Водоворот

Глава 11 ВНУТРЕННИЙ ФРОНТ

Витватерсрандский университет напоминал скорее поле боя, нежели центр образования и науки.

Обрывки плакатов, написанные от руки лозунги и флаги покрывали когда-то аккуратные лужайки и широкие пешеходные дорожки. Порывистый западный ветер кружил в водовороте тонкие струйки слезоточивого газа, и они неслись вдоль серых каменных зданий, испещренных словами призывов. Все ходы и выходы охранялись вооруженными до зубов солдатами в противогазах из подразделений по борьбе с массовыми беспорядками.

Другие полицейские сопровождали бригады медиков в белых халатах, которые, осторожно пересекая широкую площадь, осматривали лежащие тут и там тела безоружных демонстрантов. Тех, кто был легко ранен, встряхивали, ставили на ноги и отправляли к рядам крытых брезентом грузовиков, где уже сидели сотни задержанных студентов. Грузовики охранялись одетыми в коричневые рубашки «добровольными помощниками полиции» из АДС. Получивших более серьезные ранения клали на носилки и загружали в стоявшие тут же машины «скорой помощи». Остальных просто оттаскивали в сторону и складывали на краю площади, пополняя постоянно удлиняющуюся линию покрытых одеялами трупов.

Но никому из сотрудников службы охраны порядка не приходило в голову, заглянуть в окна второго этажа невысокого кирпичного дома по другую сторону Ян-Смэтс-авеню.

— Есть! — Сэм Ноулз выключил камеру и отошел от окна.

— Отлично. — Иэн Шерфилд закончил наброски комментария к отснятому материалу, захлопнул блокнот и присоединился к Ноулзу, стоявшему на черной лестнице. Им сообщили о готовящейся демонстрации протеста против войны и режима Форстера как раз вовремя, чтобы они успели найти прекрасное место для съемки скрытой камерой — пустующую однокомнатную квартиру. Квартиру они сняли очень быстро — сунув в потную ладонь толстяка-домовладельца несколько помятых двадцатирандовых купюр.

Американские журналисты надеялись отснять впечатляющие кадры огромной студенческой демонстрации, дабы показать миру, что не все белое население ЮАР одобряет бесчеловечные меры Форстера по наведению порядка и его неожиданное, в стиле Пирл-Харбора, нападение на Намибию. Но они и представить себе не могли, что полиция устроит настоящую бойню среди белых студентов Витватерсрандского университета, большинство из которых составляли потомки англичан.

С улицы доносилась беспорядочная стрельба и вой сирен «скорой помощи», развозящей раненых по больницам.

Иэн в изумлении покачал головой. Похоже, цвет кожи уже не является защитой от полицейского произвола. Форстеровские наймиты готовы преследовать всякого, кто осмелится открыто протестовать против политики правительства. Интересно, как экономически могущественное, но слабое в политическом отношении английское меньшинство станет реагировать на то, что их сыновей и дочерей хладнокровно расстреливают молодчики из подразделений по борьбе с беспорядками?

Вряд ли им это понравится, решил Иэн, испытывая смешанное чувство жалости и возбуждения, которое всегда охватывало его, если предстояло поведать зрителям о какой-то трагедии. Он никак не мог избавиться от ощущения, что сам должен что-то предпринять, а не просто, оставаясь в тени, ждать, записывать, наблюдать.

Но его работа предполагала только последнее. Репортеры, участвующие в описываемых ими событиях, перестают быть журналистами, становясь заинтересованной стороной. К тому же это был именно тот материал, которого он так долго ждал. Если бы он только смог вывести отснятую пленку из страны… Да, такая возможность находилась под вопросом.

Иэн видел, как Ноулз ловким движением извлек из камеры только что отснятую кассету и положил ее в футляр без каких-либо опознавательных знаков, а вместо нее поставил пленку с видами Йоханнесбурга, которые снимал с утра. Важная предосторожность, подумал он. Если какому-нибудь полисмену придет в голову отнять у них камеру, он будет долго просматривать эту кассету, прежде чем поймет, что его провели.

Закончив дело, оператор поднялся и покачал головой.

— Я так и не могу понять, что мы будем с этим делать. Я хочу сказать, конечно, мы можем все это отвезти на студию. Здесь проблем нет. — Он натянул свою обычную сбрую. — Но вот как ты собираешься передать это по спутнику, когда все должен просматривать цензор?..

Иэн последовал за ним вниз по лестнице.

— Очень просто. Мы даже не будем пытаться передать это по спутнику.

Ноулз шел впереди, гремя снаряжением.

— Да? У тебя есть накачанный анаболическими стероидами почтовый голубь, о котором ты мне ничего не сказал?

Иэн ухмыльнулся и придержал ему дверь.

— Нет.

— Так как же тогда?

Они вышли в уставленный мусорными баками узкий проулок, у выхода из которого был припаркован их «форд-эскорт». Мотор был заведен, и Мэтью Сибена, их молодой черный водитель, уже сидел за рулем.

— Давай-ка, господин маг, выкладывай, что там у тебя в рукаве?

Ухмылка Иэна стала шире.

— А как насчет диппочты? У меня есть приятель в пресс-службе посольства, который не прочь принять участие в игре. А у него, в свою очередь, друг-дипломат, который проследит, чтобы кассета попала на борт самолета, направляющегося в Нью-Йорк.

Ноулз тихо присвистнул.

— Здорово! Я всегда знал, что неспроста вам, ребятам из «школы обаяния», платят побольше, чем жалкому техперсоналу вроде меня.

