Вена: история города

Глава двадцать вторая Еврейская Вена

Это здание вывернутой наизнанку библиотеки объединяет в себе множество символов в память о 65 000 погибших австрийских евреях. Мемориал был открыт в вечер накануне национального праздника Австрии в 2000 году, что само по себе означало: все, с чем он связан, является частью национальной истории Австрии. Место, где он установлен, тоже выбрано неслучайно: здесь, на Юден-платц, находилась самая большая в Центральной Европе синагога, которая была разрушена во время погрома в 1421 году.

В 1994 году Симон Визенталь, известный охотник за нацистскими преступниками, впервые публично поднял вопрос о том, что в Вене до сих пор нет памятника жертвам Холокоста и настало время создать его. Бургомистр Михаэль Хойпль незамедлительно с ним согласился и утвердил предложенное для мемориала место на Юденплатц.

Предложению восьмидесятилетнего Симона Визенталя, пользовавшегося большим уважением в Вене, предшествовала бурная предыстория. Вена никогда не забудет ужасы войны и фашизма, и поэтому в 1988 году был установлен монумент на площади перед Альбертиной, на месте бывшего Филиппхофа, где во время английского воздушного налета 12 марта 1945 года погибли сотни людей. Четыре огромных каменных блока с высеченными на них словами «В память об ужасах войны и фашизма» и скульптурная группа были изготовлены по проекту Альфреда Хрдлички, но монумент с самого начала вызвал дискуссию, и сердцем жители Вены его так и не приняли. Многие просто считали его уродливым и непонятным — не зря скульптор в конце концов счел необходимым пояснить, что и как собственно символизируют эти блоки и как следует это все понимать. Но и после этих пояснений многие возмущались, полагая, что фигура уползающего на четвереньках человека на асфальте оскорбительна для евреев. Визенталь тоже считал, что эта фигура не отражает глубины горя, постигшего еврейский народ. Она говорит об унижении, но не о массовом истреблении людей, не о Катастрофе еврейского народа. Дискуссия протекала в истинно венском духе, пока художник, сам называвший себя «евросталинистом», не позволил себе публичных (и к тому же в печати) антисемитских высказываний, чем незамедлительно подписал приговор своему творению. Это случилось в пылу политических споров, которые Хрдличка вел с бывшим восточногерманским диссидентом и певцом Вольфом Бирманом, резко осуждавшим новую деятельность в объединенной Германии известных еще в ГДР левых политических активистов Стефана Гейма и Грегора Гизи. Хрдличка счел своим долгом поспешить на помощь старым коммунистам и выступил с грубым открытым письмом в «Нойес Дойчланд». Его пассаж в адрес Вольфа Бирмана завершался пожеланием тому повесить себе на шею нюрнбергские законы[13], таким образом Хрдличка явно указывал на еврейское происхождение Бирмана. Подобные выступления (которые он в дальнейшем еще счел необходимым развить самым недвусмысленным образом) в Австрии просто неприличны. Критики заклеймили Хрдличку как леворадикального фашиста и, поскольку его скульптурная композиция уже давно оскорбляла художественный вкус венцев, потребовали убрать монумент.

Затем последовало предложение Визенталя, в определенной степени как новое и компромиссное решение, как знак памяти и разделяемой с евреями скорби. В рамках заключенного международного договора жюри остановило свой выбор на проекте англичанки Рейчел Уайтхед. По мнению жюри, «вывернутая» библиотека и ее метафорическая глубина, а также аскетическая выразительность четырехугольного монумента гораздо больше соответствовали идее памятника, чем любые скульптурные группы. Это должно было быть строгое бетонное кубическое здание в 7—10 метров длиной и 4 метра высотой. Развернутые наружу стеллажи с книгами, названия которых не прочесть, и замкнутое пустое внутреннее пространство заставляют о многом задуматься. Это символ, не требующий никаких разъяснений. Форма памятника позволяет перечислить лагеря смерти.

Но решение жюри не прекратило дебаты, а только подлило масла в огонь. Общественность не разделяла мнения автора, что евреи — это народ книги, а именно эта идея лежала в основе произведения. В конце концов победило мнение жюри и право художника на свободу самовыражения. Однако не учли мнения живущих на Юден-платц, они не соглашались с внешним видом сооружения, считая, что бетонный куб разрушает очарование маленькой площади и абсолютно в нее не вписывается. Руководство города — а это было незадолго до выборов — отложило окончательное решение и предложило уменьшить размеры памятника.

Строительство замедлилось вновь, когда в 1996 году в ходе строительных работ обнаружилось, что от разрушенной в 1421 году синагоги в земле сохранилось гораздо больше, чем первоначально предполагали. Археологи приступили к раскопкам, и находок становилось все больше. Результаты их работы, снабженные подписями, все это время можно было видеть за ограждением, в своеобразном музее под открытым небом. И вот в 1998 году иудейская община Вены совершенно неожиданно выступила против идеи Визенталя и предложила перенести памятник на Морцинплатц, к входу в бывшее гетто, или же вообще отказаться от его сооружения. Разве может быть какое-либо лучшее предостережение и напоминание, чем свидетельство бессмысленной средневековой ярости разрушения? Любой памятник, возведенный на руинах, будет искусственным и потребует сложных толкований. Таковы были выдвинутые аргументы.

