Тверской баскак. Том Пятый

Часть 2 Глава 2

Середина Апреля 1258 года

На северном пологом склоне холма Эбенхюгель выстроились все шесть бригад полка. Вместе с Петром Рябым и Калидой иду вдоль замершего строя. Начинаем с порядков первой бригады.

Шесть взводных шеренг первой и второй рот пикинеров, за ними в затылок две роты алебардщиков. Три шага расстояния и еще одна такая же колонна второй бригады. Все размерено до метра, как сотни раз на учениях. Общий фронт бригады — пятьдесят один шаг. Ровно на такую же длину позади ротных колон выстроены пять боевых фургонов. Фургон, пят шагов, следующий, еще пять шагов, и так далее. Арбалетчиков сейчас там нет, они должны отойти туда после первого залпа. На начало боя все пять стрелковых взводов выстроены цепью перед пехотным строем.

Командир первой бригады, капитан Петр Сысой докладывает о готовности.

Я этого крепкого сурового мужика знаю хорошо, он из учеников моей первой школы. Начинал еще против литвы подо Ржевом.

Поэтому сейчас, всматриваясь в обветренное напряженное лицо, позволяю себе въедливую усмешку.

— Ну что, Петр, не тушуются бойцы-то твои перед германцем⁈

— Да неее, господин консул! — Тот радостно скалится мне в ответ. — Нам шо германец, шо еще кто, без разницы! Пусть подходят, всех кровушкой умоем!

Бравый тон капитана меня радует, и я оборачиваюсь к Калиде.

— Видал! Богатыри!

Не ожидая ответа, шагаю дальше. Вторая бригада, как брат близнец, застыла в точно таком же порядке. Еще один доклад, и перехожу к третьей. Затем четвертая, пятая и последняя! В целом я доволен, порядок, выправка, настроение, все на высоте! Особого волнения не видно, да и новичков в строю нет. Все уже обстреляны и не раз.

Закончив осмотр пехотных бригад, прохожу за линию фургонов к артиллерийским позициям. Копать горку под каждое орудие при таком узком фронте не имело смысла, поэтому в десяти шагах от фургонов выкопан общий ров с валом. На нем установлена вся имеющаяся у меня огневая мощь. Восемнадцать баллист, две пушки и три ракетных лафета.

Быстро шагаю вдоль артиллерийских порядков, придирчиво осматривая каждое орудие. Капитан Семен Греча, не отставая, тараторит мне на ухо.

— Весь склон промеряли еще с вечера. Вехи выставили, каждую голубушку пристреляли!

Говоря, он всякий раз либо поглаживает чугунный ствол пушки, либо ласково похлопывает по деревянным брусьям баллист, чем заставляет меня улыбнуться.

«Ишь, как он про них ласково!»

Закончив осмотр, иду к командному пункту. Он оборудован здесь же на валу, как на самой высокой точке. Там меня уже ждут Соболь и герцог Баварский. Их конные сотни скрыты на другой стороне холма, но сами они должны быть всегда под рукой. Кавалерии у меня в десять раз меньше, чем у противника, и потому вводить ее в бой надо очень аккуратно и только в решающий момент. Выставить ее сейчас на фланги при таком тотальном превосходстве врага означало бы потерю конницы в первые же минуты боя.

Кивнув на приветствие обоих, перевожу взгляд туда, где на другом конце поля концентрируется противник. Разведка уже дала мне примерные цифры. Кроме полутора тысяч пехоты и пятисот всадников под знаменами маркграфа Бранденбурга, там еще не менее трех тысяч тевтонов и войско Познанского князя Болеслава Набожного. Прошлой осенью этот князь не стал испытывать судьбу в бою против тумена Балакана и убег под защиту ордена. Ныне же, видать, очухался и присоединился к коалиции. С ним пришло около тысячи пешего ополчения и примерно двести всадников его личной дружины.

«Итого, — мысленно подвожу итог, — против моих четыре с половиной тысяч на той стороне чуть больше шести, причем почти половина из них тяжелая конница. Из которой две тысячи — это тевтонские рыцари!»

Особо выделяю тевтонскую конницу не потому, что как-то уж слишком их опасаюсь, просто это самый крупный однородный и сплоченный контингент врага, который отлично вооружен, обучен, и крайне упорен в бою.

«Единственный минус орденского воинства, — замечаю самому себе, — это плохая управляемость, потому и в бой вступают всей силой сразу, дабы по ходу не перестраиваться».

Этому во всяком случае учит меня история и все те известные битвы, которые тевтонский орден проиграл. Потому сейчас я напряженно всматриваюсь в строящиеся порядки противника. По тому, кто и какое место занимает на поле, можно с уверенностью предсказать выбранную врагом тактику.

