— Марина Евгеньевна, — Воскресенская нервно постукивает ручкой по столу, — это, скажите на милость, что значит?
Она поворачивает в мою сторону экран своего компьютера, а я зачем-то продолжаю смотреть на вздымающиеся крылья ее носа.
— Не понимаю, о чем вы, — бросаю беглый взгляд на экран и хлопаю ресницами, почти невинно.
— А ты посмотри внимательно, — официальный тон мгновенно испаряется, — вот сюда посмотри, — все той же ручкой теперь тычет в экран.
Я и без этих нервных движений прекрасно знаю, что там.
В конце концов я собственноручно эти оценки выставляла.
— Это вот что? — продолжает негодовать Анна Николаевна.
— Это заслуженные оценки.
— Тут семь двоек, и так почти у каждого, Марина, ты с ума сошла?
— Вовсе нет, — пожимаю плечами, — они все заслуженные, по одной за каждую тему. Там и тройки есть, и даже четверки. Вот у Мурашовой вообще ни одной двойки.
— Мурашова отличница по всем предметам.
— Заслуженно, прошу заметить, — добавляю, глядя на красное лицо директрисы.
А вот не надо было мне подсовывать этот седьмой “А”. Да и потом, исправить эти двойки они могут всегда, просто не хотят.
Засранцы мне решили революцию устроить. Кроме Мурашовой, ее подговорить не смогли, смелая девочка, одна против всех.
— Ничто не мешает им выучить материал и исправить двойки до конца четверти, — улыбаюсь во все имеющиеся у меня двадцать девять зубов.
— Как за три урока ты умудрилась выставить им по семь оценок?
Она поднимается из-за стола, размахивает руками, бросает на стол несчастную ручку и отходит к окну. Открывает форточку и машет ладонями возле лица.
— Почему за три? За один, — говорю спокойно. — Контрольную они благополучно завалили, а там по вопросу на каждую пройденную тему, прошу заметить, легкие вопросы.
— Марина! — оборачивается, взгляд сверкает молниями.
Я чувствую, будь у нее возможность, она бы меня прямо на месте придушила.
А я что? Я, собственно, ничего. Предупреждала.
— Вы думали, я шутила? Я буду оценивать их знания объективно, и рисовать оценки не стану, не надейтесь даже, — снова расплываюсь в улыбке, — или можете меня заменить, я не расстроюсь.
— Вот все-таки стерва ты, Соколова.
— Отнюдь, Анна Николаевна.
Она носом втягивает воздух, поджимает губы, потом возвращается к своему компьютеру, ненадолго поворачивает экран в свою сторону. Сводит брови, клацает мышкой, наконец находит то, что ей нужно и снова разворачивает экран ко мне.
Я невозмутимо смотрю на монитор.
— А это что? — спрашивает, бурля от гнева.
— Это литература, я ее не преподаю, — напоминаю директрисе и все еще продолжаю мило улыбаться. Я две ночи не спала, представляя себе встречу с этим, чтоб его, Буровым.
Мне, между прочим, реально кошмары снились. Пару раз во сне меня даже в лесу закапывали. Я уже всерьез размышляла над тем, чтобы уволиться, потому что не нужен мне и даром этот стресс.
Заявление на стол Воскресенской не положила только потому, что сама себя убедила в том, что Буров меня не узнал. Мне это тоже непросто далось. А еще пришлось смириться с тем, что контактировать с этим мужиком все равно придется. Я до сих пор от рассказа Тоньки не отошла. И черт его знает, где там правда. А что если и вовсе — все правда?
Если он родного брата не пожалел, то на что способен, когда речь идет о чужом человеке?
В общем, мне было над чем подумать.
Так что Воскресенская меня благодарить должна в итоге.
— Ты прекрасно поняла, о чем я! — рявкает Воскресенская, теряя контроль.
— Вовсе нет.
— То есть ты хочешь сказать, что двойки по литературе появились по чистому совпадению, да? — она подается вперед, наклоняется ко мне через весь стол.
— Не знаю, вероятно, с литературой все тоже не очень, второстепенные предметы, они такие, знаете ли.
— Да? То же самое с историей, географией, — начинает перечислять, — мне продолжать?
Я ничего не отвечаю. Не, правда, мне тут столько раз твердили, что с коллективом надо обязательно искать общий язык. Я нашла.
— Ты что, решила мне учителей подговорить?
— Почему подговорить-то?
— Маринка, я ведь и по-плохому могу.
— А вот угрожать мне не надо, Анна Николаевна, я не виновата в том, что детям было позволено практически наплевать на некоторые предметы лишь потому, что они не профильные. Я классный руководитель, вы сами этого хотели, я напомню, поэтому я сама буду решать проблемы своего класса, без вашего вмешательства.
— Пока ты их только создаешь, — сокрушается Воскресенская.
— Ничего, цель оправдывает средства.
Анна Николаевна плюхается на свое кресло, качает недовольно головой.
— Откуда ты на мою голову свалилась, ну ты хоть не лютуй совсем, ну семь двоек, Марин.
— Исправят, никуда не денутся.
Стою на своем и ничуть не сомневаюсь. Побунтуют, в итоге все равно стадия принятия настанет. Выучат все, как миленькие.
— Да, Марина Евгеньевна, знала бы, сколько вы проблем мне принесете…
— Не наняли бы?
— Тьфу ты, да ну тебя, Соколова. Слушай, ну хорошие же дети, не глупые. В прошлом году знаешь какие результаты показали?
— Не глупые, — соглашаюсь. — Я еще хотела сказать, что планирую родительское собрание в пятницу.
— Какое еще собрание? — мне кажется, я сегодня ее доконаю.
— Ну как какое? Самое обычное.
— Марин, мы родительские собрания два раза в год проводим, в конце второй четверти и в конце года.
— Значит будет исключение, они же наверняка хотят знать, откуда столько двоек.
— Да делай, как знаешь, сама разгребать будешь, — отмахивается, поворачивает голову к окну.