Вопрос цены

28

Премия «Перо», в начале 90-х основанная как награда за смелость и приверженность журналистским ценностям, за двадцать лет превратилась в довольно рутинное мероприятие. Однако, оно позволяло оставаться в центре внимания журналистской элиты и поддерживать важные связи между представителями медиа, бизнеса и власти. Несмотря на то, что премия со временем утратила свою первоначальную остроту и значимость, она всё ещё оставалась престижной площадкой для обмена мнениями и завоевания внимания влиятельных фигур.

Прием и торжественные награждения стали более формальными, но всё ещё предлагали возможность для участников обсудить актуальные проблемы, найти союзников или продвигать свои интересы. Журналисты, издатели, владельцы СМИ — все они собирались здесь, чтобы укрепить связи, наладить новые контакты и обсудить последние события.

Или чтобы указать некоторым на их место. В такие моменты журналистская тусовка превращалась в арену, где борьба за влияние и контроль была не менее ожесточенной, чем на политическом поле. Здесь каждый взгляд, каждая фраза, сказанная в кулуарах, могла определить будущее сотрудничество или стать началом чьего-то падения.

Костя галантно протянул мне бокал с шампанским и подал руку, увлекая в глубь зала. Шел гордо, словно я была его личным трофеем.

— Костя, — едва улыбнувшись, одернула я его.

— Олив, ну давай признаем, мне нечасто выпадает возможность покрасоваться рядом с тобой…. Ловлю момент. Посмотри на эту красоту — салаги мне завидуют.

— Смотри в оба, Костя. Стань моими глазами и ушами.

— Тогда твои глаза и уши тебе сообщают, что в зал только что вошли Марк Покровский и его жена.

— Чудесно, — я отпила шампанское, мило улыбаясь встречным журналистам, — нас с тобой это должно волновать меньше всего. Просто продолжаем улыбаться.

Вечер ничем не отличался от сотен ровно таких же вечеров, которые я посещала ранее. Костя, чуть подуспокоившись и поняв, что я не собираюсь его контролировать, тут же погрузился в свою среду, в которой был как рыба в воде. Улыбки, рукопожатия, намеки, фальшивые комплементы, целование воздуха у ушей, колкие замечания — все как всегда.

«Агора» выходила на финишную прямую по заключении сделки о слиянии, поэтому нас с Костей сразу окружили журналисты деловых изданий, стремясь выведать хоть что-нибудь.

Машинально рассмеявшись не самой смешной шутке одного из журналистов РБК, я заметила помахавшую мне с противоположного края зала Клару.

— О, моя несбывшаяся любовь, — тоскливо заметил Костя, когда мы плавно подошли к коллеге.

— Пройдись, Костя, выдохни, — попросила я его, — принеси нам креветок, что ли….

Костя с притворной тоской вздохнул, бросив ещё один взгляд в сторону Клары.

— Ладно, Лив, — ответил он, чуть подмигнув. — Креветки для дамы — это святое.

Он быстро скрылся в толпе, а я подошла к Кларе, которая уже ждала меня с привычной лёгкой улыбкой.

— Привет, Олив, как всегда на высоте и как всегда с интересным мужчиной? — промурлыкала Клара, расцеловывая воздух у моего уха.

— Хочешь познакомиться, Клархен? — улыбнулась я. — Могу устроить.

— О, неужели ты наконец решила пожертвовать одним из своих бойцов ради меня? — Клара усмехнулась, слегка прищурив глаза. — Костя, конечно, интересный экземпляр, но мне кажется, он слишком предсказуем для моих вкусов.

— Он не так прост, как кажется, — ответила я, слегка улыбнувшись. — Но если тебе вдруг захочется рискнуть…

— Предложение весьма заманчивое…. Тем более я теперь женщина почти свободная….

— Клара, — действительно удивилась я, — неужели?

— Достало меня это все, Олив, — сухо ответила она. — Так что сейчас — только работа. И интересные мальчики, навроде твоего.

Она замолчала, и я вдруг поняла, что железная Клархен дала трещину.

