Водоворот

Глава 34 ЗАДЕРЖКА

Десятки танков «Т-72», БТР, БМП и 152-миллиметровых самоходных орудий советского производства, стояли под синим, безоблачным небом. Порывистый ветер гнал к востоку клубы пыли от проходящих мимо грузовиков. Усталые, перепачканные солдаты либо, еле передвигаясь под палящими лучами, устраняли поломки, либо чистили оружие, либо, пользуясь возможностью, дремали, восполняя недостаток сна. Истерзанная долгими неделями постоянных боев, находящаяся в самом конце цепи и без того слабой системы снабжения, Первая тактическая группа кубинских войск имела все основания передохнуть, расположившись вдоль горного кряжа чуть южнее города Потхитерсрюс.

Генерал Антонио Вега стоял поодаль, осматривая долину в полевой бинокль. Васкес и другие его помощники томились в нервном ожидании, стоя возле небольшой колонны штабных «БTP-60» и «Газ-69». Он услышал, как они обеспокоенно переговариваются между собой, и улыбнулся. Они всегда волновались из-за того, что считали простым упрямством, — генерал вечно хотел сам разобраться во всем. Переживания из-за того, что генерал может стать жертвой южноафриканского снайпера, уже явились причиной язвы желудка у нескольких офицеров его штаба.

Но Вега любил лично объезжать линию фронта. Это было необходимо его солдатам. При виде того, что их генерал несет те же тяготы и лишения, у них резко поднимался боевой дух. А он, в свою очередь, хотел собственными глазами увидеть, как личный состав и техника справляются с трудностями кампании, — этого ему не могли заменить донесения общего характера, составленные блюдущими собственные интересы командирами частей.

То, что он увидел, обрадовало его. Несмотря на тяжелые потери и растущую усталость, солдаты чувствовали себя уверенно, не сомневаясь в том, что скоро одержат окончательную победу над отчаявшимся противником. Мало кто обладал достаточной информацией или имел достаточно времени волноваться из-за того, что западные империалисты тоже оказались вовлеченными в конфликт. Еще меньше солдат беспокоились оттого, что слабеет поддержка кубинских «освободительных» сил со стороны чернокожего населения ЮАР. Сознавая, что Претория находится всего в каких-то двухстах километрах от них, они вновь были готовы наступать.

Вега получше навел бинокль, глядя на юг поверх скудного ландшафта, состоящего из одиночных деревьев, обширных пастбищ и зеленеющих полей, засеянных табаком. Саванна казалась неживой, словно была окончательно покинута людьми. Это было на самом деле так. Кубинские разведподразделения последние несколько дней прощупывали местность и обнаружили, что там остались только несколько артиллерийских наблюдательных пунктов, — остальные силы северной группы войск ЮАР были передислоцированы для охраны жизненно важного узла дорог возле Набумспрейта, где процветало фермерство и в пятидесяти километрах от Потхитерсрюса велась добыча полезных ископаемых.

Генерал поднял бинокль выше, глядя на линию горизонта. Вон он — Набумспрейт. Бурые пятна, едва различимые с такого расстояния. По самым умеренным военным стандартам, город был последним перевалочным пунктом со слабой обороной по пути к Претории, Йоханнесбургу и несметным богатствам недр Витватерсранда.

Вега нахмурился. Набумспрейт может оказаться крепким орешком.

На всем протяжении от Потхитерсрюса до удерживаемого африканерами городка к востоку от шоссе лежали трясины да болота, которые делали невозможным применение бронетехники при атаке с восточного фланга.

Впрочем, территория к северу и западу от Набумспрейта давала еще меньше свободы маневра. Там высились Ватербергские горы, являя собой величественную панораму отвесных утесов и островерхих скал. Что было само по себе нехорошо. Но что того хуже, было доподлинно известно, что пехотные роты и артиллерийские батареи буров, засели как раз на горе Набумспрейт, всего в нескольких километрах западнее окопов, вырытых для обороны самого городка. Дополняя друг друга, они представляли собой составные части прекрасно укрепленной оборонительной линии.

Все говорило за то, что очередной лобовой удар по обороне африканеров потребует много жертв. Чтобы захватить Набумспрейт, танковым и пехотным частям под командованием Веги, придется покинуть занимаемую ими высоту, пересечь абсолютно открытую саванну и идти дальше прямо по шоссе.

Он покачал головой. Претория и Йоханнесбург, политические, экономические и промышленные центры ЮАР, находились в пределах его досягаемости. Но как еще много солдат его армии погибнут, прежде чем он сожмет свой кулак вокруг этих городов.

— Товарищ генерал!

Вега обернулся — перед ним стоял Васкес.

— Что случилось?

Полковник протянул ему листок.

