Усадьба леди Анны

Глава 39

Письмо от эспанки Максимилиан Жан-Филипп Виктуар, герцог де Ангуленский и де Шефрез, получил только через месяц пути по Северным землям Франкии. Гонец догнал его при выезде из Норверда.

Макс уже садился на коня и потому, отмахнувшись, велел ординарцу принять почту у гонца. Это не королевский курьер, так что не к спеху все. Надо сказать, ординарец из капрала Готье вышел весьма так себе. Не лежала у вояки душа к скучным и будничным занятиям.

После ранения герцога в Карнагских предгорьях бедолага-капрал попал под горячую генеральскую руку. Именно Джеральд Ланфернер отправил Гюстава Готье сопровождать обоз с раненым герцогом:

— Довезешь до места… И смотри мне! — генерал хмурил брови, понимая, что в случае смерти Максимилиана и с него самого король спросит. — Там при нем останешься, пока не выздоровеет. И следи, чтобы мазями нужными его пользовали. Лекарь наш говорил: у знахарки этой, что в Буграх, отменные снадобья. А то городские докторишки таких ран отродясь не видели. Только и умеют, что хвалить себя, а толку с них чуть. Следи! Иначе, сам понимаешь…

Так капрал попал в Парижель, да так и остался при герцоге. Правда, после этой вот инспекционной поездки его светлость обещал похлопотать, чтобы Гюстава Готье отправили назад, в действующую бригаду. Но это когда еще будет! Поездка обещала затянуться.

А пока капрал занимал должность личного ординарца герцога, но даже с этого тепленького местечка положенных плюшек не имел, что было совсем уж обидно.

«Ведь у нормального-то командира как все устроено? Повариху нанимает посимпатичнее. Шоб бока у нее мягкие и уютные, шоб ласковая да сладкая была. Дом, где ему останавливаться, самый удобный, с хорошенькими горничными. И завсегда у ординарцев всякие этакие возможности есть… А этот что? Горничных близко не подпускает. На балы не ходит, все морду прячет. А чего ее прятать-то?! Подумаешь, шрам, велика важность! Да барышни энтаких-то еще больше жалеют и примечают. Одно только: с местными армейскими водится, да доклады королю пишет. Ни тебе по селянкам прогуляться, ни тебе саблей помахать! Тоска, а не служба…»

Почту огорченный капрал засунул в подсумок, притороченный к седлу, и благополучно забыл ее там еще на пару недель. Благо, что письма были не королевские и немедленного ответа не требовали. Когда он принес наконец-то герцогу изрядно отсыревший из-за дождей сверток, тот даже не стал ругаться. Хмуро глянул на капрала и заявил:

— Я, конечно, очень тебе благодарен, Гюстав. Но как только вернемся домой, я приложу все усилия, чтобы ты отправился в свой полк.

— Уж вы, вашсветлость, сделайте доброе дело, не забудьте!

Волглую бумагу Макс раскладывал на столе в собственной спальне: пусть просохнет хоть немного. Сегодня он со свитой остановился в старинном замке Эльберг. Хозяин замка, граф Эльбергер, похожий не на привычного герцогу паркетного шаркуна, а на несколько неуклюжего медведя, обещал через два дня устроить небольшие учения.

— Там и посмотрите, ваша светлость, чем наши войска от столичных отличаются, — с улыбкой пробасил он. — А пока отдыхайте с дороги. Ужин, ежели желаете, сюда вам и подадут. А желаете, так пир закатим, соседей созовем!

— Нет-нет, благодарю вас, граф Эльбергер. Я устал с дороги и предпочту поесть здесь. А пир… Ну, можно завтра, если вам будет угодно.

— Как пожелаете, герцог, — хозяин поклонился и вышел, оставив гостя отдыхать.

В северных землях жили спокойные, неразговорчивые лорды. Их жены и дочери были им под стать: высокие, крупнотелые, с непривычно светлыми глазами и русыми волосами. Многие из дам прекрасно владели не только луком, но и кинжалом. В одном из замков Макс видел огромную шкуру медведя, которую добыла как раз леди-хозяйка.

Эти люди нравились ему и своей верностью слову и трону, и прижимистой аккуратностью, с которой они вносили налоги в казну. Первый раз за все время герцог задумался о том, что вовсе не обязательно жить в столице. Эта неторопливая северная жизнь была проще и суровее той, что он видел раньше. Именно этим она Макса и привлекала. Но были и весьма неприятные моменты.

Он много беседовал с мужчинами, по-прежнему дичась дамского общества. Спрашивал о землях и хозяйстве, о набегах хищников и больших зимних охотах. И с горечью понимал: они очень славные, но…

Все, что хотел узнать король, герцог увидел лично. В землях северных спокойно, с соседями живут мирно, но вот развлекаться они развлекаться не просто не хотят, а не умеют.

Точнее, развлекаются, как умеют. Рассказы северян о местных забавах герцога даже чуть раздражали. При всей основательности и порядочности была в них какая-то низменная грубость. Он не мог понять восторгов по поводу разбитых в праздничных боях носов и выбитых зубов.

Макса не восхищали рассказы о легендарных в этих краях обжорах: «…и вот тогда он, ваша светлость, берет восьмой пирог с мясом и прямо кулаком себе в рот утрамбовывает! Аха-ха-ха… Так он и победил лорда Муля!»

