Не будь я на двести процентов уверена в реальности происходящего, решила бы, что это сон.
Дурацкий, страшный сон!
Нарваться на медведей, настоящих живых гребанных медведей — это не просто идиотская ситуация, а абсолютное фиаско.
Что там Саня сказал? Их тут и не было?
Отлично!
А это тогда что такое?
Закрыв собой ребенка, я с ужасом смотрю на медвежонка, неуклюже усевшегося посреди тропы, и приближающуюся к нему, не малых размеров мамашу.
Огромная бурая медведица тяжелой походкой неменуемо сокращает расстояние.
— Главное, не делай резких движений, — произношу шепотом, очень надеясь, что Саша меня расслышал.
Впрочем, он не дурак, и наверняка само понимает, какими последствиями грозит даже одно единственное неверное движение.
Медведица тем временем настигает своего потеряшку, осторожно обхватывает его лапой и лижет мохнатую макушку.
Все это было бы очень мило, находись эти двое за ограждением.
Взглядом окидываю местность, тщетно пытаясь оценить обстановку и прикинуть наши с Сашей шансы на выживание, но как ни стараюсь отыскать хоть один позитивный вариант развития событий, ничего не нахожу.
Одно неловкое движение — и нам конец.
Понимаю, что паника сейчас мой худший из врагов, но ничего не могу с собой поделать. Сердце в груди грохочет, как с цепи сорвавшейся, по спине, вдоль позвоночника, скатывается холодная капелька пота, на лбу выступает испарина.
И единственное, что сейчас удерживает меня от глубокого обморока — это присутствие Сашки.
Знаю, что его необходимо защитить, но не имею ни малейшего представления о том, как это сделать.
Как бы там ни было, а ко встрече с голодным диким медведем, к тому же защищающим свое потомство, меня, мать вашу, жизнь не готовила.
Отдохнули, блин, на природе.
И когда я только успела так накосячить в жизни, что она с таким изощрённым удовольствием на мне отыгрывается.
— Марина Евгеньевна, — за спиной раздается очень тихий шепот Сани, — они, кажется, нас не видят, может дернем, потихоньку?
— Они нас прекрасно чуют, шевельнемся резко, и станем очевидной угрозой.
— И что делать?
— Не имею ни малейшего понятия, — признаюсь честно.
Раньше мне не приходилось оказываться в подобных ситуациях. И, может, где-то на факультативах по технике безопасности случайные встречи с крупными хищниками и разбирались, но сейчас я просто не в состоянии трезво мыслить.
Не каждый день встречаешься с медведем!
Я не знаю, как долго мы стоим, не двигаясь, но оставаться в одном положении с каждой секундой становится все сложнее. И если мне, взрослой женщине, с трудом дается это испытание, то что говорить о тринадцатилетнем подростке.
Долго мы так не продержимся, к тому же на дворе далеко не лето, если не медведь нас добьет, то погода.
— Слушай меня, Саш, медленно и очень тихо делаешь по одному шагу назад, ты меня понял? Очень медленно. Без резких движений.
— Понял.
Пару секунд нам удается двигаться, не привлекая особого внимания медведицы, пока тишину не нарушает смачный хруст сухой ветки под подошвой Сашки.
Кажется, замираем мы синхронно, осознавая, что ничего хорошего этот хруст не предвещает.
Огромная мохнатая морда поворачивается в нашу сторону, и я буквально чувствую, как в легкие прекращает поступать воздух.
Внутри все холодеет, когда животина разворачивается всем корпусом и, не отрывая от нас своих чернющих глаз, медленно и с какой-то особенной звериной грацией начинает наступать, угрожающе издавая медвежий рев и демонстрируя длинные острые клыки в распахнутой пасти.
Я слышу, как шумно и прерывисто позади дышит Сашка, как грохочет мое собственное сердце.
— Главное не делай резких движений, — напоминаю Сане.
Так просто не бывает, у меня только жизнь начала налаживаться, у Саньки она и вовсе — вся впереди, и перспектива быть разорванными на части вовсе не предел мечтаний.
Наверное, именно в такие вот неожиданные, совершенно абсурдные моменты, балансируя на грани жизни и смерти, при этом находясь в полном сознании, начинаешь понимать, насколько хочется жить.
И все остальное уже кажется таким незначительным.
У меня перед глазами вся жизнь пролетает, с самого детства по сей день. Словно в калейдоскопе проносятся картинки из прошлого. Плохое и хорошее.
И все это медленно сливается в одно большое бурое пятно.
