Водоворот

Глава 27 ЧЕТВЕРТЫЙ ВСАДНИК

Жаркий день наступал на ночную прохладу пустыни, спасительную для солдат Третьего бригадного тактического соединения кубинской армии и ливийских частей. Дневные часы были для них сущим адом, представляя собой длинную череду бесконечных переходов по району, где нет питьевой воды, но зато много густой, удушающей пыли, забивающей глаза, нос, рот и одежду. На южноафриканском вельде наступало лето, дневные температуры поднимались выше девяноста градусов по Фаренгейту, а ночные опускались до шестидесяти.

Ливийцам было легче, чем кубинцам: к такому климату они были привычнее, но солдатам двух стран не удавалось пообщаться, чтобы поделиться опытом. Не считая языковых и культурных различий, политработники кубинских и ливийских войск, казалось, никак не могли найти общего языка — начиная от вопросов снабжения и кончая интерпретацией марксистско-ленинского учения. В результате части обеих армий двигались порознь, и единственное, что их соединяло, были офицеры связи в штабе бригады. Это была своего рода социалистическая сегрегация.

Такое положение не лучшим образом отражалось на боеспособности соединения. Но пока что от бригады требовалось только одно — идти вперед. Африканеров по-прежнему хватало лишь на то, чтобы выставлять хилые заградительные отряды, которые пытались преградить путь кубинским войскам, уверенно приближающимся к Йоханнесбургу.

В состав Третьего тактического соединения входили пять батальонов и целый ряд приданных им небольших специализированных подразделений. Из этих пяти три батальона были мотострелковые, в том числе один — ливийский. Был еще батальон «Т-62» и батальон самоходных гаубиц 122-миллиметрового калибра.

Когда бригада останавливалась на ночь, каждый ее батальон формировал свой собственный опорный пункт — оборонительную позицию, со всех сторон окруженную огневыми точками. Когда находишься в глубине вражеской территории, нападения можно ждать в любой момент.

Сейчас батальонные опорные пункты Третьего соединения растянулись вдоль шоссе цепью гигантских овальных бусин диаметром в несколько сот метров каждая. Между опорными пунктами были оставлены промежутки не более двухсот-трехсот метров, так что ни на один из них нельзя было напасть, не спровоцировав огня соседей.

Внутри каждого батальонного опорного пункта повторялась та же система, сочетающая относительную изолированность с взаимной поддержкой. Отдельные стрелковые и танковые роты образовывали собственные «лагеря», расставив по кругу свою технику. По иронии судьбы, само слово «лагерь» происходит из языка африкаанс. Оно вошло в военный лексикон всех стран после того, как во время второй мировой войны южноафриканская армия возродила старинную бурскую тактику охранения.

В соответствии с этой тактикой, по периметру занимаемого батальоном участка в форме неправильного овала выставлялись пушками наружу танки и бронетранспортеры, а люди спали внутри кольца. После того, как техника была расставлена, оставалось лишь немного окопаться — и первоклассная оборонительная позиция была готова.

По крайней мере так учила теория. Сейчас же Третье бригадное тактическое соединение расположилось на ночь на безводном плато, имеющем небольшой уклон к югу. Поросшая низким кустарником и пучками иссохшей травы земля была абсолютно сухой. Из-за каменистого грунта окапываться было тяжело, но зато в окопах, по крайней мере, не было грязи.

Вспомогательные подразделения также укрывались внутри ротных лагерей, и таким образом вся бригада в полном составе оказывалась надежно укрытой за ощетинившейся стволами орудий бронированной стеной.

Приданные бригаде батареи зенитных ракет и артиллерии тоже располагались внутри батальонных лагерных стоянок. И пока личный состав всего соединения наслаждался несколькими часами такого нужного сна, операторы радарных установок, потирая воспаленные веки, без устали всматривались в свои приборы. Ночные налеты становились обычным делом, и ни у кого не было сомнений, что и в эту ночь на них будет совершено нападение с воздуха.

Направляясь к позициям Третьего бригадного соединения кубинской армии, на высоте тысячи метров над окутанной мраком сельской местностью летели четыре самолета «Мираж». Головную машину пилотировал капитан Йон Гирсфельд. Он сильно нервничал.

