Восток в новейший период (1945-2000 гг.)

Об образовании КНР было объявлено 1 октября 1949 г. Появление КНР, безусловно, важное событие в новейшей истории Китая. В то же время трудно даже сказать, что именно в недавней истории китайской нации имело наибольшее значение: это событие или «культурная революция». Мао Цзэдун говорил, что в своей жизни он совершил два главных дела — изгнал Чан Кайши на Тайвань и зажег огонь «культурной революции». И то и другое «дело», каждое по-своему, сказалось на жизни сотен миллионов китайцев.

«Культурная революция» была начата Мао Цзэдуном в 1966 г., однако и история КНР до «культурной революции» может рассматриваться как время борьбы между двумя направлениями в политике, а также как время подготовки «культурной революции». О ее окончании было объявлено в 1977 г., т. е. после смерти Мао Цзэдуна в 1976 г. Тогда и началась другая эпоха, когда одни стремились «продолжать дело» и «развивать идеи» Мао Цзэдуна, а другие искали альтернативный путь развития.

В XX в., особенно в последние его десятилетия, ускорился процесс вовлечения китайцев в общемировую жизнь. Многие правила прошлого стали отмирать. Все большее значение приобрели процессы глобализации в экономической и политической жизни, общечеловеческие ценности. Не отрицая значения традиционных представлений и правил, хотелось бы только подчеркнуть, что, оценивая эти явления, необходимо принимать во внимание в совокупности и старое, традиционное, и новое, современное, не ограничиваясь чем-либо одним и не считая, например, что только старое (традиции, а также то, что именуют «спецификой», или своеобразием Китая) — это главное, что объясняло жизнь Китая в конце XX в. Скорее наоборот, современное, общечеловеческое все больше преобладало; старое хотя и оставалось, но его необходимо учитывать лишь во вторую очередь.

Китайская Народная Республика в третьей четверти XX в.

Во второй половине 1940-х годов по Китаю прокатилась гражданская война между войсками Коммунистической партии Китая (КПК) и армией гоминьдановской Китайской Республики. В результате военная победа была одержана КПК, а государственная машина Китайской Республики на континенте оказалась разрушена. Ей приходилось долгое время функционировать фактически в условиях военного времени, что накладывало свои ограничения и на экономическую, и на политическую жизнь в стране, не давая возможности сосредоточиться на решении проблем налаживания работы рыночной экономики и перехода к демократу которые Китайская Республика так и не смогла решить. Она не смогла справиться с коррупцией. Не успела и не смогла провести необходимые преобразования в деревне. Не сумела осуществить демократические преобразования и привлечь на свою сторону интеллигенцию.

На ситуации скаталось и то, что страна никак не мота оправиться сначала от полутора десятков лет раздробленности и войн, последовавших за антимонархической революцией 1911 г., а затем от пятнадцатилетней войны против японской агрессии и тут же последовавшей за ней гражданской войны. Войны длились почти сорок лет и почти непрерывно: с 1911 по 1949 г. Народ жаждал мира, экономических преобразований и демократических свобод. Все это было обещано Мао Цзэдуном. Он одержал победу в войне над партией Гоминьдан и ее государством. Благодаря тому, что составлявшие подавляющее большинство населения страны крестьяне и традиционно играющий важную роль во внутриполитической жизни Китая слой образованных людей, или интеллигенции, поверили его обещаниям.

На момент создания Китайской Народной Республики еще не весь континентальный Китай находился под властью КПК. В октябре 1949 г. части Народно-освободительной армии Китая (НОАК) вступили в г. Гуанчжоу на юге Китая, затем с помощью советской транспортной авиации — в Синьцзян на северо-западе; в ноябре — в г. Чунцин на юго-западе, а осенью 1950 г. — в Тибет.

После образования КНР сотни миллионов людей перестали жить в стране, руководимой партией Гоминьдан, которая официально руководствовалась идеями революционера и демократа Сунь Ятсена. Они перестали жить при авторитарном режиме в условиях господства частной собственности и оказались в положении жителей другого государства, где властью обладала Коммунистическая партия Китая, руководствующаяся марксизмом-ленинизмом, идеями Мао Цзэдуна. Население континентального Китая попало в условия перехода от авторитарного к тоталитарному режиму и господству общественной, т. е. государственной, собственности.