С каким-то странным пренебрежением говорят о появившихся бумажных книгах, отпечатанных в столице. В штыки воспринимают все новое. Даже его модель лука подверглась весьма критическому осмотру и явно не понравилась. А ведь лук этот из мастерской самого Джинера, лучшего оружейника Франкии.

«Да, съездить сюда стоило, конечно. Но жить здесь я бы точно не хотел… Надо, все же, просмотреть письма и ответить.».

Макс раздраженно прошелся по комнате, в убранстве которой сочетались роскошные меха на полу и грубая мебель, лишенная малейшего удобства. Вместо кресла у камина — тяжеленная табуретка с тощим войлочным покрытием. Стол, как и кровать, изготовлен из дорогой древесины северного дуба, сделан хоть и крепко, надежно, но без малейшего намека на красоту. Даже чернильница на столе представляла собой старую глиняную мисочку с отбитым краем.

«И ведь они совсем не нищие, эти лорды Севера. Здесь моют золото в реках, здесь лучшие меха. И они торгуют даже с Англитанией. Но устроить удобно быт просто не умеют. Или не хотят? Так можно жить, когда ты в походе. Но не желать сделать уютнее свой собственный дом…»

Разложенные на столе листы чуть просохли, и герцог присел поближе к окну.

Письмо от матери. Всё как всегда. Патока нежных слов и просьба о деньгах.

Письмо от Луи-Филиппа. Его Макс читал гораздо внимательнее и хмурился все сильнее и сильнее. Брат писал о графине Аржентальской, и новости были отвратительными.

То, что у матери есть какая-то там личная жизнь, Макс знал давно. Пока она не нарушала правил и приличий, он не старался вникать в ее развлечения. Но то, что описывал дофин было просто немыслимо! Если бы это сказал о его матери чужой человек, Макс просто вызвал бы наглеца на дуэль, но слова брата не были похожи на ложь.

Напротив, дофин писал, сколько усилий ему стоило, чтобы дурная новость о поведении графини не дошла до его величества: «…его здоровье. Боюсь, такой скандал убил бы отца. Ты должен сразу по возвращении в Парижель увидеться с ней и убедить свою мать бросить этого дворянчика. Было бы хорошо, если бы графиня покинула столицу и перебралась на год-два в удаленное поместье. Она сможет вернуться, когда…»

Макс писал быстро. Ровные твердые строчки ложились на листы, покрывая их сверху до низу. Второй лист… Третий…

Ответ Луи-Филиппу. Четко и сжато изложил просьбу — присмотреть, чтобы графиня отправилась в поместье немедленно: «Я выделю ей денег и охрану. Также отправлю письмо с наказом ехать. Но был бы тебе очень благодарен, если бы ты проследил за отправкой сам. Нельзя допустить, чтобы сплетни дошли до короля.».

Письмо месье Горашу с требованием оплатить дорогу до поместья Нивель графине Аржентальсокй: «И также пошлите с ней мою домашнюю охрану. Капитану Симону скажите, что я велел доставить графиню до места как можно быстрее…»

Письмо графине. Это было самым трудным. Раньше ему не приходилось конфликтовать с матерью, но то, что она себе позволяла, бросала тень на его имя. Макс постарался не писать прямо о причине своего недовольства, но настойчиво советовал ей уехать в его дальнее поместье: «А еще там, если вы помните, есть целебный источник. Думаю, вам стоит поправить здоровье на водах. Надеюсь, мне не придется больше слышать сплетни о некоем месье Андрэ Берсте. Обратитесь к месье Горашу. Он выделит вам деньги на дорогу и отправит с вами охрану. Ваш сын…».

В этот раз он не стал писать матери обычное: «С любовью и почтением, ваш сын Максимилиан.».

«Пусть хоть немного задумается!» — герцог был зол. И то, что когда он дописал и запечатал все письма, под кучей бумаги нашлось еще и послание от эспанки, настроение ему не улучшило.

«Господи, ты Боже мой! Ну, чем я тебя прогневил?! Я же писал этой даме, что не стоит торопиться с ответом…».

Принесли ужин. Грудастая горничная накрывала стол, посматривая исподлобья на герцога: «Ишь ты, какой молодчик! Этакий, глядишь, и не одну монетку выдаст, а может еще и перстень с руки снять. Подарил же тогда гость Ильхе кольцо. Вот ведь свезло энтой нахалке! Все же из столицы прибыл…».

Однако гость словно не замечал ни ее массивных бедер, ни ласковых улыбок.

Жестом отправив девицу за дверь, герцог сел есть, раздумывая: «Или все же открыть сегодня? Вряд ли там будет что-то важное, но раз уж написала… Заодно и эспанский вспомню…»

Письмо герцогини Ангуленской Макс открыл вилкой, не трудясь доставать нож. Очевидно из-за того, что оно попало в середину свертка, бумага была почти сухая. Лениво развернул и пробежал взглядом по строчкам.

«Надо же… А франкийский у нее на хорошем уровне, оказывается.».

Письмо являло собой образец дипломатии и вежливости: ответы на его вопросы, аккуратные и короткие. Благодарность за щедрые земли, выделенные ей. Вежливые вопросы о его здоровье. Пожелание всего наилучшего. Подпись.

Макс равнодушно откинул бумагу, решив, что сегодня уже писал достаточно.

«Ответ можно будет и попозже отправить, это все не к спеху, просто ритуальные танцы, как у гусей в стае. Та-а-ак… А это еще что такое?!»

Герцог с удивлением уставился на второй лист, который оказался в конверте. Достал, развернул, и не сразу понял, что это такое…