— Данные радиоперехвата подтверждают, что американский десант высадился в ЮАР. В районе Дурбана, как мы и предполагали!

В душе Веги боролись противоречивые чувства. Пока они пытались навести порядок в Кейптауне, капиталисты не представляли непосредственной угрозы его планам. Но высадка Объединенных сил на побережье Наталя — это совсем другое дело. И они, и американцы будут добиваться достижения одной и той же цели, сражаясь ради добычи, которую нельзя будет поделить.

Но с другой стороны, угроза нового морского десанта Объединенных сил, уже заставила форстеровских генералов перебросить несколько батальонов в Наталь. А ведь эти войска, танки и пушки могли бы сейчас противостоять двум сохранившимся тактическим группам кубинских войск. Теперь африканеры будут вынуждены передислоцировать еще часть войск, чтобы сдержать продвижение американских и британских морских пехотинцев, высадившихся в Дурбане.

Медленно, почти незаметно, уголок губ генерала искривился в едва уловимой усмешке. Последние две недели он только и ждал подобной удачи. Пока все разведслужбы ЮАР и оставшиеся самолеты-разведчики почти полностью сосредоточили свое внимание на готовящем вторжение флоте, он мог позволить себе несколько оголить Вторую тактическую группу, перебросив бронетехнику, пехоту и артиллерию на север, для укрепления Первой тактической группы.

С этого момента Вторая группа окончательно засядет в горах к западу от Мозамбика, ограничиваясь рейдами и шумными отвлекающими ударами, призванными приковать к себе внимание противостоящих сил ЮАР. Настоящий удар, решающее кубинское наступление будет происходить с севера.

Вега поднял глаза.

— Передайте всем командирам, полковник! Мы выступаем двадцать второго ровно в четыре ноль-ноль.

Генерал Антонио Вега даст противнику еще двадцать четыре часа, чтобы ослабить его и без того слабую оборону.

Многие поколения бурских трудяг-фермеров и скотоводов называли Торндейл просто «городок» — он был для них ближайшим торговым и культурным центром. Однако с течением времени жизнь в этом небольшом городке, представлявшем собой горстку магазинчиков и жилых домов, постепенно начала угасать. Бизнес и люди перемещались на юг, в растущий Питерсбург, в сорока километрах отсюда по новому скоростному шоссе № 1. К моменту кубинского вторжения здесь оставались только два поколения немногочисленного белого населения — старые да малые. Все остальные уехали, привлеченные перспективами, открывающимися в крупных городах, равно как и тамошними соблазнами.

Как и многие другие маленькие города, оказавшиеся в подобном положении, Торндейл умирал медленной, неумолимой и почти безболезненной смертью. И тут появились кубинцы.

Поначалу вторжение скорее причинило неудобства, нежели вселило страх. Теперь в любое время дня и ночи мог быть объявлен комендантский час, когда по дороге проходили колонны бронетехники. Недавно заасфальтированные улицы и плодородные поля были уничтожены гусеницами танков. Становилось все меньше продуктов, зато приходилось терпеть все больше унижений.

Но все изменилось, когда появились тыловые части и вспомогательные войска. Они пронеслись по Торндейлу как механизированная стая саранчи, забирая продукты, грабя магазины и терроризируя тех, кто остался, не желая бросать свои фермы и дома.

Большинство мужчин ушли из городка, примкнув к отрядам самообороны, которые совершали набеги на кубинские обозы и убивали солдат, отставших от своих частей. Те же из белых, кто остались, сочли благоразумным укрыться в сельской местности, не доверяясь сомнительной милости своих врагов.

И они оказались правы. Местные отряды самообороны так хорошо справлялись со своими задачами, что кубинцы решили заставить их родных кровью заплатить за причиняемые им неприятности.

И вот однажды ночью, в отместку за то, что они называли «террористическими актами», три артиллерийские батареи кубинцев засыпали городок снарядами с ядовитым газом и белым фосфором. Пять минут страшной бойни превратили деревянные и кирпичные домики Торндейла в почерневшие от огня, наполненные ужасом смертельные ловушки.

Четырнадцатилетний Йейме Стирс лежал под обгоревшими обломками собственного дома и смотрел на костры, разведенные солдатами противника. Он лежал так вот уже несколько часов, скрытый под грудой камней и куском черной пластмассы. Хотя было темно, он вполне мог различить движущиеся фигуры, а иногда и лица солдат, освещенные светом костров.

Кубинская автоколонна с продовольствием и боеприпасами расположилась лагерем там, где когда-то была центральная площадь городка. Десять грузовиков в сопровождении почти такого же количества бронемашин и БТР вошли в город незадолго до наступления темноты. Разрушенный город казался неплохим местом для отдыха после целого дня изматывающего путешествия от центральной базы снабжения кубинских войск в Булавайо, расположенном в глубине территории Зимбабве. За последние четыре дня это был четвертый конвой, разбивший здесь лагерь.