Ну, что ж, успокаивал он себя, на моем месте мог оказаться любой.

Гирсфельд был профессионалом высокого класса. За годы долгой необъявленной войны в Анголе он налетал немало часов. А за последние месяцы ему выпало еще больше воздушных боев в небе Намибии. Да и за одну последнюю неделю он совершил больше десяти боевых вылетов к позициям кубинских войск в Трансваале. Иными словами, он знал свое дело не хуже любого пилота в южноафриканских ВВС.

Может быть, именно поэтому для этого задания выбрали его. Но зачем было устраивать весь этот цирк? Сначала его без всякого объяснения отстранили от полетов и приказали как следует выспаться. После этого он получил боевое задание прямо от командира авиакрыла, а командиру эскадрильи оставалось только хлопать глазами.

А инструктаж! Господи ты Боже мой, вслед за ним в комнату просочились все старшие офицеры полка, да плюс к тому прибыл сам де Вет. Или им больше нечем заняться?

Гирсфельд нахмурился. Хорошо, что они уже летят, ведь сохранить такое задание в тайне вряд ли бы удалось.

Даже его предполетная подготовка проводилась как-то странно. Его старый добрый «Мираж», на котором подчас работали лишь самые основные навигационные приборы, сейчас был весь вылизан, проверен и даже начищен до блеска. Почти весь день техники возились с установкой в кабине пульта управления спецоружием.

Командир эскадрильи, офицер обеспечения и какой-то коричневорубашечник из Претории вместе с ним облазили всю машину, выискивая малейшие неполадки. Благодарение Господу, таковых не обнаружилось.

Конечно, он осмотрел и саму бомбу, хотя это ему мало что дало. Она была подвешена под фюзеляжем. Под каждым крылом были установлены сбрасываемые топливные баки, а кроме того — ракеты с инфракрасным наведением «кукри». В них, собственно, не было необходимости. Они ему вряд ли понадобятся — при таком мощном сопровождении истребителей. Впрочем, они почти ничего не весят, а вместо них на концах крыльев все равно ничего нельзя было установить. Кроме того, Гирсфельд терпеть не мог летать налегке. Вдруг да пригодятся: в одном бою он уже сбил такой ракетой кубинский «МиГ-23».

Бомба была похожа на обычную бомбу, немного больше по размеру, хотя весила столько же. Ее поверхность была из обыкновенного полированного металла, с несколькими черными заплатками на носу и хвосте. Ничем не примечательная бомба, поэтому Гирсфельду пришлось положиться на техников по вооружению, которые доложили, что она готова.

«Мираж» его ведомого получил такое же задание и тоже был подготовлен к полету. Самолет Мэльдера нес такую же бомбу — на случай, если Гирсфельда собьют или он будет вынужден сбросить свою раньше времени.

Гирсфельд почти был готов к тому, что его станут провожать с оркестром. И действительно, посмотреть, как он забирается в кабину, пристегивается и запускает двигатель, явились опять все старшие офицеры полка.

Оторвался он чисто. Теперь, когда вся предполетная суета осталась далеко позади, надо заставить себя относиться к этому как к обычному заданию.

Что плохо ему удавалось.

Ему не давал покоя совершенно особенный характер его миссии. Никто не спрашивал его мнения о том, стоит ли применять такое оружие и, если да, то где. Когда на инструктаже было объявлено, что бомба будет сброшена на территории ЮАР, многие удивленно вскинули брови. Однако ближайший населенный пункт находился более чем в десяти километрах от предполагаемого эпицентра, и к тому же ветер дул в противоположном направлении.

Покачав головой, Гирсфельд посмотрел на приборы. С военной точки зрения у ЮАР действительно нет другого выхода. Одна его эскадрилья потеряла треть машин и пилотов, при том, что ей удалось лишь немного сдержать наступление противника. А пехота, по слухам, несет куда больше потерь.

Что же остается его правительству? Как потом объяснить народу, что, имея такое оружие, оно проиграло войну, потому что побоялось его применить? Нет, ЮАР должна использовать в этой войне все свое вооружение и всю его мощь. На карту поставлено слишком много.