«У них стопроцентно нет общего командования, — я опять же ссылаюсь на исторический опыт, — каждый наконечник этого трезубца будет действовать самостоятельно, руководствуясь только начальным планом. То есть, спланирован у них только начальный фактор. Кто где встанет и когда пойдет в атаку, а там уж как бог даст!»

В этом плане у меня, вроде бы, все тоже самое, но не совсем! Да, позиции пехотных бригад неизменны в течении всего боя, но отличие моего построения от противника совсем в другом. Во-первых, все бразды правления находятся в одних руках, во-вторых, кроме статичной первой линии у меня есть еще и вторая. Она более мобильна и включает в себя как отдельную роту громобоев, так и спрятанную до поры конницу. И в-третьих, конечно же, «артиллерия»! Она и сама по себе уже сюрприз немалый, так ведь еще ее и перераспределить по фронту всегда можно. Нанести максимальное огневое давление там, где это больше всего необходимо.

Поэтому сейчас я внимательно изучаю линию противника. Мне надо понять, где они планируют нанести основной удар. Задача эта, в общем-то, несложная! Там, где выстроится тевтонский клин, там и будет основная атака. Ежели в середке, то значит коллективный разум врага решил идти по проторенной дорожке и взламывать центр, а ежели сосредоточат на флангах, то знать, кто-то из них мечтает о лаврах Ганнибала.

Слежу за перемещением штандартов противника, и все более очевидным становится первый вариант. Тевтоны выстраиваются в середине, левый фланг занимают поляки, а правый — воинство Бранденбурга. Причем по всему фронту пехота встает позади, а вперед выходит тяжелая конница, что означает только одно. Противник собирается решить исход битвы одним ударом своего бронированного кулака.

Стоящий рядом со мной Калида мрачно уставился в ту же сторону.

— Эти — не ордынцы, карусели крутить не станут! — Он повернул ко мне напряженное лицо. — Сходу попытаются нас продавить!

Кивнув, соглашаюсь с другом.

— Такой ход уже принес им удачу в сражении с тургаудами Берке! Видать, решили, зачем менять то, что и так хорошо работает!

Ход мыслей той стороны поля мне понятен. Они видят перед собой неплотный пехотный строй. Ни щитов, ни железного доспеха! С такого расстояния тегиляи кажутся им простыми кафтанами. Разглядеть нагрудные пластины, наплечники, наручи и прочее издали непросто. Естественно, благородные сеньоры уверены — решительный натиск бронированной конницы разгонит этот сброд, как овец.

«Что ж, — скептически хмыкаю про себя, — пусть попробуют! Нынешнее рыцарство еще не прошло горькой науки Пуатье и Азенкура! Может, этот холм станет для них хорошим уроком!»

Нахожу глазами капитана Ефима Рогожу и жестом подзываю его к себе. Он командует отдельной ротой громобоев, что выстроилась сейчас позади фургонов.

Ефим подбегает ко мне, и я показываю ему на переднюю линию.

— Выводи своих туда, в самый центр. Пусть арбалетчики потеснятся. — Тот кивает, а я киваю на выстроенную тевтонскую линию.

— Подпустишь этих на пятьдесят шагов. Сделаешь один залп и сразу же отходишь за фургоны. Своим все растолкуй, чтоб вразнобой не палили. Один общий залп и отход! Все понятно⁈

— Понятно! — Басит в ответ Рогожа, и я отпускаю его к своим.

«Ну вот, вроде бы, и все! — Выдыхаю про себя. — Мы готовы! Добро пожаловать, господа хорошие!»

На другом конце поля душераздирающе завыла труба, и, постепенно набирая ход, тяжелая конница пошла в атаку. Сначала шагом, потом рысью, и вот… Земля под ногами вздрогнула от одновременно перехода в галоп тысяч лошадиных копыт.

Мой взгляд на автомате отмечает пройденную атакой пятисотметровую вешку, и я не могу сдержать ироничного замечания.

«Не рановато ли вы, господа, включили пятую передачу? Кабы не запыхаться!»

Первый орудийный залп шарашит по ушам и забивает ноздри вонючим пороховым дымом. В сердцах крою канониров! Выстрел сильно неточен, и пушечное ядро уходит куда-то в «молоко». Зато второй радует, он ложится точно в цель, выкашивая в строю всадников изрядную прореху.

Один точный выстрел погоды не сделал, и общий поток даже не замедлился. Копыта грохочут все громче, огромные кони в белых попонах все ближе и ближе!

