Волшебная сказка Томми

5. Сейди

— Ух ты, как классно! Сразу двое любимых мужчин!

Сейди сидела у барной стойки — спектакль еще не закончился, и в баре при театре было пустынно и тихо, но сама Сейди, похоже, уже завершила свой трудовой вечер, потому что держала в руке пузатый стакан с белым вином. Она распахнула объятия и прижала нас с Бобби к своей (между прочим, красивой и пышной) груди.

— Ну что, испорченные мальчишки, будем сосать молоко? — Ее лицо проказливого эльфа лучилось радостью.

— Что, уже? — спросил я. — А теперь разве не нужно стирать носки?

— Целую гору, солнце мое. И еще пару особо вонючих балетных корсетов. Но все это — после спектакля. Так что еще минут двадцать можно не думать о грустном. Я вот решила пока пропустить стаканчик — собраться с духом перед грядущими испытаниями. Как вы, должно быть, заметили, я еще в спецодежде. — Она приподняла шнурок, который висел у нее на шее. На него были нанизаны булавки, пара маленьких ножниц и прочие атрибуты костюмерного ремесла.

— Как идет представление? — спросил Бобби.

— Да, в общем, неплохо. Зрители много смеются, что не может не радовать, потому что наша исполнительница главной роли всегда обижается и психует, если публика не в состоянии оценить ее искрометные комические таланты.

— На сцене никто не заткнулся? — спросил я, имея в виду, не забыл ли кто из актеров свою реплику.

— Да нет, все нормально. Похоже, мы все-таки покорили этот Эверест. Постановка достаточно сложная, номы ее сделали.

Мы обожаем эти театральные разговоры. Наше любимое развлечение — сокращать названия пьес, как это делают напыщенные заслуженные актеры, когда похваляются друг перед другом своим впечатляющим послужным списком. Так что «Сон в летнюю ночь» превращается просто в «Сон», «Все хорошо, что хорошо кончается» — во «Все хорошо», «Король Лир» — в «Лира». Разумеется, мы не могли без экстримов и сокращали и переделывали названия еще даже более радикально, чем это принято в театральных кругах. «Как вам это понравится» усекалось до «Как», «Стеклянный зверинец» становился «Зоопарком» и т. д., и т. п. Это была наша игра, не менее увлекательная, чем веселье по поводу «на хрустящем ложе из молодого латука» в ресторанном меню, и мы могли так развлекаться часами. Последняя пьеса, которую ставили в «Алмейде», называлась «Нельзя ее развратницей назвать», и мы, понятное дело, тут же переименовали ее просто в «Шлюшку».

Сейди отпила вина, пару секунд подержала его во рту, потом проглотила и сказала:

— В общем, все начиналось натужно, но кончили мы хорошо.

Мы рассмеялись.

— А были трагедии в костюмерной? — полюбопытствовал я.

— Была одна мелкая драма с участием примадонны, — усмехнулась Сейди. Примадонной Сейди называла ведущую актрису. На самом деле на примадонну она не тянула ни разу, но вела себя как настоящая примадонна, и если кто-то в ее присутствии отзывался похвально о каких-то других театральных актрисах, истинных звездах первой величины, ее лицо тут же мрачнело, и она разражалась пространной тирадой (при ограниченном наборе слов) в адрес всячески титулованных, а наделе паршивых актрис, причем от ее выражений покраснел бы и старый боцман. Да что там боцман?! Даже я покраснел — на банкете по поводу премьеры на прошлой неделе, — когда сдуру завел разговор о фильме, в котором играла одна из известных театральных актрис.

— Примадонна попросила меня постирать ее платье. Вообще-то это не входит в мои обязанности, поскольку платья, в которых ты ходишь «в миру», никак не относятся к театральным костюмам. Правильно?

— Вступление настораживает, — сказал Бобби. — Ты что, пытаешься оправдаться?

