Вопрос цены

6

В субботу погода решила немного успокоиться, и единственным неудобством оказался мелкий, моросящий дождик. Как и планировала, я вызвала машину к 11 часам утра. Поездка в Центр помощи вызывала во мне лёгкое беспокойство — я не привыкла посещать такого рода места.

Проблема домашнего насилия всегда существовала, как тёмная тень в обществе, порой приводящая к ужасающим трагедиям. Однако официально эта тема словно бы не существовала в повестке — государство и общество предпочитали закрывать на неё глаза, прикрываясь странными «ценностями» и не желанием «выносить сор из избы». А выносили потом тела — в морг.

Тем страннее казалась мне инициатива супруги сенатора. Политики редко связывались с такими сложными и резонансными вопросами, которые могли испортить их имидж или заставить людей задавать неудобные вопросы. После того как закон о домашнем насилии был отклонён, подобные проекты выглядели как минимум провокационными, а для некоторых — едва ли не протестом.

И всё-таки госпожа Павлова пошла на этот шаг. Она не просто тихо пожертвовала средства на ремонт Центра, она сделала эту тему ключевой на своём ежегодном благотворительном вечере. Это был почти вызов системе.

Облачившись в самые простые джинсы и свободный свитер, забрав свои рыжие волосы в небрежный пучок и закутавшись в обычный пуховик, я вышла из подъезда. Едва ступив на тротуар, громко выругалась: вместо простой «Тойоты», которую обычно выделяли для работников компании, меня ожидал черный внедорожник — тот самый, что вчера увёз меня домой.

— Это ещё что такое? — недовольно осведомилась я у Николая, водителя шефа, открывая дверь.

— Олег Анатольевич приказал, — невозмутимо пожал плечами Николай, не придавая этому значения.

Инициативы Королёва начинали всерьёз меня раздражать.

— Коля, — я досчитала до десяти, — мы можем заехать в гараж и взять что-нибудь… не такое заметное?

Он посмотрел на меня так, словно я только что предложила ему прокатиться на метле.

— Коль, — я была сама терпение, — Олег Анатольевич сказал тебе, куда мы едем? Нет? Тогда поясняю: мы едем в Центр помощи женщинам, пострадавшим от домашнего насилия. К женщинам, которые сбежали из дома, многие — в том, в чем были, прихватив с собой только детей и, возможно, документы. Без денег, без надежды, без будущего.

Я сделала паузу, чтобы Николай осознал мою точку зрения.

— А ещё, — продолжила я, — что-то мне подсказывает, что там могут быть женщины, чьи мужья — не самые бедные люди в мире! И я не хочу лишний раз подвергать их или сотрудников Центра стрессу, ты понимаешь?

Николай замер, видимо, осознавая, что ситуация действительно деликатная. Внедорожник, внушающий страх своим внезапным появлением, мог бы создать неправильное впечатление.

— Ладно, — сказал он после недолгого молчания, слегка склонив голову. — Сейчас заедем в гараж и сменим машину. Вы правы, только…. Олегу Анатольевичу позвоните сами….

Я вздохнула с облегчением, когда он завёл мотор и мы тронулись с места.

Всё это время мысли о предстоящей поездке не отпускали меня. Как, собственно, и мысли о поведении Олега — я впервые мысленно назвала его по имени — в последние два дня. Мне не нравилось его внимание. Я видела его внутреннюю тьму — и она пугала меня. За его холодностью и жёсткостью скрывалось нечто, что я ещё не могла полностью понять, но это «нечто» внушало опасение. И я не была готова впустить в наши отношения хоть что-то личное. Один раз я уже допустила подобную ошибку, смешав рабочие и личные отношения, вставать на эти грабли второй раз не хотелось совсем.

Как странно, впервые мысли о Марке не вызвали щемящей тоски и внутренней боли. Они стали какими-то далекими, нереальными. Я думала, что любила Марка, думала, что он любил меня, не смотря на обстоятельства. Я ошиблась. Прав был Перумов, когда сказал, что наши отношения были всего лишь интрижкой, ничего не значащим приключением на работе. Что мы могли дать друг другу? Дочь Перумова принесла Марку положение в компании, финансовую стабильность и перспективы, до которых без нее Марк бы рос долгие годы. А я? Я давала лишь эмоции. Те самые эмоции, которые могла бы дать ему любая другая женщина. Теперь, с расстояния времени, я понимала, что наши отношения были изначально обречены. Мы строили что-то на зыбком фундаменте, не имея в основе ни честности, ни реальной привязанности. И пусть в какой-то момент мне казалось, что это настоящая любовь, сейчас всё выглядело по-другому. Это была спасительная иллюзия, в которую я слишком сильно верила.