Не то чтобы мне удается смириться, нет, напротив, все нутро протестует против такого вот такой бесславной участи, но как бы там ни было, я хорошо понимаю, что если не случится чудо, то хотя бы одному из нас нужно добраться до базы в целости и позвать на помощь.
Тут вроде уже недалеко.
Мне просто надо привлечь внимание медведицы. Каким-то образом сосредоточить его на себе.
Черт.
— Саш, я сейчас попробую ее отвлечь, а ты потихоньку…
— Нет, — я даже договорить не успеваю, — даже не думайте, я никуда не пойду, мы вместе.
— Саша…
То ли наше перешептывание, то ли какие-то иные причины, но что-то заставляет до сих пор спокойную медведицу встревожиться.
— На землю, медленно опустись на землю и не шевелись, — приказываю, понимая, что уйти уже не получится.
Не вижу, но чувствую, как Сашка делает то, о чем я попросила. Сама продолжаю стоять, из последних сил сохраняя остатки спокойствия и надежды на то, что зверь все-таки не кинется.
Дальше происходящее напоминает замедленные кадры из фильмов. Издав очередной предупреждающий рык, медведица встает на задние лапы, что, в общем-то, неплохой знак, не будь рядом ее детеныша, которого она непременно будет защищать, а следом раздается приглушенный хлопок. Истошный рев проносится по лесу, сопровождаемый чередой хлопков.
Первый. Второй. Третий…
Не двигаясь и даже не дыша, я наблюдаю, как зверь опускает на землю передние лапы и заваливается на бок.
— Марина, Саня! — кажется, у меня слуховые галлюцинации на фоне пережитого стресса, но я точно слышу голос Миши.
— Дядь Миш, — за спиной звенит голос Сашки.
Мне требуется несколько мгновений, чтобы осознать происходящее. Откуда ни возьмись появляются четверо мужчин, один из них Буров. Сашка тотчас же срывается к дядьке и влетает в его объятия.
А я стою на том же месте, не в состоянии заставить себя двигаться. Только взгляд перевожу с лежащих на земле медведей на мужиков. Двое держат в руке предметы, подозрительно напоминающие оружие.
— Марин, — Миша передает Сашку в руки третьего, безоружного мужчины, и в несколько больших шагов преодолевает разделяющее нас с ним расстояние, — Мариш, посмотри на меня.
Я дышу прерывисто, тело уже нещадно колотит дрожь.
— Мариш.
Миша хватает меня за плечи, резко притягивает к себе.
— Все, Мариш, все позади.
Потяжелевшими, будто налившимися свинцом руками, обнимаю его в ответ, утыкаюсь лицом в его грудь, вдыхаю аромат и наконец окончательно понимаю, что все по-настоящему. Он, правда, здесь. И мы с Сашкой в безопасности.
— Я думал поседею, нахрен, — шепчет, зарывшись носом мне в макушку.
— А вы их что, убили, да? — тишину нарушает голос Сашки.
Я выкручиваюсь из объятий, смотрю на грустно рассматривающего медведей мальчика.
— Это транквилизатор, проспятся, и все будет с ними нормально, — подбадривает его один из мужчин с ружьями.
Лицо Сашки тут же преображается.
Все-таки дети есть дети.
— Лучше бы вы за ними следили повнимательнее, — недовольно басит Миша.
Мужики виновато пожимают плечами.
— Мих, ну ты сам понимаешь, что невозможно за всеми уследить, людей в заповеднике не хватает, а эти, — кивает на животных, — по идее дрыхнуть должны, да и не уходят они на такое расстояние от заповедника, людей опасаются, черт его знает, как они вообще сюда забрели.
Следующие пару секунд я слушаю весьма витиеватую брань Бурова, однако надо признать, без единого матерного слова обходится. Санька все же рядом. Не при детях же выражаться.
Хотя, признаться, я и сама не против.
— Глеб, Марину с Саней проводи до базы, я догоню.
Я невольно перевожу взгляд на того самого Глеба. Высокий, примерно одного роста с Мишей, волосы темные, глаза светлые, выразительные очень.
Глеб…
До меня вдруг доходит, что передо мной друг Бурова, о котором совсем недавно говорил Саша.
Мужчина кивает, улыбается мне, вызывав у меня тем самым ответную улыбку.
— Я Глеб, — представляется, протягивая мне руку.
— Марина, — произношу тихо, все еще переживая последствия недавнего шока.
— Пойдемте? — уточняет осторожно, видимо, хорошо считывая мое состояние.
