Вопрос цены

17

Слова Павловой крепко засели у меня в голове. Да, среди блеска брильянтов и хрусталя разбивается не меньше, а возможно и больше жизней, чем в старых коммуналках и многоквартирных домах. Мне ли не знать, как власть, когда она не знает пределов, перерастает сначала в жёсткость, а потом в жестокость.

Мои шаги эхом отражались от каменных стен, в голове нарастало ощущение тревоги. Каждое слово Павловой пронзало меня, заставляя осознать, насколько хрупок этот блестящий мир. Я ускорила шаг, чувствуя, как внутри растёт беспокойство. Олег мог быть опасен для меня не только как мужчина, но и как представитель этого мира, где правда и ложь переплетаются, а жестокость всегда поджидает за углом.

Внезапно, чья-то сильная и решительная рука ухватила меня за локоть и почти силой затащила в одну из полутемных комнат.

Я не успела даже вскрикнуть — всё произошло слишком быстро. В полумраке комнаты я почувствовала, как меня прижали к стене, и горячее дыхание коснулось моей шеи. Я сразу поняла, что это не кто-то случайный. Слишком хорошо знала и это тяжёлое дыхание, этот дорогой парфюм, эти умелые, но от этого не менее неприятные руки.

Жесткие губы впились в меня: грубо, нагло, торопливо. Руки сжали запястья с невероятной силой. От боли я вскрикнула, на глазах выступили слезы.

Мужчина до крови укусил меня в губу.

— Ты не закричишь, ты не сможешь убежать от меня в этот раз, — услышала я шёпот в самое ухо, — даже не пытайся, Оливка.

Я забилась в этих руках, как пойманный зверь в силках.

— Отпусти меня, Петр, — голос прозвучал тихо, сдавленно, я не могла кричать, не вызвав скандала и переполоха.

— Что ты сделаешь, Оливка? — издевательски спросил он, просовывая ногу между моих бедер, не давая свести их вместе. — Закричишь — будет скандал. Сенатор уехал несколько минут назад. Ты знаешь, никто не обвинит меня, я крупная рыба. А ты — всего лишь мелкая девка. Красивая — да, умная — да, но всего лишь девка, меняющая хозяев.

Я почувствовала как его член трется о мое белье. Застонала от боли, ужаса и паники. И от понимания того, что этот больной ублюдок прав. Он прижимал меня к стене, двигаясь расчетливо, методично.

От унижения слезы катились из глаз, я закрыв глаза, молилась, чтобы это скорее закончилось.

Знала, я ведь знала, что происходит, когда уезжает большое начальство. Обычно, правда, звери какое-то время еще выжидали, но этот ждать не стал.

Он вжимал меня в стену, несколько раз ударив о нее, чтобы я не дергалась.

— Сейчас, моя хорошая, — слышала его шепот, — сейчас все-таки узнаешь меня ближе. Жаль, кричать не сможешь, тогда убьешь все, что вы с этим ублюдком добились за вечер.

— Петр, пожалуйста, — простонала я, — давай хотя бы уйдем с этого вечера…. Не здесь….

— Нет, Оливка, ты сама выбрала этот путь, — он остановил свои движения о мои бедра и белье, и я поняла, что он натягивает презерватив. — Я спрашивал, чего ты хочешь, я предлагал тебе то, что никто предложить не мог. Но ты выбрала иной путь.

Я рванулась в последней попытке освободится, услышав, как затрещала тонкая ткань платья.

Моё сердце бешено стучало в груди, отчаяние охватило меня целиком. Я рванулась снова, из последних сил, понимая, что времени остается всё меньше. Пётр не собирался меня отпускать — это было видно по его холодной, жёсткой решимости. В ушах стоял гул от его слов, от ужасного осознания того, что случится дальше, если я не найду выхода.

— Петр, прошу, остановись… — выдавила я из себя, но мой голос дрожал, почти тонул в страхе. — Сенатор…

— Кто ему расскажет, Лив? Ты? Ты будешь молчать….