В этом споре победили Визенталь и поддержавшие его городские власти. Сегодня руководители иудейской общины признают значение памятника. А прошедшая дискуссия была необходима, поскольку помогла многое осознать. После перерыва в два года наконец приняли соломоново решение: мемориал передвинули на несколько метров в направлении к памятнику Лессингу, в место, расположенное точно над раскопками старой синагоги. Руины решено было открыть широкой публике для осмотра. Вход в них находится в примыкающем к Юденплатц и отремонтированном для этой цели доме Мизрахи.

На Юденплатц далекое и близкое прошлое смешивается с настоящим, которое представлено в современной Вене ежегодным Еврейским фестивалем. С тех пор как здесь установлен мемориал, здесь проводят уличные представления: перед «вывернутой библиотекой» оживает, возвращаясь из небытия, Средневековье.

Первыми на месте нынешней Юденплатц поселились еще римляне в конце I века. Сначала они установили здесь, на месте, расчищенном от леса, деревянные казармы, на смену которым во II веке пришли каменные дома. После падения Римской империи здесь долго никто не селился. Хроника более позднего периода, датируемая 1274 годом, содержит упоминания о синагоге на этом месте, именуемом Шульхоф, вероятно, тогда же здесь возникло еврейское поселение. Однако больше о том времени ничего не известно. Во время последующего строительства старые стены разрушили. По имеющимся на данный момент сведениям, этот молитвенный дом после всех расширений к началу XV века стал крупнейшей в Центральной Европе синагогой. В двухэтажных домах вокруг нее жили около 800 человек, что составляло примерно 8 процентов от всего населения Вены того периода. Еврейский квартал был отделен от остального города, на всех ведущих отсюда улицах и переулках имелись ворота, которые запирались на ночь. Сегодня расположенные здесь дома относятся к более позднему периоду, но все они хранят следы Средневековья.

Свое имя дом Мизрахи на Юденплатц, 8 получил по названию ортодоксально-сионистского движения, штаб-квартира которого находится по этому адресу по сей день. На втором этаже располагается синагога, здесь можно прочесть имена всех 65 000 австрийских евреев, павших жертвами национал-социалистов. Экспозиция музея, оборудованного на первом этаже, рассказывает о жизни еврейства в средневековой Вене, о разрушении этого квартала, о добровольной смерти в огне евреев, запершихся в синагоге. Здесь также находится проход к ее руинам, где сохранились бима — основание, на котором стоял шкаф со свитками Торы, пол и стены помещения, где молились женщины.

Поводом для погрома стали слухи, обвиняющие евреев в ритуальном убийстве, якобы случившемся в Верхней Австрии. В 1420 году по аналогичному подозрению (в те времена вовсе не казавшемуся беспочвенным) в Энсе были казнены два еврея. А годом позже, используя те же обвинения, толпа решила разделаться с венскими евреями: 200 членов общины были сожжены за стенами города, других посадили в лодки без руля и весел и пустили по течению Дуная. Особую участь избрали те 80 человек, которые заперлись в синагоге и, когда толпа начала крушить двери, подожгли себя. И люди, и здание стали добычей пламени. Позднее дома в округе были проданы, остатки синагоги использовали при строительстве университета. Только в 1500 году и за высокую подушную подать евреям разрешено было вновь селиться в Вене, несмотря на это время от времени случались погромы.

И только в XVIII веке Иосиф II издал вердикт о толерантности, определяющий права евреев, и появилась возможность спокойно вздохнуть.

После установки мемориала жертвам Холокоста площадь сама превратилась в памятное место иудейско-христианского примирения. Дом номер 2 по Юденплатц известен как Иорданхаус. На стене дома многие века красуется рельеф, изображающий крещение Христа, с антисемитской подписью на латыни, памятующей о событиях 1421 года. Архиепископ Вены счел необходимым в надписи, помещенной на фасаде дома напротив, на Юденплатц, 6, признать несправедливость преследования иудеев со стороны католической церкви и дистанцироваться от всех обвинений в их адрес. В свою очередь, иудейская община поместила доску на доме Мизрахи, где выразила благодарность всем, кто помогал евреям в годы нацистского режима.

Эти жесты примирения и справедливые оценки, сделанные людьми, представляющими обе стороны, находятся в полном согласии с памятью о Симоне Визентале, который так рьяно отстаивал венский памятник жертвам Холокоста. Его длившаяся десятилетия поисковая работа была объективна и лишена ненависти, но тем не менее часто становилась мишенью для низких нападок. Противникам досаждало его фантастическое упорство, а сторонники упрекали его в чрезмерной объективности. Но сам Визенталь просто не позволял никому и ничему сбить его с толку.

Этот человек родился в Галиции в 1908 году и на собственном опыте убедился, что нельзя доверять никаким обобщениям. Визенталь, инженер-строитель по профессии (поэтому в Вене его часто называют «господин инженер»), был депортирован с родины и побывал в аду 12 концентрационных лагерей. Счастливый случай и исключительная воля к жизни помогли ему выжить — американцы освободили его вместе с другими заключенными лагеря Маунтаузен в мае 1945 года. Своей жизнью он обязан двум нацистам. Именно поэтому Визенталь всегда выступал против идеи коллективной вины. После освобождения Визенталь убрал подальше свой диплом и начал активно помогать американцам вести допросы предателей и нацистских преступников, а также собирать документы по этой теме и наконец открыл в Линце собственный исследовательский центр. Во времена «холодной войны» подобная деятельность изначально была обречена на провал. Тогда Визенталь передал собранные материалы в архив мемориала Яд Вашем под Иерусалимом, а сам переехал в Вену и продолжил свою работу. После судебного процесса по делу Эйхмана он организовал Венский еврейский центр документации. Подобные центры Визенталя существуют в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Париже, Торонто и Буэнос-Айресе.