Иэн кивнул, тщетно борясь с искушением расплыться в самодовольной улыбке. Дело было абсолютно надежное. Даже юаровцы вряд ли рискнут пойти на грандиозный дипломатический скандал и вскрыть мешки с диппочтой США. Их репортаж успеет обойти весь мир, прежде чем форстеровские цензоры сумеют что-то понять.

Но уж после этого все пойдет прахом. Он нахмурился. Их с Ноулзом наверняка вышлют за нарушение нового закона ЮАР о печати. Хотя невелика потеря, решил он.

Жаль только Эмили. В этом случае он потеряет ее навсегда.

Иэн вздохнул. На самом деле он ее уже потерял.

Вот уже месяц как они расстались, и с тех пор он не получил ни единой весточки от нее. Ни открытки, ни письма, ни даже телефонного звонка. Либо она все еще находилась под замком, либо просто решила попытаться его забыть. Но и в этом случае он не имеет права ее винить. Их отношения кроме неприятностей ничего ей не принесли.

Ничего, кроме неприятностей. В семьях африканеров все вращается вокруг отца. Желаний отца. Приказаний отца. Его убеждений. Так разве можно было ожидать, что она сможет долго противостоять отцовскому гневу?

Ноулз слегка подтолкнул его локтем. Они уже дошли до конца проулка.

Сибена открыл багажник и помог им загрузить аппаратуру. Он казался испуганным.

— Что случилось, Мэт?

Шофер поспешно покачал головой.

— Ничего, meneer, то есть Иэн. Но когда я услышал стрельбу и вой сирен… — Он махнул рукой в сторону университета и тяжело сглотнул. — Я подумал, что со мной могут сделать, если полиция обнаружит меня здесь.

Иэн сочувственно кивнул. Нельзя упрекать Сибену за этот испуг. Честно говоря, он не удивился бы, если бы парнишка просто сбежал. Не так-то легко сидеть на виду, ожидая появления какого-нибудь молодчика из АДС с кнутом или ружьем в руках.

Последние пару недель молодой африканец честно отрабатывал свое скудное жалованье. Неизменно и даже излишне вежливый, он продемонстрировал поразительное знание всех основных магистралей и задворков Йоханнесбурга. Даже всегда скептичный Сэм Ноулз не мог не признать, что Сибена здорово умел срезать путь, сэкономив массу времени. Но они так и не смогли завоевать его доверие. Как бы они ни пытались его разубедить, он, казалось, все время так и ждал от них оскорбления или удара.

Благополучно загрузив звукозаписывающее оборудование, камеру и кассеты, Ноулз уселся рядом с шофером, а Иэн полез назад, на узкое заднее сиденье.

Руки чернокожего водителя легли на руль.

— Куда теперь, meneer Шерфилд?

Привычки, которые формировались всю жизнь, трудно побороть.

Иэн наклонился вперед.

— Назад, в студию, Мэт. Так будет лучше всего. Мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь в форме заинтересовался нами, прежде чем мы выгрузим нашу маленькую коробочку. Ясно?

Сибена конвульсивно кивнул и осторожно влился в уличное движение, направляясь на юг среди непрерывного потока машин «скорой помощи», военных грузовиков и колесных БТР. Полицейские в касках, едущие им навстречу по направлению к университету, подозрительно оглядывали маленький автомобиль, но ни один не предпринял попытки их остановить. По крайней мере, сначала.

Пока они не оказались всего в пяти минутах езды от телестудии, чувствуя себя уже в относительной безопасности.

Иэн первым услышал высокий, завывающий звук сирены. Он повернул голову и посмотрел на улицу через заднее окно «эскорта». Черт! Полицейская машина — идет на полной скорости по Маркет-стрит, вместе с сиреной включив синий проблесковый сигнал.

— Господи! — Сибена съехал на обочину и трясущимися руками выключил мотор.

Полицейские затормозили сзади от них. Иэн снова наклонился вперед, пытаясь успокоить парня.

— Не переживай, Мэт. Ты же с нами. Ты не сделал ничего плохого. — Жаль только, что он не может справиться с собственным голосом.

Сибена быстро перевел дух и кивнул.

Дверцы полицейской машины распахнулись, и оттуда вылезли трое полицейских в синей форме. Некоторое время они внимательно изучали задний бампер «эскорта», затем один наклонился и заглянул в окно, доставая переносную рацию.

— Проверяет номера, — пробормотал Ноулз.

Иэн кивнул. У кого-то из сил по поддержанию порядка возникли подозрения, вот их и решили задержать. Что же теперь? Удастся ли их провести? Уговорить этих подонков отпустить их и спрятать кассету в студии?

Может, и удастся. А может, и нет. Он поморщился. Это уже просто смешно. Стоит им отснять что-то сенсационное, как тут же появляются спецслужбы ЮАР и вырывают это у них из рук.

Полицейский с рацией выключил микрофон и указал на них. Двое других двинулись в их направлении, держа руку на кобуре. Зеваки, привлеченные воем сирены и мигалкой, быстро рассеялись — любопытство уступило место разумному желанию не оказаться вовлеченным в происходящее.

Старший из двух полицейских, седовласый человек с хмурым лицом, нетерпеливо постучал в окно Иэна.

Иэн опустил стекло, напоминая себе, что нужно стараться быть вежливым, как бы юаровец ни провоцировал его. Лежащая у них в багажнике кассета была слишком ценным грузом, чтобы лишиться ее из-за глупой перебранки с полицией.

— Слушаю вас!

— Вы Шерфилд? — Резкий, отрывистый выговор полицейского выдавал в нем африканера.

Иэн осторожно кивнул.

Тонкие губы полицейского растянулись в фальшивой улыбке.

— Прошу всех немедленно выйти из машины. — Судя по его тону, он сильно рассчитывал на то, что они откажутся.