Большинство государств, в том числе США, страны Западной Европы, не признали КНР. Китайская Республика, а не Китайская Народная Республика, оставалась постоянным членом Совета Безопасности ООН. Иными словами, Пекин оказался в международной изоляции. Советский Союз и другие социалистические страны признали КНР, стали единственными дружественными ей государствами, вместе с которыми она и составляла «лагерь социализма».

Установив контроль над континентальным Китаем, Мао Цзэдун и его партия закрепились у власти, подавляя сопротивление тех, кого КПК считала «контрреволюционерами». К концу 1951 г. в ходе кампании борьбы с ними было расстреляно 2 млн. человек. Репрессии носили массовый характер, создавая в стране обстановку страха.

Власти КНР занимались не только репрессиями, им приходилось решать и другие задачи. Предстояло восстанавливать разрушенное войной хозяйство страны, и в первую очередь выполнять обещания, обеспечившие партии поддержку крестьянства. 28 июня 1950 г. был принят закон о земельной реформе, в соответствии с которым отменялась помещичья собственность на землю. Она передавалась в частную собственность малоземельным и безземельным крестьянам по количеству едоков.

Переход земли в частную собственность способствовал быстрому восстановлению сельского хозяйства, а вслед за этим и всей экономики страны. В Китайской Республике наиболее развитая часть крупной промышленности, современный транспорт, кредитно-банковская система, внешняя торговля и др. находились в руках государства. Иными словами, еще до образования КНР часть крупного национального капитала была национализирована, иностранный капитал экспроприирован. Власти КНР просто «приняли» в свое ведение или управление собственность правительства КР.

В первые годы существования КНР в ней развивались рыночные отношения. Именно рыночный механизм позволил восстановить и развивать производство. Наряду с государственной существовала и частнокапиталистическая промышленность. Проводилась политика, благоприятствующая развитию частного капитала. К концу 1951 г. была фактически восстановлена легкая промышленность. Почти все частные предприятия отличались рентабельностью.

Однако в конце 1951 — начале 1952 г. власти КНР развернули массовую кампанию борьбы против буржуазии. Это было наступление на ее политические и экономические позиции, на частный капитал. Частные предприятия превращались в смешанные государственно-частные. Все это обернулось сокращением производства, уменьшением товарооборота, ростом безработицы, появлением дефицита на некоторые товары и т. п.

К 1953 г. выявилась неспособность пореформенного сельского хозяйства, несмотря на его быстрое восстановление, обеспечить страну в достаточной степени продовольствием и сырьем. Альтернативные Мао Цзэдуну силы в руководстве КПК видели решение проблем в сельском хозяйстве в развитии рыночных отношений, и в частности в налаживании связей между деревней и городом. Но Мао Цзэдун навязывал другой путь, который называл «социализмом». Во исполнение его воли в октябре 1953 г. в КНР была введена хлебная монополия. Частным лицам было запрещено торговать зерном. В городах вводилась карточная система. Вскоре она распространилась на все основные предметы потребления.

Государство в 1954 и 1955 гг. стало изымать у крестьян в виде налога и закупок почти третью часть выращенных зерновых. Деревня оставалась на полуголодном пайке. При этом зерно закупалось государством по цене, как правило, ниже его себестоимости.

Введение хлебной монополии стало поворотным пунктом в социально-экономическом развитии КНР. Мао Цзэдун резко повернул Китай, развивавшийся до того в русле естественных рыночных (хотя и ограниченных) процессов, на путь командно-административного функционирования экономики и сделал это в исторически кратчайшие сроки.

Став правящей партией, Коммунистическая партия Китая нуждалась в увеличении своей численности. За два с небольшим года, к весне 1953 г., партия увеличила свой состав с 4,5 млн. до 6,1 млн. членов. Одновременно из партии было «вычищено» примерно 10 % ее состава. Не было сделано ни одного шага в сторону демократичный внутрипартийной житии; не был проведен съезд партии, хотя это предусматривалось ее уставом. Насаждение культа личности Мао Цзэдуна и пропаганда его идей стали основным направлением идейно-политической деятельности КПК, особенно по отношению к интеллигенции. Начинала складываться система идеологического контроля и политического манипулирования.

