Уроки вежливости для косолапых

Глава 53. Когда прошлое не желает отпускать

Машина плавно сворачивает с главной дороги и катится по частному сектору. Павел за рулём, сосредоточен на дороге, иногда поглядывает в зеркало заднего вида, проверяет Саньку.

Улыбаюсь, Паша мне сначала эдаким непоседой показался. Молодой совсем. Миша шутливо негодует, мол, зеленый и бестолковый. Но Сашку ему всецело доверяет.

И мне очень даже это доверие понятно. На самом деле вовсе Паша не бестолковый, хоть и молодой. И работу свою делает как надо, со всей ответственностью.

Сашка ничего не замечая и уткнувшись в телефон, рубится в какую-то игру.

Я сижу рядом, молча прокручивая в голове предстоящую встречу с матерью.

— Приехали, — оповещает Паша.

Делает это нарочито громко, видимо, поняв, что ни я ни Сашка не заметили, как доехали до дома Буровых… Теперь уже и моего дома.

Выходим из машины, я осматриваюсь.

Вслед за нами во двор сворачивает фургон с ребятами из грузоперевозки. Парни бодро выпрыгивают из машины.

Подхожу к раскрытым задним дверям газели, осматриваю коробки, вздыхаю невольно. Клянусь, когда собиралась и прикидывала, что необходимо перевезти сейчас, а что может подождать, казалось, что вещей не так уж и много. Однако, глядя теперь на стопки из больших картонных коробок, с ужасом понимаю, что не подрасчитала.

— Начните вот с этих, — рукой указываю на самые большие коробки.

Парни деловито кивают, работают быстро.

Дом встречает прохладой и легким запахом дерева. Часть коробок пока оставляем в гостинной у стены, остальные ребята заносят на второй этаж.

— Если что, хозяйка, в услугу входит и расстановка груза по фен-шую, — шутит один один из парней, когда мы возвращаемся в гостиную.

Мне кажется, я даже читаю некое подобие жалости и сочувствия в его глазах.

Неудивительно, я тоже не ожидала, что половину гостинной своими коробками заставлю, а их ведь еще и разбирать придется.

— Угу, я как раз хотела ковер на потолок прибить, — отшучиваюсь в ответ.

Он сначала смотрит на меня, как на больную, явно не поняв шутку, но вскоре до него доходит.

Рассчитавшись, отпускаем парней.

Сашка с Пашей крутятся рядом, что-то бурно обсуждают, какие-то рекорды и что-то еще, чего я не понимаю. В какой-то момент мне кажется, что они переходят на иностранный язык.

Я же опускаюсь на диван, осматриваюсь. Окидываю взглядом коробки и обстановку вокруг, к себе прислушиваюсь.

Решилась все-таки.

— Марина Евгеньевна, давайте я это сразу на кухню отнесу? — спрашивает Саня, держа в руках небольшую коробку с надписью “Посуда”.

— Неси, только не урони, — предупреждаю, кивая.

Посуды там на самом деле кот наплакал. Так, небольшой, но любимый чайный набор — подарок Тоньки.

Саша исчезает в проеме, а я перевожу внимание на Пашу.

— У меня к вам просьба будет, — произношу не очень громко.

— Да, конечно, — реагирует резво, с улыбкой.

— Мне нужно в город, кое с кем встретиться, отвезете меня?

Паша, перестав улыбаться, устремляет на меня задумчивый серьезный взгляд. На лице четко отражается сомнение. Прикидывает.

— Мишу я предупрежу, вы не переживайте.

Он заторможенно кивает, хмурится.

— Марина Евгеньевна, вы на меня не обижайтесь, но мне все равно придется самому позвонить. Вы с ним, — кивает на проем, за которым недавно скрылся Саня, — на моей ответственности, мне Михаил Юрьевич в случае чего голову оторвет.

Я в ответ улыбаюсь.

Достаю телефон, набираю сообщение Бурову. Он, конечно, рад не будет. И обязательно перезвонит, но не мне — Паше.

Я даже готова поставить на это деньги.

Отправляю сообщение и жду. И действительно, даже пяти минут не проходит. Реакция моментальная.

Паша вопросительно изгибает бровь и, глядя на меня, отвечает на звонок.