Проклятье! Еще один полицейский в ЮАР жаждет журналистской крови. Иэн заметил, как вопросительно поднялись брови Ноулза, и пожал плечами. Разве у них есть выбор?

Иэн распахнул дверцу и неуклюже вылез из машины. Ноулз и Сибена последовали его примеру. Пот ручьями струился по испуганному лицу чернокожего водителя.

Иэн сложил руки на груди, делая вид, будто происходящее его совершенно не волнует.

— А в чем, собственно, дело?

Улыбочка африканера стала еще противнее.

— Вас и вашего коллегу, — он с особым презрением произнес это слово, — видели снимающими одну небольшую демонстрацию в Витватерсрандском университете. Это серьезное нарушение наших законов.

Черт! Должно быть, их засек кто-то из подразделения по борьбе с беспорядками. Или кто-то выдал. Может, домовладелец, которого они подкупили…

Иэн покачал головой.

— Боюсь, у вас неточная информация. Мы снимали виды вашего города. Ничего политически острого или запрещенного. Ничего, что могло бы вас заинтересовать.

— Надеюсь, в таком случае вы не будете возражать, если мы взглянем на них?

Иэн сдержал улыбку и изо всех сил постарался напустить на себя огорченный вид.

— Если вы настаиваете. Но я буду жаловаться на этот произвол в высшие правительственные инстанции. — Он обратился к Ноулзу: — Пожалуйста, дай этим господам кассету из камеры, Сэм.

Коротышка-оператор сделал кислое лицо, вынимая кассету и с явной неохотой протягивая ее полицейскому. Он уже собрался захлопнуть багажник, где лежала камера, как вдруг…

— Стойте!

Ноулз так и замер; его спина заметно напряглась.

Африканер оттолкнул его плечом и сам склонился над багажником. Порывшись в груде различных приспособлений, он что-то удовлетворенно промычал, обнаружив футляр с немаркированными кассетами.

— А это что, господин Шерфилд?

Иэн постарался, чтобы голос его звучал ровно.

— Чистые кассеты.

— Ясно. — Полицейский медленно кивнул, холодно глядя на него. — Боюсь, нам придется их тоже забрать. Если они действительно чистые, мы вам их вернем.

Черт бы тебя побрал! Еще один репортаж и несколько часов напряженной работы коту под хвост. Стараясь не обращать внимания на отпускаемые Ноулзом проклятья, он твердым голосом произнес:

— Я требую, чтобы мне дали квитанцию на незаконно конфискованное у меня имущество.

— Конечно. — Казалось, это позабавило африканера. Он кивнул напарнику, который был гораздо моложе его и старался держаться так, словно он вообще здесь ни при чем. — Этот парень будет просто счастлив написать любую бумажку, какую вы только пожелаете. Правда, Харрис? — В каждом его слове слышалась издевка.

Иэн с интересом посмотрел на молодого полисмена. Что же такого он сделал, чтобы заслужить подобную ненависть со стороны старшего коллеги? А может, у него просто фамилия подкачала? Некоторые буры даже не стараются скрыть свою закоренелую и чаще всего бессознательную неприязнь к потомкам английских колонистов. В таких случаях англичане обычно отвечают взаимностью.

Ни слова не говоря, старший полицейский повернулся на каблуках и пошел к ожидавшей его полицейской машине, держа футляр с видеокассетами на вытянутых руках, словно они были заразными.

— Мистер Шерфилд? — Молодой полицейский говорил извиняющимся тоном.

Иэн пристально посмотрел на него.

— Слушаю вас.

Парень вынул листок бумаги.

— Вот ваша квитанция.

Иэн взял ее и сунул в карман рубашки. Просто восхитительно! Вместо репортажа, который бы обличил в глазах всего мира репрессии форстеровского режима, он получил подпись младшего полицейского на ничего не значащей бумажке.

Полицейский прочистил горло и, придвинувшись ближе, чтобы не услышали его сослуживцы, приглушенным голосом произнес:

— Мне действительно очень жаль, мистер Шерфилд! Не все из нас одобряют то, что происходит в стране. Но что мы можем сделать? Мы обязаны соблюдать закон.

Иэн подавил желание посочувствовать этому человеку. Частные извинения не могут загладить безобразные, нетерпимые поступки.

— Полагаю, что то же самое нередко говорят русские милиционеры. И если уж на то пошло, такие же извинения, наверно, приносили людям и в фашистской Германии.

Полицейский покраснел и пошел прочь — на его лице застыло удрученное выражение. Те же чувства испытывал сейчас и Иэн.

Хлопнули дверцы, и полицейская машина отъехала от тротуара, плавно влившись в поток машин. Никто из сидящих в ней не оглянулся.

Ноулз с ненавистью посмотрел вслед удаляющимся полицейским.

— Черт вас побери, полицейские ублюдки!

Сибена стоял молча, тупо глядя себе под ноги. Иэн захлопнул багажник и открыл заднюю дверцу.

— Поехали, ребята. Что толку стоять здесь и переживать? — Он постарался смягчить гнев, который явственно слышался в его голосе. — Не первую пленку небось теряем.

Ноулз взглянул на него.

— Это точно. — Он опустил подбородок и принял упрямый вид.

— Забавно, не правда ли? Я хочу сказать, откуда это полицейские всегда точно знают, где мы были и что делали? Как будто они не спускают с нас глаз.

— И как же, ты думаешь, они это делают? — Иэн потряс головой, не очень понимая, что оператор имеет в виду. Он ни разу не заметил, чтобы за ними следовал полицейский автомобиль. И тут он поймал упорный, немигающий взгляд Ноулза и проследил за ним. Оператор, не отрываясь, смотрел на сгорбленную спину и опущенную голову Мэтью Сибены.

