Тверской баскак. Том Пятый

Часть 2 Глава 12

Конец сентября — начало октября 1258 года

Жеребец Саксонского герцога вступил на доски наплавного моста и тут же испуганно остановился. Заходившая под копытами поверхность и звук текущей воды заставили его тревожно заржать. Герцог Альберт раздраженно ткнул его шпорами, но животное уперлось, отказываясь идти. Еще один тычек, и жеребец гневно взвился на дыбы, пытаясь сбросить своего всадника.

Показав, что он прекрасный наездник, Альберт Саксонский уверенно удержался в седле и даже позволил себе натянутую улыбку, но как итог, все равно позволил жеребцу сделать несколько шагов назад и замереть перед мостом.

Его оруженосцы засуетились вокруг, а все следующее за ним саксонское рыцарство остановилось и растерянно замерло в ожидании.

Нагнувшись к моему уху, Калида прошептал, не скрывая удивления.

— Он что, действительно хочет в полной броне и верхом проехаться по наплавному мосту⁈ А ежели коняка его нечто подобное на середине реки учудит, ведь потонет же, безумец!

Тут мой друг абсолютно прав, но это же аристократия, мать ее! У них впереди всего вельможный гонор да спесь. Ведь не подойдешь к нему и не скажешь: «Эй, друг, включи мозги, если ты свалишься с моста, то и пикнуть не успеешь, как все навешенное на тебя железо утащит твою благородную тушку на дно». Вчера на последнем совете эти господа мне так и ответили. Мол благородному человеку не по достоинству идти пешком! Рыцарь в походе должен следовать верхом, а не месить ногами грязь. Это удел простолюдинов!

Тогда я спорить не стал, а сегодня вижу, что следовало бы. В свое оправдание могу сказать, что вчера мне и без закидонов сиятельных сеньоров хватало дел. Весь вчерашний день тумен Абукана и Берке переходил Рейн, и все мои мысли были посвящены этому. Да, мне удалось уговорить монгол в том, что мой план — это единственная возможность разгромить короля франков, но зная мнительность Берке, я до последнего опасался, как бы он не передумал. Я был уверен — пока монгольское войско не переправилось полностью, в голове этого человека будет идти нешуточная борьба. Паталогическая подозрительность и осторожность вступят в схватку с безграничным честолюбием, и какое из этих чувств в конце концов победит, с уверенностью не скажет даже сам Берке. К счастью, желание утереть нос Бурундаю взяло верх, и все без малого девять тысяч ордынцев не только перешли Рейн, но и, не дожидаясь переправы остального войска, двинулись к перевалу через Арденны.

Сегодня же с самого утра у наплавного моста вытянулась длинная колонна тяжелой германской конницы и моей пехоты. Господ рыцарей решили пропустить вперед, я как чувствовал, что гладко не пойдет.

Прокручивая все это в голове, я еще раз оценил взглядом застопорившуюся переправу и подумал о том, что ситуацию надо спасать.

— Ежели герцог Альберт потонет на глазах всего войска, то пользы мне это не принесет никакой! — Пробормотав это, тычу кобылу пятками, и она, переходя на рысь, трусит вдоль замершего строя. За мной немедленно трогаются Прохор, Калида и весь десяток охраны.

Подъехав в голову колонны, я спрыгиваю на землю и передаю повод кобылы Прохору. Затем подняв взгляд на герцога, произношу с чуть заметной усмешкой.

— Мой друг, Альберт, не стоит испытывать судьбу! Капризные небеса не разбирают, герцог перед ними или простолюдин. Они не пощадили легендарного императора Фридриха Барбаросу, неужели ты думаешь, что сделают исключение для тебя!

Я не случайно напомнил герцогу о гибели Фридриха I, ведь тот утонул в реке при переправе. Конь сбросил его с седла, а все остальное доделали тяжелые доспехи. Это событие случилось всего шестьдесят восемь лет назад, так что должно быть еще свежо в памяти германских вельмож.

Встретившись с холодными глазами Альберта, я убираю с лица улыбку.

— Ведь не хочешь же ты, чтобы на твоем могильном камне высекли совсем не героическую фразу — утонул в реке!

Не дожидаясь реакции герцога, я, не торопясь, двинулся к мосту. Держа двух лошадей в поводу, Прохор зашагал следом. За ним Калида и десяток стрелков. Все спешились вслед за мной и повели занервничавших коней за собой. Конструкция наплавного моста хоть и зыбкая, но довольно устойчивая, главное не дергаться и держаться середины. Наши лошади к подобной процедуре уже привычны, да и идущий впереди хозяин действует на животное успокаивающе.