Самое страшное, он был прав, если случится то, что случится я действительно буду молчать: из страха, из гордости, из желания скрыть это унижение. Если кто-то узнает о моем позоре — мне придет конец, и как профессионалу и как простой женщине. Наш мир слабостей не прощает никому: ни мужчинам, ни женщинам. Он наконец-то справился с резинкой и прижал меня сильнее, сдергивая белье и сильнее раздвигая ноги, нажимая на шею, чтобы я не могла сопротивляться. Чем сильнее я вырывалась, тем сильнее он сдавливал горло, перекрывая мне дыхание.

— Руки от нее убрал, сука!

Мощная сила, похожая на ураган, отшвырнула Перумова от меня как перышко.

Пётр рухнул на пол, отлетев на несколько метров от стены, в которую только что вжимал меня. Я осела на холодный пол, едва дыша, хватая воздух ртом, мой разум ещё не успел осознать, что произошло. Но передо мной стоял Олег, его глаза горели тёмным пламенем, каким я их ещё никогда не видела.

Перумов, пошатываясь, поднялся, пытаясь восстановить равновесие и достоинство, но Олег уже был рядом с ним. Он схватил Петра за воротник, притянув его к себе, их лица были на одном уровне.

— Ты больше не дотронешься до неё. Никогда. — В голосе Олега прозвучало такое хладнокровие, что мне стало страшно не только за Перумова, но и за то, что может произойти дальше.

Пётр усмехнулся, хотя его взгляд был полон злости.

— А в чем дело, Королёв? — прошипел он. — Мы ещё не закончили.

Олег молча ударил его в челюсть, и Перумов снова рухнул на пол.

Они были одной весовой категории, но сейчас Олег был настолько сильнее, настолько яростнее, что сминал Петра как фантик от конфеты.

— Олег…. — прохрипела я, держась за горло.

Олег на мгновение остановился, услышав мой слабый голос. Его пальцы всё ещё сжимали воротник Перумова, готовые продолжить беспощадную расправу. Пётр лежал на полу, пытаясь вырваться, но не мог — ярость Олега была сильнее любого его сопротивления.

— Олег… пожалуйста, хватит… — я постаралась встать, прикрывая дрожащие руки, чувствуя, как каждая клетка моего тела содрогается от страха и адреналина, но в глубине сознания билась одна мысль: «Нельзя допустить скандала….»

Королёв обернулся ко мне, его глаза по-прежнему были наполнены тьмой, но ярость в них уже начала затухать. Он медленно разжал пальцы и отступил от Перумова, который теперь с трудом поднимался, держась за разбитую челюсть.

— Если ты ещё раз прикоснёшься к ней, — произнёс Олег тихо, его голос был ледяным и хладнокровным, — я тебя уничтожу. Ты больше не существуешь.

В комнату уже влетели молчаливые охранники, которые были приучены справляться с любой проблемой. Олег с брезгливостью вытер руки о рубашку Перумова, поднялся и поднял руки, показывая, что не собирается больше прикасаться к противнику.

— Заберите эту падаль, — негромко приказал он, — приведите в порядок. Ничего здесь не было.

Охранники молча подчинились, подхватив Перумова под руки и быстро увлекая его прочь из комнаты. Вся сцена произошла настолько стремительно, что даже теперь, когда все было кончено, казалось, что время замедлилось. Олег стоял неподвижно, его руки всё ещё слегка дрожали, но ярость, которую я видела раньше, постепенно сходила на нет, уступая место тому холодному самообладанию, которое всегда было его маской.

— Лив, — тихо произнёс он, обернувшись ко мне. В его голосе было что-то странное, словно сожаление или усталость, но его взгляд оставался непроницаемым.

Я дернулась.

— Он не вернётся, — добавил Олег, подходя ко мне ближе. — Ты в безопасности.

Но что-то в его словах казалось неправильным. Безопасность? Могу ли я быть в безопасности рядом с ним, человеком, который так легко погружается во тьму? Из лап одного хищника я попала в лапы другого.

Меня трясло так, что я не могла справится с порванными бретельками платья, пытаясь хоть как-то привести себя в порядок. Крупные слезы текли по щекам. Мои трусы валялись рядом со мной, порванные, грязные, я не могла заставить себя даже посмотреть на них, не то что прикоснуться.

— Встать сможешь? — Олег присел рядом, не обращая внимание на то, что я снова отшатнулась от него.

Он протянул руку, как будто собирался помочь мне встать, но я не могла заставить себя приблизиться к нему.