Создавая «свое» государство, Мао Цзэдун предпочел бы выступать на мировой арене в качестве «центра силы», который имеет возможность играть то одной, то другой каргой в отношениях с СССР и США. Однако Вашингтон не доверял ему. Объективные обстоятельства и интересы Китая, а также альтернативные силы внутри КПК вынудили Мао Цзэдуна пойти на сближение с СССР и подписать в феврале 1950 г. в Москве Договор дружбы, союза и взаимной помощи с СССР. Таким образом, была заложена политическая и юридическая основа для развития двусторонних отношений, а на мировой арене СССР и КНР предстали как союзники. Советский Союз был единственным источником помощи и поддержки для КНР. Москва при этом исходила из совпадения коренных интересов двух государств. Между тем в представлениях Пекина превалировали мысли о возрождении центрального положения Китая в мире, способности китайской нации ассимилировать другие.

В первой половине 1950-х годов международная изоляция КНР усилилась, особенно после начала корейской войны. В июне 1950 г. по инициативе руководителя КНДР Ким Ир Сена армия Северной Кореи начала наступление с целью присоединения к КНДР юга Корейского полуострова. Пекин поддержал инициативу Ким Ир Сена. Когда же армия КНДР стала терпеть поражения, ему пришлось направить в Северную Корею свои войска, состоявшие из «китайских народных добровольцев». В этой войне непосредственно столкнулись силы КНР и КНДР, с одной стороны, и вооруженные силы Южной Кореи. США и их союзников, формально выступавших под флагом ООН, с другой стороны. В корейской войне, которая продолжалась до 1953 г., погибло около миллиона китайцев, не говоря уже о миллионах корейцев.

20 сентября 1954 г. на сессии Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) была принята конституция КНР. В отличие от документа, определявшего основы политики еще до образования КНР, т. е. от «Общей программы Народной политической консультативной конференции», которая давала гарантии частной собственности, конституция КНР объявляла «священной и неприкосновенной» лишь общественную собственность.

Механизм управления страной продолжал носить тоталитарный характер и бессменно находился в руках КПК, а точнее, во власти Мао Цзэдуна, который, занимая посты Председателя Военного совета ЦК КПК, Председателя ЦК КПК и Председателя КНР, безраздельно руководил вооруженными силами, партией 31 государством.

Первый пятилетний план (1953–1957) стал воплощением генеральной линии партии на индустриализацию страны и постепенные социалистические преобразования несоциалистических форм хозяйствования. Несмотря на неоспоримое лидерство Мао Цзэдуна, пятилетний план, как и генеральная линия партии, был компромиссом между позициями двух групп в руководстве КПК, выступавших за различные пути развития страны. Одним из них был путь строительства, другим — путь «революции и борьбы». За строительство ратовали первый заместитель Председателя ЦК КПК Лю Шаоци и его единомышленники, за «революцию и борьбу» — Мао Цзэдун и его соратники.

В 1953 г. последний одержал победу над своими идейно-политическими противниками, после чего последовала цепь расправ с ними. В 1954 г. сначала политически, а затем и физически погубили одного из членов руководства КПК Гао Гана, обвиненного, в частности, в «связях с заграницей», т. е. с СССР. Во второй половине 1955 г. было начато общекитайское движение против «контрреволюционеров», иными словами, за искоренение всех сомневавшихся в правильности общепринятого курса.

В то же время сторонникам иной, альтернативной линии в 1955 г. удалось, идя навстречу объективным интересам крестьянства, провести решение об «упорядочении» кооперативов. В результате 200 тыс. поспешно и насильственно созданных сельских кооперативов бы до распущено.

В том же 1955 г. Мао Цзэдун развернул пропагандистскую кампанию в поддержку форсированных преобразований в деревне. Именно в ходе этой кампании он стал утверждать, что «…можно осуществить строительство социализма, не оглядываясь на Советский Союз». К началу 1956 г. ему удалось навязать партийно-государственному аппарату мысль о необходимости и возможности форсированного и даже «скачкообразного» решения задач модернизации Китая, т. е. вывода страны на современный уровень, прежде всего, в военной области, а также в промышленности, в сельском хозяйстве, науке и технике, в сфере образования.