Дистанция — триста шагов! Зашипев разгневанной змеей, окутался дымом ближайший ракетный лафет. Следом за ним второй и третий. Прочертив в небе хвостатый след, ракеты жахнули разрывами посреди конной лавы. Под дикое лошадиное ржание вспыхнули по полю грибы клубящегося дыма. Вздыбленная земля и град осколков срубают с ног лошадей и вышибают из седел всадников.

Черные пятна взрывов ложатся проплешинами на поток конной лавы, но общего хода не меняют. Дым поднимается к небу, а пустоты заполняются идущими следом всадниками. Неудержимый ход конной лавины не останавливается, а вся атакующая линия все больше и больше выгибается клином. Тевтоны в центре вырываются вперед, а бранденбуржцы и поляки чуть отстают. Дистанция до цепи арбалетчиков стремительно сокращается. Сто пятьдесят шагов, сто, семьдесят…! Одновременно гремят отбойниками все восемнадцать баллист, накрывая несущуюся конницу полосой разрывов. Тяжелые заряды разрываются сполохами огня, накрывая всю переднюю линию сплошной дымной пеленой. Вслед им единым залпом грохочет сотня громобоев и четыреста арбалетчиков первой линии. Смерч из картечи и арбалетных болтов буквально выкашивает все перед собой, а отстрелявшуюся линию бойцов уже сменяет вторая. Еще один залп, и этот смертоносный град останавливает конную лаву.

В сером дыму разрывов мечутся вздыбленные кони, летят на землю всадники. В рядах панцирной конницы, еще мгновение назад готовой снести кого угодно, царит ужас и хаос. За эти секунды стрелки, не теряя времени, но без суеты, отходят за спину пехотным колоннам, а те смыкают ряды и опускают пики.

Этот миг завис как стоп-кадр! Несколько мгновений, и конная лава, словно споткнувшийся, но устоявший на ногах человек, все же наваливается на строй пикинеров.

Этот удар далек от ожидаемого, и острия длинных пик встречают его сплошной неприступной стеной. Смертоносные жала заставляют огромных коней вздыбливаться перед строем, а копья всадников не дотягиваются до врага.

Самые отчаянные все же бросаются в прорыв, слышен хруст ломающихся копий и скрежет железа. В центре тевтоны все-таки продавили переднею линию и местами прорвались за барьер длинных пик. Тяжелые рыцарские мечи заработали по головам моих пикинеров, прорубая себе проход, но места прорывов тут же заполнили алебардщики. Мощные удары алебард встретили напор бронированных всадников, и атака вновь застопорилась, как коса, наскочившая на камень.

Строй замер в ожесточенной сече. Тысячи длинных пик ощетинились, как один огромный дикобраз, осыпая десятками колющих ударов любого пытающегося прорваться. Там же, где рыцарские клинья вошли в тело бригад, ударно заработали алебардщики. В общей тесноте боя рыцарям не развернуться, и удары сыпятся на них со всех сторон.

К этому времени первые четверки арбалетчиков уже заняли позиции в фургонах, и оттуда на конницу посыпался беглый град арбалетных болтов.

Видя, что кавалерия завязла, в атаку пошла пехота противника. С высоты командного пункта мне хорошо видны стройные шеренги бранденбургских и тевтонских кнехтов, а справа — разношерстную толпу Познанского ополчения.

Поворачиваюсь к Семену Гречи и показываю ему на поляков.

— Все пушки и ракеты направь на них!

Я ставлю на то, что собранные по принудительному набору польские крестьяне и горожане не так стойки под огнем, как бывалые германские вояки.

Семен тут же умчался выполнять приказ, и я уже слышу его крики, заставляющие живее шевелиться расчеты ракетных лафетов.

Бросаю туда взгляд и вижу, что, не тратя время на лошадиную упряжку, бойцы вручную покатили ракетные установки на правый фланг. В этот момент грохнул первый пушечный залп, и оба ядра собрали в польском ополчении свою кровавую жатву.

Пока пушкари перезаряжались, ракетчики, обливаясь потом, оттолкали все три установки на правый фланг. К этому времени пехотная атака перешла на бег, и над всем полем раздался разноголосый рев луженых солдатских глоток.

— Аааааа!

Словно в ответ на него снова жахнули пушки. Пушечный гром еще не утих, как вслед за ним воздух прочертили черные следы ракет.

Левый фланг атакующей пехоты заволокло дымом разрывов. Серая пелена еще полностью не рассеялась, как уже стало понятно — нужный результат достигнут. Польское ополчение, ошарашенное произошедшим, сначала остановилось, а потом медленно и постоянно озираясь на небо, начало откатываться назад.