Отряд самообороны под предводительством Эразмуса Гутке решил, что враги должны дорого заплатить за подобную вольность.

В мирное время Гутке был процветающим фермером. Про него говорили, что этот крепкий, поджарый человек может вырастить пшеницу на сухом песке. Когда кубинцы сожгли его ферму и увезли весь урожай, он поклялся извести под корень этих новоявленных врагов своего народа. Человек он был верующий, знал чуть ли не наизусть всю Библию в переводе на африкаанс, и ярость его была поистине библейского масштаба.

Гутке собрал под свои знамена всех мужчин и подростков, способных держать оружие. Их жены, дочери и сестры стали разведчицами и связными. Дети, которые были еще слишком малы, чтобы участвовать в боевых действиях, прятались с бабушками в горах и слушали рассказы о былых сражениях. Но Йейме Стирс был достаточно взрослым, чтобы активно участвовать в готовящемся акте возмездия.

Это было его неотъемлемым правом. Воспоминания о смертельной борьбе против могущественных врагов навсегда запечатлелись в сердце каждого бура. Вся история африканеров была историей упорной борьбы за выживание — борьбы против стихии, против зулусов, против англичан, затем против мирового общественного мнения и вот теперь против кубинцев. Они имели такую давнюю традицию борьбы, что трудности лишь закаляли их как сталь.

Иейме не отрываясь смотрел в отцовский бинокль, внимательно изучая людей, которые, как сказал коммандант Гутке, должны умереть.

Кубинцы с важным, самодовольным видом расхаживали среди почерневших обломков, оставленных их зажигательными снарядами. Но большинство сидели вокруг костров, подогревая консервы или готовя кофе. Несколько человек развлекались тем, что мочились на братскую могилу, вырытую для жертв бомбардировки.

От этого зрелища у Иейме на глазах выступили слезы ненависти и бессильного гнева, мешая смотреть. В этой могиле лежали его дядя, его веселая, светловолосая тетушка и три маленькие сестрички, убитые безжалостной рукой. Он невольно сжал кулаки. Ему хотелось убивать, убивать, убивать.

Мальчик глубоко вздохнул. Разнообразные мысли роились у него в голове, вызывая головокружение. Успокойся. Не дай Бог, они услышат тебя. Они не должны услышать тебя. Только не сейчас.

Иейме едва сдержал кашель. От пепла исходил запах дыма и гари.

Медленно, очень медленно он разжал кулаки, продолжая наблюдение за лагерем и отчаянно желая услышать или увидеть своих, в настоящий момент окружающих лагерь, особенно отца. Но он хорошо знал, что если он сможет почувствовать признаки их приближения, то их сможет обнаружить и кубинский часовой. Нет, уж лучше ждать молча и в относительном уединении.

Он продолжал лежать, прижавшись к земле, стараясь выработать в себе стоицизм и спокойствие настоящего воина. Потом взглянул на светящийся циферблат часов: 20.10. Все должны уже были занять свои места. Ему оказана честь подать сигнал к началу операции, метко выпустив первую пулю.

Он опустил бинокль и потянулся за винтовкой. Она была не новой, »303-Энфилд» британского образца с оптическим прицелом. Отец и друзья считали Йейме метким стрелком, а это качество очень ценилось среди буров.

Было приятно ощущать гладкий деревянный приклад щекой, чувствовать его на плече — он придавал уверенности, обещая, что возмездие свершится. Человек, вооруженный таким оружием и видящий перед собой врага, никогда не окажется беспомощным.

Он обвел взглядом отдаленные фигуры, ярко очерченные на фоне костров.

Отец объяснил ему, кого именно следует искать, и мальчик уже выбрал себе мишень: высокого, черноволосого человека в более опрятной форме, чем у остальных. Хотя Йейме не знал испанского, да и находился слишком далеко, чтобы слышать, что говорят у костров, все было и так ясно: когда этот человек говорил, все слушали и подчинялись. Значит, он офицер.

Неожиданный порыв ветра закружил обгорелые листки бумаги. Ветер дует в его сторону. Позиция, конечно, не из лучших, подумал он, но, по крайней мере, в этом случае звуки будет относить прочь от часовых. Отряд под командованием Гутке, где сражался отец, находился с подветренной стороны, должно быть, неподалеку.

Раздался птичий щебет, едва различимый в шуме ветра, гулявшего над развалинами. Пора.

В полном молчании, медленно и осторожно Йейме Стирс положил винтовку на опору, наполовину скрытую в куче мусора. Затем посмотрел в оптический прицел и изготовился для стрельбы.