Спартанский вкус Карла Форстера еще не нашел своего отражения в обстановке кабинета президента ЮАР. Сосредоточив в своих руках всю власть, он был слишком занят внутренними и международными делами, чтобы позаботиться о перемене интерьера.

И слава Богу, подумал Эрик Мюллер, в кои-то веки сидя в удобном, мягком кресле лицом к простому дубовому столу президента. Может, покойный Фредерик Хейманс и был мягкотелым идиотом, но во вкусе ему явно не откажешь.

Форстер что-то проворчал себе под нос и нацарапал свою подпись под последним из документов. Судя по черному цвету папки, в которой лежал документ, это был смертный приговор.

— Значит, еще один ублюдок из АНК получит свое. Отлично. — На лице Форстера появилось некое подобие улыбки, которая тут же исчезла. — Это все, Эрик?

— Не совсем, господин президент. Еще один вопрос.

— Что там такое? — Ледяные глаза Форстера взглянули на часы, стоящие на столе, потом снова обратились на Мюллера. — Через несколько минут генерал де Вет будет докладывать мне об обстановке на фронтах.

Мюллер стиснул зубы. Верховный главнокомандующий тратил все больше своего драгоценного времени, пытаясь сдвинуть с мертвой точки буксующую намибийскую кампанию. И пока Форстер бессмысленно передвигал по карте флажки, решение по-настоящему серьезных проблем экономики, политики и безопасности постоянно откладывалось.

Мюллер откашлялся.

— От вождя зулусов Мантизимы поступило прошение о выезде из страны. Он получил приглашение от Конгресса США выступить в качестве свидетеля на слушаниях по поводу новых санкций против нас.

— Ну и что? — Форстер даже не пытался скрыть своего раздражения. — Почему вы пришли с этим ко мне? Такие вопросы решает министерство иностранных дел.

Мюллер покачал головой.

— Извините, господин президент, но дело касается вопросов национальной безопасности, причем слишком серьезных, чтобы доверить их решение министру или его чиновникам. — Он протянул Форстеру документ через стол.

Тот взял его и пробежал глазами скупые строчки прошения зулусского вождя.

— Продолжайте, — бросил он.

— Надеюсь, вы ему откажете, господин президент. Если не принимать во внимание его белозубую улыбку, Гидеон Мантизима не меньший бунтовщик, чем любой другой чернокожий вождь. Боюсь, оказавшись в Вашингтоне, он доставит нам массу неприятностей. — Мюллер замолчал, чувствуя, что перегнул палку. Президент, похоже, придерживается противоположного мнения.

Форстер погрозил ему пальцем.

— Все это чепуха, Мюллер. Я прекрасно знаю этого человека. Зулус продолжал сотрудничать с нами даже тогда, когда все остальные черные ударились в коммунизм. Он даже выступил против санкций западных стран. Да я просто готов его уважать! В конце концов, он происходит из племени воинов, а не жалких кочевников, как все остальные каффиры. — Президент откинулся на стуле, сложив руки на животе. — Нет, Мюллер, Мантизима и его сторонники не меньше нашего ненавидят АНК. Они враждовали в течение многих десятилетий. К тому же мы редко вмешиваемся в дела зулусов и самого вождя, поэтому ему нет никакого резона доставлять нам неприятности. — Форстер снова наклонился к столу и взял ручку. — Пусть едет в Америку. Его свидетельство лишь обескуражит наших врагов в Конгрессе и покажет всему миру, что наше дело правое.

Мюллер молча наблюдал, как его шеф подписывает разрешение на выезд. Его беспокоило все более упорное желание Форстера видеть лишь то, что ему хочется видеть. В прошлом Мантизима публично выступал против санкций со стороны Запада исключительно потому, что считал их наносящими гораздо больший ущерб его собственному народу, нежели белым, а вовсе не оттого, что хотел сделать приятное Претории. Что же касается борьбы хитрого зулуса против АНК, то она была не чем иным, как соперничеством за места в будущем правительстве черного большинства, а вовсе не свидетельством его неизменной преданности режиму апартеида.

Мюллер взял из протянутой руки Форстера подписанный документ и спокойно вышел. Дальнейшие споры могут только ослабить его собственные позиции.

Возможно, Гидеон Мантизима и дальше станет сотрудничать с Преторией, но Мюллер в этом сильно сомневался. Вождь зулусов обладал достаточной проницательностью, чтобы понять, откуда ветер дует. Руководитель военной разведки ЮАР был твердо убежден: Форстер еще пожалеет о том, что так легко позволил Мантизиме покинуть страну.

Звонок в дверь пробудил Иэна от неспокойного, наполненного кошмарами сна. Потом раздался еще один, на этот раз более громкий и настойчивый. Он нехотя открыл глаза и зашарил рукой, пытаясь нащупать кнопку ночника. Господи, два часа ночи. Кто это может быть? В Йоханнесбурге, как и во всех крупных городах ЮАР, действует комендантский час.

Иэн вылез из кровати и, на ходу натягивая джинсы, пошел открывать. По дороге он наткнулся на диван — коленку пронзила острая боль. Крохотная меблированная квартирка, которую он снимал за разумную плату, была достаточно удобной, но он пока не научился как следует ориентироваться в темноте.

Пары крепких ругательств оказалось достаточно, чтобы унять боль, но выйдя в прихожую, он все еще хромал. Широко распахнув дверь, он уже готов был излить праведный гнев на разбудившего его идиота…

На пороге стояла Эмили.

Даже закутанная в длинное зимнее пальто, она была прекрасна. Возле нее на полу стоял один-единственный чемодан. Она смущенно улыбнулась, а потом подняла глаза на него — они сверкали, как звезды.