— Встать сможешь? — повторил он, не пытаясь скрыть свое раздражение. Но я продолжала дрожать, чувствуя, что всё это уже слишком. Слёзы катились и катились, и я не могла их остановить, не могла справиться даже с собой, не говоря уже о ситуации.

— Пожалуйста, просто оставь меня, — прошептала я, не узнавая собственного голоса. Мне хотелось исчезнуть, раствориться, убежать от всего этого.

Олег вздохнул, опустив руку, его лицо стало каменным, без единого намёка на понимание.

— Тебе нужно собраться, Лив, — произнёс он холодно. — Здесь нельзя оставаться.

Он осторожно перехватил мои запястья, заставляя повиноваться себе и подняться на ноги. Знакомые ладони, такие горячие, такие шершавые и не ровные вдруг придали мне сил. Олег осторожно, но твёрдо держал меня за запястья, и в этот момент его прикосновение стало для меня якорем, каким-то странным спасением в мире, который рушился вокруг. Я не могла сопротивляться, слишком устала, слишком сломлена тем, что произошло. Его тёплые руки, казалось, вытягивали меня из бездны.

— Всё, — прошептал он, глядя на меня своими холодными глазами, в которых на мгновение мелькнуло нечто похожее на сочувствие. — Ты справишься. Держись.

Он помог мне встать на ноги, не давая упасть обратно на пол, перехватил за талию. Моя голова кружилась, я всё ещё чувствовала себя потерянной, но его железная хватка не позволяла мне окончательно развалиться.

— Мы уходим, — добавил он, проводя пальцами по моей разорванной одежде, затем снимая с себя пиджак и накидывая мне на плечи. — Всё будет хорошо.

— Одежда… — прошептала я.

— Что такое? — он на секунду остановился.

— Наша верхняя одежда….

— Черт с ней, — вздохнул он, следуя за молчаливыми мальчиками в пиджачках, — выйдем через задний ход. Николай уже ждет.

Олег уверенно вел меня через коридоры, его рука крепко держала меня за талию, не давая упасть, а моя голова всё ещё кружилась от всего произошедшего. Тепло его пиджака и сильная хватка давали ощущение хоть какого-то контроля над ситуацией, несмотря на хаос в моей душе. Шаги были тяжелыми, сердце колотилось в груди, но я больше не могла думать, не могла анализировать.

Мы вышли через узкую, неприметную дверь, которую охранник тихо открыл перед нами. Холодный ночной воздух обдал меня свежестью, заставив вздрогнуть. Машина уже стояла на месте, свет фар пробивался сквозь темноту. Николай, увидев меня, присвистнул, но тут же открыл машину, помогая Олегу посадить меня внутрь.

Голова кружилась и болела настолько сильно, что к горлу подкатила тошнота.

— Останови машину! — потребовала я.

Николай бросил быстрый взгляд на начальники и, повинуясь движению головы, затормозил.

Я едва успела выскочить прочь, как спазм свел желудок.

Олег быстро оказался рядом, удерживая меня, чтобы я не упала. Моя голова кружилась, и тошнота не отпускала. Я стояла на обочине, дыша неровно и тяжело, ощущая, как слабость накатывает с новой силой.

— Всё нормально, — произнёс он тихо, но его голос оставался холодным, отстранённым, будто он просто выполнял долг, — просто дыши.

Я оперлась на его руку, чувствуя, как мир вокруг начинает немного стабилизироваться. Однако в голове всё ещё шумело, а воспоминания о произошедшем били по сознанию. И на место ужаса, того первобытного ужаса всех женщин, прошедших через это, стала приходить ярость. Настоящая, чистая и темная. Ярость накатывала волнами, затопляя сознание, и я с трудом сдерживала себя, чтобы не сорваться. Этот ужас — он был позади, но что-то внутри меня разломалось. Я подняла голову и посмотрела на Олега. Его лицо оставалось каменным, непроницаемым, словно он видел подобное тысячу раз.

Хорошо. Если я для вас всего лишь вещь, то я стану такой: дорогой, манящей, обещающей, но никогда не дающей ничего взамен!

Олег увидел это на моем лице. Вздохнул.

— Отлично, Лив. Похоже пришла пора поговорить откровенно и расставить все точки над и. Садись в машину.

Я выполнила его распоряжение — молча села назад. Он сел рядом со мной.