— Я всегда играла по правилам этого мужского, чтобы там не говорили, мира, Олив. И похоже — проиграла, — наконец высказалась она. — Ты успела уйти вовремя, а я…. На что я надеялась, Олив? Кто мы для них?

Клара редко позволяла себе говорить о личном, и этот момент был для неё, безусловно, слабостью, которую она не привыкла демонстрировать. Я внимательно смотрела на неё, чувствуя, что передо мной стоит не просто коллега, а женщина. Женщина, которой я восхищалась, которая не склоняла голову никогда и не перед кем.

— Кто мы для них? — повторила она. — Любовницы, соратницы, вполне возможно они даже любят нас. Но никогда они на нас не женятся. Мы для этого слишком сильны.

Слова Клары ударили глубже, чем я ожидала. Она выразила ту горькую правду, которую многие женщины в нашей позиции предпочитали не признавать. Мы были для своих партнеров чем-то важным — сильные, умные, красивые. Но в их мире мы всегда оставались за пределами той роли, которую они отводили своим «идеальным» женам. Они могли восхищаться нами, ценить нас, даже любить. Но, как сказала Клара, «никогда не женятся».

— Посмотри на своего Покровского и его поганку, Олив. Он ведь ее едва выносит, последние недели две их отношения — прямая антипропаганда семейных ценностей. Его тошнит от нее, в прямом смысле слова, он ее ни во что не ставит, не смотря на ее папашу. Более того, и у папаши ее все сейчас далеко не так радужно, Маркуша вполне может играть в свою игру, но…

Клара замолчала на мгновение, её глаза сверкнули злобной искрой, которую она пыталась скрыть за привычной усмешкой.

— Но что? — тихо спросила я, чувствуя, как её слова медленно проникают под кожу.

— Но он всё равно с ней, — ответила она, пожимая плечами. — Потому что так принято. Потому что она подходит под их картинку: идеальная жена, мать его ребёнка, дочка его босса, наследница компании. Тупая, жадная, эгоистичная тварь, Олив, но она вписывается в мир, в котором они живут.

— А мой Андрей…. Десять лет, Олив, десять лет моей жизни! Пффф и нет их. Они с женой даже живут в разных домах….

Она выпила шампанское залпом, и я с удивлением поняла, что она пьяна. Не алкоголем пьяна, болью. И говорит со мной сейчас лишь потому что понимает, я знаю, что такое эта боль.

— А твой Олег, Олив…. Все знают, что он съездил по чавке Перумову, обучая того хорошим манерам. Но что дальше? Уверенна, вы спите вместе, ну или будете спать. Но ты думаешь, он не такой, как остальные? — она хмыкнула, опустив взгляд на свой опустевший бокал. — Неужели Олег не такой же игрок? Ты правда веришь, что всё это… что ты для него не просто очередной ход на доске?

— Клара, — тихо сказала я, глядя на её опустевший бокал. — Олег, безусловно, игрок, и да, он всегда в игре. Но разница в том, что я осознаю это с самого начала. Я не пытаюсь убедить себя в том, что он другой, что его правила не касаются меня. И когда придет время…. Клархен….

— Что Олив, будешь напиваться как я, разговаривая с единственной нормальной женщиной на каком-нибудь приеме, пытаясь предупредить ее? Знаешь, что Олив, я скажу тебе одну вещь. И скажу только один раз. А дальше, снова стану той стервозной Кларой, которую ты знаешь всю жизнь. Если когда-нибудь, хоть когда-нибудь, Олив, ты встанешь перед выбором свобода или любовь — выбирай любовь, Олив. Выбрав свободу, ты потеряешь все. Эта та единственная ошибка, которую совершают такие женщины как мы. Второго шанса, Оливия, не дается никому из нас.

Я почувствовала, как её слова пробили меня насквозь. Они были как предупреждение из будущего, которое она уже прожила, но которое мне ещё предстояло. Клара говорила о любви и свободе так, словно она сама однажды сделала неправильный выбор и теперь жила с его последствиями. Но в её голосе не было жалости к себе, только холодная правда.

