Вопрос цены

35

Шум внизу внезапно прорезал тишину, как гром среди ясного неба. Грохот, крики и, что ещё страшнее, выстрелы. Я напряглась, несмотря на невыносимую боль, и сердце забилось быстрее. Постаралась приподняться на локтях, но даже этого не смогла. Каждое движение отзывалось яростной болью во всем теле, в голове.

Перумов кубарем вкатился в комнату, его лицо исказилось от страха и боли, чего я раньше не видела. Он был беспомощен, и это зрелище на мгновение заставило меня забыть о собственных мучениях. Следом за ним вошли мужчины — они были холодны, методичны, и каждое их движение говорило о профессионализме и полной уверенности в том, что они делают.

Пятеро.

Сначала я узнала Марка. Он стоял ближе всех ко мне, и первым заметил меня, его глаза на мгновение расширились от шока, когда он увидел избитое лицо и кровь, заливающую рубашку. Его презрительное выражение исчезло, уступив место чему-то более человеческому — ужасу и отчаянию, боли и….

— Олив! — выдохнул он, быстро подойдя ко мне. Его движения были резкими, но в его глазах читалась решимость.

Я попыталась что-то сказать, но боль во всём теле и разбитый нос заставили меня лишь хрипло вдохнуть. Марк опустился рядом, аккуратно положив руку на моё плечо, стараясь не причинить дополнительной боли.

— Руки! — рявкнул тот, что стоял дальше и мое сердце, пропустив удар, забилось с ужасающей скоростью — Олег! — Руки от нее убери или переломаю, — бросил он Марку с такой уверенностью, что стало понятно — переломает.

Марк замер, его рука всё ещё лежала на моём плече. Он поднял глаза на Олега, его выражение лица стало упрямым, но он не двигался. Между ними повисло напряжение, которое казалось почти осязаемым. Марк явно не хотел уступать, но понимал, что Олег был готов на всё.

Я с трудом выдавила хриплый звук, пытаясь привлечь их внимание, но Олег уже был рядом, в мгновение ока сократив расстояние между нами. Он мягко, но решительно убрал руку Марка с моего плеча, и я почувствовала, как его тепло и сила окружили меня. Он опустился на колени рядом со мной

— Коля, — позвал он коротко, — нужна помощь.

Вечно молчаливый Николай оказался около нас так же быстро, как до этого сам Олег.

Быстро осмотрел меня, покачал головой. Достал из-под надетой формы фляжку и заставил сделать глоток.

От запаха и вкуса того, что я отпила, меня едва не вывернуло наизнанку.

— Пей, — приказал Олег. — Давай, Лив, давай, глотай.

С усилием, через боль и слабость, я сделала ещё один глоток. Моя голова кружилась, но я чувствовала, как горячая волна разливается по телу, возвращая мне хоть каплю тепла и сил. Олег мягко придерживал меня, его руки были такими уверенными и теплыми, что это приносило небольшое, но ощутимое облегчение.

Володя… или, точнее, та версия Володи, которую я видела сейчас, держал Перумова прижатым к полу. Его лицо было безэмоциональным, холодным, как лёд. Он уже не был тем человеком, которого я знала. Сейчас он выглядел как машина для убийства, готовая действовать по приказу. Перумов хрипел и стонал, пытаясь сопротивляться, но безуспешно.

Олег встал, отошел от меня, осматриваясь. Подошёл к столу, где до сих пор лежали его фотографии и медицинские документы. Долго рассматривал снимки и его взгляд был мёртвым, как у Володи. Он молча разглядывал страницы, словно видел свою прошлую боль наяву. Казалось, мир на секунду застыл, и только звук Перумова, стонущего на полу, прерывал это жуткое молчание.

Потом развернулся к своему противнику.

Увидев его лицо, я едва не закричала от ужаса. Тьма была не просто в его глазах — он сам стал этой тьмой.

— Жаль, что ты это увидела, — холодно обронил он мне, даже не посмотрев на меня.

Николай, который сидел рядом, напрягся, готовый действовать в любой момент. Его лицо оставалось спокойным, но я видела, что он следит за каждым движением Олега.

— Олег… — прошептала я, но мой голос звучал слабо, почти незаметно.

Но он так и не посмотрел на меня. Его холодные, мёртвые глаза смотрели на человека, который пытался его сломить, и теперь этот человек лежал беспомощным на полу, осознавая, что контроль окончательно ускользнул из его рук.

— Не посмеешь, Королёв, — прохрипел Перумов, в его голосе был страх, но и нотка отчаяния. — Не рискнёшь. Тебе не простят моего убийства.