Визенталь не примкнул ни к одной политической партии, однако не остался в стороне от политики. Когда в 1970-х годах Социалистическая партия Австрии (СПА), возглавляемая Бруно Крайски, потеряла абсолютное большинство и вступила в коалицию с довольно либеральной в то время Австрийской партией свободы (АПС), Визенталь опубликовал документы об эсэсовском прошлом тогдашнего лидера АПС Фридриха Петера. Тем самым по прихоти судьбы были перечеркнуты политические планы бывшего федерального канцлера еврейского происхождения. Крайски объявил настоящий крестовый поход против Визенталя. И хотя ничего существенного возразить не мог, но работе Визенталя это противостояние заметно мешало. Австрийцы молчаливо поддерживали столь любимого ими Бруно Крайски.

Лишь незадолго до своей смерти в 2005 году Визенталь объявил, что считает свою работу выполненной и больше ничего по розыску нацистских убийц сделать не сможет. Он нашел всех ответственных за массовое истребление людей, кого стремился найти, а те, кто еще живы, либо слишком больны, либо слишком стары, чтобы предстать перед судом. При этом он подчеркнул, что вовсе не собирается отправиться на пенсию, а просто несколько меняет точку приложения своих усилий. Он продолжал наблюдать за развитием событий в мире, отвечал на письма и выступал с заявлениями, когда считал необходимым. Когда требовалось, он вступал в спор с теми, кто отрицал Холокост. Он был убежден, что его голос свидетеля, пережившего и знавшего многих, знакомого с многими тысячами судеб, фактов и документов, всегда в конце концов перевесит недоверие.

Помещение центра, куда он ежедневно ходил до самого последнего дня, находится неподалеку от Юденплатц. Обычная табличка на неприметном доме неподалеку от Дунайского канала сообщает, что здесь находится Венский еврейский центр документации. На лестничной площадке дежурит вооруженный охранник, и это уже не совсем обычно. Центр и его руководитель нуждаются в особой защите. На стеллажах архива, занимающего пятикомнатную квартиру, хранятся 7000 папок. Их содержимое — результат тяжелой поисковой работы: материалы с доказательствами преступного прошлого многих военных убийц, ставших после войны уважаемыми гражданами. И хотя больше не появляются новые папки, все же остается еще очень много работы. Четверо сотрудников, сидящих рядом с секретаршей, занимаются оцифровкой документации. Когда они завершат свою работу, материалы станут доступны в электронном виде. «Господин инженер» — человек основательный и предусмотрительно позаботился о дальнейшей судьбе центра. После его смерти документы переедут в Исследовательский центр, создание которого уже запланировано. Его нынешний офис со всем оборудованием превратится в музей, а ставшиеся в работе материалы будут переданы в Лос-Анджелесский центр.

Инвентаризации подлежит многое. В прошедшие годы проведена настоящая розыскная и детективная работа, исполненная неожиданных поворотов и весьма напряженных моментов. Визенталь лично участвовал в розыске 3000 военных преступников, на его счету много достижений, но были и поражения. В основном он терпел неудачи в столкновениях с юридической системой отдельных государств, в том числе и в США. Несмотря на убедительные доказательства и показания свидетелей, часто существуют пробелы в законодательстве, из-за которых преступников невозможно привлечь к ответственности. В частности, это относится к тем, кто успел получить американское гражданство. В таких случаях необходимой предпосылкой для ведения судебного разбирательства было решение американских властей о лишении гражданства упомянутых лиц.

Но во многих случаях успех вызывал смешанные чувства, даже когда, казалось бы, завершенный розыск становился сенсацией, как, например, в истории с Эйхманом или с другими немногочисленными известными массовыми убийцами. Многие в Австрии считали, что Визенталь непримирим, поскольку им движет жажда отмщения. Выражение «охотник за нацистами» отражает не только одобрение. То, что он номинировался на Нобелевскую премию, но не получил ее, тоже говорит о многом. Тем не менее приписываемая ему «жажда преследования» находится в полном противоречии с его убеждениями. При этом находятся также люди, ставящие Визенталю в вину его гибкость и считающие его стремление к справедливости чрезмерным, и в связи с этим прежде всего вспоминают историю с Вальдхаймом, когда Визенталь попытался утихомирить международную общественность, доказывая, что глава австрийского правительства хоть и состоял в прошлом в штурмовом отряде, но никогда не имел ничего общего с массовым уничтожением людей.

Эта работа требует терпения и выдержки. Так, например, Эйхмана (о точном месте пребывания которого сообщил один из депортированных венгров еще осенью 1945 года) выслеживали 15 лет, а однажды чуть было не арестовали в Австрии. В 1960 году израильская агентура наконец смогла захватить Эйхмана в Аргентине, и опять с помощью депортированного в войну венгра. Но самой большой победой Визенталя был арест «палача Треблинки» Франца Штангля. Бывший комендант лагеря, лично ответственный за уничтожение 870 000 людей, предстал перед судом лишь в 1970 году, после того, как он несколько лет прожил в Бразилии под своим собственным именем. Визенталя, наверное, огорчало, что так и не удалось поймать «правую руку» Эйхмана, Алоиса Бруннера, который нашел убежище в Сирии.

