Рамкова мне удалось обнаружить там, где и предсказывал Костя — в одном из самых тихих уголков здания. Он сидел за столиком, аккуратно потягивая коньяк, и внимательно наблюдал за происходящим в зале. Его лицо было непроницаемым, словно он ожидал чего-то, но не выдавал ни одной эмоции. Я подошла к нему, стараясь держаться уверенно и спокойно. Он заметил меня ещё до того, как я подошла вплотную, и чуть поднял бокал в знак приветствия.
— Оливия…. Мне все время было интересно, сколько вам понадобится времени, чтобы найти меня.
Я подсела к нему, принимая из рук официанта ровно такой же стакан.
— Что ж, — мы чокнулись, — рада знакомству Алексей Афанасьевич.
— Взаимно, Оливия, — он чуть наклонил голову, держа в руках бокал. Его голос был ровным, но в нём чувствовалась лёгкая насмешка, как будто он ожидал, что наш разговор будет намного интереснее, чем простой обмен любезностями.
Я сделала небольшой глоток, наблюдая за ним. Его спокойствие и уверенность выдавали опытного игрока, и мне нужно было действовать осторожно.
— Что ж…. — начал он, — мне наверное стоит поблагодарить тебя, что не стала рубить с плеча…
— Благодарность в нашей профессии, — перебила я его, — самая нестабильная валюта. Вам ли этого не знать!
— Поэтому я и не стану благодарить, Оливия, — с лёгкой усмешкой закончил он, скрестив руки и откинувшись на спинку стула. — В нашей мире, как ты правильно заметила, благодарности не место, согласен. Но давай говорить открыто: ты пришла сюда не за благодарностями. И уж точно не для того, чтобы мириться. Уверен, у тебя есть вопросы, а у меня, возможно, есть ответы.
Я внимательно посмотрела на него, понимая, что лёгкость его манеры — это всего лишь маска. Он явно что-то скрывал. Или чего-то боялся.
— Ты прав, Алексей Афанасьевич, — начала я, выбирая слова осторожно. — Я пришла не за благодарностями и не за миром. Конечно, я бы хотела знать, кто стоит за статьей, но сдается мне, уже знаю. Гораздо больше меня волнует иной вопрос: почему такой старый, опытный и хитрый игрок как ты, пошел на поводу у заказчика, подставив и себя, и газету, и даже своего нового владельца?
— Забавно, Оливия, в нашем мире всех обычно волнует кто, а не почему?
— Не в этот раз.
Рамков слегка наклонился вперёд, его лицо на мгновение утратило привычную насмешливость. Он внимательно посмотрел на меня, словно взвешивая, стоит ли говорить откровенно.
— Интересный поворот, Оливия, — сказал он, почти шёпотом, явно меняя тон. — Ты задаёшь правильные вопросы. И если честно, мне тоже не по душе то, как всё пошло. Но, понимаешь… бывают моменты, когда даже старым игрокам приходится делать ход, который они бы предпочли избежать.
Он сделал паузу, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что никто не подслушивает.
— У тебя есть те, кого ты любишь, Оливия? Любишь по-настоящему, оберегаешь их, стараешься оградить от подлости этого мира?
Его вопрос застал меня врасплох. Я встретилась с ним взглядом, и впервые в этом разговоре мне стало по-настоящему неуютно. Рамков больше не был тем самоуверенным игроком, каким казался в начале разговора. Сейчас передо мной сидел человек, который понимал, насколько его позиция шаткая, поэтому я просто кивнула в ответ.
— Вот и у меня есть. Я не боюсь за себя, у меня слишком много опыта, чтобы дрожать перед угрозами. Но те, кого я люблю… они не виноваты в том, что оказались втянуты в эту грязь. Я уже и сам по уши в дерьме: мой контракт истекает через 9 месяцев и больше продлевать его не будут…. А «Вестник» — это ведь дело всей моей жизни…. Такую цену, Оливия, я заплатил за безопасность тех, кого люблю.
