Вопрос цены

25

Когда за Олегом закрылась дверь, я вернулась в комнату и тихо опустилась на кровать, всё ещё сохранившую наши запахи. Провела рукой по подушке, на которой он спал, и глубоко вдохнула, впитывая аромат его парфюма, смешанный с естественным запахом его тела. Это был его след, который остался в комнате, но и глубоко внутри меня.

Десять дней. Всего десять дней понадобилось, чтобы от полного равнодушия я оказалась в точке, где его присутствие стало чем-то естественным, почти необходимым. Олег каким-то образом оказался тем человеком, которого я впустила в свою жизнь, и он занял в ней весомое место.

Я провела рукой по простыне, чувствуя остаточное тепло и удивляясь тому, как быстро всё изменилось. Как быстро я привязалась, позволила ему стать частью моего мира, хотя ещё недавно думала, что никто не сможет так легко пробиться через мои стены.

Всё стало намного проще и одновременно сложнее.

Я не собиралась показывать Олегу, но сама я была далеко не так уверена в его отношении ко мне. И только оставшись в одиночестве поняла почему: я так и не разобралась зачем, зачем в день приема он спровоцировал Перумова? Внутри меня зрела твердая уверенность, что Олег не просто сделал это — он расставлял фигуры на своей шахматной доске, четко следуя какому-то плану. И я была всего лишь одной из его фигур. Важной, но не главной.

Я чувствовала, что он держит что-то в секрете, что-то, что я пока не могу понять. Его план был для меня загадкой, и, хотя его чувства ко мне казались настоящими, я не могла избавиться от мысли, что в его мире всегда будет важнее следовать своей стратегии, чем делиться ею со мной.

Впрочем, напомнила я себе — десять дней. Всего десять дней прошло с того момента, как всё это началось. И, если быть честной, Олег не обязан делиться со мной всеми своими планами и решениями. Мы оба привыкли держать свои карты при себе, особенно когда речь шла о чём-то важном, полагаться на себя и защищать своё пространство. Нам обоим нужно намного больше времени, для того, чтобы начать доверять друг другу.

Поэтому отодвинув мысли об Олеге подальше, я вернулась к насущным вопросам. Всю свою жизнь я привыкла доверять своей интуиции и сейчас она не просто кричала, она трубила мне изо всех сил, что статья, вышедшая вчера, несет в себе гораздо больше, чем это казалось на первый взгляд. Перумов очень, очень быстро перешел к действиям, гораздо быстрее, чем от него можно было ожидать. И это было совершенно на него не похоже.

Мне категорически не хватало информации.

И «тихого места», потому что все в квартире сейчас напоминало об Олеге: его запах, влажное полотенце ванной, вторая щетка, по-хозяйски занявшая место рядом с моей, вторая кружка в раковине…. Куда бы не падал мой взгляд, я видела его след, а это сбивало с мыслей, пусть и заставляло сердце стучать быстрее, а губы — счастливо улыбаться.

Мне нужно было выйти, сменить обстановку. Погружённая в свои мысли, я начала собираться, чтобы найти это самое «тихое место», где можно будет навести порядок в голове и подумать, как противостоять Перумову.

Я быстро оделась, накинула куртку и взяла ключи от машины Олега. На улице было прохладно, свежий воздух немного прояснил голову. Я завела машину, чувствуя себя одновременно взволнованной и решительной, потому что уже точно знала куда и зачем поеду.

До Центра доехала довольно быстро, утренние пробки в городе уже почти полностью рассосались, перед этим заехав в магазин и доверху забив багажник продуктами и средствами гигиены. Не смотря на суматоху последних дней, после моего первого визита я несколько раз созванивалась со Светланой, уточняя, что им необходимо в первую очередь. Это не было планом игры, это было поручением Олега, собрать максимально данных чем мы можем помочь тем, кто в этом нуждается. С каждым звонком и разговором, эта женщина нравилась мне все больше, хотя я и понятия не имела тогда, что ее связывает с Павловой. Зато сегодня точно знала, что привезти Центру в подарок.