Каждый успешный розыск — это уже почти детективный роман, и потому книги Визенталя так захватывают. «Убийцы среди нас» — так называлась его первая книга. А в последней — «Закон, а не месть» — он с большой признательностью и очень детально пишет о своих волонтерах, которые проводят тщательную розыскную работу в самых удаленных странах мира. Многими из них движут муки совести за нацистское прошлое их родителей.

Визенталь смог также найти многих из тех, кто спасал жизни преследуемых во время войны людей. По его инициативе их имена занесены в «Список праведников», в честь них посажены деревья в Яд Вашеме. Немалую роль сыграл он и в реабилитации графа Яноша (Яна) Эстерхази, единственного депутата словацкого парламента, который 18 мая 1942 года проголосовал против «Закона о евреях». В 1945 году Эстерхази был арестован по приказу Густава Гусака, сослан в ГУЛАГ и заочно приговорен к смерти. Позже, в 1957 году, Эстерхази вернули и изменили приговор на пожизненное заключение. Он умер в тюрьме. Визенталь наладил связь с его дочерью, Алисой Малфатти, которая жила в Риме, он собирал доказательства, искал свидетелей, переписывался с освобожденными и, наконец, добился, что Словацкая Республика реабилитировала Эстерхази, венгра, антифашиста и аристократа, которого столь многие ненавидели в послевоенной Братиславе.

Памятник на Юденплатц — это одна из больших побед Визенталя. Он опубликовал книгу об истории создания, о многочисленных дебатах, о далеком и недавнем прошлом этого мемориала и сам написал к ней предисловие. Авторы этого сборника весьма известные люди, которым есть что рассказать. Оформление площади, музей, археологические раскопки и ансамбль памятников были удостоены архитектурной премии «Дедал и Минос» в городе Виченце в 2002 году. Особенностью этой награды является то, что ее вручают не только авторам проекта, но и заказчику, без которого разработки нельзя было бы воплотить в жизнь. Премия названа по имени создателя лабиринта на острове Крит — греческого архитектора Дедала. Ее получили бургомистр Вены и два архитектора, Кристиан Яборнегг и Андрас Пальффи, создавшие новый образ площади.

В ноябре 1993 года в маленьком дворце на улице рядом с Грабеном, точнее на Доротеергассе, состоялся особенный праздник, на котором присутствовал потомок рода Эскелей, бывших владельцев этого дома. Сюда также был приглашен и бывший мэр Иерусалима Тедди Коллек, родившийся в Венгрии и выросший в Вене. Торжество состоялось по случаю открытия в этом дворце Еврейского музея Вены. Создание Музея Холокоста было заветной мечтой Симона Визенталя, а открытие этого музея стало возможным благодаря усилиям тогдашнего венского бургомистра Гельмута Цилька. И хотя в Вене еще в 1859 году появился первый в мире Еврейский музей, но после его уничтожения в 1938 году долгое время не было ни достаточных сил, ни времени, ни желания его восстанавливать. Основой музея стала коллекция Макса Бергера, приобретенная в 1980-е годы, а с 1990-х годов ее можно было видеть в здании Израильского культурного общества.

Венская городская община и в первую очередь Гельмут Цильк еще перед открытием этого музея очень многое сделали для того, чтобы всем дать понять: Вена и еврейская культура неразрывно связаны друг с другом, и как для города, так и для страны изгнанные и убитые нацистами художники, ученые и другие выдающиеся личности — горькая и невосполнимая потеря. Все чаще эта долгое время табуированная тема звучала в публичных выступлениях, ей посвящались выставки и спектакли. Вена хотела знать как можно больше о художниках, в чьих биографиях стыдливо указывалось «умер в эмиграции», и их произведениях.

Венцы всегда гордились своей родиной — «столицей оперетты» — и восторгались композиторами, актерами и звездами венских кабаре, носивших зачастую по-венгерски звучащие имена, они пели их песни и куплеты, наизусть помня все слова. В 1980-е годы им довелось — не без помощи извне — узнать, что все это имело глубокие еврейские корни и что множество словечек, звучащих немного не по-немецки, но привычных с детства, заимствованы из идиша, и в частности такое любимое венцами выражение, как «Zores»[14].

В это время в Вену начали приезжать с визитами известные эмигранты, такие как Билли Уайлдер (Самуил Вильдер) и Леон Эскин. И каждый такой приезд давал возможность продолжить знакомство. Возвращение в Австрию наследия Шенберга перестало быть несбыточной мечтой, музыка из фильмов, написанная убитыми еврейскими композиторами, звучала во время многих фестивалей, авторов уже знали по именам, отношение к еврейским корням директора Оперы Густава Малера перестало быть запретной темой, так же как и причины, по которым Вену покинул Зигмунд Фрейд. А количество экспонатов в музее все прибавлялось, люди отдавали то, что относилось к иудаике, и памятные предметы, сохранившиеся со времен войны.

