Водоворот

Глава 25 УДАР ГРОМА

Южноафриканская авиабаза являла собой свидетельство отчаянного сопротивления — она была полностью разрушена. Бетонные взлетно-посадочные полосы длиной в милю были изрыты воронками от огня тяжелой артиллерии. Командно-диспетчерский пункт, ангары и складские здания были превращены в горы искореженного алюминия, гнутых балок, обломков кирпича и бетона. Над всем этим висел тошнотворный, едкий запах смерти и разрушения, который смешивался с запахом пролитого на землю авиационного топлива. Теперь оно испарялось или полыхало ярким пламенем.

Авиабаза «Луис-Тричард» умерла мучительной смертью. Но ее новые хозяева уже энергично взялись за гальванизацию только что захваченного трупа.

Вдоль главной взлетно-посадочной полосы были установлены четыре шестиколесные машины с ракетами «земля-воздух» «Ромб». В НАТО они известны под названием «СА-8А-Гекко». Радиолокаторы, установленные на каждом тягаче, прощупывали небо. Батарея зенитных ракет имела мощную поддержку — восемь 23-миллиметровых зенитных пушек, поставленных по периметру всего летного поля. Их длинные двойные стволы глядели в небо, готовые поставить любому нападающему самолету огневой заслон в виде фугасных снарядов.

Отряды кубинских военных инженеров наблюдали за работой чернокожих рабочих, которые, под охраной зенитчиков и автоматчиков, засыпали ямы и воронки и вручную разбирали завалы. Это были «добровольцы», которым пообещали освобождение за прилежный труд. Другие чернокожие откатывали на тележках трупы африканеров, сваливая их в одну общую могилу недалеко от главной взлетно-посадочной полосы.

Генерал Антонио Вега наметанным глазом наблюдал за работой африканцев. На его узком лице пролегла складка. Он надеялся, что настоящих волонтеров окажется больше. Его политработники и представители АНК утверждают теперь, что в нехватке добровольных рабочих рук виноваты потери среди гражданского населения, вызванные артиллерийским обстрелом и бомбардировкой, которым подверглись позиции армии ЮАР внутри черных тауншипов в окрестностях Луис-Тричарда.

Может быть, и так. Кубинский генерал пожал плечами. Или эти южноафриканские черные рассчитывали получить свободу и новое политическое устройство без потерь? В таком случае их ждет большое разочарование. Войны и революции всегда несут насилие и кровь, подумал он. В чем-чем, а в этом уж он разбирается. За тридцать лет службы у Кастро он перевидал немало и того и другого.

Кое-кто из подчиненных ему африканских офицеров докладывает, что их соотечественники опасаются, как бы кубинцы не оказались еще большими расистами, чем африканеры. А почему? Только потому, что освободительная армия нуждается в их сильных спинах и грубых руках. Вега насупился. Расизм! Какая чушь. Что ж, у него в штабе есть и чернокожие офицеры-кубинцы. Отважные и знающие люди — все до единого.

Его, видите ли, обвиняют, что он использует местных негров только на неквалифицированных работах. Так что с того? Еще Карл Маркс к этому призывал. «От каждого — по способностям, каждому — по потребностям».

Он постарался не думать об этом. Пусть это волнует комиссаров, которые плетутся в обозе. Ему надо вести войну — и победить.

Вега повернулся к высокому усатому полковнику инженерных войск, который молча стоял рядом.

— Ну что, Луис? Как скоро наши самолеты смогут здесь сесть?

— Через двадцать четыре часа, товарищ генерал. — Голос полковника звучал уверенно — с Вегой нельзя говорить иначе. — Моя тяжелая техника прибудет еще дотемна, а с ней… — Он пренебрежительно махнул в сторону завалов высотой по пояс, все еще загромождавших взлетно-посадочные полосы, как если бы это были не более чем кучки мусора, которые легко смести веником.

Вега потрепал его по плечу и посмотрел на невысокого, худощавого офицера ВВС, приписанного к его штабу.

— Слышите, Рико? Двадцать четыре часа. Неплохие новости?