— Что-то типа того. Я забыла прочесть ярлычок с инструкцией по стирке, и как потом оказалось, платье было весьма деликатным. В точности как и владелица. В общем, когда я достала его из машины, это было уже не платье, а мятая тряпочка, не поддающаяся восстановлению. Герцогиня пришла в ярость. Да, она именно туда и пришла.

— И что она сказала?

Сейди очень старалась не рассмеяться.

— Выдала полный классический репертуар. Закатила глаза и трагически изрекла: «Человеку свойственно ошибаться, но нельзя ошибаться с изделием из натурального шелка, тем более с таким дорогим. Юная леди, вы либо беретесь за ум, либо гребите отсюда ушами!»

Тут мы все расхохотались.

— Либо беритесь за ум, либо гребите отсюда ушами! — повторил я, давясь смехом. — Прямо название для монументального живописного полотна «Примадонна, держащаяся за ум загребущими ушами».

Двери бара распахнулись, и внутрь повалила публика. Спектакль закончился, и, насытившись зрелищем, зрители жаждали каберне или пико. (В конце концов, это же Ислингтон, здесь не пьют ламбруско.) Сейди сказала, что ей пора: надо пройтись по гримеркам и собрать актерские шмотки для стирки.

— Смотри больше не ошибайся, — хихикнул я.

— И непременно надень резиновые перчатки, — посоветовал Бобби. — А то был один случай, когда на выступлении Чиппендейлов кто-то там подхватил мандавошек с суспензория кого-то из Чиппов.

Когда Сейди ушла, мы заказали себе еще выпить. Нас еще не совсем отпустило после всех выкуренных косяков. Мы сидели, болтали и прислушивались к разговорам вокруг. Бобби взял водку с клюквенным соком — алкогольный напиток, почему-то особо любимый геями. А я решил попробовать вино, спецпредложение сегодняшнего вечера, соблазнившись рекламной надписью белым мелом на черной доске у бара: «Семильон-Шардоне» — мягкое, насыщенное вино с терпким фруктовым привкусом и бархатным послевкусием«.

— «Бархатное послевкусие» звучит очень даже заманчиво, — сказал я молоденькой официантке, которая дернула верхней губой и приоткрыла один зуб сбоку. Видимо, па ее планете это считалось радушной улыбкой. — Мне, пожалуйста, большой бокал вашего спецпредложенческого вина, а папе сделайте водочки с клюквенным соком...

— А не пошел бы ты в жопу, сыночек... — пробурчал Бобби себе под нос.

— ...и стакан минеральной воды без газа и льда, чтобы я гарантированно оставался таким же цветущим и юным еще много лет.

Девочка наконец показала все свои зубки, но явно без всякой охоты. Я это принял как вызов и сразу завелся.

— Знаешь, Томми, мой мальчик, если ты не собираешься прекращать свою инфантильную практику сношать девочек, тебе, наверное, не стоит выходить в люди в компании бешеных пидоров типа меня, — сказал Бобби, когда официантка ушла.

— Экий ты самокритичный, — ответил я. — Но по мне так общаться с тобой — это все-таки прикольнее, чем трахать кого-нибудь типа нее. По большей части.

— Какой ты добрый, — фыркнул Бобби.

— И потом, я могу трахнуть ее и попозже, когда ты соберешься домой.

— Какой у меня замечательный мальчик.

Бар уже был переполнен. Нам принесли наши напитки. Я еще немного пофлиртовал с официанткой (мне даже удалось узнать, что ее звали Саша), а потом мы с Бобби принялись рассматривать посетителей. Мне вообще нравится наблюдать за людьми. Если бы вы собрались снимать фильм и выбрали бы местом действия театральный бар в Ислингтоне, а тех людей, что собрались в тот вечер в баре «Алмейды», можно было бы считать квинтэссенцией существующих типажей, вы были бы поражены, до какой степени отдельные группы людей соответствуют нашим банальным о них представлениям...