Солдаты получили приказ идти и шли, однако с самого начала стало ясно: далеко им не уйти.
Люди измотались физически и душевно. Они походили на истертую веревку, грозящую лопнуть от порыва ветра.
В каждой тени им мерещились фаэрауги. Бойцы успели проткнуть штыками и изрубить в куски столько лиан и веток, что кто-то, по всей вероятности гном, высказал опасение, как бы полк не переименовали в «Железных садовников». По всей колонне то и дело разносились насмешливые крики: «Давай коли его, гада!» Эльфидам-погонщикам приходилось все время быть начеку, сдерживая мурафантов. Они бешено размахивали перышками и явно жалели об отсутствии под рукой какого-нибудь более эффективного средства. Например, увесистой дубины. Солдаты шарахались от взбудораженных животных, без конца сбивая строй. Конова упрямо тешил себя надеждой, будто все обойдется и наладится, но тут Джир, встопорщив загривок, с ревом атаковал колыхнувшийся впереди листок.
— Сэр, если так пойдет и дальше, у нас появятся новые жертвы! — доложил майор принцу.
К его немалому удивлению, наследник престола не вспылил, а лишь коротко кивнул. Очевидно, его мысли витали где-то в другом месте.
Конова приказал разбивать лагерь. Оставшуюся часть дня бойцы вырубали лианы на сто ярдов вокруг. Посреди лагеря разложили огромный костер из сухого хвороста, а с наступлением темноты по периметру разожгли еще несколько — поменьше. Сегодня ночью ни один фаэрауг не подберется к ним незамеченным!
Проверив, всели сделано правильно, Конова заполз в палатку, установленную для него солдатами. Там майор сбросил кивер, расстегнул верхнюю пуговицу мундира и провалился в сон.
Он стоял перед серебристым волчьим дубом, единственным серебристым дубом в лесу. Крона дерева высоко вздымалась над остальными. Эльфу даже пришлось задрать голову, чтобы разглядеть макушку. Ночной ветерок слегка шевелил листья, полная сияющая луна проглядывала сквозь ветви.
«Проклятье, — подумал Конова, — очередной поганый сон!»
По крайней мере, на сей раз его угораздило оказаться не на лугу новорожденных. Стремительный Дракон находился где-то в Великом лесу, и кроме того ночью. Он напрягся, поскольку точно знал: отсюда все пути ведут исключительно вниз.
Год, проведенный в одиночестве, с бенгаром в качестве единственного собеседника, дался ему не сказать, чтобы легко. Другой эльф, послабее, наверное, сошел бы с ума от всех ужасов, являвшихся ему после захода солнца как во сне, так и наяву. Но с другой стороны, тот эльф, наверное, не стал бы и преследовать своих преследователей, ночь за ночью убивая их с такой яростью, что поутру просыпался с сорванным от боевого клича голосом.
Удар грома сотряс кроны. Лунные зайчики испуганно заметались по земле. Тонкая нить молнии прошила ночное небо, предвещая надвигающуюся грозу. Страх затопил лес. Деревья стенали от ужаса, наполняя им разум Коновы. Кругом воцарился настоящий хаос из голосов. Они шумели и вопили, требуя быть услышанными и понятыми. В конце концов эльф, отчаявшийся разобрать что-либо, попытался заставить их умолкнуть.
Тут в его разум ворвался новый голос. В отличие от остальных, он звучал совершенно спокойно. Новая молния рассекла тьму, однако голос мгновенно утихомирил испуганный хор. Конова расслабился. Он взглянул на могучий серебристый дуб и с изумлением узнал в нем то самое хилое растеньице с луга новорожденных. «Как такое может быть?» — удивился Стремительный Дракон. Дуб же гигантской сетью раскинул над лесом ветви, защищая более слабые деревья от ярости бури.
Молния полыхнула прямо над головой. Там, куда она угодила, с треском взметнулся фонтан белых искр, могучий ствол вздрогнул, а на землю посыпались обломки сучьев с серебристой корой. Голос на миг прервался от боли, но дуб тотчас снова воззвал к остальным деревьям. И те ответили на зов, делясь с ним собственной силой. Подпитанный ими, он сделался выше и могущественней. Тщетно ярилась буря в попытке сломить защитника леса.
Наконец последние грозовые тучи уползли прочь. Луна снова появилась в небе, озарив серебристый волчий дуб. На высоком и прямом стволе буря не оставила ни единого следа. По коре струился лед. Что-то было не так!
