Тверской баскак. Том Пятый

Часть 1 Глава 8

Конец Ноября 1257 года

Склонив голову, выражаю почтение к сану вошедшего и предлагаю ему стул напротив себя.

Придерживая полы длинной рясы, Лаурелий Эберсбах садится и тут же вскидывает на меня острый проницательный взгляд.

— Ведь ты же не азиат, почему ты заодно с этими дикарями?

«Дикарями⁈ — Слово резануло слух, и я не могу не поразиться. — Даже сейчас, когда Европа в полном дерьме и ничего путного еще не достигла, спесивое чувство превосходства уже цветет тут пышным цветом!»

Подумав так, отвечаю гостю ироничной сентенцией.

— Вовремя встать на сторону сильного — это не предательство, а предвидение!

Получаю еще один укол проницательных глаз, но на лице архиепископа ни тени улыбки. Наоборот, он слегка кивнул, словно бы абсолютно серьезно обдумал мои слова и согласился с их разумностью.

Удовлетворившись ответом, епископ попытался было продвинуть беседу в том же ключе, задавая вопросы о том, кто я и откуда.

Мне такое развитие ни к чему, и я резко пресекаю это направление.

— Разве сейчас имеет значение моя скромная персона⁈

Мой гость на мгновение умолк, и я тут же беру бразды правления в свои руки.

— По-моему, сейчас гораздо важнее, какой из двух возможных вариантов будущего предпочтет герцог Баварии Людвиг II Виттельсбах.

— Выбирать особо не из чего! Безоговорочное подчинение или полное уничтожение! — Тут же надменно скривил губы архиепископ. — Ведь так, если мне не изменяет память, выразился в своем ультиматуме твой повелитель.

Старательно нажимая на слово «повелитель», он невольно показывает, что прекрасно знает с кем сейчас говорит и специально стремится меня задеть. Это даже слегка забавляет.

«Он что действительно думает, что имеет дело с простодушным варваром, которого можно вывести из себя подобной уловкой!» — Успеваю мысленно сыронизировать, но вслух продолжаю мягко и вкрадчиво.

— Все верно, но безоговорочное подчинение — это ведь не полновесная константа. Этот шаг имеет множество нюансов, порой так сильно отличающихся друг от друга, что иногда со стороны даже не понятно, а была ли эта безоговорочная капитуляция.

— Ты изъясняешься так, будто закончил богословский факультет в Болонье, — в глазах Лаурелия сверкнула ироничная искра. — Красиво, цветисто, и никакой конкретики!

Мы оба с ним понимаем, о чем я говорю, иначе его бы сегодня здесь не было, и тем не менее он явно хочет, чтобы я произнес имя первым.

«Ладно, будь по-твоему, сейчас это уже не проблема». — Усмехаюсь про себя и продолжаю.

— Хорошо, я буду абсолютно предметен. Вы, наверняка, уже слышали, что случилось с княжествами Польши, Моравии и королевством Богемия, что пытались противостоять монгольской империи. Поэтому первый вариант, где Бавария превращается в выжженную пустыню без городов, замков и жителей, я опускаю, ибо этот путь для узколобых фанатиков, не способных на компромиссы.

Едва заметный кивок головы подтверждает согласие архиепископа с моими словами, и я записываю это себе в актив.

«Выходит, я был прав! Встать на пути безудержного потока и славно погибнуть в планы моего гостя, а значит и герцога, не входит».

Отметив это, перехожу к тому, ради чего, собственно, я сюда и приехал.

— Вариант второй кому-то может показаться не таким славным и рыцарским, но это, как говорится, на вкус и цвет… По мне, так задача государя в первую очередь состоит не в том, чтобы геройски погибнуть на поле боя, а в том, чтобы спасти от гибели свою страну и сберечь вверенный ему народ.

— Ты хочешь убедить меня в том, что, отдав землю на разграбление, можно спасти ее народ? — Вновь скептически кривит губы архиепископ. — Считаешь меня настолько наивным⁈

Пальцы Лаурелия Эберсбаха сложились в замок, блеснув сразу всеми перстнями, а я одеваю на лицо свою самую обаятельную улыбку.