Олег наклонился ближе, и его ответ прозвучал ещё тише, но именно это сделало его страшнее всего:

— А кто сказал, что будет убийство, Петя? — его голос был полон ледяного спокойствия, от которого кровь застыла в моих жилах. — Ты покончишь с собой. Тихо. Мирно. Сам.

Слова Олега заставили меня содрогнуться, а в комнате повисла гнетущая тишина. Перумов замер, его лицо исказилось от ужаса, он понял, что Олег действительно может сделать. Я видела, как Олег, полностью поглощённый своей тьмой, медленно, но уверенно разрушает своего врага.

Олег присел перед Перумовым, его голос был холодным и спокойным, но в каждом слове чувствовалась скрытая угроза. Я смотрела на происходящее, и меня охватывало ощущение неотвратимости. Олег не просто пытался запугать его — он медленно и методично лишал Перумова остатков уверенности и власти, оставляя его в полном отчаянии.

— Видишь ли, Петя, — сказал Олег, глядя прямо в его глаза. — Мы все знаем правила игры, не так ли? Но вот приходит шакал, который решает, что ему позволено всё: крадёт чужой бизнес, копает там, где его не просят, насилует тех, кто не хочет иметь с ним ничего общего, избивает женщин.

Он сделал паузу, и в комнате повисла гробовая тишина. Перумов лежал, словно окаменевший, его лицо было бледным, в глазах читался ужас. Он осознал, что Олег контролирует каждое мгновение и каждую деталь этой игры.

— Что делают с теми, кто нарушает правила? — тихо, почти шёпотом произнёс Олег, и от его слов меня пронзило холодом.

Перумов молчал, его взгляд был зажат в ловушке между отчаянием и страхом. Я видела, как его уверенность рушится, как всё, что он когда-то контролировал, уходит из-под ног.

— Губернатор…. — Перумов сделал последнюю, жалкую попытку.

Олег, не отрывая взгляда, продолжил с той же пугающей будничностью:

— Губернатор сегодня ужинает с Павловым. И знаешь, что они сейчас обсуждают? Они обсуждают, что у «Австрома» скоро сменится руководство. А сенатор…. Он просил тебя передать привет Севе…. В аду.

Эти слова прозвучали как приговор. Перумов сдался. Всё, что он считал своей властью, было уничтожено. Он не был больше ни сильным, ни влиятельным — просто сломленным человеком, чьи игры подошли к концу.

Олег встал, медленно отстраняясь от Перумова, и посмотрел на него сверху вниз, как на жалкое ничтожество.

— Ты думаешь, что можешь ломать жизни и оставаться безнаказанным? — продолжил он, его голос был ледяным. — Возможно, ты бы и выжил, Петя, не смотря на все твои копания и документы, которые ты нашел…….Пошел бы по этапу, но выжил….

Он сделал паузу, и тишина, казалось, только усиливала напряжение в комнате. Перумов, прижатый к полу, уже не пытался защищаться. Он знал, что этот момент стал финальным.

— Но ты покусился на то, на что нельзя было покушаться, — тихо добавил Олег, его голос наполнился зловещей уверенностью. — Ты тронул то, что было для меня священным.

Его слова ударили, как молот. Я видела, как лицо Перумова исказилось от осознания, что он перешёл границу, которую нельзя было пересекать. Олег больше не был просто бизнесменом, он был человеком, защищавшим свое.

Олег снова присел рядом с ним, приближая своё лицо к лицу Перумова, чтобы тот отчётливо понял каждое его слово.

— Ты не просто проиграл, Петя. Ты подписал себе смертный приговор, в тот самый день, когда посмел прикоснуться к моей жене.

Перумов лежал неподвижно, его глаза широко раскрылись, и он уже не пытался скрыть страх. Он знал, что всё закончено, что выхода нет. Это был момент, когда он осознал, что противник, которого он хотел сломить, оказался гораздо сильнее, чем он мог себе представить.

Олег выпрямился, его взгляд стал холоднее, почти безразличным, как у человека, который уже решил судьбу своего врага. Он больше не смотрел на Перумова как на угрозу — теперь он был просто тем, кого нужно устранить.

— Твоя игра закончена, — сказал Олег, делая шаг назад, словно предоставляя Перумову последние мгновения осознания.

— Она не останется с тобой! — змея брызнула последним ядом. — Не после того, что узнала!

Олег замер, я замерла, Николай снова подобрался, готовый встать между мной и Олегом, если понадобится, а Марк сделал малюсенький шаг в мою сторону. И только Володя оставался таким же бесстрастным, ледяным, готовый подчиниться любому приказу.