— Так точно, товарищ генерал! — Майор ВВС показал на работающие в поте лица бригады. — Как только они расчистят главную полосу, мы начнем доставлять по воздуху войска и бронетехнику. А когда они будут здесь, мы вернем базу к жизни самое большее за полдня.

Вега понимающе кивнул. Центром организации фронтовых операций кубинских ВВС были специальные подразделения, составленные из квалифицированного персонала, обеспечивающего полеты реактивной авиации и ее боеготовность — это были авиадиспетчеры, механики, специалисты по вооружению и топливу, штабные офицеры и летчики. Что еще важней — кубинские истребители и транспортная авиация, как и все самолеты советского производства, могли использовать захваченное натовское оборудование для довооружения и дозаправки, а также эксплуатационную технику противника. А ЮАР использовала как раз натовский стандарт.

Очень предусмотрительно с их стороны, подумал Вега.

Он стал смотреть на многополосное шоссе, идущее за аэродромом на юг. На юг, к жизненно важным развязкам и сырьевому комплексу в Питерсбурге, за сто двадцать километров отсюда. На юг, к вражеской столице Претории, за двести восемьдесят километров от Питерсбурга. А это желтоватое облачко пыли и светло-серого дыма на горизонте — позиции его Первого бригадного тактического соединения: танки, БТР и прочая бронетехника, настойчиво продвигающиеся вперед, несмотря на нарастающее сопротивление африканеров.

Вега мысленно поздравил себя. Захват этой авиабазы вдохнет новую жизнь и силу в массированное наступление его армии. Теперь жизненно необходимое снаряжение и припасы можно с легкостью доставлять по воздуху, вместо того чтобы тащить их на грузовиках из Зимбабве по сотням километров далеко не безопасных дорог. Особенно хорошо то, что истребители «МиГ» и штурмовики, которые смогут здесь базироваться, будут находиться лишь в нескольких минутах лета от линии фронта. Таким образом, резко возрастет их боевая отдача, и они смогут с большей эффективностью охотиться за африканерскими целями на земле и в воздухе.

Вывод был один: Претории не останется ничего другого, как вводить в действие на этом фронте все больше и больше войск. Войск, которые она вынуждена будет перебрасывать из горячих точек внутри ЮАР.

Вега мрачно улыбнулся. Карлу Форстеру и его генералам придется усвоить еще один болезненный урок по организации штабной службы, оперативному планированию, применению авиации и тактике действий пехоты.

Круто повернувшись на каблуках, кубинский генерал направился к своей командной машине. Мелкие победы могут быть источником гордости только в том случае, если они приближают общую победу. Пора взглянуть на обстановку в целом.

По сельскому Трансваалю громыхали двадцать с лишним колесных и гусеничных бронемашин кубинской армии — сминая колючую проволоку, ограждающую загоны для скота, утюжа высокую траву на лугах и вдавливая молодые всходы пшеницы и кукурузы в сырую землю. Сегодня по ходу их движения не поднималась столбом пыль. Утром прогремела весенняя гроза, принесшая с востока раскаты грома, ветер и дождь.

Теперь над степью громыхала другая гроза — рукотворная.

Ба-бах! В двухстах метрах впереди наступающей кубинской колонны взметнулась вверх грязь, и новоиспеченный майор Виктор Марес нырнул под стальную крышку люка своего «БТР-60». Он нажал переговорную кнопку на своей рации.

— Вы видите, откуда они бьют, лейтенант?

— Пока нет, товарищ майор, — затрещал в наушниках голос командира отряда разведчиков.

Левее в поле громыхнул еще один южноафриканский снаряд, и Марес с проклятиями пригнулся снова. На этот раз ближе. Над головой просвистели осколки. Похоже, огонь батареи этих чертовых африканеров кто-то корректирует. Но откуда?

— Майор, мы, кажется, его обнаружили! — От волнения голос лейтенанта-разведчика зазвучал совсем по-мальчишески. — В трех километрах от вас стоит каменный фермерский дом. Мы уже совсем рядом. Сейчас разведаем.

