Волшебная сказка Томми

Но продолжим про обморок

Задница Джулиана — это был не единственный сюрприз, ожидавший меня по возвращении в сознание. Когда Джулиан убедился, что со мной все в порядке и я не нуждаюсь в экстренной медицинской помощи (чтобы его успокоить, я сказал, что сегодня не выспался и не позавтракал, но сейчас выпью сладкого кофе, съем парочку круассанов, подниму уровень сахара в крови и снова буду как новенький), он посмотрел на меня с хитрым прищуром и задрал кверху свой аристократический подбородок — верный знак, что сейчас будет сделано важное заявление.

— Да, Томми. Давай поднимай уровень сахара. У меня есть хорошие новости, и я не хочу, чтобы ты опять хлопнулся в обморок, — сказал он загадочно.

— Какие новости? — пробормотал я, вгрызаясь в круассан.

— Только что звонил мой агент, в понедельник мы вылетаем в Нью-Йорк. Пробудем там две недели. Все расходы оплачены. Снимаем лучших старлеток Нового Света для разворота в «Elle». Представляешь?! Две недели, по одной телке в день, так что все без напрягов и спешки. Номера-люксы в «Мерсере». Все радости жизни. То что доктор прописал. Кстати, бухгалтер тоже рекомендует. Для поправки финансового здоровья. Потому как в родной милой Англии работы в ближайшее время не светит.

Джулиан рассмеялся и посмотрел на меня в ожидании реакции. Честно сказать, в первые пару секунд я завис в потрясении. Конкретно сейчас (в свете того, что творилось у меня в голове в эти последние дни, плюс еще ситуация с Финном и мое очевидное нежелание общаться с Сейди и Бобби, которое не менее очевидно должно было вскорости разрешиться радикальным вмешательством «старшего братика и сестренки», что, с моей стороны, неизбежно закончится монументальным излиянием чувств с потенциально-дестабилизирующими последствиями) возможность уехать на две недели в Нью-Йорк, город вечного праздника, — это был настоящий подарок судьбы. Моя жизнь, этакий урбанистически-декадентский фильмец в манере Кена Лоха, вдруг превратилась в «Волшебника страны Оз». Я вскочил с дивана и крепко обнял Джулиана, насколько это позволяли мои ослабленные конечности.

Нью-Йорк, моя девочка! Нью-Йорк! Как очень верно выразился Джулиан, то что доктор прописал. Туман вмиг рассеялся, и я почувствовал, как мои бледные впалые щеки вновь заливаются румянцем. Две недели вдали от хмурого серого Лондона, две недели вдали от тяжелых раздумий, когда надо что-то решать, а решение никак не приходит. Две недели вдали... от себя. Ну, не так чтобы совсем, но все же. Нью-Йорк — это ВЕСЕЛЬЕ. Причем анонимное. Потому что, хотя я бывал там не раз (с Джулианом, опять же), у меня в этом городе нет целой кучи хороших друзей и знакомых, а значит, не надо ни с кем встречаться, и отвечать на вопросы «Как жизнь молодая, Томми?», и производить аналогичные действия, которые меня раздражают. Я буду просто гулять по городу, знакомиться с новыми людьми, тусоваться, снимать одноразовых партнеров и перезаряжать батарейки. Когда я вернусь, я опять буду прежним собой — человеком, которому все глубоко фиолетово, который не плачет в общественном туалете и не дарит Чарли свой член и даже не беспокоится о том, как бы ему не обидеть Финна.

В последний раз я был в Нью-Йорке сразу после разрыва с Индией (напоминаю: той самой женщиной, которая оказалась совсем не той женщиной и тем самым разбила мне сердце), и та поездка меня взбодрила. Я не строил никаких планов. Каждая ночь была как неожиданное приключение. Я знакомился с людьми, замечательно общался, танцевал, пил, потреблял разные вещества, вступал в беспорядочные половые связи.

Из той прошлой поездки мне особенно запомнился последний вечер. Мы снимали одну стервозную старую тетку, известную писательницу из рьяных американских иконоборцев, в семидесятых годах издававшую книги, которые теперь смотрятся разве что безобидным мягким порно для детей среднего школьного возраста, но в свое время они потрясали основы — во всяком случае, по утверждению самой писательницы. Она ненавидела фотографироваться. То есть так она говорила. На самом деле ей нравилось, что с ней все носятся и окружают вниманием. Но как модель она была просто ни к черту. То есть она замечательно изображала остывший труп, который зачем-то втащили в студию, густо покрыли оранжевыми румянами и поместили перед объективом. Если бы не испарина у нее на лбу и над верхней тубой, я бы точно решил, что она неживая. Позировать перед камерой — не так просто, как кажется. Притворятся естественным под нацеленным на тебя объективом — это большое искусство. И большой труд. Все эти девочки-супермодели, которые становятся звездами и вдруг теряют фамилии, получают свои мегабаксы не просто так. Наоми, Кейт, Жизель, Хайди — все они вкалывают как проклятые. Разумеется, фотографу значительно легче работать с хорошей моделью. И это особенно верно в приложении к Джулиану, поскольку он безнадежный социально неприспособленный идиот и сам не умеет вести себя непосредственно и естественно, не говоря уж о том, чтобы добиться естественности от пожилой тети-писательницы в состоянии трупного окоченения. В общем, как вы, наверное, уже догадались, это были не съемки, а кошмар наяву. Радовал только мальчик-гример — симпатичный молоденький итальянец, — которому досталась неблагодарная работа убеждать эту самую писательницу, чтобы она согласилась сменить свой обычный макияж (в стиле воинствующего трансвестита) на что-нибудь более мягкое и приятное для взора, то есть, попросту говоря, на что-то такое, что не напугает маленьких детей, которые могут случайно заглянуть в воскресное приложение, для которого предназначался снимок, увидеть вот это и остаться заиками на всю жизнь. Его звали Лука, он был в черных кожаных штанах и короткой футболке, открывавшей не только неотразимую задницу, но и гладкий крепкий живот и татуировку на спине. Мы с ним разговорились в обеденный перерыв и потом откровенно заигрывали друг с другом до конца съемок. Кстати, сошлись мы на том, что оба никак не могли поверить, что эта женщина, которая описывала в своих книгах, каково женщине жить в современном мире (современном на тот момент, когда эти книги писались), в реальной жизни совсем не похожа на женщину и тем более — на женщину, которая еще хоть как-то живет.