Что ему говорит Миша, разобрать не могу. Паша отвечает немногословно. Точнее, повторяет всего одно слово.

“Понял”.

Наконец вешает трубку. Я вопросительно смотрю на парня, буквально крича взглядом: “Ну что?”

— Михаил Юрьевич велел глаз с вас не спускать.

— И все? — я даже удивляюсь.

Машка слегка краснеет, но потом все же добавляет:

— Ну и эт самое, сказал, что любит вас.

Я в ответ не удерживаюсь от смешка.

— Даааа, Марина Евгеньевна, — тянет, почесывая затылок, — сломали вы, походу, Михаил Юрича.

Я в ответ усмехаюсь. Может и сломала. Не знаю. А вот он меня, можно сказать, починил.

— Я одна пойду, — резко торможу вышедшего вместе со мной из машины Пашу, — будет лучше, если вы подождете в машине, я ненадолго.

— Исключено, — он смотрит на меня пристально, очень серьезно.

От его взгляда веет холодом. Надо же, а я и не подозревала, что он способен транслировать нечто подобное.

— Михаил Юрьевич велел не сводить глаз, простите, Марина Евгеньевна, но это не обсуждается, я иду с вами, — чеканит твердо и четко.

Будто это речь заготавливал для такого вот случая.

— Я бы не хотела, чтобы мама вас видела.

— Я зайду после вас, и сяду за отдельный столик, — спокойно продолжает Паша.

Я киваю, не желая больше спорить. В конце концов, парень свою работу выполняет, прямое указание начальства, так сказать. Улыбаюсь про себя, вспомнив о медведе, который в любых обстоятельствах старается все держать в руках.

Вхожу в кафе, осматриваюсь. Окидываю беглым взглядом старые столики, они здесь, наверное, с самого открытия. Когда-то это место казалось уютным, теперь же отчего-то навевает тоску и напряжение.

Народу немного, занято несколько столиков, может быть пять. За одним из них сидит моя мама. У окна.

Словно почувствовав мое появление, она поворачивается ко мне лицом. Я несколько секунд не двигаясь с места, потом наконец заставляю себя направиться к столику.

Подхожу, первым делом замечаю почти пустую кружку. Усмехаюсь. Раньше значит намного пришла.

Сажусь за столик напротив матери.

— Привет, — здороваюсь холодно, отстраненно.

— Привет, — она даже улыбку натягивает, но глаза выдают истинное отношение.

Как там говорят? Глаза — зеркало души?

Так вот у нее они пустые, бездушные. Всегда такие были.

За столом повисает тишина. Мама сканирует меня взглядом, останавливается на лице, что-то ищет в выражении. Я вижу, как она нервно, едва заметно, дергает плечом, явно не очень довольная тем, что видит.

Чувствует, что я стала счастливее, а значит — манипулировать и давить будет еще сложнее.

Она продолжает молчать, и я не выдерживаю.

— Зачем ты хотела встретиться? — спрашиваю в лоб, потому что точно не намереваюсь торчать тут черт знает сколько.

И десяти минут не прошло с того момента, как я переступила порог этого унылого заведения, а уже хочется уйти, не оглядываясь.

Мама делает вид, что оскорблена моим тоном, поджимает губы, опускает глаза на чашку, удивленно выгибает бровь, словно впервые замечая, что там почти ничего не осталось.

Я сижу, пристально наблюдая за ней, жду ответа.

— А что, я не могла просто соскучиться? — очередная глупая манипуляция токсичного родителя.

Голос у нее ровный, будничный. Точно между нами нет целой пропасти, вырытой годами недопониманий, обид и предательства. В этом вся она — делать вид, что ничего непоправимого не произошло.

— Дочь всё-таки. Мы не разговаривали давно…

— Мам, давай опустим этот обмен любезностями. Что тебе нужно? — перебиваю ее резко, не желая слушать эту бессмысленную прелюдию.

У нее на лице мелькает тень недовольства, губы растягиваются в тонкую линию.

Она вздыхает. Протяжно, словно только что я возложила на её плечи непосильную ношу. Будто это я виновата в том, что между нами пропасть.