Прицел давал большее увеличение, чем бинокль, но зато у него был меньше обзор. На какой-то момент у мальчика замерло сердце: ему показалось, что он потерял цель. Но вот мальчик снова увидел кубинца — тот сидел в одиночестве возле небольшого костра, осторожно прихлебывая из дымящейся кружки.

Сквозь мощные линзы прицела Йейме почти отчетливо видел улыбающееся, чисто выбритое лицо кубинца. По спине мальчика пробежал холодок. Он много раз ходил на охоту и даже охранял дом, когда отец волновался из-за слоняющихся по городу чернокожих молодчиков, но ему никогда прежде не приходилось стрелять в людей.

Вдруг он вспомнил, что случилось с дядиной семьей, и понял, что это будет совсем несложно. Он проверил направление ветра и немного перехватил руку. Не спуская глаз с кубинского офицера, он сделал глубокий вдох и выдох. Потом еще раз вздохнул. Перекрестье прицела остановилось, замерев на обтянутой мундиром груди.

Мальчик спустил курок.

Раздался сухой треск, громко прозвучавший в темноте. Кубинец поднял глаза, чтобы посмотреть, что происходит, и в этот самый момент выстрел Йейме настиг его. Он скрючился и повалился вперед, словно пуля выпустила из него весь воздух. Чашка с кофе выпала у него из рук и покатилась по земле.

Сквозь прицел мальчик видел, как бойцы, потрясенные, смотрят на своего упавшего командира. Большинство так и замерли на месте.

И тут грянул залп. Йейме знал, что в операции участвует его брат Йоханн и другие мальчишки. По всему лагерю часовые и обычные бойцы начали падать замертво, сраженные меткими снайперскими выстрелами.

Гутке расположил Йейме и других снайперов по периметру лагеря. Они должны были заставить кубинцев залечь, не позволяя им высунуться за строго очерченный круг.

Йейме посмотрел в прицел на царившее среди кубинцев замешательство и вспомнил напутствие комманданта Гутке. Тот учил:

— Не стреляй, если не уверен, что попадешь в цель. Мне не нужно много стрельбы. Мне нужно только точное попадание.

Тактика командира отряда повстанцев была верной. Прозвучало всего несколько выстрелов, причем донеслись они с разных сторон, и кубинцы не стали стрелять в ответ, чтобы не выдать себя невидимому врагу.

Большинство вражеских солдат были теперь в укрытии, и повинуясь какому-то охотничьему инстинкту, мальчик перевел винтовку влево, целясь в бронемашину, стоявшую неподалеку. Вот уже несколько часов она стояла неподвижно, и если ее экипаж находится снаружи, то он наверняка захочет попасть обратно внутрь, под надежную защиту брони.

Ему не пришлось долго ждать. Сначала из-за корпуса «БТР-60» показалась голова, а затем и руки, скользнувшие по буферному устройству. Кто-то пытался залезть в БТР через открытый люк водителя.

Йейме подождал, пока весь кубинец окажется на виду, и выстрелил ему прямо в сердце. Человек упал на БТР, так и не дотянувшись до спасительного люка. Мальчик принялся выискивать очередную жертву.

И вдруг слева послышались крики. Йейме повернул голову и увидел, что весь «его» БТР охвачен огнем. Ночную тьму осветил яркий свет, тишину прорезал дикий рев. Быстро, один за другим раздались еще несколько взрывов, мишенью которых стали бронемашины или группы солдат, лежавших вне укрытия. Среди грохота разрывов слышались безумные крики боли, когда люди превращались в горящие факелы.

Мальчик с облегчением вздохнул. Это отряд под командованием комманданта пошел в атаку. Там был и его отец. Взрослые скрытно подобрались на расстояние пятидесяти метров от лагеря кубинцев, и пока Йейме с друзьями убирали часовых, они пустили в ход свои «молнии».

Такое название как нельзя лучше подходило для самодельных бомб, подумал Йейме, с благоговейным страхом наблюдая, какой они устроили пожар. Пылал весь лагерь. А ведь он тоже помогал делать бомбы, хотя его предупредили, что если он оставит хоть одну себе, последствия могут быть просто катастрофическими. Рецепт был очень простой: стеклянная или пластиковая емкость наполнялась смесью бензина и мыльной стружки, которая тут же превращалась в полужидкую субстанцию с резким запахом. Отец сказал, что смесь эта оказывает то же действие, что и напалм. Но до сегодняшнего дня мальчику это мало что говорило.

В качестве взрывателя использовали прикрепленную снаружи гранату. Гутке уверял, что зажигательная смесь может поджечь любую машину, какой бы толстой ни была ее броня. И как всегда, коммандант оказался прав.