Припарковавшись около здания, с удовольствием отметила, что по территории ходят люди, устанавливающие более серьезный забор, чем хлипкие решетки, что тут были ранее. Руководила работой не молодая женщина, с суровым лицом, поглядевшая на меня подозрительно.

— Простите, — улыбнулась я максимально мягко, — Светлана на месте? Или может Катерина Викторовна?

Женщина снова окинула меня подозрительным взглядом, но, услышав имена, слегка смягчилась.

— Светлана Васильевна на месте, — сухо ответила она. — Катерина Викторовна тоже, но она в кабинете, говорит с девочками. Вам кого из них позвать?

— Светлану, если можно, — ответила я. — Я привезла кое-что для Центра, и хотелось бы обсудить с ней пару моментов.

Женщина кивнула, махнула кому-то рукой, и один из рабочих пошел в сторону здания. Видимо, за Светланой. Я тем временем огляделась по сторонам, отмечая, что территория стала выглядеть более ухоженной и безопасной, и это наводило на мысль, что дела у Центра постепенно налаживаются.

Через пару минут из здания вышла Светлана, улыбаясь при виде меня. Её лицо озарилось теплотой, когда она подошла ближе.

— Оливия, неожиданно, но… приятно.

Со Светланой мы были почти ровесницами, но я почему-то чувствовала себя почти девчонкой под ее спокойным, полным силы взглядом, так напоминающим материнский.

— Я… я кое-что привезла, — я не знала, как построить разговор, смутилась, вертя в руках ключи от машины.

— Оливия, не нужно смущаться, — мягко сказала она, заметив моё смятение. — Я рада видеть вас в любое время.

— Я… привезла продукты и средства гигиены, — объяснила я, всё ещё не зная, как правильно подойти к разговору. — Мы созванивались, и вы говорили, что это то, что нужно в первую очередь. Это не вклад «Агоры», это мой личный вклад……

— Оливия, — засмеялась Светлана, рассматривая забитый багажник, — вы сегодня просто фея-крестная! Пойдемте внутрь, ребята помогут разгрузить машину.

Я слегка замялась.

— Светлана, — остановила я ее. — Я хочу сказать, что приехала…. Не как представитель компании… ну то есть, мы не отказываемся от своего сотрудничества с вами… но я сегодня….

— Оливия, — она взяла меня за руку. — Я понимаю….

— Да, я не хочу, чтобы моя помощь воспринималась как часть какой-то стратегии или проекта. Я приехала, потому что…. Потому что мне это было нужно, — тихо закончила я, опуская глаза.

Света чуть заметно улыбнулась.

— Олив, хотите чаю? Девчонки на кухне как раз готовят обед для малышни, пойдемте к ним.

— Да, — выдохнула я с облегчением. — Если можно….

— Нужно, Олив, нужно. Всем нам порой нужно место, куда можно сбежать. А лишняя пара рук сейчас точно не помешает.

Её слова прозвучали так просто и по-доброму, что мне стало легче. Она словно знала, что мне нужно именно это — тихое, спокойное место, где можно не думать о проблемах, а просто быть полезной.

Мы вошли на кухню, где несколько женщин уже вовсю готовили еду. На плите кипел суп, и я почувствовала запах свежеиспечённого хлеба. Несколько малышей заглядывали через порог, а женщины в фартуках весело переговаривались, бросая взгляды на стол с продуктами.

— О, — улыбнулась одна из них, заметив нас. — Новая подруга? Проходи, чего стоишь?

— Наталья, это Оливия, — представила меня Светлана. — Она не совсем наша постоялица. Она пришла помочь. Олив, это Наталья, наш шеф-повар и мама над всеми малышами.

— А, привыкла я с мелкими управляться, — заявила женщина, — и готовить люблю. Че встала, проходи. Картошку чистить умеешь? Хотя…. — в голосе ее промелькнуло сомнение, но не было враждебности, — с таким-то маникюром….