В Еврейском музее эта коллекция смогла наконец обрести свое постоянное место. В витринах на третьем этаже находятся религиозные предметы, которые удалось спасти из-под обломков 90 австрийских синагог, сожженных в 1938 году, — многие из них тайно хранились в семьях долгие годы. Ответы на все вопросы по истории венского еврейства можно получить на втором этаже, оснащенном самой современной техникой. Здесь выставлена 21 голограмма, иллюстрирующая историю развития австрийско-еврейских отношений. Коллекция голограмм существует в двух экземплярах, и поэтому выставка постоянно экспонируется по всему свету, неизменно вызывая самый живой интерес. Была она также и в Венгрии. Картинка меняется в зависимости от того, под каким углом на нее смотришь. И существует точка, когда изображение вообще исчезает. Это лишь доказывает, что не существует какой-то застывшей единственной истории, что увиденное всегда не точно отражает картину, которая претерпевает множество смещений, запечатлеваясь в нашем сознании.

Задача постоянной экспозиции состоит в том, чтобы оживить воспоминания. Этой же идеей руководствуются и устроители временных выставок с привлечением материалов других музеев. Той же темой проникнуты демонстрации произведений искусств и презентации, часто посвященные какому-то одному деятелю культуры, художнику, музыканту, писателю или подробному освещению периода эмиграции. Это точно сформулировал бургомистр Вены Цильк: «Без своих еврейских земляков Вена никогда не стала бы тем, что она есть, потому что множество чисто венских явлений возникло именно в еврейской Вене».

На открытии музея Цильк присутствовал еще до ранения, месяц спустя в результате взрыва при распечатывании посылки ему оторвало все пальцы на левой руке. Это событие однозначно указывало на то, что выступления против расизма и дискриминации привлекли к нему внимание.

Нет, наверное, ни одного жителя Вены, которому не было бы дорого это здание на Ринге. Едва войдя, вы сразу же видите перед собой бюст Густава Малера. И если вам это еще неизвестно, то знайте: этот гений, влияние которого ощущается в Государственной опере до сих пор, в течение 10 лет (1897–1907) своего пребывания на посту главного дирижера и директора подвергался жестоким антисемитским нападкам. Впервые Малер дирижировал в Опере 11 мая 1897 года, а уже через месяц император Франц-Иосиф назначил его новым директором. Малер был противоречивой личностью: он стравливал своих поклонников и врагов и обеспечивал себе абсолютное превосходство. При этом он бескомпромиссно добивался высочайшего художественного уровня, требовал безупречного исполнения, точнейшей передачи произведения. Его директорство было своеобразным шоу «все в одном» того времени: менеджер, дирижер, композитор, режиссер и организатор одновременно.

Причиной постоянных конфликтов в стенах этого здания было то, что от своих подчиненных он требовал такой же самоотдачи, как от себя. Он покончил со многими прежними традициями в Опере. Он запретил оплаченные рецензии, клакеров, приказал выключать свет в зрительном зале во время представления, не пускал опаздывавших зрителей, устроил оркестровую яму перед сценой, где музыканты играли во время представления. Бруно Вальтер описывал его так: «Он был абсолютно лишен лоска светской жизни и представлял собой натуру, склонную к крайностям, бессердечную и жесткую». Однако в своем дневнике его жена, Альма Малер-Верфель (Шиндлер) отмечает, что венская публика, помимо всех перечисленных недостатков, не могла простить ему прежде всего еврейского происхождения. Но тогда вся эпоха была такой. В культуре возникли новые политические устремления, питаемые вагнеровским антисемитизмом. Накаляло обстановку и то, что в культурной жизни принимало участие огромное множество талантливых еврейских музыкантов. Самой большой противницей Малера была Козима Вагнер, которая всегда сопровождала свои нападки антисемитскими заявлениями.

И хотя Малер довольно часто давал основание для жесткой критики как композитор и директор, но как дирижер он безусловно пользовался уважением. Он добился большей гармонии музыки и текста, поставив «Фиделио» в новом прочтении. Но в конце концов под давлением жесткой критики и постоянных нападок Малер ушел из Венской оперы в 1907 году. Многие его нововведения сегодня стали традициями, и нынешний директор Государственной оперы Иоан Холендер отводит самое почетное место памяти великого музыканта, работавшего в этих стенах. Его имя носят концертные залы, ему посвящаются выставки. В витрине Театрального музея несколько лет назад можно было прочесть собственные слова композитора о его одиночестве:

«Я трижды лишен отчизны: как чех среди австрийцев, как австриец среди немцев и как еврей во всем мире».

Небольшой кабинет, в котором основатель психоанализа вел частную практику до эмиграции в Англию в 1938 году, расположен неподалеку от университета и многочисленных клиник; здесь обосновалось и уже более 35 лет действует Общество Зигмунда Фрейда. Кабинет доктора выглядит так же, как в те времена, когда он вел здесь прием. С 1993 года все это вместе с библиотекой является музеем, но, как и прежде, Общество Зигмунда Фрейда проводит здесь свои мероприятия, посвященные изучению наследия ученого, а также организует их и за стенами этого здания. Публикации общества интересны: так, например, была издана переписка Фрейда и Шандора Ференци[15].

Достоверное воспроизведение обстановки кабинета Фрейда стало возможным благодаря рискованному поступку мужественного человека, фотографа Эдмунда Энгельмана (род. 1907). Он должен был эмигрировать вместе с Фрейдом, однако ему удалось проникнуть в уже опечатанную гестапо квартиру и сделать там около 200 снимков. Гестапо уничтожило часть негативов, но Энгельману все же удалось сбежать во время Хрустальной ночи и спасти несколько десятков снимков. Эти фотографии недавно оказались вновь в центре венских новостей. На их основе нью-йоркский художник Роберт Лонго создал большие графические работы, которые вызвали большой интерес. Общее ощущение от кабинета захватывающее и поразительное: в атмосферу медицинской приемной конца XIX — начала XX века вплетается тема древнеегипетского искусства, — Фрейд увлеченно коллекционировал древности. Фотографии увековечили не только знаменитую кушетку, но и письменный стол с китайскими нецке и тысячи маленьких статуэток, которые даже выставлялись отдельно.