Марес выпустил из рук рацию и взялся за бинокль. Невысокие холмы. Темное, облачное небо. Увеличенные оптикой очертания машин, идущих в нескольких десятках метров впереди. Снова небо.

Черт побери, из-за покачивания на ходу БТР ни на чем не удается сфокусироваться больше, чем на долю секунды. Он взял себя в руки и попытался раскачиваться в такт с машиной, как если бы он ехал верхом на дикой, необъезженной лошади — вроде тех, что он видел в ковбойских фильмах, которые передают по телевидению «Марти», хотя его то и дело глушат кубинские власти.

Зафиксировав бинокль, он снова стал смотреть. Ага, теперь лучше. В окуляре запрыгал белый сельский дом с остроконечной крышей. Марес направил бинокль левее, затем снова перевел вправо. Позади дома возвышались цилиндрические очертания силосной башни. Сбоку виднелись два отдельно стоящих сарая, вокруг них — проволочные загоны для скота. Восточный край африканерской фермы был обозначен цепочкой высоких деревьев, посаженных для тени и в качестве ветрозащитной полосы. Чистенькое местечко, подумал он. И выглядит намного более преуспевающим, нежели сельскохозяйственные кооперативы у них на Кубе.

Он слегка опустил бинокль, ища приземистые четырехколесные машины «БРДМ-2», на которых шел взвод разведчиков. Они находились всего в пятистах метрах от фермы, быстро двигаясь узким клином. Пожалуй, даже слишком быстро.

Ведь на этой ферме могут находиться не только пушки. Массивные каменные стены и амбары могут быть хорошим опорным пунктом для войск, обороняющих этот участок. Это место слишком удобное, чтобы любой здравомыслящий командир им не воспользовался, подумал Марес.

Первые несколько дней вторжения были чуть ли не увеселительной прогулкой. Они стремительно шли вперед, преодолевая незначительное сопротивление отдельных отрядов бурского ополчения. Но это не может продолжаться вечно. Рано или поздно Претория выйдет из себя и начнет перебрасывать войска из Намибии.

Еще один снаряд разорвался в пятидесяти метрах перед колонной. Марес снова пригнулся и быстро принял решение. Там, где у юаровцев есть пушки, у них должны быть и солдаты, а скорее всего — и бронетехника. Он снова взялся за микрофон, чтобы отдать разведчикам приказ возвращаться.

Слишком поздно! Где-то рядом с домом мелькнула вспышка, и через несколько секунд раздался оглушительный взрыв. В воздух взметнулся столб черного дыма. Головную БРДМ опрокинуло и развернуло наискось, она горела. Две другие машины обратились в бегство.

Марес поспешил опять прильнуть к биноклю. Черт. Бронетранспортер «эланд» с 90-миллиметровой пушкой. Такие штуки столько раз обстреливали его позиции в Намибии, что ошибиться он не мог. И конечно, этот бронетранспортер там не один. Вон еще одно дуло торчит из-за амбара. В окнах и дверях суетились человеческие фигурки, занимая боевые позиции, другие же попрыгали в наспех вырытые окопы.

Из дула первого «эланда» вырвался еще один столб пламени. Позади одной из удирающих машин разведки взметнулась вверх земля, и обе БРДМ отчаянно завиляли, стараясь уйти из-под обстрела. Они быстро двигались на север — туда, откуда шла основная колонна.

Марес стоял в своем командирском люке в полный рост, изучая подходы к ферме, на которой засел неприятель. Ничего хорошего. Ферма занимала господствующее положение, стоя как раз на гребне небольшой возвышенности в окружении ровных полей. Ни садов. Ни бугров и неровностей, в которых можно было бы укрыться. Ни проваленных в низину дорог. Ничего — только голое пространство, на котором очень легко убивать.

Он тихонько выругался. Если юаровцы закрепились на ферме и в хозяйственных постройках, то их ждет кровопролитный и долгий бой. Комбриг будет недоволен. Что ж, чем раньше начнешь, тем быстрее кончишь.