К концу 1956 г. было создано 756 тыс. производственных кооперативов, охвативших более 96 % крестьянских хозяйств страны, причем в кооперативы высшего типа было объединено около 88 % дворов. Это была политическая победа Мао Цзэдуна. Крестьян, с одной стороны, заманивали в кооперативы, давая невыполнимые обещания, а с другой — зачастую действовали с помощью откровенного насилия.

Одновременно с кооперированием сельского хозяйства шел процесс ускорения социалистического преобразования капиталистической промышленности и торговли. В 1955 г. государство поставило под свой контроль около 80 % мелких и средних предприятий. Почти все крупные промышленные предприятия превращались в смешанные государственно-частные.

К лету 1956 г. процесс искоренения частного предпринимательства был завершен. Не сумев победить частного предпринимателя в конкурентной борьбе, государство и государственный сектор силовыми методами поглотили его. В масштабах всей страны произошли, таким образом, радикальные социально-экономические перемены — ликвидирована частная собственность и резко ограничены рыночные отношения.

Политическая власть в КНР подразумевала возможность распоряжаться практически всей собственностью в стране. Создавалась система, при которой людьми в Китае правила «власть власти», т. е. каждый человек был во власти правящей партии, ее вождя. Люди зависели от собственности, которая одновременно была и властью. «Власть власти» и «власть собственности» были объединены в КНР при правлении Мао Цзэдуна.

В эти годы в стране перемены и в политике, и в экономике осуществлялись параллельно. Преобразования, проводившиеся Мао Цзэдуном, имели две составляющие: одна — отказ от частной собственности и рыночных отношений, другая — отказ от демократии. Вместо рыночных отношений и демократии были навязаны государственная собственность и тоталитарный политический строй.

Одновременно с преобразованием собственности Мао Цзэдун и его сторонники попытались резко ускорить промышленное строительство и увеличить промышленное производство. В 1956 г. в определенной мере этого удалось добиться. В то же время тогда же выявились некоторые негативные последствия попытки осуществить «скачок» в индустриализации страны — обострились диспропорции в экономике, выявилась нехватка сырья и энергоносителей и т. д. На следующий год пришлось запланировать весьма умеренные показатели. Не получился «скачок» в 1956 г. и в сельском хозяйстве, хотя удалось не допустить снижения уровня сельскохозяйственного производства.

Последствиями радикальных и очень быстрых экономических преобразований явился рост социальной напряженности в обществе. С 15 по 27 сентября 1956 г. проходила первая сессия VIII съезда КПК. В решениях съезда поддерживался тезис Мао Цзэдуна о том, что «пролетарско-социалистическая» революция в Китае «в основном уже завершена», а также одобрялись все его социальные эксперименты.

Однако под влиянием критики культа личности И.В. Сталина в СССР, а также отражая настроения внутри самого Китая, на съезде из устава было вычеркнуто положение о том, что «идеи Мао Цзэдуна» являются идейной основой партии. В уставе была также подчеркнута необходимость продолжать борьбу против «выпячивания личности, против ее прославления». Утверждая это, выступивший на съезде Дэн Сяопин добавил, что главную роль в борьбе с культом личности в КПК играет Мао Цзэдун.

В резолюции по отчетному докладу Лю Шаоци было дано определение главного противоречия китайского общества как «противоречия между передовым социалистическим строем и отсталыми общественными производительными силами». Это можно было рассматривать как призыв выдвинуть на первый план задачу развития производительных сил, что являлось компромиссом. Мао Цзэдун был недоволен и начал подготовку к коренному пересмотру политики партии.

В ноябре 1956 г. в КПК была развернута кампания под лозунгом «упорядочения стиля», которая по своей сути явилась борьбой со всеми теми в партии и вне ее, кто сомневался в правильности политической линии Мао Цзэдуна. В феврале 1957 г. он подчеркнул, что необходимо перенести центр тяжести работы КПК с экономического фронта на идеологический.

В апреле того же года кадровым работникам партии было предписано периодически работать физически вместе с рабочими и крестьянами. Это было первое обращение Мао Цзэдуна к простым рабочим и крестьянам через голову партийной номенклатуры. Он стремился представить себя в роли вождя, который всегда с народом в его борьбе против бюрократии.