В 1999 году по случаю столетия выхода в свет «Толкования сновидений» Австрийской национальной библиотеке были предоставлены материалы из архива Фрейда в Библиотеке Конгресса в Вашингтоне. Выставка, дополненная рукописями из собственных архивов и документами Музея Фрейда в Лондоне, позволяла проследить практически всю историю создания психоанализа. В том же году имя ученого оказалось связанным с совершенно другим мероприятием: во время традиционных новогодних празднеств даже самые далекие от психоанализа горожане прошествовали вдоль «фрейдовского» пути, украшенного статуями и танцовщицами, иллюстрировавшими «Толкование сновидений».

Еще один человек является выдающимся представителем венской культуры и выходцем из ее еврейского мира. У него нет собственного музея, но его жизнь и преданность науке стали источником неоценимого личностного опыта и еще одной психотерапевтической теории, которая помогла не только его пациентам, но и австрийскому обществу в преодолении и осмыслении ошибок прошлого. Виктор Эмиль Франкл скончался в Вене в 1997 году, он был учеником Зигмунда Фрейда и Альфреда Адлера. Со временем он отошел от пути своих учителей и основал третью венскую психоаналитическую школу, разработав метод логотерапии. Всю свою жизнь он был сторонником позитивного образа мыслей, неустанно искавшим смысл жизни, однако в Вене его ценят не только за научные заслуги. Три года Франкл провел в четырех фашистских концлагерях, его мать и жена стали жертвами Холокоста, но после войны он без колебаний вернулся в Вену и таким, скорее редким, поступком на всю жизнь расположил к себе этот город. Позднее он вспоминал не об ужасах пережитого ада, а о хороших людях: об одной баронессе, об адвокате, о политике социал-демократе, которые с риском для собственной жизни спасали его. Он добавлял всегда, что никогда не понимал, какие обстоятельства могли бы заставить его не вернуться в Вену. Как и Визенталь, он ни на мгновение не верил в коллективную вину и не хотел отмщения. Но он пошел дальше Визенталя и советовал молодым людям послевоенного поколения не погрязать в недавнем прошлом и не тратить время на поиски козлов отпущения, а больше заботиться о будущем, коль скоро они действительно хотят что-то понять. Тот, кто знает ответ на вопрос «почему?», знает и ответ на вопрос «как?», — сформулировал доктор Франкл позднее. Основой его терапевтического метода является помощь пациенту в наполнении его жизни смыслом.

В основе терапии Франкла, которую он разрабатывал еще перед депортацией, находится воля к будущему, позднее именно она помогла ему выжить в лагере смерти. Еще в 1930-х годах он организовал на основе своего подхода психологическую помощь во время вручения аттестатов об образовании для тех, кто не выдержал испытания, и помог избежать волны самоубийств среди провалившихся учеников. Франкл всегда считал необходимым определить смысл жизни. С самого начала молодой ученый обладал независимым складом ума и самостоятельностью и всегда подчеркивал, что многому научился у своих пациентов. Для него всегда было важным, чтобы пациенты сами могли работать над улучшением своего состояния. В 1938 году, когда в институтских и университетских коридорах уже звенели подкованные военные сапоги, молодому доктору совместно с главврачом удалось не допустить уничтожения психических больных неврологического отделения в клинике Ротшильда. Теория Франкла не смогла спасти членов его семьи, однако на себе ему довелось проверить собственные выводы. Его первая книга, вышедшая после войны, носит необычное название «…И все же сказать жизни “Да”». Франкл твердо убежден, что достаточно найти смысл в жизни для того, чтобы все душевные раны оказались излечимы. И он переносит это убеждение на сегодняшние психические травмы. Его теория, которую многие считают важной, без сомнения, сыграла заметную роль в тяжело давшемся австрийскому общественному сознанию преодолении груза прошедшей войны.

Оказывается, не всегда просто отвернуться от прошлого и устремить свой взор в будущее, преисполнившись радостных надежд. Если вам доводилось бродить в Штайнхофе (14-й район) в поисках относящегося к венскому югенд-стилю здания церкви, творения Отто Вагнера, вы обязательно обратили внимание на маленькую, но потрясающую экспозицию. Снимки и документы напоминают об ужасах нацистской программы эвтаназии. В детском отделении психиатрической клиники в Штайнхофе были умерщвлены 800 детей, которых комиссия медиков, защищающих расовую чистоту, признала непригодными для жизни на основании заключений их домашних лечащих врачей. Их отбирали не по происхождению, религиозному или расовому признаку: их преступлением было врожденное увечье, наследственная болезнь или просто необычное поведение. У родителей отбирали детей и подростков в возрасте до 17 лет, обещая их подлечить. Однако вслед за этим внезапно приходило извещение о внезапной смерти ребенка. Причину указывали какую-нибудь обычную. Как все обстояло на самом деле, многие узнали лишь через десять лет. Дети становились подопытными кроликами для экспериментов, в ходе которых выясняли, например, как долго они способны обходиться без пищи. После чего их убивали смертельной инъекцией, чтобы использовать их отличающийся от нормального мозг для «научных "исследований».

