Тверской баскак. Том Пятый

Часть 1 Глава 11

Конец февраля 1258 года

— Что это там за суета у наших ворот⁈ — Калида настороженно придержал своего коня, указывая на мелькающие в темноте факелы, непонятные силуэты и людской гомон перед частоколом нашего лагеря.

Останавливаю кобылу рядом и слышу ворчание друга.

— Не нравится мне это! — Повернувшись к стрелкам охраны, он жестом отправил одного из них вперед. — Глянь, че там за шум!

По части безопасности я в решения Калиды не встреваю, считая коли уж доверил свою охрану человеку, так будь добр выполняй его требования!

Но сегодня я уже так вымотался, что позволяю себе побурчать.

— Ну на воду же дуешь, Калида! Кто к нам сейчас сунется⁈

Тот с каменным лицом сидит в седле, всем своим видом показывая, что ни в какие прения вступать не намерен. Я тоже замолкаю и просто жду возвращения стрелка.

В моей голове все еще стоят моменты только что закончившейся встречи с князьями. Всплывают обрывки собственных фраз, которые мне хотелось бы изменить, что-то добавить, где-то ответить по-другому. Нервное напряжение минувшего разговора до сих пор еще довлеет надо мной, хотя в целом встреча закончилась хорошо. Принципиальное согласие получено, а ожидать большего в такой ситуации было бы глупо. Теперь если-таки удастся напялить Австрийскую корону на голову Романа Даниловича, у меня будет неоспоримое право требовать выполнения договора. А ежели кто заартачится, то всегда можно будет привлечь двух других для принуждения к выполнению.

В общем я доволен, хотя эта встреча высосала из меня все соки. Хочется только одного, побыстрее вытянуться на койке и закрыть глаза, а тут Калида со своей осторожностью!

Начинаю раздраженно закипать, но тут возвращается посыльный. По его сияющей физиономии уже понятно, что там, в лагере, происходит что-то совсем обратное опасениям Калиды.

— Там это, — кричит он еще на подъезде, — обоз большой пришел из Твери!

'Вот это удачный день! — Вспыхивает в голове радостная мысль. — И встреча прошла хорошо, и припасы наконец-то добрались!

Трогаю с места, и через минуту мы уже в воротах лагеря. Здесь действительно радостная суета. Десятки фургонов сгрудились на лагерном плацу, и бойцы со всех подразделений стягиваются туда же. Возчики и охрана обоза — все нарасхват! Все ищут знакомых, стараясь хоть что-нибудь разузнать о своих семьях и близких.

Мне это по-человечески понятно, но порядок есть порядок, и я поворачиваюсь к Калиде.

— Разберись тут, и список всего, что привезли, мне на стол.

Сказав, пускаю кобылу к своему шатру и слышу за спиной грозной крик своего друга.

— Где старший по каравану⁈ Полковников и капитанов ко мне, живо!

Еду к себе и ни на миг не сомневаюсь, что через пять минут на плацу все будет как надо. Вот уже и коновязь, Прошка принимает кобылу под уздцы, и я спрыгиваю на землю.

«Дождусь списка, быстро гляну, сколько и чего привезли, и спать!» — Убеждаю сам себя, но тут Прохор портит мне сей благостный настрой.

— Тут чех какой-то вас дожидается! — Шепчет он мне на ухо, и у меня появляется предчувствие, что лечь спать сегодня вообще не удастся.

Без всяких вопросов читаю по глазам Прохора, что человека, ждущего меня, он не знает и особых подозрений он у него не вызывает.

— Говорит, дело у него к тебе важное! — Продолжает Прохор и без моих вопросов.

Становится занятно, и первая мысль послать этого нежданного чеха куда-подальше, как минимум до утра, уступает место любопытству.

Уже заходя в шатер все же, бросаю Прошке.

— Ладно, зови!

Плюхаюсь в кресло и вытягиваю ноги.

«Посмотрим, что это за чех такой! — Бормочу про себя и наливаю себе полную стопку настойки. — Надеюсь, он стоит моего ожидания».