Не оборачиваюсь, но каким-то спинным нервом чувствую, что герцог все еще в седле и на берегу. Он смотрит мне вслед и никак не может решиться. С одной стороны, ему не хочется повторить бесславную кончину императора Фридриха, а с другой, дворянская спесь кричит об умалении достоинства!

Я иду спокойно, в полной уверенности, что рано или поздно герцог последует моему примеру.

«А куда ему теперь деваться! — С некоей долей злорадства бормочу про себя. — Ведь с того момента как я ступил на мост, каждая секунда промедления позорит его куда больше, чем прогулка пешком! Ведь все стоящее позади воинство думает, что герцог слегка труханул!»

Где-то на середине моста чувствую, как вся конструкция чуть вздрогнула и качнулась от новой нагрузки.

Остановившись, оглядываюсь назад и вижу, как герцог Альберт осторожно шагает по мосту, а следом за ним оруженосец ведет его коня.

«Ну вот, — удовлетворенно хмыкаю про себя, — здравый смысл возобладал над аристократической спесью и рыцарским самодурством!»

Дорога идет то вверх, то вниз, петляя между поросшими лесами склонами гор. Сейчас мы на самом пике горы Хое-Ахт, и отсюда открывается прекрасный вид. Невысокие горы, покрытые бесконечным лесом, раскинулись словно зеленые волны безбрежного океана.

Отрываясь от созерцания, слышу булькающий голос проводника.

— Тебе повезло, чужеземец! Обычно в это время здесь идет проливный дождь. — Вздохнув, он обвел глазами горизонт. — Я даже не припомню такого года, когда бы в октябре стояла такая погода.

Поворачиваюсь к старому бельгийцу, взявшемуся провести нас через горы, и улыбаюсь.

— Значит, небеса посылают мне удачу, Гвен Бельг!

Не отвечая, тот уклончиво щурится, мол все может быть.

Этого старика я нанял в предгорной деревушке Охтендунг. Местные крестьяне, как я узнал, частенько подрабатывали на жизнь, водя торговые караваны через горы, а вот вести чужую армию, естественно, желающих не нашлось. Тогда я вызвал старосту деревни и объяснил ему, чем может закончиться их упрямство. Я говорил с ним на той смеси немецкого и французского, на которой изъяснялось большинство этой деревни, и это в купе с моим отлично сыгранным безжалостным равнодушием произвело впечатление. У старосты не осталось ни единого сомнения в том, что этот чужак сожжёт, как обещал, всю деревню вместе с жителями, если ему не дать того, что он хочет. И тогда они нашли этого старика бельгийца, видимо, решив отдать на растерзание самого малоценного члена общины.

Пообщавшись в том же духе, как и со старостой, я объяснил старику, что мне нужно и что будет, если я этого не найду. В этой деревне, видимо, все отличались понятливостью, потому что, подумав, старик вдруг сказал.

— Я услышал, что будет если ты не найдешь искомого, — он вскинул на меня хитрый прищуренный взгляд, — но не услышал, что будет, если я помогу тебе найти.

Усмехнувшись, я вместо слов положил на стол два золотых флорина.

— Один прямо сейчас, а второй после того, как я увижу то, что мне надо.

Взяв монету, старик попробовал ее на зуб и удовлетворенно кивнул.

— Есть одна долина прям в точности, как ты ищешь. — Он спрятал монету в сжатой ладони. — В долине Синьяль, что у северного подножия горы Синьяль-де-Ботранж. Там, ежели ехать от Намюра и Льежа, то как раз дорога прямо с перевала выходит на вытянутую долину, окруженную с двух сторон пологими лесными склонами. С горы тракт идет через сплошной лес, и оттуда долины не видно почти до самого низа. Она открывается лишь с поворота и так внезапно, словно кто-то занавес сдернул.

Бельгиец вскинул на меня хитрые глаза.

— Такое место ты ищешь⁈

По описанию, это было то, что нужно, и я кивнул.

— Примерно такое.

И вот уже три дня войско петляет по лесной дороге, то взбираясь в гору, то катясь подгору. Погода действительно стоит на удивление хорошая, но все равно войско идет медленно, и, по словам проводника, таким темпом шагать еще дня три, не меньше.

