Волшебная сказка Томми

6. Кабинка для инвалидов

Разница между кабинкой для инвалидов — нет, не скажу «для нормальных людей» — и обычной кабинкой для всех остальных, которые не инвалиды, состоит в том, что первая гораздо просторнее. Да, разумеется, она оборудована всякими поручнями и перильцами, но самое главное — там много места. Наверняка вы все знаете сами и без моих описаний — вы же, я думаю, заходили в кабинки для инвалидов. Все должны знать про такое роскошество. Но даже если вам не случалось бывать в инвалидных кабинках, думаю, вы все же способны представить, как там все происходит в плане интимных утех, которые хоть и теряют всю прелесть последствий разврата в общественном туалете, когда у тебя сводит мышцы или ты обязательно бьешься обо что-нибудь головой и не знаешь, как повернуться, чтобы принять более-менее удобную позу, но зато обретают неоспоримые преимущества в плане где развернуться.

Сашу пришлось направлять в нужное место. (Горя нетерпением, она без всяких затей собиралась ввалиться в кабинку с буковкой «Ж».) Так что я как человек опытный и бывалый взял управление на себя и буквально впихнул Сашу в кабинку для инвалидов. Закрыв дверь на задвижку, я повернулся к ней. Пару секунд мы молчали, глядя друг другу в глаза. Обожаю эти мгновения. Затишье перед бурей. Когда смотришь на человека и точно знаешь, что сейчас все будет.

— Ты грязная сучка, — сказал я, стоя на месте.

Она неуверенно улыбнулась, не зная, что делать дальше. Я улыбнулся в ответ, шагнул к ней, прижал к стене и пылко поцеловал в губы. У нее были очень красивые губы. Дыхание отдавало росистой свежестью. Пока мы целовались, запустил руку ей между ног и почувствовал исходящий оттуда жар.

— Хочешь кокса? — спросил я. У нее загорелись глаза. Кто бы сомневался. — Хочешь попробовать один необычный способ? Не как обычно его принимают, а по-другому?

Почему-то считается, что девушки не любят, когда им вставляют в задницу, но вопреки общему мнению многие девушки это любят — и Саша, как оказалось, принадлежала к любящему большинству. Кокаин был заправлен посредством пальца, и чтобы убедиться, что он попал по назначению, я произвел небольшую оральную проверку. Саша стояла лицом к стене, выпятив попку наподобие окончательно развращенной Бетти Буп*. Ее короткая замшевая юбка валялась в дальнем углу кабинки. Я стоял на коленях, одной рукой сжимая лодыжку Саши (на ней были короткие черные ботиночки на шпильке), другой — наяривая свой член. Потом мы попробовали натереть кокаином ее разгоряченную хипку, и все получилось как нельзя лучше. Если вы делали что-то подобное, вы должны знать, что на слизистых оболочках влагалища кокаин обретает поистине дивные свойства. Мои желания осуществились в полной мере — и еще капельку сверх того. Когда я поднялся, чтобы поцеловать Сашу в губы, все лицо у меня было мокрым. С него буквально текло. Это было волшебно.

* Бетти Буп (Betty Воор) — персонаж короткометражных мультфильмов 1920–1930-х, кокетливая дамочка с огромными удивленными глазами и обычно с некоторым непорядком в туалете. В результате стала первым мульт-персонажем, запрещенным американской киноцензурой.

Остатки кокса мы высыпали мне на член, и Саша размазала его языком. Во всем теле приятно покалывало. Мы оба обливались потом. Определенные части тела совсем онемели, а это значит, что мы занимались друг другом чуть более пылко и рьяно, чем того требовали приличия. В какой-то момент Саша легла на пол, а я уселся на нее сверху и засадил ей в рот, держась за поручни на двери — для устойчивости.

Чистейшее, подлинное упоение.

Правда-правда.

А потом мы приводили себя в порядок. Знаете выражение «жемчужное ожерелье»? Так вот это была жемчужная вуаль. Когда я кончил, Саша размазала мою сперму по всему лицу. Я сам был просто залит ее секрециями. Они были повсюду: у меня на лице, на груди, в самом пикантном месте моих черных джинсов. Теперь это все высыхало огромным молочно-белым пятном. Восхитительно. Офигенно.

— Может, побудем еще? Просто поговорим? — сказал я. Я безотчетно скрипел зубами и чувствовал, как у меня по лицу расползаются красные пятна. Взглянув в зеркало — к слову, еще одна маленькая приятность туалета для инвалидов: раковина прямо в кабинке, — я увидел готового персонажа для видеосюжета о вреде наркотиков. Глаза — как два блюдца, взгляд совершенно безумный. Морда бледная, но расцвеченная пресловутыми красными пятнами. Челюсти ходят туда-сюда, пережевывая пустоту под «яростный скрежет зубовный». И все это в целом затянуто пленкой пота, спермы и вагинальных секреций. Мне было так хорошо.

— Ты классно трахаешься, — сказал я Саше.