Марес нырнул внутрь БТР. Ткнув пальцем в сидящего за радиопередатчиком молодого капрала, он приказал:

— Соедини меня со штабом бригады!

Радист кивнул и принялся переключать частоты на громоздком аппарате советского производства.

Марес повернулся к остальным — капитану, двум лейтенантам с совсем еще детскими лицами и строгому, многоопытному сержанту.

— Придется выбить оттуда этих гадов. Прикажите колонне выстроиться в одну линию. И напомните всем, чтобы держали дистанцию не менее пятидесяти метров. Не хватало, чтобы какие-нибудь идиоты с перепугу сбились в кучу, как трусливые овцы.

Совсем близко разорвался еще один снаряд, качнув командную машину из стороны в сторону.

Офицеры закивали в знак согласия. Под артиллерийским обстрелом главное — рассредоточить технику. Каждый метр незанятой поверхности сильно усложнит противнику стрельбу и уменьшит риск прямого попадания. К несчастью, попав под огонь прямой наводкой, слишком многие солдаты теряют здравый смысл и поддаются старинному инстинкту, который заставляет перед лицом опасности держаться вместе.

— Майор, бригада на связи.

Он взял трубку.

— «Танго-Гольф-один», это «Альфа-два три».

— Говорите, «Два три». — Марес узнал сухой, академический голос начальника оперативного отдела бригады. Довольно несимпатичная личность, но дело свое знает.

Майор в двух словах обрисовал ситуацию.

— Ваши предложения?

Марес нажал кнопку.

— Я могу начать атаку через двадцать минут, но мне нужна поддержка с воздуха, чтобы подавить огневые точки.

— Это невозможно. — Начальник оперативного отдела не трудился выражать свое сочувствие. Факты есть факты, и никакие реверансы тут не помогут — ВВС докладывают о надвигающейся новой грозе. Если верить прогнозам, то до завтрашнего утра штурмовая авиация подняться в воздух не сможет.

Черт возьми. Жаль, что у Кубы нет на вооружении всепогодных бомбардировщиков — как у Штатов. Он попытался предложить другой вариант.

— А как насчет артиллерии?

Сухим, обыденным тоном были напрочь отметены и эти надежды.

— Наши батареи смогут подойти не раньше чем через три часа. Что, если вам атаковать сходу?

— Никак нет, «Танго-один». — Марес содрогнулся. Атаковать напролом, на незащищенной местности, без поддержки авиации или артиллерии значит обречь себя на разгром. Это означает наверняка получить массу искореженных и горящих бронемашин вместе с убитыми и искалеченными людьми. Он взял карту, протянутую сержантом. — Поищем обходной путь, правда, боюсь, такого нет. Местность слишком открытая. Артиллерия нам может все-таки понадобиться.

— Ясно, «Два три». Конец связи.

Марес склонился над картой. Он не видел никакого кружного пути, по которому могли бы обойти ферму две вернувшиеся БРДМ, оставаясь при этом незамеченными. У южноафриканцев слишком уж хороший обзор с их господствующей высоты — тут даже артиллерия мало поможет. Скорее, ему могли бы помочь тяжелые танки и пехота, но они идут с основной колонной далеко позади.

На самом деле он был уверен только в одном. Увеселительная прогулка Первого бригадного тактического соединения по северному Трансваалю окончена.

Теперь за каждый километр земли на пути к Претории им придется расплачиваться кровью.

Грохот тяжелых пулеметов и автоматных очередей отдавался в воздухе странным эхом, отражаясь от высоких скал и смешиваясь с рокотом падающей вниз воды. С пронзительным свистом и мягким хлопком в километре над ущельем расцвела великолепным цветком осветительная ракета и начала медленно падать.

От ракеты по гигантским папоротникам и высоким скумпиям, покрывавшим долину, заскользили причудливые тени; она озарила небольшие косматые группы алоэ и колючих кустарников, растущих на неровных скалах выше по ущелью. Стадо диких бабуинов, и без того напуганных стрельбой и непривычным сладковато-тошнотворным запахом фугасных снарядов, запрыгало вверх по склонам, пытаясь найти укрытие от этого жуткого, ужасающе-яркого солнца, которое взошло там, где сейчас должен был царить спокойный мрак.