— Я справлюсь, — быстро отозвалась я, проходя вглубь кухни.

— Наташ, ну ты хоть чаем гостью напои, — тихо засмеялась Светлана, присаживаясь рядом со мной и вооружаясь картофелечисткой. — Я сама тебе помогу.

Светлана, сидя рядом, ловко чистила картошку, и её спокойствие моментально передалось мне. Я взяла картофелечистку, почувствовав, как от процесса и атмосферы становится уютно и по-домашнему.

— Оливия, не стесняйся, если что не так — Наташа, она строгая, но добрая, — подмигнула Светлана.

— Добрая, — Наталья усмехнулась, покачав головой. — Ну, раз Светлана тебя привела, значит, у нас тут пополнение. Помогай, Оливия, а там, глядишь, и чай будем пить.

Я тихо засмеялась, чувствовала себя почти как дома.

— Это Надя, — продолжала знакомить меня Светлана, представляя пухленькую, милую блондинку с уже сходящим синяком под глазом, — у нее сегодня на работе выходной, поэтому она с нами. А это — Рита, — еще одна блондинка, но высокая, худощавая, — мы сейчас ищем для нее работу.

Женщины смотрели спокойно, понимающе, без вызова и вражды. Никто здесь не задавал вопросов. Никто не осуждал и не пытался выяснить детали твоей жизни. В этом месте, как будто негласно, всем было понятно, что судьба у каждого своя, и иногда она бывает не самой лёгкой. Вопросы были лишними.

Все мы оказались здесь, потому что так сложились обстоятельства.

После картошки мне выдали перчатки и отправили мыть посуду. Мытьё посуды, как и вся эта простая, повседневная, домашняя работа, неожиданно помогало привести мысли в порядок. Каждое движение — механическое, без суеты и спешки — было как своего рода медитация. Здесь не было места интригам, играм и недосказанности, к которым я так привыкла. Только тёплая, спокойная атмосфера, шутки и смех, но всегда с той самой мягкой грустью, которая приходит после пережитого.

Эти женщины, каждая со своей непростой судьбой, нашли здесь убежище. Они строили свою маленькую вселенную, в которой были место для надежды и простых радостей. Мыть посуду, чистить картошку, кормить детей — всё это не казалось скучной рутиной. Это была их новая реальность, в которой они учились снова верить в лучшее. Они вырвались, каждая из своего личного ада, и теперь находили счастье в каждом прожитом дне, хотя бы в его простых, мелких проявлениях.

Я чувствовала, что их сила, их стойкость и умение радоваться простым вещам чем-то заразительны. И хотя я была здесь посторонней, всё, что они создавали, ощущалось живым и настоящим.

Обед с этими женщинами был простым, тёплым и уютным. Борщ, запечённая картошка — ничего сложного, все просто и вкусно. После обеда мы пили чай с пирогами и сладостями, которые я привезла. Казалось бы, это обычный день в обычной кухне, но атмосфера была пропитана чувством общности, спокойствием и тихой надеждой.

Дети, хоть и были чуть тише и осторожнее, чем их сверстники, всё же бегали и смеялись, играя неподалёку. В их глазах всё ещё читался страх — каждая резкость, каждое неожиданное движение могли вызвать вспышку тревоги. Но здесь, среди этих женщин и их заботы, дети снова учились быть просто детьми. Их смех был светом в этом месте, показателем того, что, несмотря на всё, через что они прошли, впереди всё ещё может быть что-то хорошее.

Я смотрела на них, видела их настороженность, и каждый раз это резало по сердцу, снова пробуждало мысли, которые я старательно гнала прочь. Но я также видела, как они медленно возвращаются к жизни, как учатся доверять и радоваться простым вещам. Это было настолько живым и настоящим, что я почувствовала, как и меня затягивает этот мир, построенный на стойкости, поддержке и надежде.