Его слова прозвучали с особенной горечью. Я чувствовала, что за ними скрывается нечто большее, чем просто страх за близких. Это было признание человека, который оказался в ловушке, и цена за выход из неё была слишком высокой. «Вестник» был для Рамкова не просто работой, а его жизнью, его наследием. И теперь всё это рушилось.
Я вздохнула, понимая, что он оказался не в той позиции, чтобы выбирать.
— Такую цену ты заплатил, — повторила я его слова, пытаясь понять, где та грань, через которую он перешел. — И что теперь? Ты думаешь, что после этого всё закончится? Что тебя просто отпустят?
Он медленно покачал головой.
— Я не знаю, Оливия. Но рисковать не собираюсь.
Он замолчал, ясно дав понять, что толку от нашего разговора не будет. Я же чувствовала только жалость и толику презрения — вместо борьбы этот человек сложил лапки, сдался на милость победителю.
— Презираешь меня? — он словно учуял отголоски моих эмоций.
Я встретила его взгляд и, не скрывая своих чувств, ответила прямо:
— Я не буду лгать, Алексей Афанасьевич. Да, немного презираю. Но даже больше жалею. Ты выбрал самый лёгкий путь — сдаться. А ведь у тебя есть всё: опыт, связи, влияние. И ты мог бы бороться.
Рамков стиснул зубы, его взгляд на мгновение стал острым, словно он хотел мне что-то возразить, но вместо этого он только тяжело вздохнул:
— Легко судить, когда не стоишь на краю пропасти, Оливия.
— Мы все всегда стоим на краю, Алексей Афанасьевич. Такая у нас работа. И если ты к этому не готов — лучше уйти из профессии.
Рамков слегка нахмурился, его губы сжались в тонкую линию. Видно было, что мои слова задели его, но он не собирался открыто вступать в спор.
— Уйти, — повторил он, словно пробуя это слово на вкус. — Легко сказать, когда у тебя есть варианты, когда ты молода, когда у тебя ещё вся жизнь впереди. Но не всегда есть куда уйти, Оливия. Не все могут позволить себе начать заново.
Я внимательно посмотрела на него, чувствуя смесь разочарования и раздражения. Он всё ещё был опытным игроком, но теперь передо мной сидел человек, который боялся потерять остатки того, что у него было.
— Ты прав, — ответила я спокойно. — Не всем даётся второй шанс. Но вопрос не в том, как часто нам дают возможности, а в том, как мы их используем. Ты мог бы бороться, а выбрал сдаться. И теперь твоя судьба — не в твоих руках.
Я поднялась, мысленно досадуя, что не узнала ничего нового.
Но сухая старческая рука перехватила мое запястье и не дала уйти.
— Подожди. Я не скажу тебе многого, но кое что дам. То, что могу дать. Оливия, статья написана не мной. Мне ее передали вечером в воскресенье. Уже сверстанную, с фотографиями и коллажами. Факты, приведенные в ней, были не самыми закрытыми, лежали на поверхности, однако работал мастер. Я 40 лет работаю главным редактором и могу точно сказать — писал тот, кто знает наше дело.
Я замерла, осмысливая его слова. Статья, оказавшаяся в руках Рамкова, уже была готова к публикации, и он не имел к ней никакого отношения, кроме того, что должен был ее подписать. Это была серьёзная информация, особенно учитывая, что автор был явно профессионалом, знающим своё дело.
— Значит, тебе просто передали готовую статью? — спросила я, не скрывая своего удивления. — И ты даже не пытался выяснить, кто её автор?
Рамков горько усмехнулся.
— Это был не тот случай, Оливия. Мне дали ясно понять, что это не мое дело. Достаточно было взглянуть на статью, чтобы понять — тут нет места для вопросов. Слишком хорошо сделано, слишком чётко бьёт по нужным точкам. Но…. Оливия, но…. она была написана на коленке. Хорошо, качественно, профессионально, но на коленке. Понимаешь?
Я вглядывалась в лицо Рамкова, пытаясь уловить в его словах что-то, что могло ускользнуть от меня. «На коленке,» — повторила я про себя, осознавая важность этой детали. Это только подтверждало мои подозрения — Перумов терял контроль.