Гирсфельд снова осмотрелся вокруг. На фоне усыпанного звездами ночного неба он мог различить только очертания истребителя «Мираж-Ф1-Си-Зед», вооруженного обычными ракетами. В нескольких сотнях метров сзади другой такой же истребитель сопровождал машину Мэльдера.

Истребители были готовы защитить его самолет с бесценным грузом от любого воздушного нападения, хотя такового, кажется, не предвиделось. Пока что кубинские ВВС не проявляли большого желания к ночным полетам. Массированные воздушные налеты и свободная охота кубинских истребителей проходили далеко на севере и имели целью нейтрализовать авиацию ЮАР.

Два других южноафриканских самолета уже сыграли решающую роль в подготовке нынешнего полета.

Еще вечером два самолета-разведчика ВМФ ЮАР совершили облет его цели, добыв важную разведывательную информацию. В кои-то веки. А хорошая разведка — залог того, что и цель, и точку бомбометания можно рассчитать заранее и с большой точностью.

Гирсфельд опять посмотрел на приборы. В этом районе очень мало наземных ориентиров, особенно таких, какими можно воспользоваться в ночное время. Он пилотировал машину с помощью карты и устаревшего радиоэлектронного оборудования. Ни инерциальной системы наведения, ни дисплея с картой. Эмбарго Запада на поставку вооружений не прошло бесследно.

Десять минут до цели. Гирсфельд летел вдоль дороги № 47, используя ее как основной ориентир. Он посмотрел вниз: на запад уходили две параллельные линии огней. Хотя в последнее время городок Фентерсдорп в ночные часы был затемнен, но сейчас, специально чтобы облегчить ему ориентировку, спецслужбы зажгли фонари на главном шоссе.

Он щелкнул кнопкой микрофона.

— «Газель», я «Иерихон». Прохожу исходную точку.

Нажав кнопку, Гирсфельд сбросил два уже пустых топливных бака. Последовавшие сразу друг за другом щелчки подтвердили, что баки отделились и летят вниз. Затем, по компасу положив самолет на курс, он перевел рычаг управления двигателем на максимум. Машина рванулась вперед.

По двум щелчкам в наушниках он понял, что Мэльдер и его сопровождающий повернули и начали выписывать бесконечные неторопливые круги. Они не подойдут ближе к цели, если только с ним ничего не случится. Сейчас в Фентерсдорпе и во всех населенных пунктах в радиусе пятидесяти километров завыли сирены, объявляя воздушную тревогу.

Гирсфельд перевел машину в набор высоты, в уме представляя траекторию падения бомбы. В момент сброса скорость и высота имеют решающее значение. Накануне он сделал несколько тренировочных полетов над вельдом. Они немного облегчили ему сегодняшнюю задачу, но и лишний раз убедили в важности точного расчета.

Сержант Хорхе Хименес смотрел на экран радара. Он относился к делу со всей серьезностью, но с полуночи его стал одолевать сон. Он с нетерпением ждал рассвета, когда колонна снова тронется в путь. Для его радарной установки было нужно, чтобы машина стояла неподвижно, поэтому на марше он спал.

Хименес нес боевое дежурство в одной из четырех зенитных машин «Ромб», находящихся в составе соединения. Это была легкобронированная машина с четырьмя зенитными ракетами «СА-8», которые в НАТО называют «гекко», и радарной установкой, называемой «лэнд-ролл». Каждая такая машина представляла собой самостоятельную боевую единицу. Все четыре были развернуты в правильный ромб, что позволяло полностью держать под контролем воздушное пространство над позициями соединения.

В углу экрана появилась светящаяся точка, и сержант вздохнул с облегчением. Наконец-то хоть что-то развеет ночную скуку.

— Товарищ лейтенант, — заговорил он по селектору, — вижу цель, удаление — 30. На «свой-чужой» не отвечает. Вероятно — четыре истребителя.

Заместитель командира батареи стряхнул дремоту и перегнулся через плечо сержанта.

— Высота? Скорость?

— Идут на средней высоте. — Пока на экране не появилось данных о скорости, но было видно, что объекты приближаются. — Быстро идут!