После обеда, когда женщины сидели на кухне, уложив детей спать и тихо разговаривали, я вдруг поняла, что голова стала на удивление чистой, мысли и эмоции пришли в порядок и равновесие.

— Светлана, — тихо позвала я директора, которая чистила яблоки для детишек.

— Олив?

— Если комната…. Можно я посижу в «тихой комнате»? — нерешительно спросила я ее. — Если она не занята….

Светлана посмотрела на меня с лёгкой улыбкой, продолжая чистить яблоки.

— Конечно, Олив, — мягко ответила она. — Комната свободна, и ты можешь там побыть столько, сколько нужно. Может… Катю позвать?

— Нет…. Я только возьму кое-что из машины и посижу, подумаю….

Женщина кивнула.

«Тихая комната» действительно оправдывала своё название. Не большая, но очень уютная, она словно была создана для того, чтобы здесь можно было уйти в себя. Мягкий диван и кресло в углу, которое казалось лишь смутным очертанием в полумраке, маленький круглый столик — всё это располагало к спокойствию и тишине. Тёмные занавески на окнах создавали ощущение уединённости, а звуконепроницаемые двери отсекали весь шум внешнего мира.

Я села на диван, чувствуя, как расслабляется каждая клетка моего тела. В этой тишине можно было наконец сосредоточиться. Моя голова была ясной, мысли — упорядоченными. В этом месте не было спешки, не было необходимости принимать немедленные решения. Я могла просто думать, анализировать, прислушиваться к интуиции. Здесь можно было навести порядок не только в голове, но и в душе.

Посидела, прислушиваясь к тишине, а потом достала газету. Перечитала статью еще раз и еще раз, прислушиваясь к своей интуиции. Что-то бродило в голове, на самой границе сознания, но я никак не могла уловить свою мысль. Я снова перечитала статью, медленно, вдумываясь в каждое предложение, каждую деталь. Статья словно тянула за собой целую цепочку событий, которые начались задолго до этого дня.

Тихий шорох за спиной заставил вздрогнуть, едва сдержать вскрик.

Моё сердце на мгновение замерло, когда я увидела тонкую, едва заметную фигурку, отделившуюся от кресла в углу комнаты. Это была Лика. Её прозрачная, почти призрачная фигура едва виднелась в полумраке комнаты, и только спустя несколько секунд я окончательно осознала, кто передо мной.

— Лика, ты меня напугала, — выдохнула я, пытаясь взять себя в руки.

Она стояла передо мной, слегка ссутулившись, как будто пытаясь сделать себя незаметной.

— Извини, — тихо прошептала Лика, её голос был едва слышен. — Я не хотела мешать, просто… я тоже иногда сюда прихожу, когда нужно побыть одной.

Я кивнула, чувствуя, как напряжение постепенно спадает.

— Всё в порядке, Лика. Ты не помешала. Это ведь я пришла сюда позже тебя, прости меня. — Я убрала газету в сторону и посмотрела на неё с мягкой улыбкой. — Здесь действительно спокойное место.

Она села в кресло напротив, её тонкие пальцы нервно теребили подол свитера.

— Здесь… легче думать, — пробормотала она.

Лика выглядела бледной и измождённой, её худоба стала ещё более заметной. Я не могла не заметить, как её тонкие пальцы нервно теребили подол свитера, словно она пыталась найти в этом движении успокоение. Беспокойные глаза метались от меня к газете и обратно.

Вдруг она замерла, её взгляд остановился на фотографиях в газете. Её обычно беспокойные глаза сузились, и она прищурилась, словно пыталась что-то рассмотреть или осознать. Я заметила, как её пальцы перестали теребить подол свитера, а всё её внимание сосредоточилось на тех снимках, которые я оставила на столе.

— Это ведь ты…. На фотографиях…. — нервно спросила она.

Я кивнула, стараясь не выдать своего удивления.

— Да, это я, — ответила я, следя за её реакцией. — Эти фотографии недавно появились в прессе.