— Разве это не прекрасно? — Из-за дерева выступила эльфийка и протянула к Конове руки.
Он попятился. С трудом оторвав взгляд от полыхавших черным ледяным пламенем глаз, эльф снова посмотрел на волчий дуб. Ствол стремительно корежился, серебристая кора делалась прозрачной, позволяя увидеть струящийся под ней вязкий темный ихор. Скорченные ветви с ломкими зазубренными листьями расползались зигзагами во все стороны. Голос дерева по-прежнему взывал к лесу, но теперь вовсе не казался мирным и успокаивающим.
— Отчего ты противишься? — Темная Владычица с любовью коснулась изуродованного ствола. — Я спасла его, могу спасти и тебя!
— Неужели ты сама не видишь, что сотворила? — еле слышно прохрипел Конова. — Это отвратительно! Его нужно уничтожить!
Он торопливо отступал назад, но, сколько шагов ни делал, образ перед ним оставался прежним. Изо рта вырвались клубы пара. Конова задрожал от холода. Темная Владычица наступала. Она тянулась к Стремительному Дракону, и на кончиках Ее пальцев трепетали холодные черные огоньки.
Руки приближались. Пламя разгоралось с каждым шагом. Конова сделал попытку выхватить саблю, однако закоченевшее тело отказалось слушаться. Совсем чуть-чуть, и Она коснется его. Эльф отвернулся.
В следующий миг он почему-то летел над вершинами деревьев. Это было так прекрасно! Конова расправил крылья, позволив теплым восходящим потокам поднимать себя все выше и выше. Ветер гудел в перьях. Восхитительное ощущение полной свободы охватило его, а через секунду он понял, в кого превратился.
Срикс! Эльф стал сриксом. Довольный неожиданным спасением, Стремительный Дракон даже смирился с необходимостью именоваться Мартимисом и всецело отдался незамысловатой радости полета.
Свобода! Жуткий лес, оставленный им внизу, мало-помалу истаял, превратившись в едва заметную далекую точку. Ветер переполнял Конову невиданной энергией. Если бы он захотел, то мог бы взлететь к самой вершине неба и кружить там среди звезд. Хотя, если подумать, Мартимис бы не стал так делать. Но почему?
Ах да, ответ буквально лежал у него в зобу. Ему предстояло отнести в Калагрию письмо Ралли к ее издателю. Потребность выполнить задание оказалась совершенно неотвязной. Уж не магия ли тут замешана? Сам он, правда, не испытывал ничего, кроме глубокой печали. Конова боролся с ней постоянно, но у срикса-то она откуда? Нет, подобных снов у него определенно до сих пор не случалось. Эльфу казалось, будто он и впрямь куда-то летит, хотя в глубине души Стремительный Дракон смутно сознавал, что спит на земле в сотнях миль от того места.
Мартимис же действительно пребывал в печали. Животное чутье указывало на перемены в окружающем мире. На пустошах внизу мельтешила заманчивая добыча, но срикс совершенно не испытывал желания поохотиться. Теперь он брал пищу только из ее рук. Так безопаснее.
Впереди, к востоку, громоздились темные тучи. Посыльный уклонился, камнем рухнув вниз, снова расправил крылья и поплыл к небу, сберегая силы в теплых невидимых волнах. Краем глаза он уловил какое-то движение. Голова его повернулась из стороны в сторону. Свербевшая в груди колючая ледяная боль, вероятно, что-то значила, но сейчас, будучи сриксом, Мартимис не обратил на нее особого внимания, поскольку лететь она не мешала.
Он сильнее заработал крыльями, запрокинул голову и завыл, слушая, как голос расходится во все стороны. Свобода! Жизнь, что теснилась под пологом леса, не могла добраться до него здесь, в небе. На мгновение срикс распушил перья, ловя отзвуки собственного крика. Благодаря этому свойству ему не составляло труда выследить и поймать кого-нибудь размером с ласточку. Правда, сейчас добыча вокруг отсутствовала. По счастью, он был совершенно, абсолютно один.
Срикс летел дальше, в прежнем направлении. Мысли его отличались простотой и ясностью. Ралли заботится о нем, защищает его, а иногда, хотя и не так часто, как хотелось бы, позволяет размять крылья, отправив в полет. И он летел. Летел, куда требовалось. Летел, время от времени разевая пасть, чтобы ветер остудил глотку. Летел и не видел приближающейся тени, когтей и зубов, алчного голода из далекого ледяного прошлого.
Он не умер. Хотя временами ему хотелось умереть просто ради возможности отдохнуть.
