Ты думал, я не узнаю?.. (СИ)

Глава 18 Матвей

Жену увезли в больницу после ЧП на работе. Когда я приезжаю туда, мне говорят, что ее нет. В смысле, в стенах учреждения. Варя отказалась от госпитализации и ушла. Но на какой-то миг я подумал о самом худшем и растерялся. Так глубоко нырнул в оцепенение, что время замерло, а в мыслях нон-стопом крутились объяснения произошедшего от лица ее главврача.

Кричала, рвала на себе волосы, колотилась головой о стены. Он точно имел в виду Варю, когда мы разговаривали по телефону?

— …Матвей, вам необходимо проявить особую внимательность по отношению к вашей супруге. Боюсь, этот инцидент не удастся замять полностью, но я приложу все усилия со своей стороны, чтобы избежать серьезных для нее последствий, однако буду вынужден известить обо всем регулирующие органы. Сами понимаете, это не пройдет бесследно для репутации нашего центра и, в частности, для ее компетентности. Я не стал нагнетать в присутствии Варвары ситуацию, чтобы не провоцировать ее нестабильное поведение. Прошу, позаботьтесь о ней. Варвара ценный сотрудник… и хороший человек. Мне бы очень не хотелось, чтобы дошло до увольнения или хуже того — до суда и запрета на деятельность.

Геннадий Леонидович во многом поддерживал Варю после трагедии. Он был одним из первых, кто вытащил нас с женой из «раковины» и пригласил к себе домой на ужин, а ведь прежде я в лицо его не знал. Когда-то давно чету Юхименко настигла такая же участь. Около тридцати лет назад они потеряли старшего сына.

Смерть ребенка напропалую косит окружение, выворачивая его наизнанку, выжимая из жизни друзей, превращая их в незнакомцев, а незнакомцев — в единомышленников и близких по духу людей.

Для Вари работа имеет огромное значение. На определенном жизненном этапе она поставила ее во главу своего существования, чтобы было легче справляться с присутствующей в нашем доме пустотой. Спустя некоторое время и сеансы психотерапии я смог заменить зависть на искреннюю радость и гордость за жену, ведь меня не спасало даже это. Только Юля, о которой я не смел перед женой заикнуться.

Варя же загнется, лишившись возможности помогать больным детям…

Я еду домой, опасаясь постов ГИБДД за превышение скорости, и с периодичностью в две-три минуты набираю ее номер.

Геннадий Леонидович сказал, что на записи видеонаблюдения видно, как моя жена вышла из палаты в коридор, с кем-то поговорила по телефону, что-то посмотрела, после чего ее сразу и совершенно внезапно для окружающих накрыло.

Почему она вышла из себя?

Неужели?..

Нет. Боже, надеюсь, что нет.

Миновав центр нейрохирургии имени Бурденко, я глохну в километровой пробке. Варя не берет трубку, заставляя меня сходить с ума от неведения. Где она? Остается верить, что дома. Добралась в целости и сохранности. Ей диагностировали небольшое сотрясение и помимо госпитализации предложили консультацию психиатра. Разумеется, вместо этого она развернулась и ушла.

После Ксюши Варя не пыталась вредить себе. Ясное дело, что думала об этом, но, к счастью, кошмарные мысли оставались нереализованными. Она трансформировала безутешность, не дающую спать по ночам, в сострадание к своим маленьким пациентам. У меня в голове не укладывалось, почему, пережив смерть собственного ребенка, она рвалась наблюдать, как медленно угасают чужие. Это же самоистязание в чистом виде!

Но я все чаще начал получать письма с признательностью к Варе и встречать на улицах людей, благодарящих за ее усердный труд и внимание к детям. За то, что она читала им сказки, утешала и подбадривала, когда было страшно и одиноко без мам и пап. За то, что не обрывала связь с осиротевшими родителями и даже организовывала встречи. Она больше не могла проявлять физическую материнскую заботу к Ксюше, поэтому дарила ее другим своим подопечным.

Мне бы не хватило ни мужества, ни отчаяния на это.

После очередной серии длинных гудков включается автоответчик.

— Варь, умоляю, ответь. Пожалуйста, мне нужно знать, что с тобой все хорошо, что ты в безопасности. Прошу. Или напиши… Хоть что-нибудь.

Записав голосовое, отбрасываю телефон на соседнее кресло.

— Да когда же вы с места тронетесь, мать вашу?! — с запальчивым рыком долблю кулаком по рулю с идиотской надеждой, что настойчивое гудение клаксона как-то поспособствует продвижению затора, но это лишь раззадоривает других водителей на словесную перепалку.