— Может быть, я похожа на привидение?

Тут только Иэн осознал, что стоит с отвисшей челюстью, как какой-нибудь деревенский дурачок. Он поспешно привел челюсть в нормальное положение и привлек девушку к себе.

Эмили страстно ответила на его поцелуй.

Затем она отступила на шаг — лицо ее приняло шутливо-серьезное выражение.

— Ну, господин репортер, позволите ли вы мне войти? Или мне придется спать прямо на лестничной площадке?

— Гм. — Иэн потер подбородок, словно обдумывая ее вопрос. — Полагаю, что смогу одолжить вам одеяло и подушку. Хотя боюсь, здесь будет немного прохладно, да и соседям вряд ли это понравится. Думаю, вам все-таки придется войти.

Он со смехом увернулся от ее шутливого удара и пропустил девушку в прихожую.

Сморщив носик, Эмили оглядела интерьер — неудачное сочетание рисунков в дешевых рамах, искусственных цветов, коврового покрытия в темных тонах и стилизации под скандинавскую мебель. По остроумному определению Ноулза, этюд в духе испорченного вкуса двадцатого века. Иэн пожалел, что так и не собрался вымыть скопившуюся в раковине посуду. Его холостяцкие привычки были неискоренимы.

Девушка погрозила ему пальцем.

— Ты совершенно не приспособлен к самостоятельной жизни, Иэн Шерфилд. Тебе нужна хорошая жена, которая заботилась бы о тебе.

Неплохое начало. Тут требовался достойный ответ. Он улыбнулся.

— Я пытался кого-нибудь подыскать, но, боюсь, уж слишком сильно прикипел к тебе.

Она улыбнулась в ответ.

— Это похоже на правду.

У него вдруг возник закономерный вопрос:

— А как твой отец? Он знает, что ты здесь?

В глазах ее промелькнула печаль, и она отрицательно покачала головой.

— Но, Эмили, ведь он станет…

— Тсс. — Она закрыла ему рот тонким пальчиком, от которого исходил нежный аромат. — Вот уже больше двух недель, как отца нет дома. Он безвылазно сидел в Претории, готовя эту… эту резню. — Ее слова прозвучали резко, зло, и он вспомнил, что она сама выпускница Витватерсрандского университета. Возможно, среди тех, кого он видел бездыханно лежащими на мостовой, были ее преподаватели или друзья, — расстрелянные полицией по приказу ее отца. — Немного помолчав, она продолжала, на этот раз спокойнее: — А этой ведьме Фильюн я сказала, что возвращаюсь в Кейптаун, где буду жить у друзей. Они прикроют меня, если отец позвонит.

Иэн кивнул — он был тронут тем, на какой риск ей пришлось пойти, чтобы быть рядом с ним.

Скинув свое тяжелое пальто, она присела на диван. Он сел рядом.

— Понимаешь, Иэн, у меня есть срочная информация. Это совершенно неслыханная новость! — Она вдруг заговорила скороговоркой; ее гнев сменился возбуждением.

Когда она рассказала о подслушанном ею разговоре во время вечеринки у отца, сердце Иэна бешено забилось. Если бы он смог доказать, что Форстер заранее знал о готовящемся нападении АНК на «Голубой экспресс»… Господи! Ему же отдадут первую полосу все газеты в США! Да что там в США — во всем мире!

Но как получить эти доказательства? Вряд ли нынешние руководители страны сразу выложат все начистоту, стоит лишь ему задать несколько вопросов в лоб. Он нахмурился. Ключом ко всему, конечно же, является Мюллер, о котором упомянула Эмили. Мюллер. Имя казалось знакомым.

Наконец он вспомнил. Эрик Мюллер был одним из шефов разведки. Возглавлял управление военной разведки ЮАР. По слухам, он выполнял самую черную работу: занимался слежкой, шантажом, не брезговал даже политическими убийствами. Именно такой человек и должен пользоваться доверием Карла Форстера, подумал Иэн. Именно он и должен знать правду о том, как погиб «Голубой экспресс».

Значит, он должен найти подходы к этому Мюллеру. Уговорить или заставить силой честно все рассказать. Что будет не так-то легко…

Он должен смотреть в лицо суровой реальности.

— Черт побери! — Он стукнул себя кулаком по бедру.

— Что случилось? — Эмили выглядела обеспокоенной.

— Я совсем забыл, что у нас с Сэмом есть собственный соглядатай, куда бы мы ни шли! — И он рассказал Эмили о своих подозрениях относительно Мэтью Сибены. — Лично я думаю, что парня силой вынуждают доносить на нас. Сэм несколько иного мнения — он не так снисходителен, как я.

— Так избавьтесь от него. Увольте и наймите другого шофера.

— Который будет параллельно служить там же, где и Мэтью. — Иэн покачал головой. — Нет, думаю, мы его оставим. Он кажется хорошим парнем и скорее всего ненавидит Форстера не меньше, чем мы. — Он беспомощно пожал плечами. — Впрочем, нам неважно, из каких побуждений он занимается доносительством. Дело в том, что, если я пойду по следу Мюллера, этот негодяй наверняка поймет, в чем дело, еще до того, как я успею начать. И тогда уж мы с Сэмом точно вылетим из страны — первым же рейсом, отправляющимся из международного аэропорта имени Яна Смэтса. — Он погрузился в мрачное молчание и очнулся только тогда, когда Эмили легонько постучала его по колену.

— Ты кое о чем забыл, Иэн Шерфилд! — Ее глаза озорно блеснули.