Еще в 1956 г. Мао Цзэдун призвал провести кампанию под лозунгом «пусть расцветают все цветы, пусть соперничают все научные школы». С 8 мая по 7 июня 1957 г. этот курс стал осуществляться на практике. В соответствии с ним формально всем предоставлялась полная свобода слова, в китайском обществе разрешался идейно-политический плюрализм. Позднее оказалось, что «это было сделано для того, чтобы… ядовитые травы могли разрастись пышно-пышно, и народ увидел бы это и содрогнулся».

Натравливанию «простого народа» на интеллигенцию был дан ход сразу же после окончания краткосрочной «оттепели». В масштабах всей страны развернулась борьба «против правых». Это была массовая расправа над людьми без суда и следствия. В результате было репрессировано пять с половиной миллионов человек, многие из них оказались в «лагерях трудового перевоспитания». К числу «правых элементов» были отнесены и родственники репрессированных.

В сентябре-октябре 1957 г. на пленуме ЦК КПК Мао Цзэдун навязал партии идею о том, что главным противоречием в КНР является противоречие между буржуазией и пролетариатом. Так возрождалась концепция перманентной революции и продолжающегося обострения классовой борьбы. Речь шла о подготовке «великого скачка» в социально-экономическом развитии страны.

В скобках заметим, что Мао Цзэдун намеренно называл свои массовые политические кампании «великими». Даже ставший практически официальным его титул включал в себя то же определение: «великий вождь».

Чтобы начать новый эксперимент, вождь потребовал резко увеличить урожайность и эффективность сельскохозяйственного производства, привлечь огромные массы населения к ирригационному строительству, предложил развернуть создание малых сталеплавильных заводов, т. е., по сути дела, кустарных деревенских плавильных или доменных печей, с целью резкого увеличения производства стали. Большое значение он придавал уничтожению силами населения по всей стране крыс, воробьев, мух и комаров.

В ноябре 1957 г. Мао Цзэдун выступил в Москве на международном совещании коммунистических и рабочих партий. При этом он, в частности, заявил, что если в случае мировой ядерной войны «…половина человечества будет уничтожена, то еще останется половина, зато империализм будет полностью уничтожен, и во всем мире будет лишь социализм, а за полвека или за целый век население опять вырастет, даже больше чем на половину».

В то время главные внешнеполитические идеи Мао Цзэдуна сводились к тому, что в мировом коммунистическом движении следует иметь одного вождя и что необходимо исходить из неизбежности мировой войны. Именно по этим вопросам его позиции разошлись с точкой зрения советского руководителя Н.С. Хрущева.

Повторим, что внутри страны Мао Цзэдун твердо взял курс на осуществление «великого скачка» в развитии Китая. Мысли о таком «скачке» вызревали у него давно. Для того чтобы лучше разобраться в них, необходимо бросить взгляд в прошлое.

Сразу после образования КНР Мао Цзэдун был, очевидно, вынужден считаться с объективно сложившейся ситуацией и необходимостью проявить умеренность. Он делал публичные заявления о намерениях в качестве ближайшей цели за 15 лет осуществить индустриализацию страны и преобразования в области сельского хозяйства, промышленности и торговли. Что же касается превращения КНР из страны «новой демократии» в «могучее социалистическое индустриальное государство», то на это должно было потребоваться 50 лет. Ближайший помощник Мао Цзэдуна, глава правительства КНР Чжоу Эньлай, очевидно хорошо зная настроения своего вождя, публично утверждал, что индустриализация Китая — это проблема, которую можно решить за 10–20 лет, и так как добиться этого в более короткие сроки невозможно, то необходимо продвигаться вперед «стабильно, уверенно, шаг за шагом».