— Клархен, — произнесла я, пытаясь переварить её слова. — Ты же знаешь, что для нас любовь и свобода всегда идут вразрез. Мы так долго учились быть независимыми, что забыли, как это — довериться кому-то полностью. Ты ведь тоже когда-то выбирала, верно?

Она не ответила сразу. Взяла еще один бокал и сделала глоток, словно собираясь с мыслями, и затем медленно выдохнула.

— Я выбрала свободу, Олив. И что я получила? Свободу быть одинокой. Свободу держать всё под контролем. Но знаешь, что самое обидное? В конце концов, я всё равно оказалась в клетке, которую сама и построила.

Впервые я не знала, что казать Кларе, какие найти слова.

— Без жалости, Олив, — предупреждающе рассмеялась она. — Давай без этого дерьма, хорошо? Кстати, раз уж пошла такая пьянка, Марк… он расспрашивает о тебе. Мельком, вскольз. Наших общих знакомых, иногда меня….

— И что ты ему говоришь? — подняла я бровь.

— Что я могу ему сказать, Олив? — ответила она, пожав плечами. — То, что я узнаю из газет и сплетен. И, конечно, ничего лишнего. Если хочешь знать, он явно не просто интересуется. В его вопросах есть что-то большее, чем простое любопытство. — Она сделала паузу и добавила: — Думаю, он жалеет.

— Жалеет? — переспросила я, стараясь не выдать своей реакции. Внутри что-то кольнуло, но я постаралась подавить это чувство.

— О да, — продолжила Клара, пристально глядя на меня. — Я ведь знаю этот взгляд, Олив. Он упустил тебя и теперь хочет понять, возможно ли это исправить. Мужчины так устроены: им всегда нужно получить контроль, даже если они сами разрушили всё. Он интересуется тобой не просто так. Я посоветовала ему посмотреть фото с кошечками, — ехидно добавила она. — Впрочем, ты теперь хоть и фигура медийная, но закрыта серьезнее, чем раньше. Тебя твой Олег покусал?

— К сожалению, Клархен, вольная жизнь пиарщика для меня закончилась. Королев спихнул на меня всю работу по внутренней организации компании. И вместо наших веселых поседелок, я теперь занимаюсь утиранием носов, чтением бухгалтерских документов и ведением отчетности.

— Олив, меня сейчас стошнит, — призналась Клара. — Я бы уже завыла….

— Ничего, дорогая, тошнит первую пару недель, потом привыкаешь, — кушайте не подавитесь — теперь я точно знала, что нужная информация распространиться куда надо и как надо.

— Рост требует жертв, не так ли? — хихикнула она.

— Увы, Клархен, увы.

— И далеко ты собираешься расти?

— Клара, — я обернулась к ней, — это интервью?

— Скорее приглашение, моя дорогая. Мы сейчас начинаем цикл — деловые женщины края. Начнем с нашей компании, но хочется ведь разнообразия. Кто лучше тебя подойдет на вторую полосу?

Я улыбнулась. Если Клара хочет видеть меня в своей газете — значит позиции «Агоры» сильны как никогда. Одно из ведущих и сильнейших предприятий края никогда не допустит, чтобы их связывали с сомнительными людьми. Олег уже промелькнул у них, сейчас Клара предлагает свои услуги мне.

— Значит, вторая полоса? — спросила я, глядя на Клару, как бы между делом. — Выбираешь меня, потому что я подхожу под твои новые стандарты или потому, что это выгодно для обеих сторон?

Клара лукаво улыбнулась.

— Олив, мы ведь обе знаем, что в этом мире всё связано. И да, ты теперь не просто сотрудница «Агоры», ты — лицо компании. Так что твоя история интересна, особенно если приправить её правильными акцентами. Показать, что в мире сильных мужчин, есть место и мудрых женщин, которые снова и снова занимают свое место, вопреки…. Некоторым событиям.

Клара предлагала откровенную поддержку.

— Это твоя позиция, Клара или компании? — едва слышно спросила я.