— Да. Для подробностей времени нет. Включай слежение и системы ракет.

Пока Хименес выполнял приказ, лейтенант поднял командира батареи и расчеты других зенитных установок.

— Смотрите за своими секторами. Это может быть ложный маневр, чтобы отвлечь нас от настоящей атаки.

Он услышал, как по лагерю разнеслось: «Воздушная тревога!»

Он вспомнил, что вечером над их позициями кружили два самолета-разведчика. Хотя кубинцы сделали все, что могли, южноафриканские самолеты сумели уйти невредимыми. И вот вам результат. Он не сомневался в том, что эти два инцидента взаимосвязаны. Хименес продолжал напряжено вглядываться в экран. Скорость приличная.

На экране произошли изменения, и он закричал:

— Товарищ лейтенант, они разделились! Два повернули назад. — Но две оставшиеся точки продолжали приближаться. — Скорость более тысячи километров в час. Высота — четыре тысячи метров.

— Небось, спешат на разведку куда-то еще. Может, это вовсе и не нападение, — рассуждал лейтенант.

Хименес пожал плечами. Разведывательный полет или атака — какая разница. В любом случае надо сбивать. На дисплее замелькали цифры.

— Компьютер показывает, что бить можно с восьми с половиной километров.

— Сбейте их, когда подойдут поближе.

Гирсфельд глядел во все глаза. Ему нужно было держать высоту и скорость очень точно, в узком диапазоне, и в то же время не сбиться с курса. Вместе с тем нельзя было забывать, что он подошел совсем близко к кубинским позициям, находясь на средней высоте, откуда его может видеть любой кубинец до самой Гаваны.

Он почти физически ощущал, как по корпусу его машины шарят лучи радара. Обычно заход на цель производится с высоты от ста до двухсот метров. Поэтому, чтобы уйти от вражеских зениток, летчику приходится использовать в качестве укрытия рельеф местности и отчаянно маневрировать. Оттого, что сегодня ему надо было лететь строго по курсу и держать заданную высоту, у Гирсфельда затряслись руки и ноги.

Ладно, его прикрывает самолет сопровождения его ведомого. Остается надеяться, что парень в истребителе глядит в оба. Он сосредоточился на приборах и нажал кнопку на пульте управления бомбой. На всех приборах зажглись зеленые лампочки. Отлично. Не спуская глаз с приборов, он набрал пять цифр кода.

Снова зажглись лампочки, значение которых показалось ему столь же волнующим, сколь и зловещим. Бомба была подготовлена полностью.

Еще двадцать километров. Скорость была немного выше расчетной, поэтому пришлось слегка уменьшить обороты. В километре от цели он включил рацию.

— «Газель», я «Иерихон». Нахожусь в точке «Альфа».

Посмотрев направо, он увидел, как его сопровождающий, мигнув строевыми огнями, резко взял вправо. Когда он отвернул, Гирсфельд увидел огонек его форсажа. Истребитель торопился уйти как можно дальше. Мудро, подумал он.

«Мираж» слегка тряхнуло: это он попал в вихревой след после разворота истребителя. Гирсфельд еще раз сверился с приборами.

Скорость — что надо, и с курса не сбился. Он машинально подтянул ремни и выпрямился в кресле. Протянув руку к панели управления, он нажал кнопку сброса подфюзеляжной подвески и посмотрел на датчики. Пошла!

Отработанным движением он взял на себя ручку управления, вводя машину в петлю. Задрав нос, «Мираж» взмыл в ночное небо, так что стрелки высотомера забегали по шкале.

На высоте семи тысяч семисот метров и при скорости тысяча сто километров в час, на курсе двести семьдесят пять градусов и угле набора сорок пять градусов, Гирсфельд нажал кнопку «сброс». С глухим стуком бомба отделилась. Он надеялся, что чисто.

Теперь он больше был над ней не властен, и надо было подумать о себе. Он включил форсаж, и «Мираж» с ревом взмыл вверх, завершая петлю.

На высоте десять тысяч метров машина перешла в горизонтальный полет. Он теперь висел на ремнях вниз головой, а земля была как бы над ним.