В пятистах метрах вниз по извилистой дороге солдаты, отчаянно пытающиеся заснуть возле своих замаскированных танков «Т-62», бронетранспортеров и артиллерийских орудий, повылезали из спальников и смотрели на медленно падающую ракету. Может быть, перестрелка и сигнальная ракета означают неожиданную контратаку южноафриканцев? Некоторые, понеопытней, потянулись к автоматам и попрыгали по машинам. Другие, постарше и более искушенные в военных делах, отметили подозрительное отсутствие суеты вокруг освещенной командной палатки бригадного соединения и, грязно ругаясь, стали устраиваться вновь, чтобы урвать несколько часов столь необходимого отдыха.

— Решено, капитан. Держите меня в курсе. Отбой. — Полковник Рауль Вальядарес снял наушники и передал их позевывающему радисту.

— Ну, что там? — Генерал Карлос Херрера смотрел на своего подтянутого, молодцеватого подчиненного, пытаясь одновременно натянуть китель и застегнуть верхнюю пуговицу рубашки. К несчастью, даже самому изобретательному армейскому портному было не под силу сшить мундир, в котором бы генерал выглядел не таким толстым. Торчащие во все стороны черные вихры красноречиво говорили о том, что, когда началась стрельба, Херрера крепко спал.

— Ничего, кроме стрельбы на аванпостах, товарищ генерал. — Вальядарес тонкими пальцами пригладил волосы. — Одному из наших дозорных померещилось какое-то движение, и он открыл огонь.

Поворчав, Херрера оставил свой воротник в покое. Он придвинулся к оперативной карте и нахмурился.

Вальядарес хорошо понимал его раздражение. В первые четыре дня наступления Веги, Второе бригадное тактическое соединение далеко углубилось в Восточный Трансвааль, преодолев более ста километров по апельсиновым рощам и банановым плантациям. Но в последний день продвижение оказалось болезненно медленным и стоило немалых усилий, поскольку танковым и пехотным подразделениям бригады пришлось с боями прокладывать себе путь вверх по крутым склонам холмов и скалистым берегам рек. Временами фронт имел ширину не больше дорожного полотна.

Полковник устало покачал головой. Они рассчитывали, что успеют прорваться через эскарп высотой в две тысячи футов, отделяющий низменную часть вельда от возвышенной, прежде, чем южноафриканцы наладят эффективную оборону. Однако, как теперь стало ясно, оснований для подобного оптимизма у них не было. На пересеченной местности наступающие войска могут быть остановлены даже небольшими силами противника, если он упорно обороняется. А упорства южноафриканцам было не занимать.

Они используют любую возможность, чтобы не дать кубинцам покоя. Тут — засада. Там — дорожное заграждение, защитники которого стоят насмерть. Никаких крупных столкновений. Никаких полномасштабных боев, чтобы бригада могла применить свою превосходящую огневую мощь. Только нескончаемые перестрелки, после которых остаются один-два убитых, несколько раненых и одна-две горящие машины — и продвижение кубинской колонны замедлилось донельзя.

Не то чтобы генерал Вега проявлял недовольство. Хотя теперь ежедневное продвижение Второго бригадного тактического соединения измерялось километрами, а не десятками километров, — все же соединение продвигалось, оттягивая на себя неприятельские силы с других фронтов. Взгляд полковника упал на красную стрелку, которой была обозначена третья наступающая колонна. Переброшенная по железной дороге через нейтральную Ботсвану, Третья бригада вступила на землю ЮАР тремя днями позже первых двух.

Эта третья колонна довольно уверенно продвигалась на восток, преодолевая слабое сопротивление. Столкнувшись с прямой угрозой своим жизненно важным добывающим комплексам в Трансваале с двух направлений, Претория полностью оголила границу с Ботсваной, отозвав отсюда каждого, кто мог держать в руках винтовку.

Как раз на это и рассчитывал Вега.