— Ты ведь знаешь подобных ей шлюх, — процедил Перумов, — они ищут силы, а ты…. Ты всего лишь опущенный мальчишка! Я все равно победил тебя!

Олег посмотрел на меня: холодно, оценивающе, без малейшей эмоции. А потом вдруг рассмеялся — это был ледяной смех, пробирающий до мозга костей

— Петя, Петя, — вздохнул он, снова поворачиваясь к Перумову. — Ты столько времени был рядом с Лив и так и не понял одного: эта женщина — не шлюха, к которым ты привык. К которым мы оба привыкли. Она женщина до мозга костей. И ни ты, ни я никогда не узнаем, почему она выбирает одного, а второму, Петя, говорит «нет», даже когда ее бьют смертным боем.

После кивнул головой, и Володя с еще одним мужчиной, которого я не знала, подхватили визжащего от страха Перумова и утащили прочь из комнаты.

Олег повернулся ко мне. Я смотрела на него не в состоянии осмыслить сказанных им слов. Не могла поверить в то, что услышала.

Он подошел, осторожно задел разбитое лицо. Глянул на Николая, словно спрашивая разрешения. И после кивка того, не говоря ни слова, подхватил на руки и, велев остальным следовать за ним, вынес сначала из комнаты, потом и из дома на морозный воздух.

Я боялась даже пошевелиться в его руках: сильных и опасных. Олег посадил меня в машину, завернув в свою куртку.

А после быстро обернулся к Марку. Его лицо было суровым, но уже не таким наполненным яростью, как в тот момент, когда он разговаривал с Перумовым. Марк стоял бледный, почти потерянный, словно не до конца осознавал, что произошло. Я видела, как его руки слегка дрожали, и на его лице читался страх — не физический, а скорее внутренний, осознание последствий всего случившегося.

— «Австром» — теперь твоя компания, — сказал Олег, его голос оставался спокойным, но холодным, как сталь. — Делай с ней что хочешь. Но запомни, Покровский…

Олег сделал паузу, и воздух вокруг нас казалось, пропитался угрозой.

— Никогда, ни при каких обстоятельствах ты теперь не подойдёшь, не дотронешься и даже не посмотришь в сторону моей жены. Если хоть раз нарушишь это правило, — его голос стал ещё ниже, почти шепот, но от этого угроза казалась ещё страшнее, — я сначала выломаю тебе ноги, а потом в прах сотру твою компанию.

Марк медленно кивнул, не отводя глаз, понимая, что каждое слово Олега — это не просто предупреждение, а реальная опасность.

— Понял? — добавил Олег, его глаза вспыхнули. — Два слова при официальных встречах ты можешь сказать ей: «Здравствуйте» и «до свидания».

Марк сглотнул, пытаясь что-то сказать, но не смог. Он только кивнул, и это казалось его единственной возможной реакцией в тот момент.

Больше Олег не сказал ничего, сел рядом со мной и кивком головы велел Николаю трогаться с места.

Лежа на сидении, я чувствовала, как боль пронзает каждую клеточку тела, но страх перед тем, что может сделать Олег, был даже сильнее. Я видела его в моменте, когда тьма полностью овладела им, видела его ярость, его жажду мести. И теперь, зная, что я видела фотографии и документы, которые он столько времени скрывал, я боялась, что это знание может сломать нашу связь. Я не знала, как он отреагирует, когда реальность вернётся к нему.

Олег сидел рядом, его руки обнимали мои плечи, но напряжение между нами было почти осязаемым. Он не говорил ни слова, и это молчание казалось даже страшнее, чем любые его действия. Я боялась даже пошевелиться, опасаясь, что любое движение привлечёт его внимание, и мне придётся столкнуться с тем, что сейчас творилось в его голове.

Моя голова была наполнена тяжёлыми мыслями, но я не знала, как их выразить. Я смотрела на его профиль, на эту ледяную маску, и думала, остался ли там тот Олег, которого я знала.

Наконец, он пошевелился, повернул голову и посмотрел на меня в упор. Я сжалась в комочек.

— Лив, — его ладонь коснулась избитого лица, — Лив…

Олег тихо произнёс моё имя, и его голос, который обычно внушал уверенность, сейчас был едва слышен, как будто за ним скрывалась боль, которую он не хотел показывать. Его ладонь осторожно коснулась моего лица, пальцы почти неощутимо скользнули по моей коже, словно он боялся причинить ещё больше боли. Я сжалась, не зная, чего ожидать. Страх перед его реакцией и тем, что он может сказать, был сильнее физической боли.

— Лив, — повторил он, его голос дрожал, что я никогда раньше в нём не слышала. — Прости меня… за всё это.