Слышу за порогом шорохи и в щель приоткрытого полога вижу, как стрелки обыскивают невысокого полного мужчину. Через мгновение Прохор заводит его в шатер, а сам встает у него за спиной.

Поднимаю взгляд на незваного гостя.

— Кто таков, чего ищешь⁈

Тот кланяется мне до земли и называется.

— Я, Якоб Лобко’виц, член купеческой гильдии города Праги!

Имя мне ни о чем не говорит, но вот внешность гостя подсказывает, что он такой же чех, как я египтянин. То, что мужик из колен Изралеевых, настолько очевидно, что вызывает у меня усмешку.

— И чего ж ты, член гильдии, хочешь⁈

Тот бросает недвусмысленный взгляд назад, на стоящего у него за спиной Прохора, мол мои вести не для лишних ушей.

Оцениваю навскидку гостя. Невысокий, с брюшком, лет пятидесяти. Богатырем не выглядит и на киллера, явно, не тянет.

Перевожу взгляд на Прохора, мол выйди, но тот сразу аж взвился.

— Помилуйте, господин консул, Калида не велел! Узнает, что я вас одного с незнакомцем оставил, так со свету сживет!

Вижу, Прошка не перебарщивает, Калида может! После покушения в замке Коленинзель он за безопасность взялся всерьез, и Прохору реально не поздоровится.

«Ладно, — думаю про себя, — береженого бог бережет! Может, Калида и прав!»

Ждущий взгляд чеха все-еще нервно пялится мне прямо в лицо, и я отвечаю на него по-чешски.

— Говори на своем языке, мои люди его не разумеют.

Сдержав удивленный возглас, гость кивнул и начал рассказывать.

— Я торгую с Будапештом и часто мотаюсь туда-сюда. Вожу от них кожу и шерсть, а туда железо всякое да посуду нашу. В столице венгров я многих уважаемых людьми знаю и с Ростиславом Михайловичем, что недавно получил от короля Белы титул бана Мачвы, тоже знаком.

Назвав имя, он замер, уставясь на меня своим темно-карими чуть навыкат глазами, и я сразу понял, о ком он говорит.

«Ростислав Михайлович, — тут же всплывает в голове информация, — старший сын казненного десять лет назад в Орде Михаила Ярославича Черниговского. Непутевый сын, отказавшийся от отца ради женитьбы на венгерской принцессе Анне, дочери короля Белы IV. Про разоренный отеческий стол он давно и думать забыл и со времен нашествия Батыя трется при венгерском дворе. Король Бела своего зятя ценит и, как сказал чех, даже сделал его баном Мачвы, то бишь по-нашему князем области Мачва, что где-то на севере сегодняшней Сербии».

Тут надо сказать, что я вспомнил о Ростиславе еще в самом начале похода, когда прокручивал в памяти всех известных мне людей этого времени. Его личность заинтересовала меня прежде всего тем, что он пару лет назад с помощью своего тестя оттяпал себе кусок Болгарии на самом севере и выдал свою дочь замуж за Болгарского царя Михаила I Асеня. Это позволило ему влезть в Болгарские дела, а после неожиданной смерти Михаила I даже замахнуться на большее. Воспользовавшись возникшим междуцарствием, он захватил Болгарский трон и провозгласил себя царем. Правда, удержаться на нем не получилось. Претендентов и без него хватало, так что вскорости его оттуда благополучно поперли. В результате недолгой войны он потерял все добытые ранее земли, за исключением Видинской области Болгарии. Это крохотный кусочек земли ему все-таки удалось сохранить, что позволило самовлюбленно именовать себя царем Болгарии до самой своей кончины.

Такие амбиции грех не использовать, решил я тогда. Человек, предавший ради приданного отца, способен предать и тестя, если ему посулить большой куш. Через валашских купцов я отправил ему письмо, где, не таясь, указал на то, что мог бы помочь в достижении желаемого в Болгарии. Зерно, видать, упало в благодатную почву, и вот передо мной сидит посланец Ростислава.

Держу затяжную паузу, разглядывая узкое средиземноморское лицо чешского купца. Добиваюсь того, что тот все-таки отводит глаза, и спрашиваю:

— Есть ли у тебя подтверждение твоих слов?