Мальчик наблюдал за сражением в прицел своей винтовки. Ему страшно хотелось вступить в бой, броситься вперед и помочь взрослым или, по крайней мере, открыть огонь по бегущим кубинцам. Но отец строго-настрого запретил ему стрелять, когда в ход пойдут бомбы с зажигательной смесью. Это значит, что отряд Гутке ворвался на территорию лагеря, верша Божью месть.

Крики, вопли, треск автоматных очередей заглушали шум ревущего пламени. Время от времени взрывались боеприпасы или горючее в баках бронемашин, выбрасывая высоко в темное небо снопы бело-желтого пламени. Меньше чем за минуту все окутал липкий черный дым.

Постепенно смолкли звуки стрельбы, затихли крики. Вскоре Йейме не слышал ничего, кроме треска горящих танков и бронемашин. Следуя приказу, он ждал, продолжая наблюдать за происходящим в бинокль.

Он вздрогнул, почувствовав у себя на плече чью-то руку, и, резко обернувшись, потянулся за винтовкой, которая неожиданно оказалась слишком далеко. Но услышав голос отца, он успокоился, а похвала наполнила сердце гордостью.

— Отлично сработано, Йейме. Мы видели, как ты уложил офицера. Это был капитан.

— С тобой все в порядке, отец? — Йейме и сам видел, что отец не ранен, но он хотел услышать подтверждение из его собственных уст.

— Все нормально, сынок. — Он вытянул вперед руку, где виднелась какая-то краснота и волосы были опалены. — Понимаешь, случайно оказался слишком близко от взрыва одной из «молний», а в остальном все хорошо. — Внезапно улыбка исчезла с его лица. — Мы потеряли двоих, трое ранены. — Он увидел, как на лицо мальчика легла тень, и поспешно добавил: — Такова цена борьбы, сынок. Они навечно останутся в наших сердцах. — На лице старшего Стирса появилось жесткое выражение. — Но и врагу не поздоровилось. Никто из них не уцелел. — Он указал пальцем на окутанный дымом лагерь. — Все машины горят. Никому не удалось скрыться, и в живых не осталось никого — пленных мы не брали. Теперь они все в аду.

Йейме Стирс посмотрел туда, куда указывал отец, — на горящий лагерь. Ходили слухи, что кубинцы поклялись либо завоевать ЮАР, либо превратить ее в безжизненную пустыню. Ладно, с недетской решимостью подумал он, не одним только коммунистам проводить здесь тактику выжженной земли.

Над бесплодными землями равнины Калахари солнце вставало быстро — огненный красный шар в мгновение ока превращал ночь в день, создавая тени на безлюдном песчаном пространстве, протянувшемся на север, к пустыне с тем же названием, и на юг, до остроконечных лысых вершин Лангеберге и Асбестовых гор. В лучах солнца сверкали жестяные крыши десятка-другого лачуг, тесно сгрудившихся возле перекрестка дорог: одной — покрытой гудроном, и обычной проселочной. Местные жители уже выгнали небольшие стада тощих коров и отары овец, которым предстоял долгий переход в поисках скудной растительности, где можно было бы попастись. Лаяли собаки и кричал одинокий петух, провозглашая начало нового дня для жителей Геньезы.

Но все уже было не так, как всегда.

За ночь население Геньезы почти удвоилось. Маскировочная сеть, натянутая между деревьями, скрывала ряды грузовиков, джипов и бронетранспортеров, численностью до сорока единиц. Возле каждой дороги, ведущей в город, стояли вооруженные часовые в полевой форме армии ЮАР. Другие расположились возле центрального здания с плоской крышей, выстроенного из кирпича, которое одновременно являлось почтой, телефонным узлом и полицейским участком.

Теперь этот крохотный городок с чернокожим населением контролировал Генрик Крюгер и его 20-й Капский стрелковый батальон.

Прислонившись спиной к колесу, Иэн Шерфилд сидел по-турецки в тени огромной пятитонки. Время от времени он поднимал глаза от лежащего у него на коленях блокнота и невидящим взглядом смотрел в небо, подбирая слова. Когда ему нужно было пошевелиться, он старался делать это как можно осторожнее, чтобы не разбудить Эмили ван дер Хейден, спавшую возле него, свернувшись калачиком на старом армейском одеяле.

Мэтью Сибена и их шофер, сержант-африканер, лежа спина к спине под грузовиком, мирно похрапывали в контрапункт. Всюду, куда бы ни упал взгляд, Иэн видел спящих или укладывающихся людей, готовых использовать любую возможность, чтобы отдохнуть. Батальон расположился лагерем.

В тени, созданной маскировочной сетью, раздавалось жужжание мух.

