Во Флоренах

Электростанция все же будет!

На следующее утро прихожу в класс, вижу, дети чем-то радостно взволнованы. Филипаш поднимает руку.

— Степан Антонович, скажите, правда, что к нам в село инженер приехал?

— Электрическую станцию строить, — добавляет другой мальчик.

— А скоро начнут?..

Во время перемены — в учительской, а позже — в кооперативе, в сельсовете и куда бы я ни заходил — всюду слышу об одном и том же: Саеджиу привез инженера, и уже составляется проект электростанции.

Все село живет одним: электрическая станция. А сколько споров вокруг нее!

— Станцию нужно строить у русла реки, оттуда легче протянуть провода, чтобы провести свет во все дома.

— Нет, лучше недалеко от горы, у изгиба Реута. Здесь река уже и не требует большой плотины.

— Ничего ты не понимаешь. В Рэдинах — вот где надо! Там ферма.

Особенно воодушевлен вестью об инженере Оня Патриники. Подумать только! Саеджиу, право слово, когда он хочет, может и хорошее дело сделать!

Вечером встречаю в клубе Штефэнукэ. У него вид победителя.

— Слыхали, Степан Антонович, как я утер нос Иванову?

— Почему Иванову?

Штефэнукэ отводит меня в сторону, лукаво подмигивая своими хитрыми глазками. Он кладет мне руку на плечо, как старому приятелю.

— Да, утер ему нос! Вы же знаете, как он ко мне придирался…

Да, знаю. Когда Саеджиу поехал за инженером и еще не было слухов о том, что он, якобы, сбежал с колхозными деньгами, Иванов уже тогда поднял большой шум. Когда наступит конец этой анархии? Кто его знает, какого инженера привезет Саеджиу? Он, Саеджиу, и сам-то проходимец, совершенно не проверенный человек! О чем думал Штефэнукэ? Надо потерять всякое чувство ответственности, чтобы поступить так необдуманно. Почему Штефэнукэ делает все, что приходит ему в голову и никого не спрашивает! Почему он не советуется с колхозниками?

Ведь существует специальная организация, которая помогает колхозникам строить электростанции. Эта организация имеет в своем распоряжении инженеров и электрическое оборудование.

Когда же до Иванова дошли слухи о бегстве Саеджиу с колхозными деньгами, он позвонил Штефэнукэ и предупредил его со всей строгостью: «За свое самоуправство вы ответите перед судом».

— Ну, а что ты скажешь теперь, товарищ Иванов? — торжествующий Штефэнукэ сжимает кулак. — Пока ты будешь в суд подавать, я здесь электрическую станцию построю!

Приходит человек с запиской от Бурлаку: меня просит зайти в сельсовет Иванов. Кончаю последний урок и иду в сельсовет.

В кабинете Бурлаку очень тихо. Иванов, сильно взволнованный, смотрит в окно. Он рассеянно пожимает мне руку и снова отворачивается от всех. Бурлаку и Штефэнукэ сидят рядом с видом напроказивших детей. Некоторое время мы все молчим.

— Отвечайте же мне, товарищ Штефэнукэ, кто этот человек, которого привез вам Саеджиу? Как можем мы никому не известному человеку доверить такое ответственное дело? Ведь вы, Штефэнукэ, председатель колхоза, и это вы послали Саеджиу!

Иванов говорит горячо, но голоса не поднимает. Он непрерывно ходит по комнате и, наконец, останавливается прямо перед Штефэнукэ.

— И почему вы не посоветовались хотя бы с кем-нибудь из села, если вам было так уж трудно мне позвонить: со Степаном Антоновичем, с Бурлаку?..

— Я звонил вам, — глухим голосом отвечает Штефэнукэ, — вас не было.

— И вы не могли один день подождать? Село, что ли загорелось бы? — Иванов пронизывает взглядом председателя. — Да, — тихо продолжает он, будто разговаривает сам с собой, — хороши руководители села! Покажи им конфетку, и они побегут за приманкой, как маленькие дети. А ведь какая ответственность! Вы, по крайней мере, интересовались, кто такой этот ваш Саеджиу? — резко спрашивает он Штефэнукэ и Бурлаку.

— Интересовались, — отвечает председатель сельсовета мрачно, — я писал в Каушаны и получил ответ: в 1940 году, после освобождения Бессарабии, Саеджиу работал продавцом в сельском кооперативе. Пишут, что честный человек.

— Да, — задумчиво говорит Иванов, — нет у вас политической школы, закалки, — и поворачивается ко мне: — вот как раз в связи с этим я вас и пригласил, Степан Антонович.

Райком партии и политотдел МТС организуют в нашем селе партийную школу для сельского актива: для кандидатов партии, лучших комсомольцев, для председателя, бригадиров колхоза и некоторых учителей. Он, Иванов, и секретарь райкома Бордя рекомендуют меня в руководители этой школы.

— Что окажете, Степан Антонович? — спрашивает Иванов. — Это почетное дело, и партия доверяет его вам.

Он смотрит на меня, ждет. У меня такое чувство, словно не Иванов спрашивает меня, а партия. Почему же я медлю с ответом?

— Боюсь, что не справлюсь. Я еще никогда не работал пропагандистом.