Купец молча распарывает подкладку плаща и подает мне свернутую трубочкой бумажку.

Развернув ее, смотрю на ровный убористый почерк на русской кириллице — податель сего пользуется моим полным доверием. Всего одна строчка и подпись бан Ростислав.

«О времена, о нравы! — Вздыхаю про себя. — Что за детский сад! Такую записульку любой мог накарябать…! Я ведь даже почерка этого Ростислава не знаю, так почему я должен ей верить⁈»

В отличие от меня, мой незваный гость полностью убежден, что сей записки абсолютно достаточно и она полностью доказывает его статус доверенного лица. Он ведет себя абсолютно уверенно, словно бы мы оба видели, как она была написана.

Подумав еще, прихожу к выводу — а чего, собственно, мне переживать! Если мое письмо перехватили, и сейчас передо мной шпион венгерского короля, то это скорее проблемы князя Ростислава, чем мои.

«Значит, ему не повезло, — усмехаюсь про себя, — и король Бела сейчас получит неопровержимое доказательство вины своего зятя».

Купец все еще стоит в напряженной позе, ожидая от меня ответа, и я наконец решаюсь.

— Передай князю Ростиславу, что Великий хан умеет ценить оказанные услуги, а на престоле Болгарии ему нужен человек, доказавший свою преданность. — Выдержав паузу, добавляю. — И это не мои слова, это слова Великого хана.

Последнее я вворачиваю для пущей убедительности, ведь ничего конкретного я так и не сказал. Такое обещание стоит недорого, но чем черт не шутит, может Ростислав и купится.

Купец кивает, мол он все понял, и застывает в смиренной позе, всем свои видом показывая, что добавить ему больше нечего.

«Нечего так нечего!» — Проговариваю про себя и жестом демонстрирую, что он свободен.

Чех, еще раз склонившись до земли, пятится назад, пока не пересекает порог шатра. Я же, смотря ему вслед, думаю о том, как бы мне получше разыграть эту карту.

Положив передо мной три кожаных тубуса, Калида кивает на них.

— Это письма, а это, — он протянул мне свернутый рулон бумаги, — перечень того, что привезли.

Кивнув, беру протянутую бумагу и читаю.

«Составлено дьяком Афоней, главой пушкарского приказа Твери. Принято старшиной обоза, сотником Еремеем Глебовым».

Далее идет полный перечень всего, что доставили:

1. Гранаты керамические для баллист.

— под горючий заряд легкие одноковшовые — 251 штука

— под горючий заряд тяжелые трехковшовые — 123 штуки

2. Гранаты медные для баллист.

— под пороховой заряд легкие полуковшовые — 175 штук

— под пороховой заряд тяжелые одноковшовые — 89 штук

3. Жидкость горючая — 11 бочек трехведерных

4. Ядра чугунные для пушек — 225 штук

5. Порох — 179 двухведерных бочонков.

Глаза слипаются, но я через силу дочитываю до конца, пока не нахожу строку — пушки чугунные 100-миллиметровые две штуки.

«Вот и отлично!» — Бормочу про себя, потому как прибавка в артиллерии как нельзя кстати.

Поднимаю довольный взгляд на Калиду.

— Ну вот, теперь и дальше воевать можно!

У моего друга свое мнение на счет этой войны, но он держит его при себе, потому как мы уже все обговорили, а повторяться он не любит.

— Так что, пойду я⁈ — Кивает он на колышущийся полог, и я машу рукой.

— Давай!

Едва Калида выходит, как передо мной вновь встает уже знакомая дилемма: лечь наконец поспать или все же сначала прочитать письма?

Любопытство пересиливает, и я разворачиваю первый свиток. Это послание от Ратишы Ерша, и меня радует первая же строчка.

Писано 28 студе’ня 6765 года под градом Ревель.

«Стало быть, — тут же перевожу в понятное летоисчисление, — Двадцать восьмого декабря 1257 года он был уже под Ревелем. Неплохо!»

Читаю дальше.