Я пыталась что-то сказать, но слова не находились. Я просто смотрела на него, и в его глазах больше не было той тьмы, что я видела раньше. В них читалась глубокая усталость, боль и, возможно, даже страх. Страх за меня. Страх за то, что я видела его самым уязвимым.

— Я знаю, ты видела… — он замолчал, словно не мог закончить фразу. — Я не хотел, чтобы это случилось так. Чтобы ты узнала обо всём вот так.

— Это не важно, Олег…. — какой дежурной прозвучала эта фраза.

— Лив, я совершил ошибку…. Большую ошибку…

Он выглядел таким уязвимым, как будто его уверенность и сила полностью испарились, оставив передо мной человека, который страдал от собственной беспомощности.

Я наконец смогла найти слова.

— Олег, — прошептала я, чувствуя, как слёзы наворачиваются на глаза, — это не твоя вина. Твоё прошлое не определяет тебя. Ты… ты тот, кого я люблю, несмотря ни на что.

Он вскинул голову.

— Любишь? Ты только что сказала, что любишь?

Я кивнула, закусив губу, едва не плача от боли и физической и моральной.

— Лив…. — он обнял, прижал к себе.

— Олег… мне не важно, что было там… на фото….

— Лив! Прости меня, прости, — это был вой раненого хищника. — Не за фото, за другое….Я не заслуживаю этого… не после всего.

Его слова прорезали меня, как лезвие. Он был на грани, и его боль, его внутренний конфликт вырывались наружу.

— Я совершил столько ошибок…. Лив! Я не рассчитал одержимости Перумова, я не просчитал, что Андрей такой идиот и упустит тебя из виду….

— Олег, — я ничего не могла понять. Ожидала совершенно иного, а он просил прощения….

— Лив, счастье мое, радость моя, не мои это фотографии!

— Не твои…? — прошептала я.

Олег, всё ещё крепко обнимая меня, срывающимся голосом продолжал:

— Не мои…. Это была липа! Ловушка, в которую мы загоняли взбесившуюся тварь. Думали он хочет ударить по мне, а он бил по тебе!

Моё сердце сжалось от его слов.

— Не твои…? — прошептала я, мой голос дрожал, а внутри всё сжалось от неожиданности и облегчения одновременно.

Всё, через что я прошла за этот вечер, обрушилось на меня волной: ложь, страх, боль. И теперь эта правда. Всё это было не ради того, чтобы уничтожить Олега напрямую, а ради того, чтобы ударить по мне, зная, что это сломает его.

— Олег… — я почти не могла говорить, горло сжималось от напряжения. — Я… не знаю, что сказать.

Внезапно меня затрясло. Боль, шок, пережитый страх, холод…. Я поняла, что наконец-то падаю в забытье, как того и хотела.

— Лив…. Лив — голос Олега был полон паники, и я едва могла его слышать, но чувствовала, как его руки ещё крепче держат меня.

— Коля! Сделай что-нибудь! — выкрикнул он, и вскоре рядом оказался Николай, действуя с хладнокровием, которое всегда его отличало.

— Сделай что-нибудь, чёрт возьми! Она теряет сознание.

— Конечно. У нее ребра сломаны, и нос, и похоже рука…. — бубнил Николай под нос. — Это вам хоть все конечности переломай — вы только вздохнете. А она маленькая и хрупкая.

— Ей же больно! Дай ей снова той дряни.

— Нельзя, она же девочка, а не ты и не Вовка — два амбала. Это вы можете пол фляги выхлебать, а ей — нельзя. Сейчас….

Жгучая боль от укола в бедро на мгновение пронзила меня, заставив вздрогнуть, но затем медленно начала отступать, уступая место странному теплу, которое разливалось по всему телу. Я чувствовала, как это тепло притупляет боль, погружая меня в состояние, похожее на полузабытьё. Мир вокруг меня становился всё более далеким, приглушённым, как будто я была под водой, а голоса Олега и Николая звучали словно через плотную пелену.

— Она под действием, — сказал Николай спокойно, хотя его голос был тяжёлым. — Сейчас ей будет легче, но надо бы в больницу, — он набросил на меня еще и свою куртку, поверх куртки Олега. — Грей ее, не давай замерзнуть.

Олег не отпускал меня, его руки всё ещё крепко держали, как будто он боялся, что если он отпустит хоть на секунду, то потеряет меня. На лицо мне капнуло что-то горячее. На мгновение я не поняла, что это было, но затем до меня дошло: горячая капля на моём лице — это слеза Олега. Хотелось дотронуться до него, задеть глаза, но тьма приняла меня в свои мягкие руки.