— Ну что вы, святой отец, какое разграбление! Наоборот, я предлагаю герцогу из врага превратиться в союзника и тем спасти свою Землю, и свой народ. Более того, спасти не только Баварию, но и всю Германию, став регентом при императоре Священной Римской империи — Конрадине Гогенштауфене. Он должен принять на свои плечи всю ответственность и присягнуть от его имени Великом хану.

При слове регент в глазах архиепископа блеснул интерес, но он продолжил держаться прежней скептической линии.

— Полностью подчиненный и зависимый…! Это не союзник — это раб!

Громкие слова меня не смущают. Я же вижу, что рыба заглотила наживку и уже не соскочит.

— Раб — это слишком сильно сказано. — Мягко улыбаюсь одними глазами. — Я все-таки предпочитаю термин союзник. К тому же, ведь монголы как пришли, так и уйдут, а власть здесь, в Германии, останется у того, кто сможет сохранить свои силы или того лучше их преумножить.

Архиепископ молчит, делая вид что обдумывает мои слова, и я добавляю им веса.

— Я буду честен с вами, монгольская империя слишком огромна, и ее постоянно сотрясают внутренние войны. Германия находится на самом дальнем западном ее краю, и у Великого хана попросту нет и не будет постоянной возможности контролировать эти земли. Править здесь будет тот, кому хан окажет доверие. Тот, кто сумеет сейчас сделать правильный выбор и не подставиться под удар. Тем более, что кроме власти такой шаг принесет и несказанные богатства.

Архиепископ старательно держит на своем лице недоверчиво-равнодушную маску, но свои истинную натуру ему все же скрыть не удается. Я вижу, как после слов о богатстве в его зрачках вспыхнула алчная искра.

«Как обычно, ты делаешь ставку на худшие человеческие пороки!» — Саркастически хмыкаю про себя и достаю из стоящего рядом сундука свиток.

— Ваше сиятельство, я хочу преподнести вам подарок. — Раскатываю на столе рулон плотной бумаги, на которой красиво, но схематично изображена карта Европы. — Взгляните, вот здесь Бавария, здесь Балтийское море…

Мой палец ведет линию от башенки, изображающей город Любек к Новгороду.

— Вот так пойдет новый торговый путь на Восток и сказочную Индию. Через Новгород, Русь и Золотую Орду по великой реке Волга прямо в Персию и Индию.

В этом времени сама по себе карта уже наиценнейший подарок, а проложенный маршрут и кажущаяся его простота делают мои рассказ просто завораживающим. Архиепископ аж привстал и, проследив за моим пальцем, с нескрываемым интересом уставился на конечную точку с жирной надписью — Индия.

Дожидаюсь, когда его взгляд вернется ко мне, и вновь обращаю его к карте.

— Вот здесь, — обрисовываю контур Руси, — поток золота и товаров с Востока буду контролировать я, а вот здесь, — тут мой палец медленно обводит сначала Германию, а затем и всю Европу, — я предлагаю вам.

Смотрю моему гостю прямо в глаза и гашу последние очаги сомнения.

— Вы же видели те дары, что я привез герцогу, поверьте, это просто капля в море. Союз с Ордой откроет для вас такие перспективы, какие вам даже не снились!

На миг потеряв контроль, архиепископ сейчас как открытая книга, с которой легко читается главный вопрос — хватит ли у меня сил отхватить такой огромный кусок⁈

Видя это сомнение, я тут же перехожу от далеких проектов к тому, что будет интересно моему гостю прямо здесь и сейчас.

— Да, я знаю, на сегодняшний день влияние епископата Мюнхена и Фрайзинга в Германии невелико. Есть в вашем пруду рыбы и покрупнее, но эту проблему легко исправить… Особенно тому человеку, что будет представлять интересы императора до его совершеннолетия.

В глазах Лаурелия вспыхивает еще один немой вопрос, и на этот я уже отвечаю прямо.

— Вы все правильно поняли, Ваше преосвященство, я предлагаю вам стать вторым регентом при малолетнем Конрадине!

Этот аргумент мгновенно отмел все сомнения и перевесил чашу весов, но архиепископ все же взял себя в руки и постарался максимально завуалировать сдачу позиции.

