Ты думал, я не узнаю?.. (СИ)

Глава 33 Матвей

Семь лет назад

Мой отец был уважаемым человеком. Нейрохирург в третьем поколении, основатель крупнейшего в стране благотворительного фонда, созданного для поддержки детей с заболеваниями и врожденными аномалиями нервной системы. С тех самых пор, как я научился понимать речь родителей, я слышал только то, что был рожден для продолжения семейной традиции по линии отца. Он был идолом для моей матери, поэтому ее голос существовал только в виде одной из тональностей его голоса.

С четырех лет с моего письменного стола не исчезали книжки о медицине. К шести годам я знал «от» и «до» анатомию мозга; о его способностях слушал на ночь простенькие научные статьи вместо сказок. Мне нравилось чувствовать себя особенным, болтая с преподавателем биологии о нейропластичности, в то время как все остальные дети из моего класса пытались усвоить базовые принципы, и наблюдать на лице взрослого человека изумление вперемешку со смятением, потому что порой я козырял сложными терминами, услышанными от отца. Мне нравилось проводить время в его кабинете после уроков, листая толстенные тома медицинской литературы в его отсутствие, и представлять, как вырасту и буду в своих фантазиях точной копией отца сидеть в этом большом кожаном кресле на колесиках, заполнять журналы, разъезжать по конференциям и спасать жизни. Но больше всего я любил то, как папа мною гордился. Я любил, как мы вместе мечтали о моем великом будущем.

Каждое утро начиналось со слов мамы: «Сделай все, чтобы сегодня папа тобой гордился». И я делал. Прилежно учился. Читал книги, которые он покупал для меня, просил брать меня с собой на работу, чтобы лучше понимать, как и чем он живет в остальное от нахождения дома время. Самым большим страхом для меня было превратиться в отцовское разочарование.

Но это было неизбежно.

Взрослея, я начал фантазировать о других вещах. Я научился сепарировать собственные желания от транслируемых родителями мне едва ли не с пеленок. Само собой разумеется, отцу это не нравилось. Он не брал во внимание то, что я стал проявлять больше интереса к точным наукам, залпом читая автобиографическую литературу о талантливейших представителях экономической отрасли и пробуя свои силы в изучении трейдинга. На почве участившихся конфликтов мы отдалялись друг от друга. К моменту поступления в медицинский вуз я точно знал, кем не хочу быть. Моим отцом.

С третьего курса я отчислился без ведома родителей. Мы с Варей (на то время она была первокурсницей) только-только начинали отношения. Ее поддержка не дала мне впасть в отчаяние после семейного скандала, закончившегося тем, что отец произнес роковые слова: «С этой минуты у меня нет сына», выгнал за порог, и мы прекратили общение. Родители отклонили приглашение на мою свадьбу. Они не поздравили меня с рождением дочки. Спустя несколько лет со мной связалась мама и сказала, что отец умер от сердечного приступа в своем кабинете. Лишь однажды она встретилась с четырехлетней внучкой и вскоре отправилась за своим идолом на тот свет, перебрав со снотворным.

У меня никого не осталось, кроме жены и дочери. Ответственность за семью стимулировала и одновременно вгоняла в беспросветное отчаяние. Из червоточины сомнений систематически хлестали опасения: «Я оступился, отказавшись от стези стать нейрохирургом», «Я не справляюсь»… То, что я стал разочарованием для папы, едва не сломало меня. Но я точно не переживу, если подведу своих любимых.

Но это тоже было неизбежно.

В моменты, когда все валилось из рук, я слышал в голове отчетливый голос, словно мама нежно, как и раньше, говорила мне на ухо, перед тем как поцеловать в щеку: «Сделай все, чтобы сегодня папа тобой гордился».

Сделай все, чтобы сегодня не превратиться в разочарование для жены и дочери.

Я повторял это, как мантру, на протяжении многих лет.

Даже когда внутренний стержень ломался в щепки, я обращался к искаженному собственным восприятием посылу, навсегда отпечатавшемуся в подсознании, и исправлял ситуацию.

До тех пор, пока моему боссу не предъявили обвинение в отмывании денег, а компанию закрыли, так же заподозрив некоторых сотрудников, включая меня, в сговоре с ним. Я проторчал в кабинете следователя до позднего вечера. Меня отпустили под подписку о невыезде, не обнаружив подтверждающих мою причастность к махинациям доказательств.

Мой новый статус: автоматически безработный. Подозреваемый в серьезном финансовом преступлении, о котором со дня на день начнут вещать новостные редакции. Разочарование.

Получив на руки телефон, я вижу пропущенные от жены и оставленные Ксюшей обиженные голосовые сообщения. Точно. Сегодня у нас по плану должен был быть вечер кино.

Извини, дочурка, твой папа вляпался в кучу дерьма совсем замотался. Прости, Варюш, что не смог предупредить о том, что черт знает когда вернусь домой.