Он усилием воли заставил себя открыть глаза и широко зевнул, стараясь не уснуть по меньшей мере до тех пор, пока хотя бы вкратце не напишет о переходе, совершенном минувшей ночью. Это была идея Эмили — описывать каждый день их долгого путешествия из Претории в Капскую провинцию. Чертовски хорошая идея, кисло подумал он.

Если они проживут достаточно долго, чтобы было кому об этом рассказать, то подробности восстания Крюгера против своего правительства смогут вылиться в потрясающую эпопею, этакий современный анабасис, где 20-й Капский стрелковый батальон со своим командиром выступал бы в роли Ксенофонта и его десяти тысяч воинов, войска Форстера стали бы преследующими их, мстительными персами, а всякие там бурские отряды самообороны, воюющие сами по себе, заняли бы место диких анатолийских племен.

Иэн был уверен, что эта историческая аналогия позабавит Крюгера. Видит Бог, им явно не хватает повода хорошенько посмеяться.

В последние несколько дней этот африканер совсем не щадил людей, изо всех сил подгоняя их, словно хотел как можно дальше отойти от Претории. В основном они двигались по ночам, выбирая окольные пути и избегая городов, где могли укрываться информаторы или сторонники АДС. Сломанные машины раздирали до нитки, снимая с них все, что могло пригодиться в качестве запасных частей, и перекладывая запасы на другие машины. Потом их безжалостно бросали. Если квартермейстеры не могли купить или выпросить бензина или дизельного топлива, они попросту воровали его. У них была лишь одна задача, один постоянный и неизменный принцип — движение и только движение. Не останавливаться. Не давать форстеровским ищейкам возможности стрелять по неподвижной мишени. И не напрашиваться на ненужный бой.

Последний переход был самым трудным из всех. Разведчики донесли, что перекресток дорог близ Фрибурга патрулируется усиленными подразделениями правительственных войск, и они были вынуждены повернуть на северо-восток, чтобы перевалить через остроконечную гряду холмов, отделяющую Капское плато от равнины Калахари. В результате путь, который по хорошей дороге можно было бы преодолеть за считанные минуты, занял многие часы, пока они тряслись по узким проселкам.

Однако в конечном итоге темпы продвижения и использование обходных путей сделали свое дело. Им удалось пройти более четырехсот километров, ни разу не напоровшись на патруль и не попав в перестрелку. Совсем неплохо, подумал Иэн. Потом он припомнил, что видел на картах. Они все еще находились как минимум в семистах километрах от ближайших постов американцев или войск Капской провинции. Да за такое время может что угодно случиться.

Неожиданно Эмили что-то пробормотала во сне и перевернулась на живот. Он отложил ручку и погладил ее по волосам. Она издала вздох, придвигаясь к нему.

И вдруг он почувствовал, как в голове сама собой возникла молитва. С удивительной страстностью он молил Бога: «Можешь сделать со мной что угодно, но только защити ее!» Это было для него полной неожиданностью, потому что он никогда не был религиозен. Из-за его честолюбия погиб Сэм Ноулз. Он не хотел, чтобы теперь и Эмили поплатилась жизнью или свободой.

Иэн услышал вежливое покашливание и понял, что рядом кто-то есть. Оторвавшись от Эмили, он поднял глаза и увидел на фоне восходящего солнца подполковника Генрика Крюгера — его светло-серые глаза и обветренное лицо скрывала густая тень.

— Надеюсь, я вам не помешал? — Крюгер старался говорить тихо, словно тоже боялся потревожить покой Эмили. Но Иэн отчетливо слышал плохо скрываемую грусть в его словах.

Господи, да он все еще безнадежно в нее влюблен, вдруг понял Иэн. Внезапно смутившись, он убрал руку с волос девушки. Зачем сыпать ему соль на раны, особенно после того, как он потратил столько сил, чтобы спасти их. Иэн покачал головой и указал рукой на землю.

— Садитесь, Kommandant.

— Благодарю. — Крюгер присел на корточки, по-прежнему оставаясь спиной к солнцу. Он прочистил горло и заговорил странно вопросительным тоном.

— Ваши спутники отдыхают?

— Да. — Вдруг почувствовав неожиданную потребность найти повод для ссоры с этим человеком из прошлого Эмили, Иэн кивнул в сторону прижавшихся друг к другу Мэтью Сибены и сержанта-африканера. — К сожалению, ваши люди никогда не были так близки к гражданскому миру, как сейчас.

Крюгер грустно улыбнулся.

— Да. — Он пожал плечами. — Впрочем, кто знает, meneer. Может быть, эта проклятая война сделает то, чего никому прежде не удавалось, и все, кто еще ненавидит друг друга, в конце концов устанут от крови и бессмысленным жертв. — Он снова пожал плечами. — А может, я просто наивный мечтатель. — Он принял деловой вид. — В любом случае, сейчас подобные вещи вне нашей компетенции. Пока мы должны сосредоточиться на том, чтобы остаться в живых. Верно?