Гирсфельд быстро перевернул машину в нормальное положение и увидел, что стрелка указателя скорости показывает один и один Маха. Он намеревался выжать из своей старушки все, на что она способна.

А за его спиной по своей собственной траектории летела бомба.

Глядя на экран с приближающейся яркой точкой, сержант Хименес отсчитывал вслух:

— Четырнадцать километров. Двенадцать километров. Десять. Десять километров! — Он выпрямился, уставившись на экран. — Он поворачивает! Опять двенадцать. Товарищ лейтенант, второй тоже уходит!

Он следил, как светящиеся точки движутся к верхней границе экрана. Палец с пусковой кнопки рядом с пультом он убрал. Похоже, южноафриканцы не собираются проверять его на меткость — по крайней мере, сегодня.

Хименес никогда раньше не видел, чтобы экран радара весь светился белым светом. И больше никогда не увидит.

Слишком маленькая, чтобы попасть в поле зрения радара, южноафриканская бомба описала дугу на высоте двенадцать километров, после чего начала плавно падать, пройдя десятикилометровую отметку как раз посередине между точкой пуска и целью.

После бурных дебатов в Претории было принято решение избрать целью для ядерного удара батальон танков «Т-62». Вообще-то в зоне прямого попадания могли оказаться два батальонных опорных пункта, но именно танки составляли ядро боевой мощи Третьего бригадного соединения. Планировавшие операцию готовы были смириться с тем, что задняя часть колонны понесет «минимальный» урон, лишь бы только уничтожить кубинскую бронетехнику.

Бомба приближалась к земле. На высоте тысячи метров чувствительные датчики замкнули взрыватель. Спустя тысячные доли секунды бомба прекратила свое существование.

Если считать расстояние, описанное ею в вертикальном и горизонтальном направлении, то бомба пролетела в автономном режиме шестнадцать километров, никем не управляемая. Хотя Гирсфельд произвел сбрасывание точно в соответствии с расчетами, высотные ветры и перепады атмосферного давления на самую малость изменили траекторию полета бомбы. В результате она упала чуть в стороне от цели — на триста метров дальше и правей.

Она взорвалась сразу за северной границей лагеря танкового батальона. Ночь озарил огромный, бурлящий, ослепительно-белый огненный шар диаметром больше двухсот метров, на несколько смертоносных секунд превратив ночь в ослепительно яркий день.

Те, кто мог это видеть, умерли на месте. Огонь и радиация распространялись от места взрыва со скоростью света, и солдаты, которые не были в укрытии, получили ожоги второй степени — кожа в тех местах, которые были обращены к вспышке, покрылась красными волдырями.

Находившиеся в радиусе пятисот метров от эпицентра получили ожоги третьей степени; от страшного жара на них горела одежда. Казалось, от этого огня закипает кровь. Через полсекунды их накрыла ударная волна, разом прекратив страдания. Эта волна разрывала легкие, поднимала тела в воздух и отшвыривала их далеко назад. Даже броня, закрывшая их от радиации и огня, не смогла спасти экипажи кубинских танков. Большинство из них погибли мгновенно, с силой ударившись о твердые предметы.

Танки сами были такими «твердыми» предметами, но они могли до некоторой степени ослабить удар, если бы не мгновенные повреждения. От высокой температуры воспламенились топливные баки, краска и даже боеприпасы, хотя они хранились внутри машин. Загоревшиеся танки рвались один за другим. Те, что оказались к взрыву боком, под напором вихря из пыли, газа и обломков перевернулись и в буквальном смысле кувырком понеслись вниз по дороге.

Установка зенитных ракет сержанта Хименеса находилась в головной части колонны, всего в пятистах метрах от эпицентра. А его машина была намного уязвимей, нежели танк.

Вначале вышла из строя электронная система наведения, под воздействием электромагнитного импульса, который был следствием высокой температуры и радиации, исходящих от бомбы. Хименеса, лейтенанта и весь экипаж засыпало искрами. Одновременно начали срабатывать от жары, прямо в контейнерах, зенитные ракеты. К тому моменту, когда они начали рваться, то есть через десятые доли секунды, до зенитчиков докатилась и взрывная волна.