Тевтонские кнехты в центре и бранденбуржцы на правом фланге даже не заметили этого. Отчаянно вопя, они бежали в атаку, пока общий залп баллист не встретил их полосой разрывов. Огненный шквал сильно охладил германский пыл, а град арбалетных болтов заставил задние шеренги шагать по трупам своих товарищей.

Схватка перед фронтом бригадных колонн закипела с новым ожесточением. По большей части спешившиеся всадники, перемешавшись с пехотой, перли как одержимые, стараясь прорвать фронт. Тевтоны преуспели в этом больше всех, и в центре бой шел уже практически перед линией стрелков. Алебардщики и пикинеры, вжавшись в проходы между фургонами, отчаянно отбивались от озверелых рыцарей, а стрелки наверху, оставив арбалеты, рубились штурмовыми тесаками.

На правом же фланге конница маркграфа оказалась не так азартна, да и пехота тоже не особо жаждала напороться на острия пик. Здесь линия пикинеров, поддержанная алебардщиками, не дрогнула и выстояла, практически не шелохнувшись.

Веду взглядом слева направо и вижу, что основной жар битвы кипит только в центре. Слева бранденбуржцы атакуют уж слишком вяло, а справа польская конница без поддержки пехоты вообще больше делает вид, чем сражается.

Вижу, что польские вельможи все чаще поглядывают вслед своей улепетывающей пехоте, и решаю, что пора.

Обернувшись к герцогу Баварскому, позволяю себе немного дружеской фамильярности.

— Пожалуй, Людвиг, пришло время вам поквитаться за оскорбление! — Показываю ему рукой на мнущихся перед выставленными пиками польских всадников. — Опрокиньте этих болванов и ударьте тевтонам в тыл!

Герцог чуть склонил голову, принимая задачу, а потом вскочил в седло и умчался к своим всадникам. Я же обратил взгляд на Соболя.

— Видишь, Ванька, вон того всадника с перьями на шлеме под штандартом с красным орлом. — Дожидаюсь подтверждающего кивка и добавляю. — Это, скорее всего, наш «друг» Иоганн, маркграф Бранденбурга. Приведи мне его живым!

— Сделаю, господин консул! — Гаркает Соболь, уже взлетая в седло и разворачивая коня.

В этот момент вновь гремят отбойники баллист, и еще одна порция зарядов летит в сгрудившееся вражеское войско. Грохочут разрывы, и под их канонаду на атакующее войско с двух сторон обрушиваются конные сотни Соболя и Баварского герцога. Их немного, но они как та капля, которая переполняет чашу. Поляки, даже не дожидаясь удара, разворачивают коней, и конница герцога, не преследуя их, обрушивается на тевтонский фланг. С другого края разогнавшиеся всадники Соболя врезаются в стоящий строй бранденбургских рыцарей и сразу же опрокидывают его.

В центре еще отчаянно рубятся тевтоны, и я поднимаю взгляд на Калиду.

— Возьми роту Семена Рогожи и поддержи центр, ребятки там умаялись совсем!

Противник отступает по всему фронту, и если поляки бегут, не оглядываясь, то у тевтонов, попавших в полуокружение, такого шанса нет. Они яростно отбиваются, пытаясь пробить себе путь к отступлению.

На левом фланге конные стрелки Соболя совсем смяли рыцарей Бранденбурга, и те, бросив свою пехоту на произвол судьбы, обратились в бегство. Оставшись в одиночестве, кнехты тоже начали пятиться вслед за конницей.

«Вот и пришло время знамен и победных барабанов!» — Иронизирую про себя и подаю знак к общей атаке.

Стоящие до последнего в тылу барабанщики взялись за палочки, и над фронтом зарокотал маршевый ритм. Знаменосцы развернули пра’поры, и под барабанный бой все шесть бригадных колонн, неукоснительно держа строй, начали преследование бегущей пехоты врага.

Мерный шаг моих бригад не позволяет догнать бегущих, но у меня и нет желания нарубить как можно больше голов. Тут скорее психологический эффект! Пусть этот грозный рокот барабанов и непобедимая поступь «римских когорт» навсегда останутся в головах разгромленных «германских варваров».

Сомнений уже нет — битва выиграна, и мой взгляд устремляется туда, где конные стрелки висят на плечах уходящей галопом рыцарской конницы. Сейчас меня больше всего интересует, удалось ли Ваньке полонить маркграфа или нет.

«Графского штандарта не видно, — шепчу я про себя, — да и шлема с перьями тоже, но это пока все, что можно разглядеть. Придется поднабраться терпения и подождать!»