Иэн удрученно кивнул, подтверждая эту мысль.

— Отлично. Именно об этом я и пришел с вами поговорить. Я просто хочу, чтобы мой летописец был в курсе всего, что нас ждет.

Иэн невольно усмехнулся. Крюгер мог, и глазом не моргнув, парировать словесный удар. К тому же он умеет не принимать себя слишком всерьез. Трудно относиться без симпатии к такому человеку, как бы ни были сложны их отношения из-за Эмили.

Но новость, которую сообщил Крюгер, сразу стерла улыбку с его лица. У них почти кончилось горючее. Длинный, незапланированный объезд вокруг Фрибурга в буквальном смысле слова иссушил баки танков, и пришлось использовать все горючее из канистр. А единственная автозаправочная станция Геньезы не располагала достаточным количеством топлива, чтобы пополнить запас. 20-й Капский стрелковый батальон застрял, повиснув между небом и землей.

— Господи! Что же мы будем делать?

Крюгер нахмурился.

— Единственное, что возможно в подобной ситуации. Я разослал небольшие группы в близлежащие деревни и городки. Если повезет, им удастся раздобыть достаточно топлива, чтобы мы вновь могли тронуться в путь. — Он развел руками. — А пока мы можем только окапываться здесь, ждать… и молиться.

Иэн похолодел. До сих пор батальон спасало лишь то, что он все время находился в пути. И вот теперь они потеряли свое единственное преимущество перед своими преследователями. Он вновь погладил Эмили по голове.

Генрик Крюгер молча смотрел на них.

В двухстах пятидесяти километрах к югу от Геньезы над расположенными в открытом карьере музеями, фабриками и домами, вместе составляющими населенный пункт, известный в ЮАР как «алмазный город», кружили вертолеты. Другие вертолеты, которые отрабатывали высадку десанта в условиях противодействия противника, зависли над футбольным полем, ныне служившим штабом для майора Рольфа Беккера и его парашютно-десантной части. Большинство «пум» и «супер-фрелонов» стояли на земле в окружении небольших групп полностью экипированных солдат, находящихся в состоянии пятиминутной готовности.

Стены штабной палатки Беккера были сплошь увешаны картами. На каждой был изображен отдельный участок северо-восточной части Капской провинции, размером пятьдесят на пятьдесят километров. Жирные карандашные отметки обозначали верные правительству ЮАР гарнизоны, удерживающие важные населенные пункты и дорожные узлы. Они блокировали все дороги, ведущие на запад и юг. Все, кроме одной. Из мощного передатчика, стоящего в углу, донеслись голоса.

— «Зебра-Четыре-Четыре», вас понял. Отличная работа. Конец связи. — Двадцатипятилетний капитан Кас дер Мерве снял наушники, сияя от восторга. — Мы достали их, майор! Разведподразделения докладывают, что засекли небольшие группы противника. Вот здесь и здесь. И еще здесь. — Он отметил несколько деревень в окрестностях Геньезы. — И все они, судя по всему, стараются захватить столько горючего, сколько только могут унести!

Беккер задумчиво кивнул.

— Горючее. Я знал, что это станет у Крюгера ахиллесовой пятой. У них кончилось горючее. — Он наклонился ближе к карте, на которую указывал дер Мерве, и постучал пальцем по Геньезе. — Вот. Двадцатый батальон, видимо, расположился где-то здесь.

Молодой офицер поднял микрофон, который все еще держал в руке.

— Может, привести ударные силы в состояние боевой готовности? — Он прикинул на глаз расстояние. — Мы доберемся туда меньше, чем за час.

Беккер засмеялся.

— Нет, капитан, так не пойдет. Это тебе не охота на лис. Нас слишком мало для такой операции. И кроме того, — он слегка растянул губы в улыбке, — я не вполне верю в способности всех моих гончих псов. Нет, такая операция — это охота на львов. Части резервистов и повстанческие отряды африканеров станут действовать в качестве загонщиков, заставляя предателей двигаться к югу… прямо на нас. И Крюгер вынужден будет принять бой там, где это выгодно нам, — вот здесь. — Он обвел в кружок место под названием Скерпионенпунт — мыс Скорпионов.

Дер Мерве с сомнением посмотрел на него.

— А как мы сможем узнать, придут они или нет? У них может просто не оказаться горючего на такой длинный переход.

Беккер покачал головой.

— Я слышал об этом Крюгере. Он хороший солдат. Настоящий бур. Не волнуйся, дер Мерве, мы найдем способ заставить его двинуться на юг. — Приятные черты майора исказила отталкивающая, злобная гримаса. — А уж там мы его встретим.