Оно звало его во сне каждую ночь. Вице-король Фальтинальд Гвин знал, что так быть не должно, но было именно так.
Оно не имело ни рта, ни сердца, ни даже мозгов, однако вице-король слышал его крики и, главное, понимал их. Ночь за ночью оно взывало к нему, и деться Гвин никуда не мог, разве только уничтожить его, а так поступать не хотелось, ибо в нем заключалась власть. Власть безмерная и безграничная, а уж вице-король знал, как найти ей применение.
Поначалу он игнорировал тоскливые призывы, полагая, будто ему все мерещится. Потом в одно прекрасное утро споткнулся о скорченный труп лакея и понял, что нет, не мерещится. Если бы Гвин продолжал и дальше не замечать зов, в его дворце в столице Эльфии воцарилась бы паника, да к тому же хорошие слуги — вещь редкая, и их следует беречь. Вице-король ворочался во сне, терзаемый голосом, которого на самом деле не могло существовать.
Шелковые простыни роскошного ложа под балдахином сбились, обмотавшись вокруг тела. Он глубже нырнул в сон, отыскав мысленную тропинку, некогда указанную слепым предсказателем. Гвин представил в воздухе перед собой черный разрыв и шагнул в него, чувствуя, как замедлилось биение сердца. Не помогло. Зов преследовал неотступно. Гвин создавал разрыв за разрывом, каждый теснее и темнее предыдущего. Сердце еле билось, дыхание сделалось почти неразличимо, однако зов проникал за ним и на ту сторону. Вице-король никогда раньше не уходил так глубоко в бездны собственного разума, это возбуждало и пугало одновременно, а тоскливые крики звучали эхом в лабиринтах подсознания, требуя вернуться назад.
Наконец вице-король смирился с неизбежным и выплыл из тьмы. Непростой процесс возвращения грозил затянуться, однако Гвин обладал некоторым могуществом, да к тому же голос служил маяком, безошибочно ведущим в нужном направлении. И вот он ощутил собственное тело, сердце вновь забилось ровно и сильно, а воздух хлынул в грудь, наполняя легкие. Вице-король очутился в своей спальне во дворце. Он тотчас принял сидячее положение. Обнаженное тело сплошь покрывали бисеринки пота. Гадость какая! Скомканные простыни отлетели в сторону. Гвин скользнул негодующим взглядом по расставленным вокруг филигранным серебряным кубкам с самоцветами, испускавшими прохладное голубое сияние. Камни не только служили ночными светильниками, им также полагалось снижать температуру в помещении, ведь не может же в опочивальне его милости стоять та же влажная тропическая жара, какая царит за окном. Только через минуту стало ясно: самоцветы работают вполне исправно, а пот, каплями усеявший лысую голову и бледную кожу вице-короля, вызван магией куда более мощной, нежели простое заклинание для светильников.
Он снова слышал зов.
Оно испытывало голод.
Гвин соскользнул с кровати на прохладный мраморный пол и бесшумно приблизился к красной дубовой двери в противоположном конце спальни. Едва прикоснувшись к начищенной бронзовой ручке, он сразу ощутил энергию, пульсирующую по ту сторону каменной кладки.
Выдержав паузу, Гвин решительным рывком распахнул дверь и шагнул в помещение с таким видом, словно приветствовал сотню глав небольших государств, хотя единственным одеянием ему служила непробиваемая уверенность в собственных силах.
Воздух внутри встретил его буквально толчком в грудь. Он не просто казался тяжелым от холода — он вызывал ощущение куда более леденящее. Хотя здесь отсутствовали и лампы, и магические камни, а единственное окно перекрывала железная решетка, Гвин видел все довольно отчетливо. Серебристый свет сочился изнутри одинокого предмета, стоявшего посередине комнаты. Именно отсюда раздавался голос, преследующий вице-короля во сне и требующий откликнуться на зов.
Драконий стол.
За время службы в Калагрийской империи его милость собрал немалую коллекцию драгоценностей, картин, талисманов и прочих туземных безделушек, стоившую, наверное, целое состояние, однако данный предмет мебели вызывал у него интерес совершенно иного характера, начиная с того, что вещь принадлежала его предшественнику, и особенно теперь, когда эльф из покойника превратился в Ее эмиссара. Со всей очевидностью наследство прежнего вице-короля никак не могло оказаться простой деревяшкой.