Мобильник на кресле «оживает». Сердце пропускает удар. Я хватаюсь за гаджет, но имя на экране не ложится на душу успокаивающим бальзамом, а лишь вгоняет в дебри беспросветного чувства вины.

— Юля оклемалась от наркоза. Спрашивает по четыреста раз за час, где ты, — Марго отпускает фыркающий, тихий смешок. — Когда приедешь?

Вот же ж…

Я должен был собрать и привезти им вещи, но все вылетело из головы, когда раздался звонок с работы жены.

— Сегодня не получится. Извини. Заеду утром.

— Ничего страшного. Эм, у тебя все нормально? — немного помолчав, спрашивает Марго. — Одерни, если не в свое дело лезу. Просто голос у тебя напряженный.

— Не бери в голову.

— Ладно.

Я тарабаню пальцами по рулю.

— С Варей кое-что стряслось. Пытаюсь уладить.

«Думаю, она про нас узнала», — вертится на языке. Или я зря себя накручиваю? Ни к чему пока заражать паранойей Марго.

— О… Понятно.

— Передай Юле, что я скучаю.

— Передам. До завтра, Матвей.

На дороге намечается прогресс, и я вновь могу гнать со скоростью выше десяти километров в час. Ставлю тачку у подъезда, взбираюсь по лестнице, не дожидаясь, пока лифт с последнего этажа доползет до первого, и с легкой отдышкой влетаю во входную дверь. Сквозь гул в ушах, перебивающийся с неистовым сердечным ритмом, вслушиваюсь в посторонние звуки.

Квартира молчит.

Вари в ней нет.

Обследовав комнаты, я обнаруживаю, что нет и тех вещей, которые жена не унесла с первого раза.

По крайней мере, Варя здесь все-таки появлялась.

Я не успел…

ЧЕРТ!

Глупая моя, куда же ты ушла?

Вновь звоню ей; нужно чем-то занять руки — телефоном, и мозг — ожиданием чуда, что она снизойдет до ответа.

Заклинаю все существующие и несуществующие высшие силы о помощи. Блуждаю из комнаты в комнату, стараясь не задерживаться на месте дольше чем на несколько секунд, чтобы не обернуться каменным изваянием.

И как я упустил из виду непримечательный листочек, сложенный пополам, на кухонном столе? Последнее доказательство того, Варя возвращалась, а я опоздал.

«Теперь я знаю о тебе и Марго.

За Ксюшу спасибо, но сегодня ты для меня умер»

Варя

Боль нужна. Когда болит, уходит ступор.

А что плохого, скажете вы, в ступоре? Да, собственно, ничего. Только он и спасал в острой фазе горя. Оцепенение ставило жизнь на паузу, замораживало чувства, и тогда становилось легче — больше не казалось, что снова и снова боль сдирает кожу, а потом она — кожа — каким-то образом возвращается и опять отделяется от плоти.

Но с выходом горя в плато ступор становится скорее недругом, затормаживающим процесс исцеления. Со временем привыкаешь существовать в рамках обездвиженности, и нужно быть настоящим садистом по отношению к себе, чтобы добровольно покинуть их, окунувшись в свирепствующее чувство потери.

Однако сделать это необходимо. Не будет прогресса, если не переживать эмоции.

Правда о муже меня взорвала.

Правда о нем меня его лишила. Окончательно и бесповоротно.

Это почти так же больно, как потерять ее.

Но я не могу… не могу обращаться за помощью к оцепенению и вновь ставить свою жизнь на паузу. Не могу больше подвергать окружающих опасности, которую источаю. Та мощь, что вырвалась из меня сегодня, будет накапливаться; я должна замедлить этот процесс. Не триггерить себя, не бередить раны и дать возможность новым хотя бы перестать кровоточить.

Я полностью осознаю, что так называемый отпуск может затянуться. Я готова к последствиям. Раскаюсь, вернусь к антидепрессантам и возобновлю сеансы с психотерапевтом.

Я выдержу. Не сдамся. Чтобы Ксюша, находясь по ту сторону завесы из тонкой материи, отделяющей наши миры, была за меня спокойна и не сомневалась: ее мама не перестанет бороться за жизнь, которую она очень любила.

Диспетчер объявляет посадку на рейс Москва-Мурманск. Я через силу допиваю остывший быстрорастворимый кофе, морщась от противной горечи, мысленно прощаюсь на время с заснеженной Москвой и пишу папе о нашей скорой встрече.