К вечеру того же дня пошел дождь, словно старый хрыч сглазил. Мерзкий, холодный, превративший дорогу в настоящее испытание. Лошади скользили на текущей под копытами глине, и каждый фургон на вершину этих чертовых холмов приходилось затаскивать буквально на руках бойцов.

Еще четверо суток войско прошагало под проливным дождем. В постоянной сырости, холоде и в состоянии предельного напряжения. Мои бойцы привычно терпели, а вот ворчание господ рыцарей становилось с каждым днем все громче и громче.

Сегодня, начиная с переправы через Рейн, уже седьмой день пути. Дождь по-прежнему льет, не переставая. Солнце плотно закрыто серыми тучами, но по ощущениям где-то полдень. Войско только-только встало на краткий дневной отдых. Я устало сползаю с лошади и захожу под крышу наскоро устроенного навеса. Прохор возится с костром, пытаясь по-быстрому соорудить чего-нибудь горяченького.

Сажусь на пень под навесом и тут вижу, как проводник машет мне рукой, мол иди сюда.

«Вот дерьмо! — Рычу про себя. — Дадут мне хоть минуту покоя! Только ведь сел!»

Подхожу к краю дороги, где над обрывом деревья и кусты сплелись в непроходимую преграду.

— Чего хотел⁈ — Недовольно ворчу на бельгийца, а тот как ни в чем не бывало раздвигает густую листву и кивает вниз.

— Взгляни, подходит⁈

Бросаю взгляд в открывшееся «окно», и у меня сразу улучшается настроение. Внизу, у самого подножья горы, я вижу узкую, вытянутую с востока на запад долину. Причем форма ее такова, что широкая на востоке, на вид версты две, она сужается к своему западному краю, как бутылочное горлышко.

Мне уже ясно, что эта равнина как нельзя лучше подходит для задуманного мною плана.

«Пора слать гонцов к Берке!» — Появляется в голове мысль, говоря об уже окончательно утвердившемся решении.

Мой взгляд буквально прощупывает каждый клочок открывшейся равнины, а довольный результатом старый бельгиец добавляет конкретики.

— Вон там на склоне крыши домов видишь? — Я молча киваю, и он продолжает. — Это деревня Моншау, там к долине спускается та дорога, на которой мы счас с тобой стоим, а с другой стороны…

Он ткнул рукой в сторону бутылочного горлышка.

— Видишь⁈ Там, где склоны гор сжимают равнину, как удавка шею висельника⁈ — Его взгляд скользнул по моему лицу. — Туда выходит тракт с Намюра и Льежа.

Я удовлетворенно киваю на его слова, а старик вдруг протягивает мне свою грязную заскорузлую ладонь.

— Я привел тебя туда, куда ты хотел, пора рассчитаться!

Сморю на его похожую на куриную лапу ладонь, потом на лежащую в дождливой дымке долину, и отрицательно качаю головой.

— Придем в деревню, там и получишь свои деньги. — Тут мои губы растягиваются в ироничную усмешку. — А то вдруг там внизу ничего нет, а ты на меня морок наводишь!

Мою иронию старый бельгиец воспринимает на удивление серьезно. Зыркнув на меня глазами, он спокойно соглашается.

— В деревне, так в деревне!

На этом оставляю его одного и возвращаюсь под свой навес. Там уже дымит мокрыми дровами костер, а на треногу Прохор приладил котелок с водой.

«Пока закипит, можно будет еще раз осмыслить увиденное!» — С этой мыслью мой взгляд ищет, куда бы опустить задницу, и тут я слышу за спиной резкий голос Альберта Саксонского.

— Нам надо поговорить, консул!

Оборачиваюсь и вижу всех троих своих сиятельных союзников. Их мрачно-насупленные лица говорят мне, что разговор предстоит не из приятных. В этот момент успеваю подумать, что конечная точка пути показалась как раз вовремя, будет чем успокоить недовольных союзников.

Обвожу рукой свои скудные апартаменты и одеваю на лицо самую радушную улыбку.

— Прошу, господа, располагайтесь.

Прохор уже успел подсуетится и расставил рядом с костром четыре березовые колоды, но господа предпочли остаться на ногах.

Пройдя вглубь навеса, Альберт вонзился в меня глазами.

— Скажи нам, консул! А куда делись эти чертовы дикари⁈ — Он обвел своих сотоварищей взглядом, словно призывая поддержать его. — Нам интересно, где они сейчас и каков в целом твой замысел⁈ Зачем мы вообще премся в эти горы под нескончаемым дождем⁈

«Так, кажется, на корабле намечается бунт! — Иронизирую про себя, оценивая серьезность ситуации. — Всего-то неделя прошла! Недолго же вы господа продержались!»

