и мое войско — всех вместе тысяч на сто наберется».
Казалось бы, что в этом плохого, передавим всех как блох и делу конец, разве не на это я рассчитывал⁈ Задумываюсь, чувствуя что ответ где-то рядом, и тут вдруг понимаю, что меня мучило все последние дни после взятия Сандомира.
Вскочив, начинаю мерить шагами шатер.
«Ведь что случилось в это же время в настоящей истории⁈ Бурундай вторгся в Литву и прошелся по княжеству огненным смерчем, не встречая сопротивления. Князья и народ попрятались в городах и за стенами укрепленных замков. Что-то монголам удалось взять штурмом, что-то нет, но сразу стало ясно, что лезть на укрепленные позиция — это не самое любимое занятие для степных батыров. Через пару лет еще один поход уже в Польшу. Результат тот же, пара сожженных городов, много потерянного времени и недовольство в войске. А что теперь⁈ — Останавливаюсь, пораженный встающей перед глазами мрачной перспективой. — Сейчас будет все тоже самое, только масштабней. Решить судьбу Европы в одном или нескольких сражениях не удастся. Потому как их не будет! Пара каких-нибудь безбашенных идиотов вылезут в поле, получат по рогам, и все. Остальные короли и графы попрячутся в своих каменных норах и будут сидеть там, уповая на мощь укреплений. Брошенный народ запрется в городах и тоже будет надеяться на то, что кочевники побеспредельничают какое-то время, а потом как в прошлый раз уберутся восвояси. В реальной истории так и случилось, а сейчас Бурундай так просто не утрется, он заставит меня выкуривать их оттуда».
Морщу лоб в тяжелых раздумьях.
«Мне это надо⁈ Сотни городов и замков только в Германии, да у меня зарядов не хватит и на десятую часть! Уйдут годы лишь на то, чтобы обойти их все!»
Больше всего меня печалит то, что нынешнее видение будущего не вяжется с моей генеральной стратегией, не предполагающей затяжной войны и истощения в ней собственных ресурсов. Свой интерес я видел в другом. В моем плане Орда должна была увязнуть в Европе, растрачивая там свою пассионарность, а я бы под шумок оттяпал за это время Эстляндию и подчинил своему влиянию германские города на южной Балтике и в Северном море. В первую очередь Гамбург и Любек, как предводителей набирающей силу Ганзы.
«Вот это была цель! — Закусив губу, недовольно рычу про себя. — Годами шарахаться по Европе, сжигая по пути города и замки, в мои планы не входило, и мне это совсем не нужно! С кем я тогда торговать буду⁈»
Лихорадочные мысли вновь закрутились в голове, ища быстрое решение. Быстрое, потому что я понимаю, упущенное время не вернешь и если уж кардинально менять стратегию, то чем раньше, тем лучше.
«Что тут можно изменить⁈ — Запалив лампу, пытаюсь успокоиться и сосредоточиться. — Оставлять за спиной непокоренные замки и города Германии Бурундай не захочет. Он потребует от меня выполнения взятых обязательств, то бишь, разрушать укрепления сопротивляющихся крепостей. Это может затянуться на годы! Надеяться, что Германия сдастся быстро — глупо! Пока есть хоть малейший шанс усидеть за стенами, немцы на поклон к монголам не пойдут. Будут отбиваться до последнего, даже зная, что в открытом бою им врага не одолеть. Будут бороться отчаянно, до последней капли крови, если только…»
Тут я вдруг понимаю, что приблизился к решению проблемы. Пару секунд пытаюсь нащупать ускользающую мысль и радостно вскрикиваю.
— Если только у них не будет другого выхода!
Теперь мне понятно направление, в котором следует думать.
«Надо проделать все тоже самое, что Батый провернул когда-то на Руси. Поддержать того, кто спит и видит себя на престоле всей Европы. Тогда ни германские города, ни бароны не смогут выступить единым фронтом пассивного сопротивления. Часть из них обязательно встанет на сторону своего претендента, а стало быть, и на нашу! И вот тогда изменится сам характер войны! — Чувство, что возникшая проблема вот-вот решится, заставляет меня довольно ощерится. — Как там говорили большевики — превратим войну империалистическую в войну гражданскую!»
В таком полном противоречий мире, как феодальная средневековая Европа, найти яблоко раздора не сложно, а уж в раздираемой междоусобицей Германии тем более. Не прошло и пяти секунд, как в моей голове проявилась будущая стратегия. Недавний экскурс в истории четко вывел меня на одно имя.
«Мальчишка Конрадин, последний Гогенштауффен, которого оставили без трона, обобрали до нитки и лишили всех прав. На что он готов ради того, чтобы вернуть себе корону и отомстить своим обидчикам⁈ Паренек явно не трус и не лишен амбиций, ведь в реальной истории он через десять лет отправится отвоевывать свое наследство. Неудачно правда, но это уже неважно».
В этот момент у меня уже начали прорисовываться детали будущих действий.
«Ситуация кардинально изменится, если всеми правдами и неправдами уговорить пятилетнего пацана и его опекуна, герцога Баварского, принять сюзеренитет Великого хана. Звучит бредово, но как показала ситуация на Руси, все кажущиеся такими незыблемыми принципы — всего лишь иллюзия. Все будет зависеть от того, насколько сильно у них желание поквитаться и как им эту идею преподнести. Если план сработает, то обиженных сторонников Гогенштауффенов в Германии хоть пруд-пруди, и все они с радостью встанут под знамена своего императора, лишь бы вернуться в игру и отомстить своим обидчикам!»