— Ну, предположим, герцог примет ваше предложение. Как вы себе представляете дальнейшие шаги? Не все зависит от Людвига! Императора Священной Римской империи выбирают курфюрсты семи Германских земель, и буквально в этом году в Ахене королем Германии уже был избран Ричард, герцог Корнуолла. Четверо из семи проголосовали за него и Людвиг Суровый в том числе.

— И что⁈ — Не отрываясь, смотрю прямо в глаза своему гостю. — Этот Ричард придет воевать за свою корону⁈ Может быть, его брат, король Англии, придет⁈ Мы оба знаем, что нет! Ни у Ричарда, ни у Генриха III нет на это ни сил, ни возможностей. Зачем Германии король, который не может встать на ее защиту? Это вопрос герцог Баварский может задать на внеочередном съезде курфюрстов и поставить легитимность Ричарда под сомнение. На этом основании он также сможет потребовать его переизбрания и выдвинуть кандидатуру законного наследника великих императоров, Конрадина Гогенштауфена.

— Папа Римский будет категорически против. — Как бы про себя, но вслух произносит архиепископ, и я его дополняю.

— Конечно против, но если все провернуть очень быстро, у него не будет возможности вмешаться.

Теперь мы понимаем друг друга с полуслова, и у нас получается весьма занимательный диалог.

— Какие сроки? — Отрывисто произносит Лаурелий Эберсбах.

Я отвечаю коротко и без пояснений.

— В течении следующего года.

— Нереально!

— Вполне, если у каждого из курфюрстов загорится земля под ногами.

— Что заставит их проголосовать за Конрадина?

— Монгольские всадники на границе и сторонники громкого имени Гогенштауфенов в их собственных землях.

Тут мой гость посмотрел мне прямо в глаза и произнес с так не вяжущейся с ним откровенностью.

— Никакой страх не заставят их проголосовать за Конрадина, если регентами при нем станем только мы с Людвигом.

Держу его взгляд и растягиваю губы в усмешке.

— Там, где не справится страх, там всегда на помощь ему придет жадность!

Дверь за архиепископом захлопнулась, и я с облегчением откидываюсь на спинку стула.

— Уф! Кажется, я его таки сделал! — Немного преуменьшаю свой успех, потому как уже очевидно следующее. Несмотря на отсутствие твердого «да» и сухие слова Лаурелия, что он передаст наш разговор герцогу, есть полная уверенность, что они примут мое предложение.

С наслаждением вытягиваю ноги и пытаюсь сбросить все еще давящее напряжение. На дворе уже глубокая ночь, и хорошо было бы сейчас завалится спать, ведь завтра тяжелый день, но в моей крови еще столько адреналина, что заснуть нереально.

Понимая это, пытаюсь использовать оставшееся время с пользой и вытаскиваю пачку недописанных писем. Взявшись за работу, увлекаюсь и останавливаюсь, только когда усталость все же берет верх, и я чувствую, что глаза вот-вот закроются сами по себе.

Потянувшись и широко зевнув, уже собираюсь дунуть на лампу и погасить свет, как вдруг слышу какое-то странное шипение. Я бы не обратил внимание, но есть в нем что-то тревожное. Возникшее ощущение, будто звучит оно совсем рядом, заставляет занервничать.

— Будь я в лесу, то мог бы подумать, что это змея. — С этими словами беру со стола свечу и опускаю вниз к полу.

— Твою ж мать…! — Затаив дыхание чуть не выпускаю светильник из рук, потому что в шаге от меня, свернувшись кольцом, шипит здоровенная гадюка. Треугольная башка агрессивно раскачивается над полом, раздвоенный язык ходит туда-сюда!

'Мать честная…! Как она здесь оказалась⁈ — Мой взгляд на полном автомате бросается к закрытой двери и упирается в щель между ее нижним краем и полом.

Извивающийся след на пыльном полу отметает все сомнения разом.

«Ни за что не поверю, что в конце ноября эта тварь по доброй воле выбралась из своей глубокой норы и заползла на третий этаж замка! Ее подбросили! Это не чудовищная случайность!» — Вспыхивает в голове понимание, которое сейчас уже никак не может мне помочь.