По двухполосному шоссе на восток уверенно катили десятки кубинских БТР, БМП и самоходных орудий. Солнце стояло высоко над головами, нещадно иссушая пастбища, на которых только начинала пробиваться буйная, яркая зелень. Темные клочья облаков далеко на горизонте говорили о вероятности дождя во второй половине дня или ближе к вечеру.

Колонну возглавляли четыре разведывательные машины «БРДМ-2», их пушки непрестанно вращались, выискивая возможную цель. Разведчика, который позволяет себе благодушие и лень, можно считать покойником.

Поэтому, когда лейтенант, командующий головным БРДМ, заметил шевеление в кустах у дороги, он не раздумывая отдал команду. Пушка на башне машины еще поворачивалась, а тяжелый пулемет уже стрелял. И в кусты полетело не меньше сотни 14.5-миллиметровых пуль.

Разведчики стремительно прокатили мимо облака пыли и клочьев зелени. Через десять минут следом прогромыхали первые «БТР-60». Кубинские пехотинцы с любопытством смотрели в открытые люки своих машин на место неудавшейся засады. По обе стороны от допотопной базуки времен второй мировой войны бездыханно лежали два окровавленных старика в мундирах армии ЮАР с чужого плеча.

Путь к небольшому фермерскому поселку Боденстейн был свободен. Третье бригадное тактическое соединение кубинской армии находилось всего в ста семидесяти километрах от Йоханнесбурга.

У страха есть свой особый запах — это кислый запах пота, который прошибает людей от выворачивающей душу паники, а отнюдь не от тяжелой физической работы.

Мариусу ван дер Хейдену этот запах был отлично знаком. Начав свою карьеру простым полицейским и дойдя до высокого поста в органах госбезопасности, он десятки раз вдыхал этот запах в маленьких, бесцветных кабинетах следственных изоляторов.

Ему был знаком ужас в глазах людей, томящихся в страшных тюремных застенках в ожидании своей участи.

Сейчас же он безошибочно уловил его в комнате, заполненной самозваными лидерами ЮАР. Люди, сидящие вокруг Карла Форстера, были напуганы до смерти.

Причина их панического настроения крылась в стрелках и линиях, нанесенных на большую карту, которая висела на стене.

— В общем, господин президент, мы оказались перед лицом военной катастрофы. — Генерал Адриан де Вет осунулся и выглядел выжатым как лимон, внезапно состарившись под ударами непредвиденных обстоятельств. — У нас нет ни людей, ни техники, чтобы сдерживать фронт в Намибии, подавлять повстанческое движение и отражать кубинскую агрессию. Мы ничего не можем сделать. — Указка в его руке дрожала.

Ван дер Хейден слушал, и сердце его сжималось. Батальоны, отозванные из Намибии, чтобы дать отпор кубинским колоннам, наступающим на Питерсбург и Нелспурт, сражались героически, и им удалось замедлить продвижение противника. Но теперь они практически разбиты. Свежих частей, которые перебрасываются им на подмогу, тоже хватает на считанные часы.

Хуже того, армии ЮАР практически нечего противопоставить третьей кубинской колонне, которая уже находится в ста пятидесяти километрах от Йоханнесбурга. Многие африканеры, выступавшие против правительства, теперь вернулись в его лоно, готовые забыть свои обиды и невзгоды и вступить в бой за родину. Но этого мало, да и слишком поздно. Оперативные части, наскоро слепленные из недоукомплектованных пехотных рот, плохо вооруженных бурских отрядов и устаревших артиллерийских орудий, чаще всего оказываются разбиты в пух и прах. Задняя дверь в ЮАР оказалась открыта настежь.

Закончив свой безрадостный доклад, де Вет отступил в сторону от оперативной карты. Все головы повернулись к суровому человеку, сидящему во главе стола. Но, как всегда в последнее время, Карл Форстер хранил неприступное молчание.

Неловкая тишина затянулась. Де Вет нервно перекладывал указку из одной руки в другую.

Наконец ожил министр информации Фредрик Пинаар. Он ткнул тонким, костлявым пальцем в сторону карты.