Однако Мао Цзэдун часто пользовался приемом, который приносил ему известные политические выгоды: он выдвигал лозунги, которые успокаивали людей, притупляли бдительность его коллег, занимавших разумные умеренные позиции, а затем неожиданно предпринимал действия совершенно иного характера Начиная со второй половины 1955 г., когда по его инициативе развернулась кампания критики темпов кооперирования сельского хозяйства, стали раздаваться требования значительно ускорить продвижение вперед по всем направлениям, беспрерывно критиковать консервативные взгляды. Обобщив опыт СССР и стремясь его обогнать, Мао Цзэдун выдвинул новую «генеральную линию», утверждая, что Китай способен при движении к социализму делать «больше и лучше», чем в Советском Союзе. При этом его курс предполагал «приложение усилий с целью двигаться вверх по течению», т. е. преодолевать сопротивление инерционных сил как на международной арене, так и внутри Китая, а именно со стороны части руководителей КПК и партийной бюрократии. При этом снова пропагандировалась мысль о его единстве с простым народом в борьбе против «партбюрократов».

Из-за нетерпения и торопливости Мао Цзэдуна первоначально задуманные преобразования оказались скомканными, осуществленными слишком быстро и слишком грубо. Следует еще раз подчеркнуть, что в руководстве ЦК КПК не существовало единства мнений относительно курса на ускорение темпов экономического строительства.

В начале 1956 г. Чжоу Эньлай, который всегда стремился ставить вопрос таким образом, чтобы он и соответствовал настроениям Мао Цзэдуна и в случае необходимости можно было дать задний ход, чтобы исправлять огрехи при слишком стремительных темпах преобразований в стране, говорил о том, что не следует совершать ошибки, заключающиеся как в «консерватизме» и «правом уклоне», так и в «слепом ускоренном движении вперед».

В 1957 г. наблюдался здоровый рост экономики. Национальный доход возрастал, дефицит бюджета удалось ликвидировать. Это произошло потому, что и до первой сессии VIII съезда КПК, состоявшейся, как выше упоминалось, в сентябре 1956 г., и после него первый заместитель Председателя КНР Лю Шаоци, глава правительства Чжоу Эньлай, а также главные руководители работы в сфере экономического строительства Чэнь Юнь и Ли Сяньнянь стремились преодолеть стремление «бездумно ускорять» темпы роста. На самой же сессии был выработан соответствовавший реалиям курс экономического развития, должное внимание в нем придавалось сбалансированности роста, урезыванию объемов капитального строительства.

Однако Мао Цзэдун считал, что в связи с тем, что темпы экономического роста в 1957 г. были ниже темпов 1956 г., возникло то, что он называл «седлообразным развитием». Поэтому он счел ошибкой выступления против «слепой погони за темпами роста» и утверждал, что такие выступления следует рассматривать как попытку «правых уклонистов» использовать малейший шанс, «пролезть в щели», связать проблемы экономики и политики. Он говорил, что кое-кто пытается поднять «неправедный ветер», чтобы порывами этого ветра «сдуть» его курс на строительство социализма по принципу «больше, быстрее, лучше и экономнее».

Начиная с пленума ЦК КПК, состоявшегося в октябре 1957 г., развернулась бесконечная критика «консервативных взглядов» и «правого уклона». По сути дела, тем самым отрицалась линия, определенная первой сессией VIII съезда КПК. На ряде состоявшихся в 1958 г. совещаний ЦК КПК была проведена полномасштабная теоретическая и идеологическая подготовка к «великому скачку». При этом на одном из них критиковали Чжоу Эньлая и Чэнь Юня, упрекая их в ошибочных выступлениях против «слепого ускорения темпов» развития экономики. Чжоу Эньлай был этим очень обеспокоен и попытался как можно скорее доказать, что он готов каяться в своих ошибках и следовать курсом Мао Цзэдуна.

В мае 1958 г. состоялась вторая сессия VIII съезда КПК, на которой были приняты новые показатели очередной пятилетки. В области промышленности они были повышены вдвое или более, а в области сельского хозяйства — на 20–50 % и больше по сравнению с показателями, принятыми на первой сессии того же съезда партии. Так, планировалось выплавит стали 30 млн. т вместо 12 млн. т, добыть угля 400 млн. т вместо 200 млн., собрать зерна 350 млн. вместо 250 млн. т.

В результате в партии в целом, от ЦК до первичных организаций, сформировался общепринятый взгляд: после завершения социалистической революции в области строительства лучше быть левым, чем правым, дозволяется выступать с критикой только правых, консервативных взглядов и не дозволяется выступать против левых взглядов, в частности против ускорения темпов развита; и вообще, темпы — это суть генеральной линии партии, а ускорение, под которым подразумевалось в первую очередь развитие более быстрое, чем в СССР, — главная цель, основное содержание политики в области строительства социализма.