Ударная волна сорвала непрочные радары и пусковую установку с шасси машины и с размаху ударила в хрупкий корпус, где еще находились люди. Но к этому моменту Хименес и его товарищи были уже мертвы.

Ударная волна катилась дальше, все расширяя зону своего смертоносного воздействия.

Танки «Т-62», состоявшие на вооружении у бригадного соединения, были тяжелые, массивные и защищены толстой броней. Зато бронетранспортеры «БТР-60», предназначенные для преодоления водных преград, были значительно более приземистые.

Машины ближайшего к эпицентру мотопехотного батальона, хотя и отстояли от него на километр, были подняты в воздух и, как детские игрушки, разбросаны по всей округе. Все, кто успел попрятаться от взрыва в бронемашине, там и встретили свою смерть.

Следующий батальон стоял всего пятистами метрами дальше, но этого оказалось достаточно, чтобы вдвое уменьшить ударную волну. Несколько тяжелых саперных машин остались в невредимости, сильней пострадали гробообразные БМП. Большие потери были и среди оказавшихся незащищенными пехотинцев.

Далее располагалась кубинская артиллерия — три батареи 122-миллиметровых самоходных орудий. Несмотря на порядочное расстояние, взрывом опрокинуло гаубицы, командные машины и грузовики с боеприпасами. Искорежило и оторвало прицелы и другое хрупкое оборудование. Снаряды батареи, которая несла боевое дежурство, были разбросаны во все стороны. Ящики со снарядами, сложенные возле орудий, стали взрываться.

И только замыкающий батальон протянул чуть дольше остальных. Те, кто спали в своих БТР или успели окопаться поглубже, оказались защищены от первоначальной ослепительной вспышки и радиации. Разбуженные взрывом, они увидели, как в трех километрах от них поднимается в небо зловещий огненный гриб. Кто не успел сразу пригнуться, получил жестокие ожоги.

Но тут их настигла взрывная волна. Она ударила в бронетранспортеры с такой силой, которая свалила бы дом. На оказавшихся беззащитными ливийцев обрушился град обломков, камней, валунов и вырванных с корнем деревьев, а также куски искореженного, смятого, дымящегося металла.

Два головных батальона Третьего бригадного тактического соединения в один миг были стерты с лица земли. Два других, стоявших в отдалении, протянули лишь на пять секунд дольше. А через десять секунд после взрыва южноафриканской ядерной бомбы лагерь последнего — пятого — мотопехотного батальона кубинской бригады тоже лежал в руинах.

Среди сотен изувеченных машин, стоявших теперь вдоль дороги № 47, лежали тысячи убитых и смертельно раненных солдат. Третье тактическое соединение армии генерала Веги перестало существовать.

Майор американских ВВС Билл О'Мэлли сидел в кресле, прислонившись к спинке. Зазвонил красный телефон. Отбросив график дежурств, он снял трубку.

— Дежурный офицер слушает.

— Сэр, говорит сержант Охайра. Приборы показывают ядерный взрыв. Похоже, где-то в ЮАР.

О'Мэлли наклонился вперед, перегнувшись через стойку, на которой было установлено оборудование дежурки. Кабинет находился на возвышении, и через его застекленную стену О'Мэлли мог видеть сержанта Охайру, делавшего ему знаки со своего места в аппаратном зале.

— Сейчас спущусь.

Повесив трубку, он бегом бросился к лестнице.

Обычно на дисплее Охайры была карта мира, отражающая расположение американских спутников дальнего обнаружения. С помощью компьютера он мог увеличить любую часть карты у себя на экране. Сейчас на нем была южная оконечность Африки. Примерно в центре экрана мерцал яркий круглый значок.

— Давай-ка посмотрим цифры, — приказал О'Мэлли.

Охайра нажал пару кнопок, и на экране вместо карты возникли цифры, переданные со спутника. Зависнув над Индийским океаном, спутник уловил инфракрасное излучение, характерное для ядерного взрыва, и немедленно передал информацию на компьютеры «НОРАД». Хитроумные машины сделали соответствующие расчеты и определили, что это был взрыв относительно небольшой бомбы — около двадцати килотонн. Другие цифры свидетельствовали, что взрыв был осуществлен на 26-м градусе 15-й минуте южной широты и 27-м градусе 45-й минуте восточной долготы.