— А как насчет войск, которые расквартированы на «Вуртреккерских высотах» и других базах? Разве их нельзя бросить навстречу третьей кубинской колонне?

Де Вет покачал головой.

— Большая часть этих батальонов сами недоукомплектованы. И они понадобятся нам для защиты жизненно важных объектов в Претории и вокруг нее от возможного нападения партизан. Мы не можем себе позволить бросить все силы на одно направление, оголив все другие.

Все поспешно закивали. В понятие «жизненно важные объекты» они включали и собственные дома и кабинеты.

Пинаар зарделся.

— Очень хорошо, генерал. А как же остальная часть нашей армии? Как те войска и танки, которые вы умудрились столь безрезультатно держать в Намибии?

Де Вет тоже покраснел, и его гнев, казалось, пересилил страх.

— Мы перебрасываем части так быстро, как только возможно, господин министр. Но наши воздушные, железнодорожные и автотранспортные коммуникации напряжены до предела. Мы просто не в состоянии доставлять войска, технику и припасы с необходимой быстротой!

— А кто в этом вино…

— Хватит! — Карл Форстер грохнул кулаком по столу. — Довольно этих детских ссор! — Он сердито оглядел кабинет. — Пора вести себя по-мужски, а не как хнычущие школьники. Или еще хуже — как трусливые каффиры!

От смертельного оскорбления спины присутствующих одеревенели.

Отодвинув стул, Форстер встал, нависая над собравшимися. Отстранив ошеломленного де Вета, он прошел к карте военных действий и повернулся к присутствующим.

— Вы смотрите на карты, на клочки бумаги, и вам мерещится конец света! — Он презрительно стукнул по карте, едва не сорвав ее со стены. — Я смотрю на те же рисунки, те же чернильные и карандашные линии, но я не вижу никакого поражения или катастрофы! Я вижу нашу окончательную победу!

Мариус ван дер Хейден содрогнулся. Неужели этот человек, за которым он слепо следовал столько лет, совсем сошел с ума? Другие присутствующие тоже неловко заерзали, силясь побороть аналогичные опасения.

Форстер погрозил им пальцем, как отец, укоризненно выговаривающий непослушным детям.

— Ну же, друзья. Неужели вы не видите во всем, что происходит, Божий промысел?

Он понизил голос, придав ему мягкость и убедительность. Теперь это был голос проповедника, а не политического деятеля.

— Подобно древним израильтянам, мы окружены врагами, превосходящими нас числом и на первый взгляд более могущественными. Но как Господь дал Давиду силы побороть Голиафа, так Он и в наши руки вложил оружие, которым мы сможем одолеть врага. Оружие устрашающей силы, несущее огонь очищения! — Повернувшись, он показал на маленькую точку на карте — совсем рядом с Преторией. — И это оружие ждет нас, друзья.

Его палец замер на карте в районе холма Пелиндаба — «места встречи».

Центр ядерных исследований в Пелиндабе находился на высоком холме, с которого открывался вид на извилистые долины и невысокие возвышенности к югу от Претории. Сочные зеленые лужайки и аккуратные живописные сады на склонах холма придавали его лабораториям, жилым зданиям и сверкающему стеклом и металлом административному корпусу сходство с тихим университетским городком. В таком окружении приземистое, квадратное, без единого окна, здание завода по обогащению урана и высокие трубы близлежащей теплоэлектростанции выглядели чем-то инородным — как навязчивое напоминание о вторжении чуждого производства в безмятежную научную среду.

Полковник Франс Пейпер стоял, глядя в окно верхнего этажа административного центра, стараясь таким образом скрыть от молоденькой секретарши свое раздражение. В стекле отражалось его хмурое лицо с холодными серыми глазами, прямым, заостренным носом и тонкими губами. Он заложил руки за спину, чтобы не поддаться искушению еще раз посмотреть на часы.

Гражданский руководитель «Пелиндабы», как всегда, опаздывал. Для столь образованного человека, с ожесточением подумал Пейпер, доктор Якобус Шуман имеет слишком смутное представление о времени.