Гвин пристально наблюдал за ним. Стол хранил безмолвную неподвижность, как и полагается порядочному столу, тем не менее откуда-то из его глубин исходил зов. Зов сокрушительной мощи. Чешуйчатая драконья голова зловеще мерцала, когти резных ножек впивались в каменный пол, точно в желанную добычу, и вице-короля тревожило опасение, как бы следующей добычей не стать ему самому.
— Довольно! — рявкнул он.
Голос в голове немедленно смолк. Гвин обошел стол кругом. Провел рукой по краю. И сразу же на него навалилось ощущение неутолимого голода. Знание. Предмет перед ним желал информации так же сильно, как сам вице-король жаждал власти.
— Знание и есть власть! — прошипел Ее эмиссар.
К чести его милости, он вздрогнул куда слабее, по сравнению с прошлым визитом почившего коллеги. Гвин поспешно взял себя в руки, болезненно ощущая собственную наготу, и с мрачным видом уставился на призрачного собеседника.
— Эти ваши дешевые трюки начинают утомлять, — произнес вице-король, свысока глядя на тень, клубящуюся в противоположном конце помещения. — Могли бы просто постучать в дверь!
— Ее терпение на исходе.
Гвин ощутил, как вспыхнули щеки. К его немалому изумлению, страх уступал место гневу.
— Я вам не бык, чтобы водить меня за кольцо в носу! Я — вице-король протектората Великая Эльфия.
— Я тоже был вице-королем.
Тени, составлявшие силуэт Ее эмиссара, ринулись к столу, зазмеились поверх и вокруг него. В голове его милости раздался яростный вой. Гвин отшатнулся, прилипнув к холодной каменной стене.
— Прекратите! — вскричал он, хватаясь за виски.
Вой перешел в пронзительный, невыносимый визг, а потом неожиданно ослаб, сменившись довольным бормотанием. Вице-король разжал руки и затряс головой. Тени вновь собрались в фигуру, схожую очертаниями с эльфом. Черная ладонь ласково погладила край стола. В помещении по-прежнему царил холод, Гвин по-прежнему испытывал страх, однако перемены все же произошли.
— Ничего, мой рик фаур, скоро ты снова насытишься! — промолвил Ее эмиссар.
Хотя голос елозил по ушам зазубренной сталью, в нем появились новые нотки. Какой-нибудь малодушный романтик мигом бы определил их природу, но вице-король всегда гордился собственным умением стоять выше всяких там привязанностей и прочих слабостей подобного рода.
— Ваш рик фаур? — переспросил он. — Так вы были эльфом Недремлющей стражи?
— Глупец! Я — дискара, один из Ее служителей!
Вице-король насторожился. Выходит, прислужники Темной Владычицы тоже устанавливают связь с волчьими дубами? Интересно.
— Ничего не понимаю. И как же так вышло?
Тень не ответила. Гвин собрался повторить вопрос, решив, будто мертвый эльф не расслышал, но тут призрак обернулся к нему.
— Она требует жертв. Ради общего блага.
Вице-король, сам неоднократно изрекавший нечто подобное во время бесчисленных переговоров от имени королевы Калагрии, только сейчас узнал, какими жуткими могут оказаться те же слова для собственного слуха.
Он на миг задумался, не стоит ли сдать назад, пока не поздно, ведь еще шаг — и Фальтинальд Гвин официально станет изменником. Но можно ли в действительности считать его поступок изменой? Будучи правителем Калагрийской империи, в союзе с Темной Владычицей он создаст самое несокрушимое государство в мире! Да с такой силой у него вообще не будет ничего невозможного!
— Ей нет смысла опасаться имперской армии. Подкрепления в Луугут-Йор не придут, и вашей работе ничто не помешает.
— Твои обещания чересчур опрометчивы, вице-король!
Сплетенная из теней фигура склонилась над столом. В помещении холодало все сильнее.
— В отличие от вас я озаботился тем, чтобы мои планы осуществлялись без помех! — заметил Гвин, едва справляясь с дрожью.
— И так же как я, не учел кое-кого в своих расчетах.
— Ошибаетесь! — покачал головой вице-король. — Герцога Рейкстроу я подкупил.
Звук, сотрясший комнату, лишь отчасти напоминал смех. В той же степени он вызывал ощущение входящего в тело кинжала.
— Накорми его, и увидишь сам.
— Накормить? Чем? — растерялся Гвин. — Мне что, привести сюда несколько эльфидов, чтобы он убил их? Но какой в этом смысл?
— Не понимаешь, что ему надо?!
