Слежу за ним взглядом, молча наблюдаю, как, не дожидаясь приглашения, он обходит стол, выдвигает стул и садится рядом с мамой.
Рассматривает меня, проходится по лицу, одежде. Все с той же легкой, игривой и весьма обманчивой улыбкой на губах.
Когда-то эта улыбка заставляла мое сердце биться быстрее, и только по прошествии времени я осознала, какой лживой, холодной и циничной она на самом деле является.
— Хорошо выглядишь, — резюмирует, окончив осмотр.
За годы жизни под одной крышей я научилась считывать его истинные эмоции. Видеть то, что так хорошо скрывалось под маской дружелюбия.
Монстр, методично уничтожающий все хорошее.
— Вопреки твоим стараниям, — произношу холодно, в глаза ему заглядываю.
А ведь они похожи — моя мать и мой бывший муж.
Вот этой мертвой пустотой в глазах.
Ему мои слова приходятся не по вкусу, но держать лицо до последнего Вадим умел всегда. Лишь уголок губ едва заметно дергается.
Хочется выплеснуть остатки кофе из маминой кружки ему в лицо, но я усилием воли давлю в себе это желание.
— Я рад тебя видеть, Марин.
— Не могу сказать того же, знала бы, что ты тоже будешь, не пришла бы, — бросаю на маму испепеляющий взгляд.
Стоило догадаться, учитывая ее рьяные попытки дозвониться.
— Марин, я не ссориться пришел, у нас были сложности в прошлом.
— Сложности? — чувствую, как в крови закипает ярость. — Сложности? Ты это так называешь? Как у тебя вообще хватило наглости спустя столько лет снова появиться в моей жизни, после того, как ты убил нашего ребенка. Моего ребенка, — шиплю ядовито, теряя контроль.
— Это был несчастный случай, — улыбка все же сходит с его лица.
Маска доброжелательности быстро сменяется истинным обличьем. Глаза кажутся еще более пустыми. О, я помню это выражение, помню, как всякий раз у меня все внутри сжималось, когда красивое, почти идеальное лицо бывшего мужа искажала пугающая гримаса.
Сейчас же она не вызывает ничего, кроме чувства абсолютного отвращения.
— Несчастный случай? Поэтому ты все подчистил, упрятав меня в частную клинику и отдельную палату?
— Марина, — мама пытается вторгнуться в наш разговор.
— Не лезь, — обрываю ее, — лучше послушай, пусть расскажет, как все было на самом деле, как ударил меня беременную с такой силой, что я покатилась с лестницы и оказалась в больнице с переломами. Пусть расскажет, как на самом деле я потеряла своего неродившегося малыша. Как потеряла обоих. И пусть расскажет, как подкупил врачей и каждого, кто мог пустить дело в ход, как внушил мне, что ничего не смогу доказать и сколько нервов мне вытрепал, не давая развод.
— Так все-таки это ты, — шипит злобно, его лицо искажает еще более уродливая гримаса.
Скрываемый до этой секунды гнев в полной мере выливается наружу. Я не успеваю среагировать, Вадим хватает меня за запястье, сжимает больно. Смотрит так, будто убить готов.
— Вадик, — видимо, даже мою мать удивляет эта резкая перемена в ее непогрешимом бывшем зяте.
Лишь на секунду меня охватывает страх, но уже через мгновение я вспоминаю о том, что в зале находится Паша и мне ничего не грозит.
— Отпусти меня, — произношу равнодушно, пугая даже саму себя.
— Это ты? — продолжает держать и практически слюной брызжет. — Это твоих рук дело?
— Я не понимаю, о чем ты, но если ты меня сейчас же не отпустишь, ты очень сильно об этом пожалеешь, Вадим.
— Вадик, Марина… — мама демонстративно хватается за сердце.
— Ты на меня натравила этих псов.
Я на мгновение замираю с открытым ртом. На смену пустоте во взгляде Вадима приходит чистое безумие. То самое, что я видела в тот день, когда решила окончательно поставить точку. Когда собралась уйти и набралась смелость ему об этом сообщить. В тот день, когда потеряла самое дорогое, что было в моей жизни.
— Сучка, — шипит, практически давясь собственной злобой, — ты все равно этим ничего не добьешься.