'За лето совместно с татарами взяли городище Вильно, замки Крево и Троки. Миндовг отошел в Жемйтию, но и там к кону августа пал его последний оплот замок Россиены. После этого, как ты и указывал, я сказал темнику Кули, что гоняться по болотам за литвой мне не с руки, мол никого прибытку, одни хлопоты. Сказал, что ежели ему охота, то пусть один последних литвинов гоняет, а я займусь делом куда более прибыльным. Татарин сразу заинтересовался, мол чего и как. Тут я ему на карте показал Ливонские земли, все городки и замки ихние. Наплел, что вояки из ливонцев так себе, а вот злато-серебра там в избытке. Темник Кули калач тертый, но уж больно жаден, как услышал про золото так сразу загорелся. Видать, ему тож по литовским болотам бродить было неохота. Сговорились так, как зимник встанет, так сразу и ударить. Я отвел войско на Полоцкую землю, к Бреславлю, Кули и Василько Романович отошли к Вильно.

Зима пришла ранняя, и уже в начале декабря я двинул полк на ливонские замки Динабург и Розиттен. Кули же атаковал городище Кокенкузен, что чуть западнее. Василько в зимний набег не пошел, а отступил еще дальше на юг к Новогрудку.

Замки сии взяли с ходу, ибо там укрепления слабы были. С татарами встретились у городка Ронебург и тож пожгли его. Оттуда Кули пошел на Феллин, а я на Дерпт. Над этими крепостями пришлось повозиться. Татары там завязли на месяц, а мы ток на неделю, и вот уж к концу студе’ня обложили датский Ревель. Тута быстро не получится, и опасаюсь я, хватит ли зарядов!'

Отложив письмо, думаю, что проблемы у Ратишы те же, что и у меня, вот только подвоза боеприпасов в ближайшее время он не дождется, поскольку все мне отправили. С этой мыслью срываю печать со второго свитка. Это послание от Куранбасы из Киева. В отличие от предыдущего, это написано почти идеальным каллиграфическим почерком. Потому как половец грамотой так и не овладел, и выводил красивые буковки, явно, писарь. Куранбаса хоть и говорит по-русски вполне сносно, но вот читать и писать — это не его.

Усмехнувшись про себя, прохожу глазами строчку за строчкой.

'Как ты и указывал, выехал в Киев сразу же, как встали реки. Добрались в конце месяца студе’ня. В городе голод и разруха. Татары, что прошли летом, хоть и не грабили, но поля многие потоптали. Хлеб в Киеве аж по три гривны за пуд, тогда как на Твери по гривне за два. Как ты и велел, мы цену назначили в трое меньше, и народ за то нам в благодарности клялся, но боярам тутошним это умаление не по нутру пришлось и послали оне людей своих на нас. Вышла сеча злая, но народ Киевский вступился за нас и потому боярские кмети отступили. Я после этого велел на Подол съехать и лагерь там разбить. Живу теперь в юрте и юность свою вспоминаю каждый день.

Полон гонят с запада сплошным потоком, и мы, как приехали, стали перекупать людишек у ордынцев. Даем по пятьдесят Тверских рублей, то бишь по полгривны серебром, за полноценного мужика и четверть гривны за баб и детишек. Ежели приводят полную семью: муж и женка с детворой, то плачу по две гривны. За мастеров — каменщиков там, кузнецов и прочих — как ты и указывал, тож плачу по две гривны. Потому от ордынцев отбою нет, ведут ко мне людишек и днем, и ночью. Местный баскак Юлай-бек, по слухам, даже начал перекупать полон на подходах к Киеву подешевле и мне потом перепродавать.

Народ, чтоб не скапливался в Киеве и не дох тута от голода и холода, везем на Чернигов и Брянск. Местные бояре и дворяне там охотно людишек берут, ибо в хозяйствах запустение по нехватке рабочих рук. Платят иной раз вдвое против того, что я ордынцам уплатил. Мастеров же, как ты сказывал, не отдаем и всех гоним на Тулу и Тверь.

Письмо длинное, сразу видно, что писал Куранбаса не сам, а поболтать он горазд.