Рольфу Беккеру все больше нравился его план. Отныне он будет добиваться своей собственной победы. А остальные территории, пока еще остающиеся во владении Форстера, пусть заботятся сами о себе.

Закатные лучи освещали поле боя, являющее собой зрелище смерти и разрушения.

Генерал Антонио Вега глядел со своего вертолета «хинд» на все еще дымящиеся развалины Набумспрейта. Повсюду стояли горящие бронемашины, валялись изуродованные тела. Вся дорога на юг была изрыта воронками от снарядов.

Набумспрейт пал, его защитники сдались кубинцам. Лучше поздно, чем никогда, злобно подумал он. Нехватка топлива и боеприпасов из-за постоянных нападений бурских повстанцев на его автоколонны вынудили его отложить штурм города. Ему пришлось также отправить часть своих лучших войск на север, в отчаянной попытке утихомирить неуловимые отряды местных партизан. А эти части так пригодились бы ему при битве за Набумспрейт.

Его танкам и пехоте понадобилось несколько часов, чтобы в ходе тяжелого боя взять удерживаемый африканерами город, зато исход битвы не вызывал сомнений. Оборона буров была крепкой, но уязвимой, и как только он прорвал ее передний край, у них уже не было сил, чтобы предпринять контратаку.

Веге тоже приходилось вступать в бой, не имея резервов. Ему, конечно, это не нравилось. Боевые единицы, которые придерживаются до поры до времени для того, чтобы использовать их в нужном месте и в нужное время, всегда решают исход сражения, но у него не было выбора. Он понес слишком большие потери за шесть недель, прошедших с тех пор, как его войска вступили на территорию ЮАР.

Вертолет приземлился на северной оконечности Набумспрейта. возле небольшой группы офицеров, прикрывающих рукой глаза, чтобы защититься от поднятого винтом облака пыли.

Вега сошел с вертолета под громкие крики приветствий и поздравлений. Не обращая на них никакого внимания, он сразу направился к Васкесу.

— Давайте посмотрим на их секретное оружие, товарищ, — предложил он.

В сопровождении Васкеса — остальные офицеры держались позади — он прошел сто метров и остановился у небольшого холмика. По крайней мере, им так показалось, пока они не пригляделись как следует.

Земляной холмик имел правильную форму, и когда они зашли спереди, то увидели длинный ствол и большой дульный тормоз 155-миллиметрового артиллерийского орудия «Джи-5».

Васкес кивнул в сторону холмика.

— Каждый орудийный окоп тщательно прикрыт, товарищ генерал. Отверстия есть только спереди и сзади. Поскольку буры знали, что мы будем атаковать с северо-востока, переднее отверстие ограничено вот этой дугой.

Вега кивнул. Спрятанное и защищенное таким образом, «Джи-5» являлось мощным противотанковым средством. Будучи использовано на закрытой огневой позиции, оно могло стрелять осколочными снарядами на расстояние до сорока километров. При стрельбе прямой наводкой оно во много раз превосходило по дальности 115-миллиметровые пушки, установленные на его танках.

Васкес прошел вперед и с видом собственника положил руку на грозный ствол.

— Как вы и подозревали, товарищ генерал, буры были ограничены в боеприпасах. У них каждый снаряд был на счету. Но эти орудия не предназначены для борьбы против танков. — Он качнул головой, указывая на прикрытые мешками с песком хранилища боеприпасов, расположенные возле каждой огневой точки. — Из-за этого они стреляют медленнее, чем наши. И даже 155-миллиметровый снаряд не может каждый раз останавливать по танку.

Не каждый раз, но довольно часто, угрюмо подумал Вега, оглядывая местность, заполненную подбитыми «Т-72» и «БТР-60». Значит, недостаточная артподготовка во время их наступления объяснялась тем, что африканеры решили использовать «Джи-5» в качестве противотанкового оружия. Это также указывало на растущее отчаяние буров. Ни один командир не стал бы использовать буксируемую артиллерию, таким образом, если бы у него был выбор.

Генерал резко повернулся к Суаресу.

— Каковы наши потери?

Полковник заглянул в записную книжку.

— Мы потеряли двадцать восемь боевых машин, десять из которых можно восстановить. — Он откашлялся. — Около ста пятидесяти человек убито, еще двести тяжело ранены. По нашим подсчетам, противник понес весьма серьезные потери, в два раза превосходящие наши.

Вега вздохнул. Он одержал еще одну победу и, как скажут в Гаване, достаточно небольшой ценой. Но любая цена высока, когда испытываешь недостаток во всем. Он посмотрел на юг и подумал, каково там сейчас американским морским пехотинцам, пробивающимся из Дурбана в глубь страны.