Впрочем, у меня, наверное, все на лице написано. Не надо тут быть гениальным психологом.
Я киваю, бросаю взгляд на Мишу.
— Идите, я догоню.
Делаю, как он говорит, не имея ни малейшего желания спорить. Сашка, уже успев прийти в свое нормальное состояние, что-то эмоционально рассказывает Глебу, размахивая руками и периодически меняя интонацию.
— Марина Евгеньевна, вы как? — уже у входа в здание комплекса ко мне обращается Саня.
Ощущение, что из меня всю жизненную энергию выкачали, сил не хватает даже на то, чтобы осмотреться вокруг.
— Нормально, Саш, — выдавливаю из себя улыбку.
А ведь из нас двоих — взрослая я.
В холле, я даже не успеваю сориентироваться и оценить обстановку, как на нас налетает незнакомая девушка.
— Глеб! — с хорошо различимым облегчением в голосе, восклицает девушка, практически влетев в объятия мужчины.
— Аль, ты чего здесь делаешь?
— Я так переживала, что места себе не находила, а тут люди вокруг, как-то проще ждать, чем в номере.
Все то время, пока она говорит, я неотрывно смотрю на миниатюрную блондиночку.
— Это Аля, моя жена, а это Марина, девушка Миши, — представляет нас друг другу Глеб.
Я почти сразу вспыхиваю. Девушка Миши…
— Очень приятно, — радостно произносит Аля.
— И мне, — киваю, улыбаясь.
— А что с медведями в итоге, не нашлись? — она переводит взгляд на мужа.
— Увы, нашлись, Сашка с Мариной их все-таки встретили по пути.
— Какой кошмар, — пискнув, Аля машинально прикрывает рот руками.
— Да все хорошо, обошлось, — подает голос Саня.
В отличие от меня он выглядит абсолютно нормально, будто и не было ничего.
Вероятно, эта ситуация даже приводит его в восторг.
Я не успеваю ничего ответить, чья-то рука ложится на мою поясницу. Мне требуется меньше секунды, чтобы понять, кто именно стоит у меня за спиной.
— Быстро, — хмыкает Глеб.
— Я там уже не нужен.
Я не оборачиваюсь, просто подаюсь немного назад, точно зная, что Буров ни при каких обстоятельствах не позволит мне упасть, и мгновенно оказываюсь в его объятиях.
— А знаете что, — снова слово берет Аля, — давайте, может, закажем ужин к нам в номер? Посидим у нас, в тишине? Ну его этот ресторан, после пережитого, — она кивает на меня, а я благодарно улыбаюсь.
— Так, Сань, пойдем-ка с нами в номер, а вы подтягивайтесь, — едва уловимо указав на меня взглядом, Глеб кладет руку на плечо Саши и кивает Мише.
В этот момент я испытываю огромную благодарность к этой супружеской паре, потому что мне действительно требуется немного времени.
— Идем, — командует Буров, взяв меня за руку, когда троица удаляется к лифу.
Я молча перебираю ногами до самого номера, в который он меня заводит.
— Это мой личный номер, — поясняет в ответ на мой невысказанный вопрос и закрывает дверь.
Он и шагу сделать не успевает, как, поддавшись порыву, я подаюсь вперед и прижимаюсь к нему.
— Все уже хорошо, так сильно испугалась?
Он обхватывает мое лицо, заглядывает в глаза.
Я молчу, кусаю нервно губы и молчу.
Испугалась. Правда, теперь, находясь в безопасности, я даже не в состоянии точно сказать, чего испугалась сильнее. Самой перспективы быть разорванной медведицей или того, что после ничего не будет. Не будет Миши с Санькой, не будет жизни, о которой пока еще страшно даже мечтать, не будет возможности сказать, насколько он мне нужен, как сильно я в нем нуждаюсь, как сильно…
Не выдерживаю, встаю на носочки, обхватываю руками его шею и сама прижимаюсь к его губам. Чувствую, как по щекам скатываются слезы.
Я ведь могла больше его не увидеть и только это сейчас имеет значение.
Надо было встретиться лицом к лицу с медведицей, чтобы окончательно понять и принять очевидное.
Он мне нужен. Необходим. И я не хочу больше терять столь драгоценное время на бессмысленные попытки избежать ошибок прошлого.
— Ну все-все, Мариш, уже все закончилось, не надо плакать.
— Я согласна.
— На что? — он непонимающе хмурится.
— Я согласна на переезд к те… к вам, если предложение еще в силе.