«Вон Ерш-то своей рукой кропал, — усмехаюсь про себя, — так лаконичен как спартанец!»

Новости меня обрадовали, выкуп пленных у монгол дело наиважнейшее. Мастеров у меня крайняя нехватка, особенно каменщиков и литейщиков. Железо вон есть, завод стоит, а литье пушечных стволом идет так медленно, что хоть тресни! Рабочих нет! Мастеров по пальцам пересчитать, а новых надо учить и растить. Не грибы, сами не вырастут! На все требуется время, а жизнь моя далеко не вечна. Тоже и с пожарами в Твери! Проблема стоит по-прежнему остро. Закон о замене соломенных крыш на черепичные уж когда вышел, а половина города стоит, как и прежде — черепицы не хватает, да крыть некому! В Тверском кремле я давно приказал бы снести все деревянные дома и заменить их на каменные, но кто класть будет⁈ Да и производство кирпича тогда надо увеличивать, а людей на это где взять⁈ Конечно, можно подождать, рано или поздно вырастет новое поколение, обучатся новые кадры, только когда это будет, а хотелось бы увидеть все своими глазами.

Потому и делаю ставку на этот поход. Ордынцы гребут всех, кого не зарубят в азарте, и дабы зря кровь не лили, я организовал покупку пленников и здесь, при ставке. Цены, конечно, пониже чем у Куранбасы в Киеве, но зато не надо никуда конвоировать.

Зимний лагерь еще только-только вставал на берегу Влтавы, а мой человек уже поставил несколько больших юрт у восточной границы и начал скупать полон у прибывающих ордынских отрядов. Желающих нажиться на человеческом горе оказалось немало, так что не прошло и месяца, как вокруг моих шатров возник стихийный невольничий рынок. Кое-кто из внезапно народившихся торгашей не сразу разобрался что к чему, попытались даже диктовать свои цены, а то и перекупать нужных мне людей. Пришлось навести порядок. Парочку самых борзых отправили в мир иной, а остальные приняли имеющийся статус-кво с простыми и понятными правилами. Хотите торговать, торгуйте, но ежели какой-нибудь богемский стеклодув или германский литейщик уйдет на сторону, то вам придется иметь дело с Калидой, а после известных событий иметь с ним дело уже никому не хотелось.

Слух о рынке рабов в лагере и еще где-то на востоке пошел по монгольским туменам, и желание рубить направо и налево у монгол поубавилось. Стоимость мастеров заставила воинов Бурундая ценить их жизнь, а цена на полную семью сократила немотивированное убийство мужчин при захвате городов и селений.

Вздохнув, откладываю прочитанное послание Куранбасы и перехожу к третьему письму. Оно из Твери от Остраты. Боярин писать сам тоже не мастак, видно, что надиктовывал писарю.

Быстро пробегаю по тексту.

'Извещаю тебя, консул, в том, что весь огненный наряд, что удалось изготовить и собрать к открытию зимника, отправил тебе немедля. Все заводы работают в полную силу, и к концу зимы что наберется отправлю Ершу в Ливонию.

В городе все спокойно. Осенью, в конце вересня, случился пожар в гончарной слободе, но с вышки заметили вовремя и успели потушить раньше, чем занялись соседние дома. Урожай в этом году по всей Руси неплохой, и зимняя ярмарка обещает быть многолюдной. К январю все князья Союза собираются приехать в Тверь, и уже сейчас до меня доходят слухи, что Черниговский князь, Смоленский и Полоцкий хотят требовать от Союза возмещения убытков, что учинили на их землях проходящие ордынские тумены. За вытоптанные посевы и разграбленные деревни. Мол, Тверь в этом походе участвует, так с добычи пусть и заплатит. Ежели успеет мое послание дойти, то хотелось бы узнать, что ты об этом думаешь, а коли нет, то постараюсь как-то унять крикунов'.

Дальше пошли всякие городские сплетни и опять жалобы на Якуна и Луготу.

— Ладно, это до завтра подождет! — Бросаю письмо на стол и прикрываю слипающиеся глаза.