— Ты знаешь, что у нас с отцом здоровье шалит, — начинает, нервно подергивая головой, — у отца сердце и хронический бронхит, в общем, врачи рекомендуют переехать куда-нибудь поближе к морю и подальше от запыленного города. У меня в последнее время тоже сердце пошаливает и …

— Мам, давай ближе к делу, пожалуйста.

Кривит губы, бросает на меня испепеляющий взгляд, но продолжает держаться сухо и вежливо.

— Мы с отцом хотим продать квартиру, чтобы купить домик, но в ней, согласно завещанию бабушки, есть и твоя доля.

У меня внутри что-то болезненно дергается. Бабушка. Единственный человек в нашей семье, который меня действительно любил. После ее смерти, квартира перешла родителям, правда, с условием.

Я киваю.

— И? — просто из вредности уточняю, прекрасно понимая, к чему она клонит.

— И нужно твое согласие.

Мама теребит салфетку пальцами. Нервничает.

— Мое согласие? — усмехаюсь, вспоминая ее позицию три года назад.

Тогда о моей доле никто не вспомнил.

Если бы не Тонька, я бы просто оказалась на улице.

Она отводит глаза, делает вид, что изучает посетителей.

Молчит несколько секунд, и продолжает.

— Это ведь всё равно формальность. Она тебе ни к чему. А мы могли бы…

Какая удобная формулировка.

"Формальность".

Особенно теперь.

— Я даже не знаю, что тебе ответить, мам.

Она морщится, облизывает губы.

— Марин, — начинает другим тоном, мягким, почти умоляющим. — Нам с отцом сейчас непросто…

— Мам, а с чего ты взяла, что вырученных за квартиру денег хватит на дом?

Она молчит, снова отводит глаза.

— Марин, ты сейчас выслушай меня спокойно.

Эти слова заставляют меня напрячься.

— Вадим…

Вот оно. Вадим.

Я чувствую, как внутри всё сжимается в тугой узел.

Имя бывшего мужа действует на меня, как красная тряпка на быка.

— Я думала, в прошлый раз ясно выразилась, — я сама не узнаю свой голос.

Есть в нем что-то пугающее. Ядовитое.

— Марин, послушай, Вадим сказал, что мог бы помочь, если…

— Если что, мама? Помочь взамен на что? — я срываюсь на повышенные тона.

Немногочисленные посетители тут же обращают на нас внимание.

— Он просто хочет с тобой поговорить, — быстро отвечает она.

Слишком быстро. Взгляд уходит в сторону. Руки снова начинают теребить салфетку.

— Он жалеет о разводе.

— Только о разводе? — ядовито уточняю. — Больше ни о чем не жалеет? Нет? А ты, как ты… Я тебе еще в прошлый раз все сказала, передай ему, что если он появится в моей жизни, я подниму на уши весь город, мама, и сделаю все, чтобы его посадить, — шепчу так, чтобы только она слышала.

Мама шевелит губами, будто хочет возразить, но слова застревают. Спустя секунды, наконец выдает:

— Не говори так… Он правда хочет всё уладить. И помощь предложил, если ты согласишься хотя бы выслушать…

— Этого не будет. И знаешь что, согласие на продажу квартиры я дам только при условии получения своей доли от вырученной суммы.

Она делает попытку что-то сказать, но не успевает. Переводит взгляд мне за спину, и выражение ее лица мгновенно меняется. В глазах появляется нехороший блеск, а на губах сдержанная и в то же время торжествующая улыбка.

Я не оборачиваюсь, и так зная, кто стоит за моей спиной.

Могла бы и догадаться, чем закончится это внезапное желание мамы увидеться.

— Марина, — звучит голос.

Такой знакомый, до боли. До крайней степени омерзения.

Я поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с человеком, которого презираю всеми фибрами души.

Вадим…

Уверенный, как всегда. Одетый безупречно. С этой своей напускной открытостью, под которой прячется всё то, что когда-то меня уничтожило. Кажется за те три года, что мы не виделись, он еще больше раздался в плечах и теперь выглядит еще крупнее, чем прежде.

И, наверное, еще пару месяцев назад я бы запаниковала. Заледенела от страха.

А сейчас… даже не моргаю. И не чувствую ничего. Ничего, кроме жгучей ярости.