— Если тебя волнует этот вопрос: твоя кандидатура на интервью согласована полностью, — сухо ответила Клара. — Сразу за нашими бабами.

Я кивнула, принимая её слова с должной серьёзностью. Клара всегда играла на опережение, и если она предлагала мне такую поддержку, это означало, что она взвесила все риски и выгоды. Она точно знала, куда вкладывает свои усилия.

— Тогда договорились, — сказала я, осушив бокал. — Мы с тобой давно не пересекались на деловом поле. Посмотрим, что из этого выйдет.

Признание «Агоры» нефтяниками — серьезно, очень серьезно. Клара не из тех, кто стала бы рисковать из-за личных симпатий, которые у нее были. Личное — это личное, а работа — работа. Не смотря ни на что. Медленно, но верно, мы набирали очки в деловых и политических кругах.

— Кстати, Олив, — уже уходя обернулась Клара, — я тут подумала, может все-таки черкнешь телефон своего мальчика?

— Костя будет в восторге, — усмехнулась я, быстро записывая номер на салфетке и протягивая ей. — Только осторожнее, Клархен, он может оказаться не таким простым, как кажется.

Клара подмигнула, забирая салфетку:

— Я люблю вызовы, Олив. Тем интереснее будет. Спасибо, дорогая.

Я посмотрела на бокал в своей руке и медленно сделала глоток, думая о том, как лучше разыграть полученные козыри. Костя как раз вернулся с тарелкой креветок, его глаза сияли весельем.

— Ты не поверишь сколько раз за сегодня меня пытались ухватить за хвост! — веселился он от души.

— Надеюсь, ты парой пёрышек пожертвовал?

— Обижаешь, Олив. Их расхватали сразу же.

— Ты моя умница, Костя.

Он театрально поклонился и поцеловал мне руку.

— Болван, — ласково и шутливо я шлепнула его по затылку. — На тебя тут кошечка покрупнее нацелилась, дружок.

Костя мгновенно выпрямился, поднимая бровь в притворном удивлении.

— О, правда? И кто же это, если не секрет? — его голос был полон наигранной скромности, но глаза сверкали азартом.

— Клара, — ответила я, сдерживая улыбку. — Она только что спрашивала твой номер. Мне кажется, ты произвёл на неё впечатление.

— Ой, — засуетился он, — вот это новости….

— Не суетись, Костя, — мягко улыбнулась я. — Просто будь собой, ты ведь и так знаешь, как произвести впечатление.

Костя поправил галстук, явно стараясь собраться с мыслями.

— Легко тебе говорить, — фыркнул он, взглянув на меня с притворным укором. — Клара — не тот человек, перед которым можно расслабиться. Она всегда знает, чего хочет, и это… немного пугает.

— Именно поэтому ты ей и интересен, — заметила я, вглядываясь в его немного растерянное лицо. — Ты лёгкий и уверенный, а она ценит это. Просто не играй на её поле, у неё всё равно в руках все карты. И не дай ей себя сожрать. И язык сильно не распускай. И…. Костя, принеси ты ей поесть, она слегка выпила сегодня.

Костя нервно рассмеялся, но, услышав мой совет, быстро взял себя в руки.

— Принести поесть? — переспросил он, поднимая бровь. — Ну ладно, Олив, если это входной билет к разговору с Кларой, я готов рискнуть.

— Стоять, придурок, куда моих креветок потащил? Я так-то тоже женщина и тоже голодна. Найди себе новых!

Костя замер на месте, сжал тарелку с креветками покрепче и с виноватой усмешкой повернулся ко мне.

— Прости, Олив, — с притворной драматичностью произнёс он, — в своём желании завоевать Клару я совсем забыл о потребностях великой дамы.

Я ухмыльнулась и притянула тарелку обратно к себе.

— Вот так-то лучше, — подмигнула я, беря креветку. — И запомни, в первую очередь — накормить начальницу, а уж потом устраивать свои игры с хищницами. Иди уже, Казанова!