Насколько О'Мэлли мог судить, речь и впрямь шла о ядерном взрыве. Охайра вывел на дисплей новые цифры, на этот раз — полученные с сейсмостанций, раскинутых по всему миру. Сейсмические данные соответствовали переданным со спутника.

— Дай опять карту, только покрупней.

На экране появилось изображение дорог и населенных пунктов в районе, где был произведен взрыв ядерного устройства. Три концентрические окружности обозначали зоны с предполагаемыми тотальными, тяжелыми и легкими разрушениями. Стрелкой было показано направление ветра.

— Черт бы их побрал, они пошли на это. Они все-таки пошли на это!

— Зачем русским бомбить ЮАР? — спросил Охайра.

О'Мэлли покачал головой.

— Это не русские, это юаровцы, сержант. Взорвали ядерную бомбу, будь она трижды проклята, на своей чертовой территории. — Понимая, что это богохульство выдает его волнение, он прикусил язык.

Охайра был озадачен.

— Ничего не понимаю, майор. — Сержанта интересовали одни детективные романы и компьютерные игры. За событиями в мире он не следил.

О'Мэлли вздохнул. Надо бы проверить еще кое-какие данные, но сначала — несколько срочных телефонных звонков. Единственное, почему он не сделал этого сразу, было отсутствие прямой угрозы для Штатов, даже от возможных радиоактивных осадков. В то же время он был уверен, что его шефы захотят знать не только время и мощность взрыва.

Вернувшись в дежурку, майор взялся за другую трубку — с наклейкой «Объединенный комитет начальников штабов».

— Сэр, говорит майор О'Мэлли из Шайенн-Маунтена. Зафиксирован ядерный взрыв…

Заурядный информационный выпуск Си-Эн-Эн вдруг оборвался на полуслове. Ведущий, объявлявший сюжет по поводу новых налогов на спортивные зрелища, внезапно умолк, растерянный тем, что увидел перед собой.

Ему быстро передали листок бумаги, так что в камере мелькнула только чья-то рука. Ведущий пробежал текст глазами, и на какое-то мгновение лицо его утратило отработанное приветливое выражение. На нем отразилось неверие и шок.

Он снова посмотрел поверх камеры, ища подтверждения переданной ему информации, потом сделал явное усилие, чтобы овладеть собой.

«Только что получено сообщение. Сегодня, в третий раз за всю историю человечества было применено ядерное оружие. Около часа назад на кубинские войска, вторгшиеся в ЮАР, был совершен налет южноафриканской авиации и сброшена бомба с ядерным зарядом. Таким образом, ЮАР применила ядерное оружие на собственной территории.

Источники в министерстве обороны подтвердили факт ядерного взрыва в ЮАР, охарактеризовав его как «взрыв малой мощности». Министерство иностранных дел Кубы решительно осудило применение ядерного оружия, назвав его «актом вандализма», раскрывающим «подлинную суть расистско-фашистского режима Претории». В то же время представитель кубинского МИДа подчеркнул, что пока независимых сообщений, подтверждающих факт ядерного взрыва, не поступало.

Сообщается также, что Белый дом, заявивший о «глубокой озабоченности президента развитием событий», ожидает более полной информации, за которой должно последовать официальное заявление».

На столе ведущего появился еще один листок. На этот раз, ведущий сразу принялся зачитывать сообщение.

«По сообщениям информационных агентств, ЮАР признала факт применения ядерного оружия. Согласно заявлению, сделанному одновременно радио ЮАР и посольствами республики во всех странах, «ЮАР намерена применять свое спецоружие там и тогда, когда она сочтет необходимым, невзирая на лицемерные выпады других государств».

Экран разделился надвое: на одной половине осталось изображение студии, на другой появился шумный, заполненный людьми конференцзал, в котором вокруг небольшого президиума столпились репортеры.

«Передаем прямой репортаж нашего корреспондента с брифинга в министерстве обороны…»