Я не планировал посвящать союзников в свои планы, но сейчас вижу, что придется. Сеньоры серьезно завелись, и если сейчас не притушить огонь, то может вспыхнуть неконтролируемый пожар.

«Ладно уж, — вновь иронизирую про себя, — придется понизить режим секретности!»

Как справедливо говорили в древнем Риме: «Знают двое, знает и свинья!» Потому в любом деле важна конспирация. Не то, чтобы я совсем не доверяю герцогам. Раз они дошли со мной до этих гор, то, скорее всего, они намерены драться с французами, но кто поручится за их свиту, за всех тех, с кем господа поделятся знанием по секрету. Тут уверенности у меня нет, потому я и тянул до последнего. Вообще было бы идеальным раскрыть им все планы за час-два до боя, но увы… В реальности идеалы большая редкость!

Пауза затягивается, и лица герцогов становятся все жестче и жестче. Решив, что тянуть дольше не стоит, вновь показываю на импровизированные табуреты.

— Присаживайтесь, господа, разговор будет не быстрый!

На этот раз сиятельные сеньоры меня послушались. Подобрав мокрые длинные плащи, они расселись, гремя железом доспеха и оружия. Подождав, пока все окончательно успокоятся и всеобщее внимание вновь вернется ко мне, я подобрал с земли обломок ветки и примерно изобразил ту долину, что я увидел несколько минут назад.

— Сегодня к вечеру у вас господа будет крыша над головой. — Я ткнул точку на юго-восточной стороне своего рисунка. — Вот здесь, в деревне Моншау.

От этой новости лица герцогов немного просветлели, но ненадолго. Стоило Альберту вновь открыть рот, как остальные двое вновь нахмурились.

— Это хорошо, людям и лошадям нужен отдых, но мы пришли не за этим. Мы хотим знать, куда подевались монголы⁈ Где они⁈ Дикари решили свалить и бросить нас одних⁈

Не отвечая на эти вопросы, я ставлю еще две точки на своей импровизированной карте.

— Вот здесь города Намюр и Льеж, где собираются войска короля Франции, а вот где-то здесь, рисую небольшой кружочек посредине между долиной и Намюром, находится сейчас монгольское войско.

При этих словах в глазах моих слушателей вспыхнул искренний интерес, и они склонились к нарисованной карте.

— Какой в этом смысл⁈ — Через мгновение воскликнул Людовик Баварский. — Зачем дикари оторвались так далеко. Они хотят разбить французов одни и лишить нас заслуженной победы⁈

«Рыцарь всегда рыцарь! — Мысленно качаю головой. — Они думают только в одной парадигме. Атака — схватка — победа! Любая другая тактика недостойна и умаляет настоящую викторию!»

Посмотрев герцогу прямо в глаза, отвечаю жестко и без всякой иронии.

— Нет! Абукан ведет свой тумен до встречи с главными силами противника, а потом начнет отступать в нашу сторону. Сегодня же я пошлю к нему гонца и укажу точное место нашей позиции.

— Все равно не пойму! — Теперь меня перебил маркграф Иоганн. — Зачем все это⁈ Не проще ли было встать в этой долине всеми силами сразу и спокойно ждать подхода врага.

В тон ему тут же поддакнул Герцог Альберт.

— Или вообще остаться у Рейна. Пусть бы французы сами ползали по этим горам и калечили своих лошадей!

Я смотрю на них и до конца не верю, что они серьезно.

«Неужели они действительно настолько твердолобы, что неспособны ни на шаг отойти от привычной им тактики боя⁈»

Прохожусь глазами по лицам герцогов в надежде уловить хоть намек на сарказм, но нет. Все трое говорят абсолютно искренне и полностью уверены в свое правоте.

Тогда я задаю им встречный жесткий вопрос.

— То есть, если я правильно вас понял, господа, вы хотите встретить в открытом бою превосходящие силы врага и героически погибнуть в битве⁈

— Почему погибнуть? — Остолбенело переспрашивает Иоганн. — Ведь ты недавно говорил, что у нас есть все шансы одолеть французов!

Встречаю нацеленный на меня встревоженный взгляд и отвечаю все так же твердо и уверенно.

— Я и сейчас говорю вам, что мы не просто победим короля Франции, но и устроим французской армии такую кровавую баню, что разгром в Египте покажется Людовику детской забавой. Только для этого недостаточно просто встретить врага стенка на стенку! Для победы необходимо заманить его в расставленную ловушку!