Эта фабрика смерти функционировала с 1940 по 1944 год, и прошло более 55 лет, прежде чем американская съемочная группа обнаружила одного из врачей этого отделения, благополучно вышедшего на пенсию, абсолютно добропорядочного и все еще живого. Бывшие медсестры впервые рассказывали о том, что происходило в клинике, срывающимися голосами. Зато довольно быстро установили, что врач еще очень долго в ходе своей научной карьеры изучал хранящиеся в формалине детские мозги и даже получил некоторую известность и признание в научных кругах. Генрих Гросс по сей день по той или иной уже затасканной причине все еще не привлечен к ответственности, а в память о его юных жертвах венцы создали мемориальную экспозицию. Она рассказывает об ужасе тех дней в великолепном здании среди павильонов, построенных Отто Вагнером.

Вена внимательно изучает свое прошлое и открывает при этом важные взаимосвязи с современностью. Когда на международной конференции заходит речь об ответственности врачей или об эвтаназии, то именно в прошлом следует искать ответ на вопрос, почему здесь к этой теме относятся особенно осторожно.

Преодоление груза прошлого, теории, которые позволяют осознать прошлое, — эти темы бывают затронуты на многих симпозиумах высокого ранга. Тем не менее актуальной задачей ежегодного симпозиума Теодора Герцля, равно как и многих других конференций, скорее, является преодоление резкого падения уровня научной работы, длящегося последние десятилетия. Многие исследователи, которых еще детьми увезли из Вены, спасая от угрозы национал-социализма, сделавшие научную карьеру в других странах, стремятся теперь восполнить образовавшуюся в венской науке брешь. Совсем недавно два исследователя из США, получившие Нобелевскую премию, приняли участие в одном из симпозиумов в Вене. Австрийцы, живущие за рубежом, основали лучшие экономические институты страны. Во время празднования 40-летия Института высшего образования зашел разговор о том, как много ученых австрийская экономическая наука потеряла в результате войны и как тяжело было создавать с нуля систему обучения и исследовательской работы.

Запоздалое переосмысление груза прошлого, исследовательская работа комиссии историков в этой области, учреждение Фонда примирения — никакие из этих мер не могут изменить того факта, что некогда процветающая и в лучшие годы достигавшая численности 180 00 человек община насчитывает ныне от 7000 до 10 000 человек. Но несмотря на столь малое количество народа, еврейская жизнь в городе весьма насыщена.

На одной из первых выставок в еврейском музее фотограф Гарри Вебер представил жизнь современной еврейской общины Вены. Вебер начал снимать в 1994 году. Он хотел рассказать о людях, о жизни за фасадами домов и при этом совершенно не стремился подчеркивать воспоминания о старой еврейской Вене. На снимках Вебера видно, как богата и разнообразна эта жизнь, какая история стоит за теми лицами, которые на них запечатлены. Малочисленной иудейской религиозной общине все чаще приходится преодолевать материальные трудности. Обеспечение безопасности съедает все государственные дотации, собственных сил едва хватает, чтобы содержать социальные учреждения, но тем не менее почти ежедневно где-нибудь проходит культурное мероприятие. Выставки в Еврейском музее, презентации книг, концерты, выступления хоровых и танцевальных коллективов, фестивали и кинопросмотры — их количество достигает более 350 в год. Количество социальных учреждений весьма невелико: четыре детских сада для самых маленьких, две 12-летние школы и религиозная ортодоксальная школа с раздельным обучением мальчиков и девочек. Кроме этого, в Вене есть также еврейское профессиональное училище и одна йешива. Из 1200 детей еврейской общины 800 человек занимаются в каком-либо из этих учебных заведений. Для пожилых религиозная община также организовала социальную поддержку: доставку продуктов, дом престарелых, амбулаторное и домашнее медицинское обслуживание — все это бесплатно.

Психическому здоровью уделяется особое внимание: терапевты объединения «Эзра» пытаются со всем сочувствием облегчить травмы, нанесенные Холокостом. Здравоохранительным учреждениям большую поддержку оказывают проходящие альтернативную службу призывники австрийской армии. Те, кто по религиозным или другим причинам не могут шесть месяцев служить в армии с оружием в руках, должны отработать восемь месяцев на гражданских объектах, и, как правило, они находят место в подобных социальных заведениях. Большинство еврейских парней призывного возраста стремятся проходить службу в социальных учреждениях общины. Как правило их пожелания учитываются. Таким образом молодые люди вносят свежую струю в жизнь стариков.

Проявление доброй воли находит выражение во многих важных начинаниях. В 1992 году объединение «Шалом» организовало движение по спасению и сохранению старых еврейских кладбищ. Несколько лет назад они издали брошюры с подробными картами, точными описаниями и фотографиями большей частью забытых маленьких еврейских кладбищ, разбросанных по всей стране. В этой работе приняли участие более 3000 человек, отдавших ей немало часов своего свободного времени. Кроме того, многочисленные добровольцы помогают в работе профессиональным службам охраны в религиозных зданиях общины.

