Домой герцог вернулся в весьма романтическом настроении и даже несколько обнадеженный мягким приемом Анны: «Может быть… Слава Господу, все еще может быть! Она даже не морщилась, на меня глядя. И кажется, я ей вовсе не противен. Если только… Если только я сам не наделаю больше глупостей, то все еще может быть!»
При всем своем несколько тепличном воспитании, знание того, что он имеет законное право на тело и постель жены, его не интересовало. Первый раз жизнь подарила ему встречу с человеком, который мог стать очень близким и родным. Максимилиан это видел, чувствовал и понимал.
Герцог собирался сделать все возможное, чтобы этот процесс тек естественно, без малейшего принуждения. Пожалуй, он даже не хотел торопить события: так драгоценны были ему минуты общения.
К сожалению, реальность умеет сбивать любые планы: вечером прискакал из дворца дежурный гвардеец. Максимилиан как раз беседовал во дворе с капитаном охраны, обсуждая команду жены:
— Зря беспокоитесь, ваша светлость, — неторопливо говорил капитан Вилльом. — С Ингером мы служили когда-то в молодости. Хороший вояка. Но ежели желаете, людей, конечно, набрать можно еще.
— Побеседуй с ним сам, Вилльом. Я не хочу лезть нахрапом, но…
— Да понял я, ваша светлость, понял. Поговорю, отчего бы не поговорить?
Гонец влетел в еще не закрытые на ночь ворота:
— Ваша светлость, дофин просит прибыть срочно.
— Что случилось?
Гвардеец чуть помялся и тихо ответил:
— У его величества опять был приступ…
— Слезай! Пусть оседлают коня: любого, какого выберешь! Сдашь его потом на королевской конюшне, там заберешь своего.
Спорить гвардеец не рискнул, и герцог, к неудовольствию спешно собирающейся охраны, запрыгнув в седло, вылетел за ворота. До дворца его так и не догнали, но и доехал он без происшествий. Горожане давно привыкли, что по главной улице Парижеля частенько носятся сумасшедшие всадники, и обходили широкую мощеную дорогу стороной. От греха, как говорится, подальше.
В покои отца его пропустили без звука. В приемной уже топталась и шепталась пара десятков придворных, из тех, что имели допуск в личные апартаменты короля. Но в опочивальню вход им был закрыт. Макс привычно кивнул гвардейцам охраны и тихо открыл дверь.
У изголовья кровати его королевского величества суетился лакей, подтирая брызнувшую кровь и собирая грязные, запятнанные темным тряпки. Жиль что-то тихонько говорил ему:
— … и еще успокоительного питья принеси. В моей комнате возьми, на буфете бутыль стоит.
Лекарь уже бинтовал правителю руку. Толстенький ученик-помощник держал перед ним корзинку с чистой ветошью.
Как всегда после кровопускания отец был бледен, губы отливали в синеву. Сердце у Максимилиана болезненно сжалось, и к горлу подступил ком. Ему казалось, что однажды отец не переживет очередное кровопускание.
Дофин стоял в ногах королевской кровати, отдернув штору полога, и так крепко сжимая резную перекладину в руках, что побелели костяшки на тыльной стороне ладоней.
— Ну воть и всье, вашье корольевское вельичество! — придворный лекарь-этальянец, мягко выговаривая слова, заворачивал свои ланцеты в кожаный футляр. — Сейчас вам необходьимы только покой и сонь.
— Ступай, — вяло махнул рукой король. — Сын, подойди ко мне.
— Вашье вельичество! — попытался возразить лекарь. — Сейчас не времья для дела! Сейчас времья отдыха!
— Ступай! — уже чуть раздраженно приказал король, и медик начал, кланяясь, отходить задом к двери. — Жиль, выгони всех!
Под всеми король имел в виду и стоящих у дверей внутри покоев лакеев, и лекаря с помощником, и герцога Валионе, столбом застывшего в углу комнаты, и, похоже, даже личного духовника короля, читающего у стола молитву.
Максимилиана король поманил пальцем, и Жиль, неодобрительно покачав головой, прошел мимо. Закрыв дверь, он с ворчанием вернулся к постели больного.
Король оглядел сыновей и тихо проговорил:
— Луи, еще приступ или два, и я уйду к Господу нашему.
— Отец! Не нужно…
— Молчи! — голос король повысил с некоторым раздражением: — Молчи и слушай! Это моя вина, что ты до сих пор холост. У эспанской короны уже двое внуков, этальянцы их даже перегнали…
— Но, отец, вы же знаете, что моя первая невеста скончалась от лихорадки. В этом нет вашей вины!
— Я больше не желаю ждать, сын… Максимилиан, ты поедешь в Эталию. На днях я разговаривал с этальянским послом. Они не против немного сократить время помолвки. Поговори с братом, он знает, чего я желаю. Завтра я подпишу все верительные грамоты. Ты привезешь её сюда! Я хочу видеть твою свадьбу, Луи-Филипп! Этальянки плодовиты… Возможно, господь даст мне еще немного времени…
— Как скажете, отец, — принц не собирался спорить, хотя и знал, что отец не зря винит себя.
В комнате установилась тишина. Каждый думал о своем, и только король жадно, с неприятным сипом, глотал воздух, пытаясь отдышаться.
Сперва его величество настаивал на том, чтобы породниться с Венейским княжеством. Хотя Луи-Филипп тогда возражал и предлагал брак с этальянкой. Но король решил, что спокойствие на северной границе важнее. Даже были подписаны предварительные договоренности о браке.