— Значит, нужно было ударить быстро, — тихо произнесла я, больше для себя, чем для него.
— Быстро и без шума, — согласился Рамков, кивнув. — Статья должна была выстрелить, но не сработать как бомба. Эффект был точечным, а не разрушительным. Не был просчитан вариант, что вы не купитесь на провокацию. Это скорее пощечина, эмоции, злоба, которой нужно было дать выход.
— Но что-то где-то пошло не так, верно?
— Верно. Сейчас пришла тишина. И значит, Оливия, исполнитель заказа ищет. Роет. Копает. И посмотри на меня — нароет.
— Кто? — я интуитивно поняла, что нашла самый верный вопрос за весь сегодняшний вечер. — Кто исполнитель?
— Профессионал. Расследователь, который умеет работать с материалами. Копает настолько глубоко, что ты даже себе представить не можешь. Одиночка. Его сильная сторона — работа с архивными данными. Умение строить цепочки. Накропать за несколько часов статью, найти нужные фотографии, соединить в одно — это высший пилотаж.
— Ты знаешь его имя? — спросила я, холодея.
Рамков чуть прищурился, будто взвешивая, стоит ли делиться этой информацией.
— У меня только подозрения. Основанные на…. Будешь смеяться, на стиле статей.
— На стиле статей? — переспросила я, чувствуя, как внутри всё сильнее разрастается беспокойство.
— Да, именно так, — ответил Рамков, чуть усмехнувшись, как будто находя что-то ироничное в своих словах. — У каждого профессионала есть свой почерк, своя особая манера изложения, подачи материала. Даже если они стараются его скрыть, что-то всегда просачивается. Это нечто вроде отпечатка пальца. И этот стиль я уже видел раньше, лет десять назад.
Я напряглась, ожидая продолжения.
— Тогда это был один из крупнейших журналистских скандалов. Раскрыли коррупционную схему в одном из министерств, материалы были настолько тщательно собраны и обработаны, что никому не удалось отвертеться. И, Оливия, я вижу те же штрихи в этой статье — манера подачи, выбор фактов, акценты. Всё указывает на того же человека.
— Кто это? — мой голос был хриплым от напряжения.
— Если мои подозрения верны, — сказал Рамков, наклонившись ближе, — его зовут Борисов. После того скандала он пропал. Возможно, стал работать по найму…… искать грязь по заказу. Я бы и не подумал на него, но эта статья…… забавно получается, Оливия, то, что было направлено против тебя, теперь, возможно, сыграет тебе на руку.
Я молча посмотрела на Рамкова, он же снова отсалютовал мне стаканом. Войны между нами так и не случилось.
В принципе, больше оставаться на приеме смысла не было: я узнала все, что хотела. Уверена, что в остальном Костя справится и без меня, тем более, что он явно весело проводил время. Морозный воздух обжёг лицо, как только я вышла из здания, и сразу стало легче дышать. Тишина улицы резко контрастировала с шумом приёма, и это помогло мне на мгновение остановиться и привести мысли в порядок.
Подъехал Николай, не давая мне замерзнуть и открыл двери машины: как всегда невозмутимый, как всегда уверенный как скала. Я быстро села в машину, наслаждаясь тёплым салоном после холода на улице и откинулась на спинку сиденья, пытаясь собрать мысли в кучу. Впереди была ещё масса работы, особенно с учётом того, что проекты, которые мы запустили, начинали набирать обороты.
Олег был прав: мы действительно приближались к финишной черте, и «Агора» уже укрепила свои позиции на рынке. Но впереди была сделка, от которой зависело многое. И я знала, что эта спокойная фаза не продлится долго. В отношениях с Перумовым наметилось затишье, но его ненависть не исчезла, она просто ждала момента, чтобы вырваться наружу.
Борисов… это имя нужно было обсудить с Олегом и Володей как можно скорее. Кто-то с такими навыками мог представлять серьёзную угрозу для нас, и чем быстрее мы получим на него информацию, тем лучше. А Косте следовало поручить своё расследование — у него всегда были надёжные источники, и он умел доставать нужные сведения даже из самых скрытых уголков.
— Домой, Оливия Германовна? — тихо спросил Николай.