В конечном итоге Джулиан решил прибегнуть к спасительной лжи и сказал, что он сделал снимок. Писательница загрузилась в такси и укатила в свой Верхний Ист-Сайд, а мы с Лукой стали решать, чем займемся теперь. То есть мы оба знали, что непременно займемся сексом, но сперва нам хотелось куда-нибудь сходить. Когда мы закончили собираться (Джулиан, разумеется, усвистел сразу следом за литераторшей, которая на выходе из студии не преминула картинно схватиться за сердце с возгласом: «Господи, я уже ничего не успеваю. У меня через пятнадцать минут встреча с фоторедактором «Vogue» в «Пастише», — так что я, как всегда, складывал аппаратуру один), Лука подошел ко мне и спросил:

— Томми, хочешь приключение?

— Всегда, — сказал я, улыбаясь, и легонько погладил его по члену сквозь черные кожаные штаны.

— Тогда скушай вот это. — Он положил мне в рот ешку. Это был упоительный вечер! Лука привел меня в «Бар

для шпионов» в Сохо (замечательное заведение, где на втором этаже установлены телескопы и можно подглядывать за народом внизу) и познакомил с совершенно волшебной девушкой-трансвеститкой по имени Пломбир, миниатюрной блондинкой с сосками, похожими на маленькие изюминки. Я их приметил, когда мы все трое ласкались и целовались на диванчике в темном углу. Потом все как будто расплылось в вихре такси и бессчетных клубов, мартини и поцелуев, и моя рука то и дело ложилась на живот Луки, с каждым разом — все ниже и ниже, но я не хотел торопить события и сразу набрасываться на сокровище, скрытое под черной кожей. В какой-то момент мы оказались в машине приятеля какого-то друга, который рассказывал, что собирается в Будапешт — сниматься в порно, поскольку член у него невъебенных размеров, а именно — десять дюймов. Я попросил показать это чудо, но он сказал, что не покажет, из чего я сделал вывод, что никаких десяти дюймов там не было. Каждый мужик, наделенный десятидюймовым болтом, демонстрировал бы свое достояние всем и каждому. А что, разве нет? Как бы там ни было, этот предположительно одаренный товарищ свернул на улицу с односторонним движением (причем движение шло нам навстречу) и едва не угробил нас всех, но в последний момент все-таки увернулся от лобового столкновения. Уже потом я подумал, что если длина его члена была прямо пропорциональна размеру идиотизма, то у него там было не десять дюймов, а все пятнадцать. Но тогда мне даже понравилось это маленькое приключение: резкий выброс адреналина в сочетании с экстази очень даже бодрит. Да, я понимаю, что это совсем ненормально, но если бы мы тогда разбились, по крайней мере я бы умер счастливым. В конце концов мы поехали к Луке в Митпакинг Дистрикт. Время близилось к шести утра, и вся улица была забита фургонами, предназначенными для транспортировки мяса. Шел дождь, и мы оба были в том состоянии, когда уже начинается отходняк, и все происходит как будто в замедленной съемке, и восприятие вроде бы входит в норму, и вот мы вдруг попадаем под ливень, в ушах звенит от криков грузчиков, и через каждую пару шагов у нас перед носом мелькают большие куски разделанных коровьих туш. Потрясающее ощущение. Мы поднялись в квартиру Луки, вместе приняли ванну (это я предложил), а потом вставляли друг другу по очереди, пока не упали без сил. Заснуть никак не получалась: мы были слишком возбуждены. Мы только что пережили грандиозную ночь на двоих — из тех волшебных ночей, которые случаются только в Нью-Йорке. И знаете что? Я ни разу не вспомнил об Индии. Вообще ни разу.

Я ощущал себе по-настоящему ЖИВЫМ! И в эту поездку все будет так же. Я буду жить! Просто жить, не изводя себя всякими мрачными мыслями, что мне уже почти тридцать, а я до сих пор не имею понятия, что мне нужно от этой жизни и к чему это все приведет. Пошло все в жопу! Томми знает, что ему нужно. Ему нужно в Нью-Йорк!

Да, моя девочка!