— Да? Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду себя! — Она наклонилась ближе к нему и заговорила совершенно серьезно: — По образованию я тоже журналист. И я знаю, как вести расследование. Как опрашивать людей. Как узнать правду. К тому же я сама родом из Трансвааля, как и этот твой Эрик Мюллер. — Она взяла его за руку. — Позволь, я сама пойду по следу этого человека, а вы с Сэмом будете отвлекать внимание ваших соглядатаев. Ну, пожалуйста!

Иэн посмотрел на их сплетенные пальцы. То, что она говорит, явно не лишено смысла, но…

— Но это может оказаться опасным. Мюллер — по самой своей сути убийца, к тому же он еще и профессионал.

Эмили кивнула.

— Это так. — Она криво улыбнулась. — Но ты вспомни, что для большинства моих соотечественников я всего лишь «слабая женщина». Ни один уважающий себя бур не станет воспринимать меня как реальную угрозу.

Тут она была права. Иэн почувствовал, как возбуждение возвращается. В конце концов, может, у них что-то и получится? Он принялся разгребать все на стеклянной поверхности журнального стола в поисках листка чистой бумаги.

— Хорошо, вот что мы тогда сделаем… Сначала нам понадобятся сведения самого общего характера. Думаю, лучше всего начать со «Стар»…

Протянув руку, Эмили нежно вынула листок у него из рук. Ее пальцы вновь переплелись с его и принялись ласково поглаживать его руку в знакомом ему возбуждающем ритме. Она обратила на него страстный, горящий взгляд.

— А может, лучше отложим это до утра, дорогой?

О!

Она встала и повела его в спальню. Он с готовностью последовал за ней.

По мере того, как Карл Форстер все дольше вглядывался в экран телевизора, в нем нарастала ярость. Интервью, которое Гидеон Мантизима дал накануне вечером программе «Найтлайн», было записано на видеопленку посольством ЮАР в Вашингтоне и срочно через Лондон переправлено в Преторию. Оттуда кассета с записью попала в министерство иностранных дел, которое, желая поскорее сбросить с себя неприятную миссию, поспешило передать ее выше по инстанции. И вот, наконец, она оказалась у Форстера на столе.

— Черномазый ублюдок!

Сам Мантизима ничего особенного из себя не представлял. Зулусский вождь был невысок, широкоплеч и носил свой безупречно сшитый костюм с природным чувством собственного достоинства. Когда он говорил, его четкий, хорошо поставленный голос выдавал долгие годы, проведенные в аспирантуре Лондонской школы экономики. Он сидел в простой, выдержанной в бледно-голубых тонах, студии, удобно устроившись в кресле, — казалось, его совсем не волнует, что интервью смотрят миллионы людей по всей Америке. Лидер «Инката», одной из крупнейших политических организаций чернокожего большинства в ЮАР, он привык к власти во всех ее проявлениях.

На экране появился ведущий нью-йоркской студии.

В приятном голосе ведущего звучал вежливый скептицизм.

— Как вы знаете, многие лидеры АНК и других организаций, выступающих против апартеида, утверждают, что вы ни больше ни меньше, как апологет расистской политики, проводимой Преторией. И ваши возражения против экономических санкций Запада способны только усилить подобные обвинения..

Мантизима решительно покачал головой.

— Ваша информация устарела, мистер Торгуд. Когда-то я действительно выступал против санкций, поскольку они имели абсолютно обратный эффект. Они неизбежно наносили ущерб моему народу и мешали конструктивным переговорам относительно будущего ЮАР. Но подобная ситуация существовала до того, как к власти пришел этот фанатик Форстер. Я надеялся, что правительство Хейманса прислушается к голосу разума, но в отношении нынешнего правительства, где всем заправляют негодяи и убийцы, у меня подобных иллюзий нет.

Ведущий, явно заинтересованный, подался вперед.

— Не хотите ли вы сказать, что выступаете теперь за ужесточение экономических санкций?

Мантизима кивнул, его лицо выражало решимость.

— Именно так, мистер Торгуд. Это как раз то, что я хочу сказать. И надеюсь донести эту мысль как до вашего Конгресса, так и до президента США. Хотя честно говоря, я считаю, что одних экономических санкций теперь уже явно недостаточно.

Кажется, впервые в своей карьере, самый популярный ведущий «Найтлайн» был поставлен в тупик.

— Но что еще вы могли бы предложить?..

Глаза Мантизимы, в которых только что светилась улыбка, вдруг стали ледяными.

— Прямую интервенцию. Лишь сосредоточив всю полноту власти в своих руках, западные демократии смогут положить конец господству Форстера, развязавшего геноцид и террор.

Воцарилось молчание, которое длилось, казалось, целую вечность. Гидеону Мантизиме удалось то, чего еще никогда не удавалось ни одному политику или ученому, — он заставил лишиться дара речи ветерана «Найтлайн».

— Выключите! Немедленно выключите этот чертов аппарат! Сейчас же! — Крик Форстера эхом прокатился по комнате, отразившись от обшитых деревянными панелями стен. Вскочивший со своего места бледный и явно перепуганный помощник бросился исполнять приказание. Остальные сидевшие у телевизора откинулись в своих креслах.

Мантизима исчез, не успев закончить фразу.

Форстер встал из-за стола со зловещим выражением на лице.

— Измена! Такая черная измена, что я просто не могу прийти в себя! — Его руки сжались в кулаки. — И мы столько лет относились к этому skepsel'y, — он употребил слово, которое в переводе с африкаанс означало «существо», — почти как к человеку. Даже позволяли ему управлять племенными землями. И вот чем он нам отплатил! — Он повернулся к министру иностранных дел. — Немедленно аннулируйте его паспорт, Лап!