Снаружи кто-то поскребся. Эмиссар указал на окно непроглядно-черной рукой. Решетка вылетела из гнезд и с металлическим звоном ударилась о противоположную стену. На подоконник, сложив перепончатые крылья, взгромоздилось бурое лохматое существо.
До сих пор подобных драконов вице-королю встречать не доводилось. Для любого из местных видов тело его выглядело слишком массивным, шея — чересчур короткой, а крылья — избыточно широкими. Затем Гвин понял: ночной гость прибыл не просто из других краев. Он принадлежал иному времени. Его произвели на свет, когда миром владели жестокие первобытные силы.
И эта эпоха возвращалась.
Эмиссар махнул крылатой твари. Она послушно скакнула на стол. Вице-король поежился, ожидая треска дерева — туша весила никак не меньше сотни фунтов, — но сооружение выдержало. Дракон разинул пасть и выплюнул животное помельче. Жесткие перья разлетелись по всей столешнице.
— Так вот как вы его кормите! — Вице-король переместился ближе к окну, откуда поступало хоть немного теплого воздуха.
— Смотри.
Тени рук протянулись к сриксу. Раздались треск и чавканье раздираемого тела. На стол закапала кровь, упали ошметки плоти. Дракон внимательно наблюдал за процессом. Через несколько секунд в багровую лужу, прямо напротив изображения драконьей пасти, вывалился маленький цилиндрик.
— Что это? — прошептал вице-король.
Эмиссар лишь молча сгреб останки срикса на пол. Дракон тут же спрыгнул следом и принялся за угощение, отрывая и заглатывая куски резкими, дергаными движениями. Пол и стены вокруг места его пиршества становились все более красными от кровавых брызг.
Нервно сглотнув, вице-король отвернулся к столу. Эмиссар сломал цилиндрик и вытянул тонкую полоску бумаги.
— Донесение? — Гвин несказанно обрадовался появившемуся среди сцены из ночного кошмара намеку хоть на какой-то смысл.
Вместо ответа угольно-черные щупальца развернули документ и расстелили на столе. Дракон продолжал жрать. Вице-король шагнул ближе. Текст представлял собой сплошные точки и черточки.
— Зашифровано. — Кажется, впервые за всю ночь ситуация находилась под контролем. — Мне случалось иметь дело с шифрами, когда я только начинал службу в дипломатическом корпусе.
А ведь существо, темневшее напротив, тоже когда-то работало в королевской службе шифровальщиков. Гвин присмотрелся внимательнее.
— Ага, узнаю. Это линейный код, довольно простой. Даже странно, что вам понадобилась моя помощь.
Эмиссар раздраженно зашипел. Дракон поднял голову, взглянул на вице-короля налитым кровью глазом и тут же вернулся к трапезе.
— Сообщение нас не интересует!
Вокруг снова сделалось ощутимо холоднее.
Вице-король, перестав притворяться, будто не мерзнет, обхватил себя за плечи. Даже теплый воздух из окна и тот не помогал. Его дыхание клубилось в воздухе облачками пара. Разум призывал как можно быстрее убираться отсюда, иначе его милости светило погибнуть, притом самым нелепым образом. Он имел все шансы замерзнуть насмерть в разгар тропической жары! Гвин совсем было решился шмыгнуть за дверь, как вдруг столешница засветилась и лежавший на ней свиток растаял. Вице-король зажмурился, поморгал и снова уставился на стол. Узор менялся на глазах. В лакированной поверхности отразилось голубое небо.
Мгновенно забыв о холоде, Гвин склонился над изображением, будто свесился с утеса.
Он смотрел на мир с высоты птичьего полета. Вице-король сразу узнал долину Кунди. Сплошной ковер переплетенных лиан трепетал от жары, какую его милость сейчас с трудом мог представить. Полк тронулся в путь, растянувшись черной змеей на фоне непроходимой зелени. Картинка исчезла, уступив место следующей. Вечерело. Тот же отряд расположился на привал. Образы сменяли друг друга. Перед глазами вице-короля промелькнули крадущиеся фаэрауги, отчаянная схватка, полоска бумаги, спрятанная в костяной футляр и проглоченная тем самым сриксом, что упокоился в желудке дракона, сидевшего в пяти футах от Гвина.
Он увидел все.
— Используй с умом и береги!
По комнате пронесся порыв ледяного ветра.
Вице-король едва ли заметил исчезновение призрака. Он судорожно стиснул край стола. Жгучий холод его больше не волновал.
— Покажи мне еще что-нибудь!