Он повернулся на звук открывающейся двери. В приемную влетел полноватый, седовласый директор, с улыбкой бормоча что-то в свое оправдание.

— Ради Бога, простите за задержку, господин полковник. Видите ли, в лаборатории возникла небольшая проблема с ожижением, пришлось разбираться.

Пейпер холодно кивнул, не очень понимая, что именно имеет в виду Шуман — то ли процесс обогащения урана, то ли напившегося не вовремя технолога.

— Но я все-таки пришел, ведь так? — Старик провел его в свой кабинет. — Итак, полковник, чем могу быть полезен уважаемому командиру нашего гарнизона?

Пейпер вытянулся по стойке «смирно». То, что он хотел сообщить, следовало произнести официальным тоном..

— Речь идет о том, что вы должны сделать для меня, господин директор. Я получил новые указания из Претории. — Он помолчал, внимательно глядя Шуману в лицо. — Из штаба сообщили, что Государственный совет безопасности издал приказ о приведении спецоружия в боевую готовность.

Шуман побледнел.

— Вы в этом уверены, полковник? Ведь это означает…

— Абсолютно уверен, господин директор. — Пейпер кивнул с мрачным удовлетворением. — Все исследователи, инженеры и другой персонал Пелиндабы поступают в мое непосредственное распоряжение. Более того, на объекте незамедлительно вводится военное положение. Никто не может ни входить, ни выходить отсюда без моего разрешения.

Через плечо Шумана он посмотрел в окно. По территории комплекса сновали солдаты в полном боевом снаряжении. Отлично. Никаких проблем не предвидится. Все южноафриканские сотрудники — тщательно проверенные, абсолютно лояльные африканеры. И все же — зачем рисковать?

— У вас есть какие-нибудь вопросы?

Шуман облизнул внезапно пересохшие губы.

— Только один вопрос, полковник. Вам не сказали, сколько боеголовок должно быть смонтировано и где именно они могут быть применены?

— Нет. — Пейпер сверху вниз посмотрел на разволновавшегося старика, втайне наслаждаясь чувством собственного могущества и власти. — А я не спросил. Такие тонкости нам знать не положено.

Он дотронулся пальцем до значка АДС на мундире.

— Остается еще одно, директор. Эти ваши израильские ученые…

— Они не мои, полковник. Их пригласило сюда наше правительство. — Это было еще мягко сказано. Израильская и юаровская программы разработки ядерного оружия уже много десятилетий осуществлялись в тесном контакте. Это был союз по расчету, а не по убеждению. У Израиля был большой научный и инженерный потенциал, а ЮАР обладала гигантскими пространствами незаселенных земель, необходимыми для испытаний ядерного оружия.

Пейпер отмахнулся — такое уточнение он счел несущественным.

— Мне нужны их имена, фотографии и досье. Доставьте их к капитану Витту как можно скорее.

У Шумана округлились глаза.

— Господи, да не собираетесь ли вы держать их здесь под замком?

— Вот именно. — Пейпер поморщился. — Мы не можем выпустить этих евреев, чтобы они растрезвонили о наших планах всему миру. Пока Претория не решила их судьбу, они будут содержаться здесь под строгим надзором. А сейчас у нас есть другие дела. — Он подался вперед. — Через час здесь будет спецотряд ВВС, и я рассчитываю, что ваши лучшие технологи к тому времени будут готовы оказать им всемерную помощь. Надеюсь, я понятно все объяснил?

Старик задумчиво кивнул.

Пейпер с презрительной улыбкой смотрел на пухлое, трясущееся лицо Шумана.

— Глядите веселей, директор. Вы и ваши коллеги положили столько упорного труда, чтобы приблизить этот час. Вы должны благодарить Господа, что дожили до такого счастливого дня.

Повернувшись, он вышел, потешаясь про себя над волнением старика. Ох уж эти академики! Они так далеки от реальной жизни!

Для Пейпера уравнение решалось очень просто. Коммунисты и мятежники разного цвета кожи угрожают самому существованию ЮАР как белого государства. Но у Южной Африки есть в запасе ядерное оружие.

А оружие делается для того, чтобы его применять.