Министр иностранных дел, который сейчас больше, чем обычно, напоминал скелет, сидел, накинув теплое пальто. Он казался обеспокоенным.

— Разумно ли это, господин президент? Может, лучше взять и арестовать его сразу по возвращении?

Форстер решительно покачал головой.

— Нет. Заключение или казнь сделают его мучеником в глазах зулусов. — Он улыбнулся зловещей улыбкой. — А лишив его общения со сторонниками, что является основой его власти, мы тем самым превратим Мантизиму в еще одного негра-скитальца без роду и племени, которого никто не станет слушать. Он просто исчезнет и больше не сможет нам вредить.

Тут в разговор вступил Мариус ван дер Хейден — в глазах его горел честолюбивый огонек.

— А как насчет Квазулу, господин президент? Кого вы назначите управлять хоумлендом вместо Мантизимы?

Все закивали. Ван дер Хейден задал хороший вопрос. Квазулу представлял собой несколько разбросанных по провинции Наталь территорий, расположенных в непосредственной близости от шоссейных и железных дорог, которые связывали провинцию с остальной ЮАР. Вот почему Претории были совсем некстати длительные беспорядки в хоумленде. Кто-нибудь должен занять пустующее место вождя взамен Мантизимы, оказавшегося в фактической ссылке.

— Никого! Отныне я отменяю особый статус Квазулу! Все вопросы управления, а также поддержания законности и порядка будут теперь находиться в нашей непосредственной компетенции! Это так называемое племя воинов снова узнает, что такое кнут, ружье и праведный гнев, — как это было во времена наших дедов!

Советники одобрительно загудели.

Шесть миллионов зулусов ЮАР кровью заплатят теперь за подлое предательство своего вождя.

Сельский домик семьи Эйс затерялся в неширокой долине, пролегающей от Драконовых гор до Индийского океана. Мелководный ручей с каменистым дном тихо журчал, протекая мимо большого двухэтажного каменного дома, примыкающего к нему гаража и загона для овец. Овцы паслись на склонах холмов, окружающих долину, покорно переходя от одного лужка с высокой, зеленой травой к другому.

Казалось, здесь царят мир и спокойствие. Но это было лишь иллюзией.

Пит Эйс держал телефон в трясущихся руках с шишковатыми от тяжелой работы пальцами, с нарастающим страхом вслушиваясь в длинные гудки. Наконец трубку сняли.

— Полицейский участок в Ричардс-Бей слушает. — Голос на другом конце провода был сухим и деловитым, почти безучастным.

Эйс с трудом перевел дух.

— Это Пит Эйс, Фрилинг-роуд два. Я хочу сообщить о краже.

В голосе на том конце провода появилась некоторая заинтересованность.

— Какого рода кража, meneer Эйс?

— Я видел, как несколько чернокожих рыскали возле загона для овец. Они хотят украсть мой скот! — Теперь в голосе престарелого фермера отчетливо звучал страх. — Нам нужна полиция! Пожалуйста, приезжайте как можно скорее!

— Успокойтесь, meneer. Высылаем патрульную машину — она будет у вас через несколько минут. Оставайтесь дома и ни во что не вмешивайтесь. Мы сами разберемся с этими черномазыми.

— Да-да, конечно, я не стану выходить! Только, пожалуйста, приезжайте скорее! — Эйс повесил трубку и отошел от телефона, разводя руками.

— Отлично, мистер Эйс. Просто прекрасно! Вы нам очень помогли.

Фермер-африканер посмотрел в насмешливые глаза высокого, мускулистого зулуса, небрежно облокотившегося на кухонный стол.

— Надеюсь, вы, как и обещали, не причините нам вреда?

Зулус криво усмехнулся и покачал головой.

— Конечно, нет. Мы не воюем с женщинами, стариками и детьми. Предоставляем это вашему правительству. — Чернокожий африканец выпрямился, неожиданно став еще выше. — Но полиция — это совсем другое дело. С ними у нас свои счеты. — Он погладил автомат «Р-4», который держал в руках. — Прекрасное оружие, мистер Эйс. Приносим вам за него особую благодарность. Это намного облегчит выполнение нашей миссии.

Продубленное, обветренное лицо Эйса страдальчески сморщилось. Ему выдали автомат как члену организованного в этих местах отряда самообороны. Но подобные отряды должны уничтожать партизан, а не снабжать их оружием. Он подвел государство, подвел свой народ!

Некоторое время зулусский командир наблюдал, как он плачет, а потом с отвращением отвернулся и обратился к молодому бойцу, стоявшему возле испуганной и стенающей жены старика.

— Следи за ними в оба, но трогать не смей! Знаешь, когда надо уходить?

Юноша кивнул, глядя на командира блестящими, возбужденными глазами.

— Ну и отлично. Mayibuye Afrika! — Зулус постарше поднял в приветствии свой новый автомат и вышел из дома, где его ждали другие бойцы.

Белому населению ЮАР еще предстояло узнать, что не все зулусы забыли о своем доблестном прошлом.

С включенной мигалкой полицейская машина свернула с шоссе, подпрыгивая на ухабах немощеного проселка, ведущего к ферме Эйсов.

В машине сидели четверо полицейских — двое спереди и двое сзади. Все они, люди средних лет, были призваны из запаса, когда молодежь отправили на север в черные пригороды в составе армейских и полицейских мастей.

— Вот что я вам скажу. В пустыне Намиб было чертовски крупное сражение. Много наших ребят не вернется домой. Так, по крайней мере, говорят. — Шофер внимательно следил за дорогой, но все его мысли были заняты спором, который шел у них с самого утра.

Кто-то из сидящих сзади фыркнул.

— А я считаю, что все это пораженчество и чушь, Мэни. Я регулярно читаю газеты, но что-то не видел там ничего о тяжелых потерях.