На мою эмоциональную речь Альберт Саксонский брезгливо кривит губы.

— Ловушка, западня⁈ Так благородные люди охотятся на кабана, а не воюют друг с другом!

Прозвучало довольно обидно, особенно вкупе с брезгливой миной, но я сдерживаю рвущееся наружу злое раздражение.

«Тоже мне чистоплюи! Кому вы втираете, уж я-то знаю, как подло и коварно вы умеете себя вести!» — Мне очень хочется выдать им что-нибудь очень нелицеприятное, но здравый смысл во мне побеждает.

«Держи себя в руках! — Прикрикиваю я на себя. — Сейчас они нужны тебе гораздо больше, чем ты им!»

Я вижу, что слова Альберта понравились и двум другим герцогам. Это наводит меня на мысль, что если я сейчас начну их переубеждать, то скорее всего нарвусь на обратный эффект. Они упрутся в своей дворянской гордыни, и дело может вообще зайти в тупик.

Быстро прикидываю, как поступить, и на ум приходит одна поговорка — легко быть щедрым, если тебе это ничего не стоит!

«А что, — решаю сыграть рискованно, — дадим господам право самим решать, как воевать. Они же любят самостоятельность!»

Все трое по-прежнему выжидательно смотрят на меня, и я вдруг соглашательски пожимаю плечами.

— Ладно, господа! Воля ваша, хотите воевать по-джентельменски, будем по-джентельменски! Сегодня же отзываю Абукана, пусть ведет своих всадников сюда. Будем здесь ждать врага. Встанем в центре долины, чтобы французы могли выстроить свои порядки и будем ждать. Так вы хотите⁈

Все три герцога чувствуют в моих словах какой-то подвох, но пока еще не понимают какой. Иоганн Бранденбургский подал голос первым.

— Да! Так будет достойно!

Двое других соглашаются с ним, и я тоже киваю, но через мгновение, словно бы спохватившись, выдаю свое сомнение.

— А что, если французы не станут играть с нами честно⁈ Их в полтора раза больше, они вполне могут подпереть нас с запада и обойти с востока. Тогда и сражаться им будет не надо! Просто заблокируют нас тут в долине и дождутся, когда мы передохнем там с голода.

Такая перспектива никого не обрадовала, и в наступившей тишине Альберт вновь наехал на меня.

— А я говорил! Не надо было идти в горы! Надо было встать лагерем на Рейне и спокойно дожидаться врага.

Такой наскок я легко парирую.

— Еще не поздно! Мы все тут равноправные партнеры! Принимайте решение, и мы тут же разворачиваемся к Рейну! — Вновь беру паузу и через мгновение добавляю. — Хотя там нас тоже никто не ждет с распростертыми объятиями. Там Рейн-Вестфалия и Пфальц, земли наших врагов, архиепископов Кельна, Майнца и Трира.

Еще одно мгновение тишины, и я начинаю говорить вслух так, словно бы размышляю сам с собой.

— А что, если король Людовик не двинется в поход до весны⁈ Тогда что⁈ Не думаю, что зимой без взятия городов нам удастся прокормить нашу армию на вражеской территории. Мы вынуждены будем отступать дальше на восток и отдавать эти земли французам без боя. До весны придется кормить монголов в Саксонии и Баварии, а потом уж встречать объединенную армию Людовика и архиепископов. — Подняв глаза к небу, я делаю вид, словно бы подсчитываю. — Двадцать тысяч французов, да еще архиепископы тысячи три-четыре наберут…

По мере того, как я говорю, лица герцогов вытягиваются все больше и больше. Перспектива отдать свои земли на разграбление монголам, да еще на всю зиму, их совсем не радует. Возможное усиление врага тоже. Особенно тяжело ситуация выглядит для герцога Саксонии. Его земля и без того сильнее всех пострадала от монгол, и очевидно, что ей вновь придется принять всю тяжесть на себя. Альберт прекрасно понимает, что еще одно нашествие союзной армии ее попросту опустошит.

Я вижу, как каждый из герцогов мысленно ищет выход из ситуации и не находит. Они уже вконец запутались, и им начинает казаться, что положение совсем безнадежное.

Наконец, не найдя реальных ответов, Альберт приходит к самому очевидному решению. Подняв на меня взгляд, он возвращает разговор к тому месту, где ему вздумалось поиграть в благородство.

— Хорошо! Так что ты предлагаешь⁈