«Вот дерьмо! — Пытаюсь воспользоваться пока еще имеющимися у меня мгновениями, и мысли бешено скачут в голове. — Что делать⁈ Что делать⁈ Что делать⁈»

Понятно, что любое движение или крик спровоцирует змею на атаку, но и неподвижность ничего не гарантирует. Тем более, что в такой скрюченной позе я долго не протяну.

Медленно, не разгибаясь, одними лишь глазами кошусь на стол в поисках хоть чего-нибудь пригодного для защиты. Ничего подходящего! Только бумага, чернильница, перья. Еще, правда, лампа и походная икона Богородицы. До лампы точно не дотянуться, а вот до иконы можно. Ее Прошка положил на край стола, не найдя в комнате красного угла, коего в католическом замке не могло быть по определению. Распятие на стене вон висит, а икон здесь не держат.

Тут надо сказать, что до того, как попасть в эти темные века, я был в общем-то атеистом, хотя и наличие какой-то неведомой, не подвластной человеческому осмысление силы признавал. Ни в церковь, ни в мечеть, ни в синагогу не ходил ни по воскресеньям, ни в какие другие дни, но здесь, понятное дело, такой роскоши позволить себе не могу. Не будешь ходить на службы, церковь ополчится против тебя, поплывут слухи, народ откачнется, а без поддержки народа мне никак. В общем, верю я сейчас в бога или нет, теперь это уже неважно! В церковь хожу регулярно, на иконы крещусь и все прочие православные ритуалы блюду, как положено. Вот и икону богородицы-заступницы вожу с собой в походы, ибо так принято, не басурман же я, чай…! Вернее, иконой, как и прочими хозяйственными делами занимается Прохор, а я принимаю это как должное и подчас даже не замечаю. Вот и сейчас, только увидев икону на столе, я вспомнил, как Прошка, не найдя красного угла в моей комнате, обозвал хозяев замка безбожниками и перекрестившись, положил ее на стол.

Стараясь не шевелиться ни одной мышцей и не спуская глаз со змеиной головы, тянусь пальцами левой руки к иконе. Тянусь к ней лишь как к единственно-доступному тяжелому предмету, а не как к чудодейственному амулету, способному меня защитить.

Зацепившись, наконец, за доску, подтаскиваю ее к себе. Слава богу, пошла беззвучно. Все ближе и ближе подтягиваю икону к своему краю, еще толком не понимая, как буду действовать. Мышцы спины, как назло, так свело, что сохранять полную неподвижность в этой скрюченной позе уже совершенно невозможно.

Сцепив зубы, терплю из последних сил, и вот икона уже на самом краю стола.

«Дальше что⁈ — Мысленно пытаюсь сподобиться хоть на какое-то разумное решение. — Попробовать метнуть ее в гадюку? Может она испугается и уползет⁈»

Здравый смысл говорит мне, что это полная чушь. Я только рукой двину, и тварь тут же вцепится мне в ногу. Из обычной-то позы тягаться в реакции со змеей дело неблагодарное, а уж из той в которой я сейчас нахожусь, и подавно.

Не придя ни к какому решению, чувствую, что держаться уже нет никаких сил. Все равно я сейчас непроизвольно дернусь, и змея бросится на меня.

«Аааа, была не была!» — Решаю рискнуть, но опережая меня, вдруг с душераздирающим скрипом приоткрывается дверь.

Этот звук подействовал как сигнал к действию, и тут уж сработали рефлексы. Разжавшиеся пружиной ноги бросили тело в сторону, а рука чисто на автомате смела со стола икону.

Валюсь на пол и жду боли укуса! Мозг импульсивно отмечает где-то совсем рядом странный глухой звук, но не задумываясь, я сразу же качусь в угол. Укуса все нет!

И тут сквозь грохот ударов сердца в уши врывается шмяканье тупых ударов и остервенелый рев Прохора.

— На тебе, тварь! На…!

Пытаюсь подняться, но сведенные судорогой мышцы не слушаются, отвечая на каждое движение разрывающей болью. Несколько секунд борьбы, и боль отпускает. Приподнимаю голову и вижу перекошенную физиономию Прошки, испачканную кровью кочергу в его руках, и изувеченное тело змеи.