— Ничего удивительного! Так они тебе и напишут обо всем, что происходит на самом деле! Чтобы любой коммунистический шпион мог это прочитать. — Шофер довольно улыбнулся — его язвительное замечание вызвало смешки. Обернувшись, он посмотрел на краснорожего африканера, сидящего сзади. — Они пуляют друг в друга из тяжелой артиллерии, Хуго. А уж я-то знаю, что это такое. Я был в Анголе в семьдесят пятом, когда эти чертовы кубинцы принялись обстреливать нас из 122-миллиметровых пушек. Снаряды сыпались на наши бедные головы, как град. И тогда я сказал себе, я сказал себе: «Мэни…»

Мощный стон заглушил голос рассказчика., когда тот попытался в который уж раз поведать о своих военных подвигах.

Машина подпрыгивала на глубоких колеях, оставленных грузовиком, на котором Пит Эйс отправлял шерсть на рынок, а овец на скотобойню.

Самый молодой из полицейских заерзал на своем месте.

— Долго еще? Кто как, а я писать хочу.

Водитель засмеялся.

— Ничего удивительного, парень. Ты, наверно, выпил за завтраком чашек десять кофе. Разве ты не знаешь, что кофеин вреден для здоровья? Он когда-нибудь убьет тебя, вот увидишь. Черт! — Он надавил на тормоза, стараясь справиться с управлением, — машина, вильнув, остановилась посреди желтого облака пыли и гравия. Камни застучали о крылья машины, отскочив от кабины огромного, перегородившего дорогу грузовика. — Господи, да эти чертовы негры чуть нас не убили! — При мысли о том, что кто-то хотел причинить вред лично ему, в голосе его зазвучала обида. — Хуго, выйди и посмотри, есть ли там ключи. Иначе придется ехать в объезд.

Толстый полицейский, сидевший сзади, кивнул и взялся за ручку дверцы, но открыть машину ему так и не пришлось.

Пули вдребезги разбили лобовое стекло, легко прошивая тонкий металл кузова, проникая в человеческую плоть и рикошетом отскакивая от костей. Трое полицейских умерли сразу. Четвертый успел схватиться за кобуру, прежде чем сполз по забрызганному кровью сиденью.

А в тридцати метрах выше по склону командир, встав в полный рост, привычным жестом снимал с автомата наполовину опустошенный магазин. Обернувшись к своему небольшому отряду, он приказал:

— Забрать все оружие и боеприпасы! И поищите портативную рацию. Нам это все очень пригодится.

Он молча наблюдал, как они бежали вниз по холму к изрешеченной пулями машине. Автоматы, полицейские ружья и пистолеты убитых, больше чем вдвое увеличат их огневую мощь. Но самое главное, слух об их героическом поступке распространится по всей округе, привлекая на их сторону все больше молодежи из краалей и городов — чтобы служить делу их изгнанного вождя.

Он улыбнулся. Больше чем через столетие худого мира, боевые отряды зулусов, импи, снова вышли на тропу войны.

Бригадный генерал Франц Дидерихс сидел, вытянувшись перед Мариусом ван дер Хейденом. Он служил в управлении безопасности полиции ЮАР. Дидерихс был невысокого роста, жилист; на его лице выделялись холодные голубые глаза и жестокий, тонкогубый рот. Лицо как нельзя лучше отражало характер и темперамент его владельца.

— Вы понимаете важность подобного задания, Франц?

Дидерихс кивнул.

— Так точно, господин министр!

Ван дер Хейден не воспринял это всерьез. С его точки зрения, подчиненные по определению были не в состоянии усвоить задание, если его не повторить как минимум дважды.

— Решение президента предоставить нашему министерству право прямого управления Квазулу, свидетельствует о его уверенности в том, что мы сможем справиться с поставленной задачей. И ничто не должно поколебать этой уверенности, ясно?

Дидерихс снова кивнул, тщательно скрывая нетерпение. Все, кто работал с ван дер Хейденом, были прекрасно осведомлены о его странностях, равно как и о его честолюбии.

— Отлично. — Заместитель министра правопорядка сложил руки на своем большом животе. — Тогда вы сможете понять и мою настойчивость в том, что касается этого «бунта», — он презрительно фыркнул, словно подобное определение происходящего в провинции Наталь имело очень важное значение. — Я хочу, чтобы его подавили как можно скорее.

Дидерихс чуть наклонился вперед.

— Будет ли мне позволено запросить дополнительные силы полиции или войска, господин министр?

Ван дер Хейден покачал головой.

— Нет. Сейчас каждый человек на счету. Все обученные солдаты либо сражаются в Намибии, либо занимаются поддержанием порядка в тауншипах. Так что придется работать с теми, кто есть! Франц, вы должны устроить там настоящий террор! — Он стукнул по столу и ткнул толстым пальцем в сторону Дидерихса. — Террор поможет вам обойтись имеющимися силами. — Его указательный палец поднялся, устремившись теперь на портрет Карла Форстера, висевший на противоположной стене. — Сам президент дал эту установку. В своей речи, генерал! В своей собственной речи! Он сказал, что за каждого подло убитого полицейского, надо убить сотню зулусов! За каждого белого фермера, на жизнь которого они посягнут, десять краалей будут стерты с лица земли! Кровь за кровь! Смерть за смерть! Никакой пощады этим черным предателям, Франц! — Ван дер Хейден замолчал, тяжело дыша. — К этим подлым ублюдкам, действующим из засады! Вы должны с корнем выкорчевать их, Франц! А потом уничтожить всех!

За все время своего пребывания в кабинете Дидерихс впервые позволил себе улыбнуться.