— Эти мужчины…. Это кто-то из них… оставил тебе это? — они кивнула на мои руки.

Её вопрос застал меня врасплох. Я на мгновение задержала дыхание, затем, не спеша, опустила взгляд на свои запястья, где синяки уже начали зеленеть. Лика заметила то, что я сама почти забыла, стараясь не придавать значения этим следам.

— Да… — тихо ответила я, опуская глаза. Эти синяки, как бы я не хотела об этом забыть, роднили меня с женщинами этого Центра. И тот ужас и омерзение, которое я испытала, мне не забыть никогда.

Лика посмотрела на меня с сочувствием и пониманием, словно то, что я призналась, сблизило нас ещё больше. Она слегка сжала губы, словно подбирая слова, но, в конце концов, молчала, её глаза были полны боли и одновременно сострадания. И неким вызовом.

— Он трус. Этот мужчина, что оставил на тебе эти отметины. Он трус.

Я на мгновение замерла, её слова задели что-то внутри.

— Ты не похожа на нас, — продолжала говорить Лика, словно находясь в трансе. — Ты совсем на нас не похожа.

Я не знала, что ответить. Лика явно видела во мне нечто другое, отличное от того, что она видела в себе и остальных женщинах этого центра.

— Лика, все мы проходим через что-то своё, — попыталась я объяснить. — Я такая же, как и вы. Эти следы… они не делают нас слабыми, не превращают в кого-то другого. Они просто часть того, что с нами случилось.

Но Лика только покачала головой, её взгляд оставался далеким.

— Нет, — сказала она, и в её голосе уже не было прежней уверенности. — У тебя есть что-то, чего нет у нас. Ты борешься… и у тебя есть сила, которую никто не может отнять. Такие как он, — она снова кивнула на фотографии, — боятся таких как ты. Ты идёшь вперёд, даже когда тебе страшно. И такие как он, отступают под напором твоей силы. Он хочет тебя заполучить, но понимает, что это невозможно. Это порождает ярость. Ярость порождает безумие. Безумие порождает ошибки.

— Ошибки, — повторила я, пытаясь осмыслить её слова. — Ты думаешь, что он уже на грани?

Лика кивнула, её взгляд был серьёзен и тревожен.

— Он хочет контролировать всё, но не может контролировать тебя, — сказала она тихо. — Это сводит его с ума. Он будет делать ошибки. Он уже их делает. Но… ты должна быть осторожна. Безумие толкает людей на крайние меры. Он не может заполучить тебя, но будет отыгрываться на таких как я: слабых, беззащитных…. Он будет искать то, чем можно тебя задеть. Он будет бить из-за спины…. Такие как он не остановятся перед тем, чтобы причинить боль: физическую, моральную…. Они бьют не в лоб, а в самое уязвимое место. И не по тебе, потому что ты в его глазах — неуязвима. А по тем, кого ты любишь.

Слова этой маленькой, запуганной девочки были словно отголосками моих собственных мыслей. Она словно понимала о ком и о чем идет речь.

Искать уязвимых….

Марик…. Этот вывод напрашивался сам по себе. Мой непохожий ни на кого братишка. Сложный, наивный, не смотря на свой цинизм и юмор, ранимый. Других кандидатов на роль жертвы просто нет…

Внезапное осознание пронзило меня словно молнией. Холодный ужас сжал живот, и дыхание на секунду перехватило. Марик — да, он был уязвимым, но не единственным. Перед глазами замелькали образы, и я поняла, кого ещё Перумов мог использовать. Кого-то, чья уязвимость была даже больше, чем у Марика.

Олег.

Не тот Олег, которым он был сейчас: сильный, опасный противник с мощным интеллектом и бульдожьей хваткой.

Другой Олег.

Тот, чью судьбу когда-то растоптали.

Он не мог бы уничтожить Олега напрямую, не мог бить по компании — слишком хорошо мы укрепились, но мог вытащить наружу тех демонов, которые прятались в его прошлом. Демонов, которых Олег с трудом держал на привязи. И это было куда как более опасно.