Когда наступает вечер четверга, еврейские семьи Вены (независимо от того, насколько они соблюдают обряды) не могут рассчитывать увидеть своих детей от 18 до 24 лет. По четвергам еврейские студенты устраивают еженедельные встречи. Вечеринки проходят в не очень элегантной, но достаточно просторной квартире, неподалеку от экономического университета, в котором многие ребята получают высшее образование. Они все прекрасно знакомы, поскольку ходили в одни и те же детские сады и школы. Их круг почти не расширяется, только если к ним очень захочет присоединиться кто-нибудь из студентов, приехавших из другого города или соседней страны. Как правило, тех, кто очень хочет, сюда пускают.

Того, кто рассчитывает на общеизвестную венскую приветливость и надеется быстро влиться в здешнее общество, ждет разочарование: молодежь в Вене довольно замкнутая, и в отношении новоприбывших особенно. Только очень общительный человек, завязавший большое количество знакомств, может рассчитывать на некоторую ответную реакцию. Университетские дружеские связи строго ограничены рамками учебных дней, и хотя люди неделями вместе работают и учатся, по выходным они не звонят друг другу и на вечеринки зовут далеко не всех и не сразу. Невозможно представить, чтобы кто-то, проходя мимо, просто так заглянул в гости. Многие посещают в течение 5 лет одни и те же занятия, но за все это время ни разу не побывали друг у друга дома. Хорошо еще, если они обращаются друг к другу на «ты», поскольку здесь не всегда это принято. Таким образом, для «чужака» просто везение, когда он наконец находит кого-то, кто поможет ему разорвать этот замкнутый круг. Религиозные взгляды не играют особенной роли, иногда контакт может легко возникнуть лишь потому, что аморфные и наскучившие приятельские отношения в сложившихся компаниях требуют обновления и перемен. Иногда подобные связи перерастают в дружбу и любовь, и хотя вечеринки по четвергам со временем теряют свое очарование, но каждый, кто здесь побывал, стремится поддерживать этот обычай. Пока не выйдет из этого возраста…

Средоточием религиозной и светской жизни остается иудейская религиозная община. Именно так назвал ее император Франц-Иосиф, впервые обращаясь к делегации венских евреев в апреле 1849 года. С этой даты начинается отсчет развития политических и хозяйственных контактов с австрийскими властями для сегодняшних преемников тех делегатов.

Вплоть до прихода к власти нацистов продолжался расцвет венской еврейской общины, третьей по величине в Европе. Это был удивительный перекресток, где встречалось восточное и западное еврейство, здесь произошли многие знаменательные события, неслучайно именно в Вене зародился сионизм. В 1945-м, после войны, сложилась просто катастрофическая ситуация. В общей сложности в Вене проживали около 2000 евреев, многие из них состояли в смешанных браках и только чудом выжили. Позже постепенно начали возвращаться люди из концлагерей, из Палестины и из Шанхая. В 1948-м в иудейской общине наконец появился главный раввин, им стал Акиба Айзенберг из Венгрии. Он оставался раввином до 1983 года, затем это место занял его сын, Хаим Айзенберг.

Уже в 1945 году начались финансовые трудности, прежде всего потому, что была разрушена вся инфраструктура, численность общины резко сократилась, ее члены обеднели. И хотя государство профинансировало восстановление построенной в 1824 году синагоги, но оставалось еще строительство еврейского центра, в основание которого был заложен лишь первый камень. Чтобы покрыть ежегодный дефицит, еврейской общине приходилось постепенно распродавать недвижимость, и в первую очередь среди своих членов, а потому по крайне низким ценам. Лишь в 1970-х годах община города Вены и Федерация австрийских земель выразили готовность оказать помощь в создании учреждения, столь важного для жизни и будущего еврейской общины. Была выделена государственная дотация, и возник еврейский общинный центр, в котором разместились школа «Цви Перец Хайес», школа «Лаудер-ХА-БАД», Институт еврейского образования для взрослых, Еврейский центр профессионального образования, еврейская служба «welcome service», Еврейский музей, объединение «Эзра» и другие социальные и медицинские учреждения. Теперь к финансовым трудностям всех этих учреждений прибавились еще и трудности, связанные с резким разрастанием общины. Приезд евреев из Восточной Европы в девять-десять раз перекрывает естественный прирост численности общины.

Здание религиозной общины во Внутреннем городе, к которому примыкает городская синагога, постоянно охраняется. Оба конца узкой улочки находятся под непрерывным наблюдением с тех пор, как в 1981 году здесь пролилась кровь. Сам дом открыт для доступа только во время публичных мероприятий и только после строгого досмотра службы безопасности.

Старинный еврейский квартал города находится напротив, на другой стороне Дунайского канала, в Леопольдштадте. Переселенцы из Галиции прибывали раньше со стороны Северного вокзала на Пратерстерн. И согласно легенде, они останавливались поблизости, чтобы не кружить долго по окрестностям. Так ли это — еще неизвестно, но фактом является то, что вокруг Кармелитского рынка до сих пор существует множество кошерных продуктовых магазинчиков, пекарен и мясных лавок, а также домов, которые из-за религиозности их обитателей с вечера пятницы до вечера субботы стоят открытыми, пока не кончится шаббат.

Еврейское население Вены гордится и своими австрийскими, и своими иудейскими культурными корнями. Последнее особенно важно, поскольку ортодоксальные иудеи — это хранители традиций всей общины, которая, что бы там ни творилось в душах и сердцах людей, свято сохраняла свою обособленность и при этом не раз снискала славу, защищая интересы Австрии. Конечно, межнациональные отношения охраняются юридически, но это лишь следствие того, что еврейская община издавна является органичной частью города.