— Справитесь, — уверенно говорит Иванов. — Раз нужно, значит, сможете.

Задачей партийной школы является всестороннее политическое воспитание сельского актива. Она будет служить базой для создания партийной организации в селе. — Справитесь, — повторяет он, помолчав. — Я читал характеристику, которую вам дали в институте: у вас хорошая теоретическая подготовка!

Иванов дружески обнимает меня за плечи и как бы в заключение разговора, улыбаясь, говорит:

— Сможете! Сможете!

— А как мне быть с инженером? — спрашивает Штефэнукэ. — Прогнать его, что ли?

Вот так раз! Только вчера ты собирался Иванову нос утереть, а сегодня готов гнать из села своего инженера…

Иванов задумывается на секунду.

— Да нет, брат, не гони, — говорит он уже спокойно. — Если уж он здесь, давай выслушаем его.

Инженер остановился на квартире у Саеджиу. Днем он ходит по берегу Реута, что-то измеряет, записывает. По вечерам работает дома. Окна его комнаты освещены до поздней ночи. И жители села благоговеют перед ним, хоть и не знают толком, что именно делает специалист из Кишинева.

Еще два-три дня, и проект будет готов! Конечно, хотелось бы услышать это из уст самого инженера. Только он один знает наверняка, когда наступит день, которого все так ждут. Некоторые, будто случайно, встречаются с ним на берегу реки или по дороге, когда он возвращается в село, и пробуют заговаривать с ним о проекте. Но инженер или молчит или отвечает загадочно:

— Я еще и сам не знаю.

Многие пытаются что-нибудь выведать у Саеджиу. Кому же и знать, как не ему: живет с инженером под одной крышей, и потом, они ведь родственники.

— Ну, товарищ Саеджиу, когда ж вы нас порадуете? — то и дело спрашивают колхозники.

Но и от счетовода толку не добьешься.

— Ты, брат, думаешь, легкое это дело? Будь спокоен, придет время, всем сообщим. Инженер над проектом работает, — отвечает он.

Комсомольцы выпускают специальный номер стенной газеты. Название «Гласул колхозник» заменено новым — «Електрика». Вверху, на всю ширину газеты, крупным шрифтом выведено: «Все силы на строительство электростанции!» Передовую статью «Самая важная задача молодежи» подписал Василе Андриеску. За подписью Бурлаку опубликована заметка: «Через электричество к коммунизму!» В центре — фотография инженера и стихотворение Марицы Курекь: «Строим».

— Ах, какой негодяй! Какой негодяй! — рвет на себе волосы Штефэнукэ.

— О ком это вы? Кто негодяй?

— Кто, кто! Да инженер этот, которого привез Саеджиу. Знаете ли вы, какой проект он составил!

— Разве проект уже готов? — удивляюсь я.

— А как же! Вчера он представил его нам на заседании правления. Чтобы чорт его побрал!.. Выпятил глаза!.. — и Штефэнукэ показывает, как инженер смотрел на людей, когда делал свой доклад.

— Ну, а проект-то как? — спрашиваю я нетерпеливо.

— Да какой там проект! — кричит Штефэнукэ. — Если бы мы продали все наше колхозное хозяйство, и то нехватило бы средств на постройку электростанции по этому проекту!..

Штефэнукэ в бешенстве. Нарочито растягивая слова, он передразнивает инженера:

— «Требуется: первое — денег шесть миллионов рублей, второе — для работы без оплаты в течение года: а) четыре тысячи рабочих, б) сорок восемь грузовиков, г) пятьсот семьдесят телег»… Когда же, к чорту, мы дадим воды Кэприуне при таких темпах! — горячится председатель колхоза.

— Вот видите, что значит брать непроверенного человека! Он компрометирует самую идею строительства электростанции. Люди теряют веру, — говорю я.

— Да, — Штефэнукэ морщится, будто принимает лекарство, от которого его мутит. — А знаете, что сказал ему Оня Патриники? «Вы что, товарищ инженер, — говорит, — приехали с нами в кошки-мышки играть, что ли? Убирайтесь отсюда немедленно!»

— Ну, а Бурлаку? — спрашиваю я с любопытством.

— Бурлаку? Он кричит одно: «Негодяй этот Саеджиу! Где он откопал такого типа!?»

Мы совершенно одни в помещении правления. Штефэнукэ берет меня под руку и подводит к стенгазете. Фотографии инженера уже нет. На том месте, где она была помещена, написано красным карандашом: «Электростанция все же будет!»

— Вот какие у нас комсомольцы! — с гордостью говорит Штефэнукэ.

— Это хорошо, — отвечаю я. — Но все-таки Саеджиу удалось нас провести.

— Да, — соглашается председатель. — Ему, как видно, нужно было съездить в Кишинев, вот он и решил прокатиться на колхозные денежки: инженера, мол, привезу. А я, дурак, ему поверил.

Не упрощает ли дело Штефэнукэ? Мне лично кажется, что здесь нечто посерьезнее. Уж очень все это смахивает на авантюру.

— Где же сейчас инженер? — спрашиваю я.

— О! — говорит Штефэнукэ, воодушевляясь, — я его живо выставил из села. Еще вчера вечером. Даже подводы ему не дал. Пройдись, говорю, пешечком, и чтоб ноги твоей больше здесь не было!