— Я… я поняла, Лика, — пробормотала я, стараясь не выдать своего страха. — Спасибо. Ты помогла мне больше, чем можешь себе представить.

— Ты не поняла…. Ошибки… он делает ошибки…. Одну за другой…. — девочка устало упала на спинку дивана. — Увидь их….

— Света! — закричала я, поддерживая девочку, которая почти обмякла у меня в руках. — Девочки, кто-нибудь, помогите!

Через минуту в комнату вбежала Светлана, помогая мне приподнять девчушку.

— Света, что с ней?

— Она потеряла сознание, позови Катю. Ее надо уложить в постель.

Я выскочила в коридор, спеша навстречу Катерине.

Женщины увели девочку в ее комнату, вызвали врача. Я нервно ходила взад-вперёд по коридору, кусая губы и не зная, что делать. В голове всё смешалось: страх за Лику, внезапные догадки о Перумове, беспокойство за Марика и Олега. Каждая минута тянулась, как вечность, пока я ждала, когда выйдет Светлана или кто-нибудь из врачей.

Наконец. Света вышла из комнаты и посмотрела на меня.

— Что с ней? Как она?

— Лика больна, Оливия, — печально сказала Светлана. — Очень больна. У нее онкология. Четвертая стадия. Метастазы уже разошлись по организму.

Мир вокруг словно замер. Слова Светланы ударили меня, как холодная волна. Онкология. Четвёртая стадия. Лика… девочка, с которой я только что разговаривала, оказалась на пороге смерти. Я чувствовала, как земля уходит из-под ног.

— Она… — я не смогла закончить предложение, голос сорвался. — Как долго?

— Слишком поздно обнаружили. Лика девочка из деревни, приехала в город, чтобы прокормить дочьку. А потом полный набор: насилие, побои, издевательства. На медицинскую помощь денег не было. А потом ее вообще выкинули на улицу как ненужную вещь…. С дочкой. Мы не знаем, Олив, кто это сделал. Она не говорит. Ты сама видела — девочка потрясающей красоты и беззащитности. Такие первые становятся жертвами.

Слова Светланы резанули по живому. Лика, такая хрупкая, с внутренним миром, который уже рушится изнутри, и с маленькой дочкой на руках, оказалась выброшенной на улицу, словно ненужная вещь. Как такое могло случиться? Я чувствовала гнев, боль и бессилие одновременно.

— И она… одна всё это время? — мой голос дрожал, я еле сдерживалась, чтобы не заплакать.

Светлана посмотрела на меня, в её глазах была боль и тяжесть всего того, что она видела и знала.

— У Лики есть дочка. Мы стараемся заботиться о них, насколько это возможно, но… Оливия, чудес не бывает. Она боролась, сколько могла, но сейчас… ей просто не хватает сил.

— Чем….

— Ничем, дорогая, — Света обняла меня, я почувствовала, что она плачет вместе со мной. — Ничем… если можешь…. Если хватит у тебя сил…. Приезжай к ней…. Ты первая с кем она заговорила за последние дни….

Света не принуждала и не осуждала меня, она прекрасно понимала, что далеко не на все у людей хватает сил. Я прижалась к Светлане, чувствуя, как её слёзы смешиваются с моими. Эта тишина, в которой мы обе стояли, плача, была почти невыносима. Я знала, что Лике осталось немного, и это знание разрывало сердце. Но Света не требовала от меня героизма — она лишь предложила. И это давало мне выбор.

— Я приеду, — прошептала я, с трудом сдерживая всхлипы. — Если она захочет, я буду рядом.

Света кивнула, сжимая мою руку в знак поддержки.

— Я скажу ей. И спасибо, Оливия, — тихо сказала она. — Иногда… просто быть рядом — это уже великое дело. Да и вообще, приезжай. Просто приезжай. Ты всегда желанный гость у нас. Наши двери всегда будут открыты для тебя. В любое время.