Все еще не веря в спасение, осматриваю руки и ноги на предмет укуса — может, в порыве броска не почувствовал! Нет, следов змеиных зубов не видно.

«Пронесло что ли⁈ Не бросилась⁈ — Мелькает недоуменно в голове. — Прошка отвлек гадюку на себя!»

С этой мыслью поднимаюсь и тут вижу лежащую под столом икону, а на ней след от зубов и мутно-желтую каплю яда.

«Бросилась-таки, тварь! — Останавливаюсь, пораженный догадкой. В памяти мгновенно всплывает звук глухого удара, что я слышал во время падения. — Это бросок гадюки встретился с падающей иконой, и та приняла на себя укус ядовитых зубов!»

Не веря глазам своим, поднимаю икону и подношу к свету. Потек яда и след укуса настолько очевидны, что все сомнения отпадают сами собой.

В этот момент, бормоча оправдания, со спины подошел Прошка.

— Ей богу, господин консул, поверь, на миг лишь единый по нужде отлучился! И господин Калида тож, как назло, ушел посты проверять…

Резко оборвав свое бормотание, он заглянул мне через плечо и чуть не присвистнул от изумления.

— Ух ты…! Неужто Царица небесная уберегла тебя, консул, от смерти мучительной!

«Может и так, а может быть вмешался его величество случай! — Не отвечая ему, задумчиво иронизирую про себя. — Хотя подчас это одно и тоже!»

Стою в какой-то очумелой прострации, а Прошка, глубокомысленно наморщив лоб, изрекает с совсем несвойственной ему философской убежденностью.

— Видать, правильное ты дело делаешь, консул, раз Богородица тебя хранит!

Прохор смотрит на меня с безграничным благоговением, явно ожидая от меня каких-то слов в ответ, но я сам еще в шоке, а в башке полный сумбур. Все что я могу сейчас, это вспомнить хорошо известную в будущей России фразу.

— Мы русские, с нами бог!

У Прошки глаза полезли на лоб, словно в этот миг ему открылась самая главная тайна бытия.

— Мы русские, с нами бог! — С не меньшей убежденностью повторил он, и в этот момент я понял, что только что сплагиатил еще одну крылатую фразу, которую теперь будут связывать именно с моим именем.

«Да и ладно! — Мысленно отпускаю себе этот грех. — Лишь бы на пользу!»

А то, что пойдет на пользу, я вижу по тому, как Прохор, прежде чем положить икону на место, утер рукавом яд и еще раз прошептал.

— Мы русские, с нами бог!

В этот момент, скомкав всю торжественность, в комнату влетел каштелян замка и изумленно застыл на пороге.

— Что здесь происходит⁈

Как и мне, Прохору тоже, видать, нужно спустить пар, потому что, схватив мертвую гадюку за хвост, он резко сунул ее под самый нос каштеляна

— А вот что…! Гля, какие твари у вас по терему ползают!

Отшатнувшись, тот ошарашенно замотал головой.

— Откуда?!. В жизнь такого не видал! Нет у нас в замке такой нечисти! — Он попятился от болтающегося у него перед носом змеиного тела, пока не уперся спиной в уже собравшихся в проходе слуг.

Оттуда из толпы вдруг раздался чей-то голос.

— Так это ж францисканца змеюка!

Я смотрю на все это и пока не могу разобрать, что сейчас происходит. Хорошо отрепетированный фарс или действительно хозяева замка не в курсе⁈

В этот момент общий гвалт разом стих, и в коридоре вслед за грохотом тяжелых сапок стражи раздался строгий голос герцога.

— Что за сборище⁈ Артуро, что происходит⁈

«Артуро, видимо, каштелян». — Поясняю самому себе и смотрю на входящего герцога.

Поприветствовав меня, тот выслушал доклад каштеляна. Вид у него при этом настолько возмущенно-растерянный, что я вынуждено признаю — если он и играет роль, то весьма убедительно.

Затем послали стражу за монахом, но тут же выяснилось, что этой ночью тот покинул замок. Герцог немедля отправил за ним погоню, но я ни на секунду не усомнился в том, что погоня вернется ни с чем.