— Что? — я не сразу поняла, о чем он говорит. Внезапно я вспомнила разговор с Кларой, её усталость и боль, её советы. Неужели у нас, действительно, не остаётся выбора, кроме как быть любовницами в мире сильных мужчин? Я почувствовала, как холод пробирается внутрь, несмотря на тепло в машине. Эта мысль жгла сильнее любого мороза.
Я никогда от него ничего не ждала, не хотела ни его денег, ни его влияния. Мне достаточно было того, что у нас есть. Я не задумывалась хочу ли стать для мужчины чем-то большим, чем просто любовница, даже не предполагала, что такие мысли меня касаются. Но сейчас…. После того, что увидела на приеме, после того, что услышала от железной Клархен…
И как я что-то могу ждать от Олега, если сама загнала себя в такие рамки? Права Клара, сотню раз права — пытаясь играть на равных с мужчинами, мы сами сажаем себя в клетки.
Коля терпеливо ждал моего решения.
Я машинально дергала золотое сердечко на шее, подаренное Мариком на мое 20-тилетие. А ведь за эти три недели Олег ни разу не сделал мне ни одного подарка.
Да и как он мог это сделать, если любой его шаг я могла воспринять как покупку? Я сама себя загнала в ловушку из собственных принципов и убеждений, и выхода из нее не видела. Где та невидимая грань, которая поможет мне оставаться собой, но иметь хоть малейший шанс быть на равных рядом с тем, кого……
Люблю?
Слово «люблю» прозвучало в моей голове неожиданно, застав меня врасплох. Я никогда не позволяла себе думать об этом так откровенно. Любовь? Что это за чувство в наших условиях? Я не могла себе позволить зависеть от Олега, не могла дать ему власть надо мной — так я говорила себе все это время. Но разве я не зависела от него уже сейчас, не искала его тепла и силы?
Молодец, Олив, ты снова встала на старые грабли. Поздравляю, номинант на премию Дарвина!
Оставался лишь один вопрос, который остро встал ребром для меня.
Любил ли Олег меня так же, как я полюбила его? Или я была для него лишь временной союзницей, очередным элементом игры? Наши отношения были полны страсти, заботы, нежности, но могли ли они перейти в нечто большее? Любил ли Олег или просто наслаждался ситуацией?
— Отвези меня домой, Коля, — слабо попросила я. — Ко мне домой.
— Олег Анатольевич будет не доволен….
Я понимающе кивнула, чувствуя, как тяжесть мыслей продолжает давить. Олег был человеком, который привык получать то, что хочет, но сейчас мне нужно было время для себя, время, чтобы подумать. Я не могла продолжать жить в тени его силы, задаваясь вопросами о том, что для него значат наши отношения.
— Я знаю, Коля, — ответила я, устало опуская голову. — Но сегодня мне нужно побыть одной. Просто отвези меня домой. Я позвоню ему… позже.
Олег позвонил сам, почти сразу, как только я вернулась домой. Я еще не успела снять пальто, когда телефон тихо завибрировал в кармане. На экране высветилось его имя, и на мгновение я замерла, держа телефон в руке. Я обещала позвонить позже, но он не стал ждать.
— Лив, — его голос прозвучал мягко, но с ноткой тревоги. — Почему ты не приехала?
Вздохнув, я попыталась собрать мысли в кучу, осознавая, что не готова говорить с ним прямо сейчас. Но молчать тоже не могла.
— Олег, мне просто нужно было побыть одной, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Ты знаешь, что я не из тех, кто убегает, но… сегодня…. Я устала.
Он помолчал.
— Расскажешь?
— Завтра. В подробностях. Тебе и Володе. Новости интересные.
— Только новости, Лив? — он знал, чувствовал, что со мной что-то происходит.
— Конечно, — что я могла ему еще сказать? И уж точно не собиралась выносить мозг. — тебе понравятся.
Олег снова помолчал, и я почти слышала, как он взвешивает каждое слово.
— Ладно, Лив, — наконец произнёс он. — Как знаешь….
Ничего я не знаю, Олег. Совсем ничего.