Юля болеет с самого рождения. Первый год они с Марго практически жили в больнице: то из-за тонзиллита, то из-за бронхита, желудочно-кишечного расстройства или дефицита витамина А, в конце концов приведшего к анемии. В два года у нее подтвердилась непереносимость глютена. Марго крайне редко балует Юлю сладким, дочка соблюдает строгую диету, но порой не в силах сопротивляться желанию отведать чего-нибудь вредного. В городе немного заведений, способных похвастаться качественной безглютеновой продукцией. По иронии судьбы Ксюшина любимая кондитерская имеет в ассортименте линейку десертов, исключающих клейковину. Вот мы и заехали туда, чтобы Юля полакомилась тортом с заменителем шоколада… Счастью ее не было предела. В Ярославле, где они с Марго жили до недавних пор, о подобных местах ребенку оставалось лишь мечтать.
На этот раз Юля угодила в больницу с острым аппендицитом. Об этом Марго написала мне позже, пока я торчал в автомобильной пробке, разрываясь от чувства вины перед Варей. Она, должно быть, уже дома. Молчит. Не звонит, не пишет, спрашивая, какого черта происходит дома.
По приезду в больницу я встречаюсь с Марго в приемном покое хирургического отделения. Худая и белая, как снег, девушка сидит неподвижно на скамье, обтянутой светло-серым кожзамом. Тонкими пальцами крепко сжимает розовую детскую шапку, ни на миг не ослабляя хватку, словно боится, что кто-нибудь попытается отобрать вещицу.
Я молча опускаюсь рядом.
— Как у нее дела?
— Готовят к операции, — бесцветным голосом отвечает она.
Я накрываю колено девушки ладонью.
— Не волнуйся. Все будет хорошо.
Марго впивается зубами в пухлую нижнюю губу и возводит взор к потолку. На ее веерообразных ненакрашенных ресницах дрожат прозрачные крупинки влаги. Она выплакала немало слез. Не только сегодня, но и за всю Юлину жизнь.
— Она с утра жаловалась на боль в животе, — севшим голосом проговаривает Марго, по-прежнему отказываясь смотреть в мою сторону. — Но я заставила ее идти в школу. Думала, опять притворяется, чтобы поспать подольше и мультики весь день смотреть. Позвонила классная руководительница, сказала, что на физкультуре Юле стало плохо. Ей вызвали скорую, но в школу я приехала раньше, так что сюда мы отправились вместе.
Я крепче сжимаю ее колено.
— Не вини себя.
Марго шмыгает носом.
— А вдруг что-то не так пойдет во время операции?
— Ты зря себя накручиваешь, — с натянутой полуулыбкой и непроходящим чувством тяжести, засевшим в районе солнечного сплетения, я притягиваю Маргариту ближе и обхватываю рукой ее приподнятые хрупкие плечи. Девушка мгновенно обмякает в моих объятиях. — Мне тоже вырезали аппендицит. Через несколько дней был как огурчик.
— Ты часто болел?
— Нет.
Максимум простуду подхватывал. Мы с женой проблем не знали с Ксюшей. Ни разу на больничный ее не отправляли.
— Значит, от меня Юля слабое здоровье унаследовала, — полушепотом произносит Марго. — Большую часть седьмого и восьмого класса я провела дома. Учителя хором твердили, будто я симулирую болезни, чтобы прохлаждаться дома, — бурчит Марго. — Конечно, спала и видела, как бы отстать от школьной программы, чтобы повально заваливать контрольные и тесты. Да и дома отдыхать не получалось. Мама с папой вечно на работе пропадали, поэтому мне приходилось возиться с Темой… — тут она резко себя осекает, запечатывая дальнейшие слова за плотно стиснутыми зубами. — Прости, — Марго отстраняется. Моя рука сползает с ее плеч, я не пытаюсь это исправить. Собираю пальцы в кулак и делаю медленный, неровный вдох. — Извини, Матвей. Я не хотела…
— Все в порядке, — выдаю по привычке и отдергиваю голову в противоположную сторону, глядя в конец коридора широко раскрытыми глазами.