Проблема состояла в том, что принцессе Зиане на момент договоров было меньше десяти лет, так что состоялась только заочная помолвка. Увы, когда девочке исполнилось четырнадцать, за год до того, как ее должны были привезти во Франкию, она умерла от горячки после тяжелой болезни.
Потом началась война с Эспанией, потом здоровье короля пошатнулось, и он ездил почти на год на лечебные воды…
В результате сын его, в возрасте уже под тридцать, не только не имел детей, но и не был женат. Сейчас, когда приступы случались все чаще, это очень беспокоило короля. Он решил больше не откладывать дело ни на месяц.
Из покоев короля братья вышли вместе, и Луи-Филипп махнул рукой в сторону лестницы:
— Зайдешь ко мне?
— Да, конечно…
Настроение у обоих было поганое: отца они любили, и то, что он доживает последние месяцы, пугало их. Даже наследный принц, который не всегда соглашался с королем и считал, что многое он бы решил лучше с большей пользой для страны, никогда не желал смерти королю.
Власть — штука соблазнительная, и, жаждая ее, многие, условно говоря, продавали душу дьяволу. К счастью, франкийского принца это не коснулось. Пожалуй, он даже испытывал некий страх перед скорой переменой власти. Отец успел внушить сыновьям, что власть — не только огромные возможности, сколько громадная ответственность.
Хорошо, что в их собственной семье примеров разных можно было набрать без проблем.
В предках королевского дома числились как Андрэ Великий, собравший двумя браками и торговлей саму страну в единое целое, так и его правнук Андрэ Молитвенник, который ухитрился разорить все, до чего дотянулся, и потерять большую часть земель.
Благо для страны, что Молитвенник умер от пьянки, не дожив до тридцати, а его жена, оставшаяся регентом при малолетнем сыне, начала дело Андрэ Великого почти с пустого места. Так что примеры были, а историю правления предков и дофину, и бастарду преподавали достаточно детально.
Ехать Максимилиану не хотелось. Это еще слабо сказано: не хотелось.
Нет, он знал, что поедет и выполнит все, что просит отец. Будет свита и будут советники, а брак Луи-Филиппа действительно должен состояться как можно быстрее. Именно об этом говорил ему сейчас дофин:
— Отец знает, что ему осталось немного… — голос у принца дрогнул, и он отхлебнул горячего вина из кубка, чтобы снять спазм. — Тут еще и то, что в случае… — слово «смерть» он так и не смог произнести. Отвернулся к окну и резко вытер навернувшиеся слезы: — …будет период траура, минимум год. Да и свадьба — мероприятие разорительное для казны, сам понимаешь. А если потом еще устроить коронацию… Я не полезу к ростовщикам, Макс, но и пройти все должно по-королевски. А мы все еще должны купцам немалые деньги — война с Эспанией обескровила страну и торговлю, сам знаешь. Сейчас только-только стало все восстанавливаться. Ты понимаешь, какие это деньги…
— Ты хочешь сказать… — Максимилиан сморщил лоб, пытаясь понять, правильно ли он догадался: — Ты хочешь сказать, что отец собирается подписать отречение от престола?!
— Да. Тогда свадьба и коронация обойдутся в два раза дешевле, — дрогнувшим голосом сказал дофин. — Я спорил с ним, хотя и понимал, что он прав… Но я не хочу получать корону вот так! Не хочу! — почти крикнул Луи-Филипп, отбросив кубок.
Тот, брякнув, покатился по полу, оставляя мокрую темную дорожку…
Помолчали, боясь смотреть друг другу в глаза: состояние отца пугало, оба боялись не столько перемен, сколько ощущения сиротства. Как это — его не будет?! Как это — уйдет навсегда?!
Все же воспитание давало о себе знать. Отдышавшись, принц вернулся к теме беседы:
— Герцог Валионе пошлет с тобой двух своих людей. Смотри там все, что можно продать или купить. Ходи на приемы, но встречайся и с торговцами, и с производителями. Обещай купцам льготы на первые три года, обещай торговцам все, что сочтешь разумным. Нам очень нужны новые силы, Макс.
— Хорошо, я понял… Мне нужна будет помощь Дюпревиля. Просто, чтобы понять, до какой степени я могу уступать.
— Я прикажу ему составить для тебя инструкцию.
— Да, так будет лучше.
Помолчали…
— Понимаю, что ты не хочешь ехать, — мягко начал дофин.
— Я понимаю, что это нужно, — поморщившись, ответил герцог. — Но да. Все это страшно не ко времени.
— В жизни все обычно так и происходит — не ко времени, — тихо ответил Луи-Филипп. — Я буду благодарен тебе за помощь. Ты знаешь, что у этальянцев в обычае этакий трепет перед королевской кровью. Сам я сейчас поехать не могу. Случись что… — и он вновь замолчал.
Под этим «что» подразумевалась смерть короля в отсутствие в стране наследника. Обязательно найдутся желающие занять трон, воспользовавшись моментом. Милое дело — поменять правящую династию. Только ведь бескровно такие вещи не происходят. Это прекрасно понимали и дофин, и его брат. Потому наследник трона продолжил:
— Министру, даже герцогу, не получится добиться того, на что есть шансы у тебя. Ты — признанный сын короля, — дофин перечислял причины уже спокойно. Дела есть дела. — За все в жизни приходится когда-то платить, — кривовато улыбнулся герцог Максимилиан Ангуленский и де Шефрез.