— Ты тоже, — сказала Саша, вытирая лицо влажным бумажным полотенцем. — Такой с виду нежный, приличный мальчик. Прямо не мальчик, а карамелька. А на деле — бесстыжий и гадкий мальчишка. И мне это нравится. — Она рассмеялась и оторвала еще одно полотенце. — У тебя есть девушка?

— Нет, — сказал я. — Сейчас — нет.

Мне тут же вспомнилась Индия. Помните, на странице 58 я рассказывал, как у меня приключилась БОЛЬШАЯ ЛЮБОВЬ, когда я безумно влюбился в женщину уже на третий день знакомства. А потом оказалось, что она совсем не такая, какой представлялась, и я обломился, и потерял веру, и потом еще долго страдал? Так вот это была Индия. У меня сразу испортилось настроение. Такое бывает под кокаином. И при мыслях об Индии. Главное — не поддаваться.

— Сейчас у меня парень, — добавил я. — Вроде как.

— Правда? — Саша нисколько не удивилась. — Это тот здоровенный, с которым вы вместе пришли? Который сейчас охмуряет какого-то лысого?

— Бобби?! Нет, Бобби — просто мой друг и сосед по квартире. Моего вроде как парня зовут Чарли, и у него есть сын.

— Как все запутанно. — Саша уже закончила вытираться и теперь присела на краешек раковины и уставилась на меня с нескрываемым любопытством, довольная и раскрасневшаяся после секса. Пару секунд мы молчали. Это был тот самый случай, когда люди не просто молчат, а молчат со значением. А потом Саша сказала: — Ты какой-то растерянный, Томми. Тебе сейчас плохо, да? Что-то тебя беспокоит?

Я рассмеялся. Тем самым смехом, пронизанным отчаянием и истерикой, о котором я уже упоминал чуть выше, когда ты смеешься и даже этого не замечаешь, а потом слышишь свой смех будто со стороны и думаешь: это кого же так плющит?

— Ну да... я растерян, и меня кое-что беспокоит. Но не то, что ты думаешь. — Я и сам понимал, что не стоило этого говорить. Теперь Саша наверняка спросит, а что именно меня беспокоит, и если я буду ей отвечать... я... я... Что я сделаю? Скорее всего заплачу.

Да, наш малыш Томми заплачет. В кабинке для инвалидов, в туалете театра «Алмейда» (Ислингтон, Лондон, Англия, Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии), перед девчонкой, которую впервые увидел чуть больше часа назад и с которой занялся сексом в общественном туалете, и его язык побывал во всех ее отверстиях и еще помнит запах и вкус ее сладенькой попки — наш Томми заплачет перед незнакомой девчонкой, чьи обильные секреции сейчас высыхают на вороте его футболки. Как вам такой поворот сюжета? И почему он заплачет? Потому что она, эта совсем посторонняя девочка, которая только что чуть было не подавилась его болтом (и отнюдь не из вежливости), сказала, что он растерян, и поняла, что ему плохо, а ему этого не говорили уже много лет, и хотя Томми знал, что она поняла все неправильно, вернее, поняла, может, и правильно, но неверно истолковала причины — он заплачет вовсе не потому, что не может решить, кто ему предпочтительнее, мальчики или девочки, — уже то, что она проявила участие и произнесла это слово, растерянность, и увидела, что ему плохо, причем в ее взгляде читалось искреннее сочувствие и желание как-то помочь, хотя, казалось бы, что ей до его проблем... в общем, Томми расплакался. Да, он расплакался. На самом деле. Эти слезы копились уже столько лет и теперь все же прорвались наружу — не из глаз, а из самых глубин существа. Томми сорвался. Причем настолько, что даже не может сейчас говорить о себе от первого лица. Иначе он снова сорвется. А девочка оказалась такая хорошая. Она пыталась его успокоить: прижимала к себе, как ребенка, целовала в лоб. Но Томми был безутешен. Его трясло от рыданий. Он издавал звуки, пугавшие даже его самого, и поэтому неудивительно (хотя и печально), что девочка собралась уходить, объяснив это тем, что ей надо работать.

Но прежде чем уйти, она заглянула ему в глаза — для этого ей пришлось взять его за подбородок и чуть ли не силой приподнять его голову вверх — и спросила:

— Что с тобой? Ты скажи. Будет легче...

— Я хочу ребенка, — прошептал Томми и опять разрыдался, потому что ему было стыдно. Он чувствовал себя истеричной девицей, которая сразу же после секса начинает нудеть о замужестве и о детях, и парень, естественно, думает про себя: «Ну, девочка. Ну, еб твою мать», ударяется в панику и потихоньку линяет, точно так же, как Саша (в данном примере она выступает за парня) поспешила сбежать от греха подальше, а я остался один, встал перед зеркалом (неудачная мысль, если ты плачешь и хочется успокоиться) и принялся размышлять, что мне делать и как, сука, жить дальше.

Как.

Сука.

Жить.

Дальше.