— Нет. Не в порядке, — надорвано возражает Марго. — Мне нужно быть внимательнее к тому, что слетает с языка.
Сложно повторять себе каждый раз, что для нее он в первую очередь был младшим братом, уже потом — стрелком. Из-за уважения к пострадавшим Марго табуировала память о нем, но я не виню ее в том, что она не может забыть все хорошее, что связывало с ним.
Казалось бы, неосторожно упомянула имя…
Имя убийцы моей Ксюши. Убийцы трех ни в чем неповинных, точно таких же, как и моя дочь, детей. Имя мальчика, которого Ксюша знала с пеленок, с которым росла бок о бок, с которым проводила почти все свое свободное время. Это имя она произносила чаще, чем «мама», или «папа».
Артем, Артем, Артем…
Артем сделал это, Артем сделал то. Артем рассказал, Артем показал…
До событий сентябрьского дня трехлетней давности его имя откликалось в нас с Варей искренним теплом. Жена пророчила им с Ксюшей настоящую, а не сымпровизированную в пятилетнем возрасте свадьбу и ораву карапузов. После смерти Андрея, его отца и одного из моих лучших друзей, парень часто у нас оставался. Лена, жена Андрея, свихнулась на почве его внезапной кончины. Мы с Варей поддерживали ее, как могли. Варя неоднократно разговаривала с ней о том, чтобы та разорвала связь с сомнительной религиозной организацией. Лена и детьми чуть единственного жилья не лишились, потому что ей внушили, что избавление материального избавит от бремени грехов, или что-то в этом духе.
Что сейчас с женой Андрюхи — не знаю. Марго не распространяется, но, уверен, поддерживает с ней связь.
Если бы не Юля, я бы и с Ритой не контактировал.
После случившегося с Ксюшей поставил общение на паузу. Только деньги на ребенка перечислял автопереводом. Думать не смел о том, что в Ярославле дочь растет. Учится читать, бегает, хохочет, ест песок с камнями, пока воспитатели в другом направлении смотрят, дерется с мальчишками на детской площадке. Маму не слушается, капризничает, тащит в рот сосульки, снег и норовит приютить всех уличных животных. Собачек, кошечек… всех без разбору тащит, каких только сумеет на руки взять.
Я табуировал сам факт их существования на несколько месяцев. Ходил отмороженным овощем с абсолютной неразберихой в голове. Не мог перекинуть мост от себя к причинам вставать по утрам. Помню лишь, что пытался не утратить связь с Варей. Наш корабль перевернула гигантская штормовая волна, а течением отдалило на километры друг от друга. Вокруг — ничего. Бескрайние черные воды и пугающая глубина этой черноты. А мы с женой в самом сердце этой пустоты. Казалось, сколько ни греби — найти друг друга и добраться до клочка суши будет нереально.
В одну из бессонных ночей меня «закоротило». Не подобрать слов, чтобы описать состояние, которое едва не подвело к черте. Словно в грудь поместили взрывчатку, и некто, имеющий к ней дистанционное управление, запустил таймер без точного обратного отсчета. Сдетонировать могло в любой момент. И время стало течь неравномерно. Вопреки законам вселенной оно то разгонялось, то стопорилось параллельно с ударами моего сердца.
Той ночью Варя находилась в больнице. Дома я был один. Метался из угла в угол, задыхался от паники и свирепой боли, от которой ломало кости. Таймер в груди приближал меня к тому, чтобы выйти в окно, лишь бы это закончилось.
Варя бы не пережила…
Тогда впервые со дня гибели старшей дочери я разрешил себе подумать о младшей. Иначе бы не спасся.
Таймер в груди стих.
Поначалу было невыносимо. Жажда жить — чтобы видеть, как эта кроха растет — не покидала поле боя, схлестываясь в кровожадном сражении с истощающим чувством вины перед женой за то, что вынужден утаивать от нее существование Юли; за то, что однажды изменил. Черт, и ведь не абы с кем, а с Марго…
Если Варя обо всем этом узнает, ее таймер, пульсирующий под ребрами, выйдет из строя.