В качестве расплаты за опоздание Ксюша просит торт. Да, детка. Будет тебе торт. Самый вкусный. Черничный. Как ты любишь. Мне не жаль потратить час с лишним на то, чтобы объездить оживленные в столь поздний час районы мегаполиса и забрать с витрины последний экземпляр. Заодно разгружаю мозг. Хреново это дается, честно говоря.

Встречаю в городе дочку Литвиновых. Почему Марго торчит под ливнем? Одна. Ночью. Я останавливаю тачку и иду выяснять, не приключилась ли с ней беда. К счастью, с девушкой полный порядок, только выглядит грустной и потерянной. В глазах еще стоят слезы. Плакала? Точно что-то произошло, но лезть к ней в душу я не буду. Захочет — сама расскажет. Однако разговор у нас вяжется не очень. Я присутствую в салоне, рядом с Марго, лишь частично, поэтому вовлекаюсь в беседу процентов на двадцать, функционируя на энергосберегающем режиме.

Не замечаю, как дотрагиваюсь до нее… Вернее, не придаю касанию особого значения, ведь делаю это без какого-то умысла. Просто не думаю о том, какой жизнью живут мои конечности, не чувствуя в этом необходимости. А надо бы. В Маргарите словно что-то зажигается и начинает искрить так, что обжигает те ничтожные двадцать процентов моей вовлеченности в суть происходящего.

И вот она спрашивает разрешения обнять меня. Я позволяю. Ей хреново. Может, это поможет успокоиться?

Что за черт? Она зачем-то поцеловала меня в шею. Лепечет сумбурные извинения, сбегает из салона и куда-то идет. Дурочка. Дождь холодный, а на ней минимум одежды. Простынет. Я ее догоняю, собираясь посадить в машину и увезти домой. Покатались и хватит.

Мне не по себе от того, что Марго снова меня целует. Откровенно провоцирует, но я не понимаю, на что. Чего добивается? А добивается ли вообще? Мне кажется, она не ведает, что творит.

Ну а я?

Сохраняя внешнюю непоколебимость, я ощущаю, как что-то внутри пошатнулось. И с каждой секундой расшатывается сильнее, вытаскивает из низин естества уродливое возбуждение, не имеющее схожих черт с моими чувствами и приятно будоражащим влечением к жене. Губительная лихорадка, рождающаяся с очередным, более дерзким поцелуем Маргариты, сжигает последние барьеры между мной и тем, кого я ужасался с самого детства.

Я так долго и упорно убеждал себя и окружающих в том, что это в корне неверно. Я лучше.

Пора признать, Метелин, кто ты есть.

Разочарование.

Вот и докажи. Себе, черт подери, докажи! И живи с этим дальше.

Трахни девчонку… повзрослевшую дочку своего лучшего друга. Трахни, потому что поманила, и тебя повлекло, как мотылька на свет. Даже уламывать не нужно, ведь ты слабак, пустивший ситуацию на самотек. Упади так низко, чтобы больше не рыпаться; даже не смей смотреть наверх. После чего вернись домой… прокрадись, как таракан, чтобы никого не разбудить, испытай облегчение от вида аккуратно заправленной кровати и отсутствия дома жены. Прослушай голосовое, которое она записала тебе, пока ты сношался, как грязный черт, с восемнадцатилеткой, забыв обо всем на свете. Убедись, какая ты тварь, Метелин. Варя ждала тебя, беспокоилась, все ли в порядке на работе. Конечно, нет, — думала она — раз ты, подонок, задерживаешься снова допоздна. Ей тоже пришлось уехать в больницу.

Прими душ, отмойся от запаха Марго, пройди мимо комнаты дочери, не смея зайти внутрь и взглянуть на нее спящую. Ляг в постель и пролежи до сигнала будильника, устремив в потолок не смыкающиеся глаза. Напомни себе, что ты безработный, под следствием, теперь еще и предатель. Трус, неспособный сознаться в содеянном жене, которая вернулась домой аккурат к завтраку; ты к этому явно не готов. Твоя потерянная рожа бросается Варе в глаза. Она ложится рядом, обнимает и спрашивает, почему не спишь. Отвечай, Метелин. С чувством, с толком, с расстановкой. Расскажи часть истории, в которой твою брокерскую компанию накрыли. Объяснись, почему приперся лишь под утро. Насыться ее неравнодушием, давясь неозвученным признанием о том, как дешево изменил ей на вшивой заправке. Услышь, что вы со всем справитесь, и изобрази благодарность. Прижми ее к себе так крепко, как только можешь, чтобы не сломать. Хотя… ты ведь уже это сделал, правда, она об этом не знает.

Встань, чтобы приготовить всем завтрак. Отвези дочку в школу.

И живи дальше, как разочарование.