Это все не означало, что я перестала испытывать обиду, горечь, разочарование и даже злость. Нет. Но теперь к этим чувствам примешивалась и доля жалости. Даже к жене Марка. Глупая, избалованная, эгоистичная девочка, которой с детства подавали все на тарелочке. Девочка-принцесса, которая никогда ничего не значила сама по себе. В ней всегда видели и будут видеть лишь продолжение ее отца — могущественного, жестокого, расчетливого и холодного мужчины, добивающегося всего любой ценой.

Она была для него не больше чем инструмент, необходимый для поддержания власти и влияния. И она принимала эту роль. Её жизнь была расписана с детства: замужество по выгоде, престижное положение в обществе, вечные игры по правилам, которые создавал не она, а её отец. Она жила в золотой клетке, и вряд ли осознавала это.

Перумов легко простил Марка, ведь тот играл по его правилам. Марк — удобный, выгодный зять, который принёс продолжение семьи, влился в их мир и подчинился. А меня Перумов простить не мог, ведь я сказала ему твердое «нет».

Такие мужчины, как он, зверели от отказа. Для них всё в этом мире имело свою цену, и они верили, что каждому можно найти её — достаточно лишь предложить правильную сумму, услугу или влияние. И в этом он, бесспорно, был прав. Просто он не смог предложить мне мою цену, она была или слишком высокой или же он просто так и не понял меня. Это его и бесило.

Не сумев купить меня, он решил уничтожить, сломать, подчинить, не рассчитывая встретить серьезный отпор. Он погубил мое имя и карьеру, едва не загнал в финансовую яму. Он не давал знать о себе вот уже два месяца, однако я знала — он просто затаился, выжидает время, как кот с мышью играет со мной.

Интересно, а скажи я ему «да», подчинись ему, как бы он объяснил взбешенной дочери то, что я осталась бы на работе в компании, да еще бы и пошла на повышение? Наверное, это зрелище было бы приятным, однако точно не стоило того, чтобы потерять свою свободу и свое я.

Мы с Колей поменяли машины, и снова тронулись в путь, а я вернулась к своим мыслям.

Как бы это не прозвучало отвратительно, но врать самой себе я не хотела — меня тянуло к Перумову. Аура силы и власти притягивала, очаровывала, манила как манит огонь бабочек. И с тем же самым эффектом. Когда этот мужчина касался меня — у меня дрожали ноги. Это были совсем не те чувства, что я испытывала к Марку, в этих чувствах было что-то темное, запретное, обжигающее и убивающее. Его сила и уверенность порождали во мне желание поддаться, но вместе с тем я отчаянно пыталась сохранить контроль над собой.

Сам того не осознавая, Перумов спас меня, уволив из компании. Это было как отрезвляющий удар. В какой-то момент я поняла, что если б осталась, его сила могла сломить меня окончательно, я сдалась бы на милость победителя. Его власть, словно наркотик, постепенно лишала меня способности мыслить трезво.

И вовсе не из-за отношений с Марком я не хотела пускать Олега в свое личное пространство, видеть в нем нечто большее, чем начальника и объект для работы. Нет.

Слишком сильно он напоминал мне Перумова.

Нет, не внешне — Перумов был по-настоящему красив, той холодной, дорогой, аристократической красотой, которая притягивает нас, женщин. В его облике было что-то изысканное, словно он был вырезан из мрамора, отчего его привлекательность становилась ещё более устрашающей. Но в Олеге присутствовала та же холодная власть, тот же ореол силы, скрытый за внешней жёсткостью. И хотя Олег был совершенно другим человеком, я чувствовала это сходство с каждой его реакцией, каждым приказом, каждым острым, пронизывающим взглядом. Это сходство пугало меня.

К счастью, к моему огромному счастью, Олег ни словом, ни делом не давал мне поводов подозревать, что он видит во мне кого-то большего, чем просто сотрудницу. Но вчерашние и сегодняшние знаки внимания напугали меня. Как человек, однажды обжёгшийся на молоке, я стала дуть на воду.