Глядя на то, как Костя подходит к Кларе и легко, почти играючи включается в ее разговор, ее игру, я невольно улыбнулась. Пусть хоть на время они оба побудут счастливыми.

Шум с противоположного конца зала быстро привлёк моё внимание. Гул голосов, которые только что были размеренными и вежливыми, перешёл в напряжённое оживление. Я прищурилась, пытаясь рассмотреть, что именно происходит. Сквозь толпу мелькали знакомые лица, но один силуэт выделялся — Марк, который что-то говорил резко и нервно. На его красивом лице читалось выражение откровенного презрения и брезгливости, он выглядел как человек, окончательно потерявший терпение. Голос Марины был резким, почти что переходящим в визг, она вся кипела от ярости.

— Ты ведёшь себя, как… как… — её голос дрожал от эмоций, но Марк лишь презрительно усмехнулся.

— Как кто, Марина? — он вскинул голову и в этот момент наши взгляды пересеклись.

Марк замер, и на мгновение его выражение изменилось. Презрение и злость на миг уступили место чему-то иному — удивлению? Виноватости? Тоске? Но этот момент прошёл, как только Марина ударила его в грудь. Он резко схватил ее за руку.

— Сволочь! — крикнула она, и я поняла, что женщина мертвецки пьяна. Пьяна, не как Клара, болью и силой, а пьяна алкоголем. Пьяна, не смотря на свою беременность.

Толпа вокруг начала перешёптываться, и каждый взгляд был направлен на Марка и Марину. Ситуация становилась всё более напряжённой. Марк продолжал сжимать её руку, его лицо было напряжено, но он держался сдержанно, словно пытаясь не дать себе выйти из равновесия.

— Хватит, Марина, — его голос звучал тихо, но твёрдо, — ты уже достаточно себя опозорила.

Он силой потащил ее к выходу, бросив последний взгляд на меня, тоскливый, уставший. А я, где-то в самой глубине души, радовалась, что в этот раз не оказалась в центре скандала. Но слова Клары, её предупреждения и рассуждения о любви и свободе продолжали звучать в голове, как отголоски чего-то, что я ещё не до конца поняла, но которые заставили мое сердце больно сжаться.

Не в Марке сейчас было дело, далеко не в Марке. Он стал всего лишь лицом из прошлого. Почти три недели я жила в эйфории от отношений с Олегом, от его заботы и силы, от его отношения ко мне, от его нежности, от его наставничества. Мы практически жили вместе, и за всё это время я лишь несколько раз возвращалась домой, чувствуя пустоту без него. Но любой сказке приходит конец, кому как не мне знать это? Три недели, три года, десять лет…. Итог всегда один.

Такие, как мы, могут быть только любовницами. Эти слова Клары застряли в голове, словно яд, который медленно распространялся, вытесняя эйфорию последних недель. Счастье, которое я испытывала с Олегом, вдруг показалось слишком хрупким, слишком временным. Я жила в этом мире давно и знала, что любая сказка рано или поздно заканчивается. Всё это внимание, забота, нежность — это было похоже на идеальную игру, в которой я пока занимала центральное место, но, когда придёт время, меня могут просто заменить.

Я видела, как работает мир мужчин. Как они строят свои империи, используя нас, женщин, как соратников, вдохновителей, любовниц, но никогда как равных. Мы были для них кем угодно, но не теми, кого они выбирают в итоге для брака, для семьи. Даже те, кого они любят, остаются на задворках их мира, в то время как они выбирают тех, кто вписывается в «идеальный» образ жены — ту, которая подходит их статусу и игре.

Марк и я, Андрей и Клара — эта модель повторялась снова и снова. Три недели эйфории не могли изменить то, что глубоко внутри я всегда чувствовала — это временно, как и всё остальное. Олег мог быть сейчас со мной, но что будет потом, когда игра изменится?

Тихо звякнул телефон, напоминая мне о насущных проблемах: Костя сообщал, что видел Рамкова возле бара. Всё было привычно, в деловом тоне, но это возвращало к реальности, отодвигая мои мысли о будущем и неизбежных переменах.