Я с трудом перевариваю его слова, кошусь в сторону, к огромному облегчению замечаю приближающегося к нашему столику Пашу, мысленно благодаря и его и Мишу за их настойчивость.
— Руки от нее убрал, — по залу внезапно прокатывается громоподобный рев, заставивший меня вздрогнуть, а Вадима — инстинктивно разжать хватку.
И нет, это не Паша.
Голос звучит из-за моей спины. Паша, даже если постарается, повторить не сможет. Нет. Это чисто его, чисто медвежье.
Мой бывший муж ошарашенно глядит мне за спину. Теряется мгновенно. Былая спесь моментально с него слетает. Мама не менее растерянно смотрит в том же направлении.
Рядом скрипит стул, непонятно откуда взявшийся Буров садится возле меня. Я ошалело таращусь на своего медведя, даже не пытаясь скрыть удивления его появлением. Он только кивком дает команду Паше не подходить.
— Добрый вечер, — бросает сухо в сторону моей матери.
— Ты кто такой? — недавно твердый голос Вадима срывается, звучит противно и пискляво.
Я невольно сравниваю их. На фоне Миши даже довольно крупный Вадим выглядит щупло и хиленько. И он, конечно, это тоже понимает. Потому не нарывается. Естественно, противник-то не по зубам.
— Мариш, ушки закрой, — демонстративно игнорируя Вадима, Миша поворачивается ко мне лицом, улыбается.
— Ч… что?
— Ушки говорю закрой.
— Ага.
Я не очень соображаю, но уши все же закрываю, сама не понимая зачем. Просто что-то во взгляде Миши заставляет меня беспрекословно подчиниться. Наверное, со стороны все это выглядит комично.
— А теперь, слушай сюда, дерьма кусок, — все равно все слышу, конечно, — я в любом случае тебя закопаю, но…
— Что вы себе позволяете, кто вы вообще… — ожидаемо истерично вмешивается мама и тут же замолкает, поймав предупредительный взгляд Бурова.
Готова поклясться, она бледнеет, а Миша тем временем продолжает.
— Но если ты еще раз к ней приблизишься, я тебя голыми руками удавлю.
— Да ты… — Вадим от неожиданности окончательно теряет над собой контроль, заикается и буквально задыхается от ужаса, когда резко подавшись вперед и перевалившись через стол, Миша хватает его за галстук, тянет вверх и на себя, закручивая удавку вокруг шеи.
— Еще раз, я тебя увижу, — я вижу, как с каждым словом и движением Бурова, лицо Вадима все больше краснеет, белки глаз наливаются кровью.
— Миш… — шепчу испуганно.
Не потому что за Вадима переживаю, а потому что не хочу, чтобы Буров об эту мразь пачкался.
Мне кажется, что проходит целая вечность прежде, чем Миша наконец размыкает хватку и дает Вадиму свободу. По залу тотчас же разлетается надрывный удушливый кашель.
Схватившись за горло, Вадим судорожно хватает ртом воздух.
Мама с ужасом таращится на Бурова.
— Михаил, — представляется Миша, не обращая внимания на потуги Вадима откашляться, — ваш будущий зять, и впредь, я вам очень советую хорошо обдумывать каждое последующее действие, не надо со мной враждовать.
Мама молчит. Нервно поджимает губы, явно не привыкшая к такому обращению, но достаточно разумная, чтобы не накалять ситуацию больше, чем уже есть.
— Есть понимание на этом моменте?
Она в ответ только кивает осторожно.
— Ну и отлично, и не надо так настойчиво о себе напоминать, если Марина сочтет нужным, она сама вам наберет.
Я все это время по-прежнему сижу, зажимая ладонями уши.
— А теперь нам пора, пойдем, Мариш.
Он встает, осторожно подхватывает меня за локоть. Я поднимаюсь следом, и все еще поддерживаемая здоровой лапищей своего разъяренного медведя, молча иду к выходу, ни разу не обернувшись.
Позади слышу догоняющие нас шаги.
Паша.
Выходим на улицу, в лицо тут же ударяет прохладный осенний ветер. Я ежусь от неожиданности.
— Миш, — торможу резко, чувствуя потребность оправдаться, да и вообще.
У меня вопросов сейчас больше, чем ответов.
— Потом, — коротко, — пойдем в машину.