С этого времени под лозунгом «За три года упорной борьбы в основном изменить отсталый облик страны» мобилизовали все население страны на эту борьбу. В качестве теории ускорения экономического роста были приняты установки на то, чтобы «выкорчевать теорию пассивного сбалансированного развития» и «утвердить теорию активного сбалансированного развития». Конкретные методы и приоритет развития ускоренными темпами содержались в следующих призывах и установках: «Сталь — вот наша программа», «Высоко вздымайте знамена трех наших маршалов» (имелись в виду сталь, уголь, зерно), «Нам прокладывают путь два наших командира авангарда» (транспорт и энергетика), «В широких масштабах разворачивать массовые движения», «Пусть повсеместно расцветают цветы достижений наших небольших коллективов».

В августе 1958 г. на совещании ЦК партии в Бэйдайхэ — курортном городке, месте летнего отдыха членов ЦК КПК на Желтом море, было выдвинуто требование в два раза увеличить показатели пятилетки, которые лишь три месяца тому назад уже увеличили на столько же.

Надо отметить, что в решениях второй сессии VIII съезда КПК появляется упоминание о курсе «трех красных знамен», т. е. новая «генеральная линия», «великий скачок» и «народные коммуны». Последним термином, появившимся тогда же, обо (началась «универсальная» форма социальной организации, китайская форма коммунизма. Ее планировалось распространить как на сельскую местность, так и на города.

После того как в начале августа 1958 г. Мао Цзэдун при посещении провинций Хэнань и Шаньдун сказал газетчикам, что «народные коммуны — это дело хорошее», Китай мгновенно превратился в страну народных коммун. Потребовался всего лишь месяц, чтобы в коммуны вошло 100 % крестьянских дворов. К концу 1958 г. они были созданы по всей стране — ранее существовавшие 740 тыс. кооперативов были превращены в 26 тыс. коммун, объединявших 120 млн. крестьянских дворов, причем в каждую коммуну входило в среднем около 20 тыс. человек. Коммуны становились низовыми местными административными органами.

Народные коммуны — это продукт «великого скачка», его организационная форма, а также метод так называемого преобразования прежних производственных отношений с целью высвобождения производительных сил. В КПК официально считалось, что потенциал народных коммун огромен. Такая форма организации, в которой были объединены и политическая и социальная составляющие, представляла собой ту «плавильную печь», где «сплавлялись» вместе рабочие, крестьяне, торговцы, учащиеся, солдаты. Не случайно, что в решении совещания в Бэйдайхэ отмечалось: «Осуществление коммунизма в нашей стране — уже не представляет собой некое отдаленное дело».

Предполагалось, что в коммунах должно проводиться равноправное или уравнительное распределение, должен воцариться быт, при котором не будет никаких различий в материальном положении людей. Партия осуждала систему выплаты заработной платы, считая ее ошибкой, отступлением, уступкой буржуазии. Эта кампания вызвала бум в стране. В деревнях стали в массовом порядке создавать столовые, осуществлять мероприятия по организации общественного питания под лозунгом «Ешь и не плати». Считалось также, что вслед за селом следует создавать коммуны и в городах.

Начиная с июня 1958 г. в провинции Хунань заговорили о рекордных сборах пшеницы, утверждали, что с одного гектара снимали сначала более 15 т зерна, а затем и более 50 т. Вслед за ней другие провинции, как тогда говорили, тоже стали «запускать свои искусственные спутники земли», т. е. устанавливать свои рекорды. В провинции Хубэй заговорили о сборе с одного гектара многих десятков тонн риса. В печати появились сообщения, что целые провинции добились таких рекордных урожаев.

Вслед за тем стали говорить и писать о рекордах выплавки чугуна и стали. Сначала объявили, что в одном из уездов за один день выплавили 1 тыс. т чугуна, затем появились сообщения о 4 тыс. т. Потом рекорд вырос до 20 тыс. и даже 87 тыс. т. Рапортовали о том, что в одном из уездов за три месяца «упорных сражений» в основном справились сразу и с наводнениями, и с засухой. В другом месте за полгода осуществили ирригацию целой провинции. Где-то за 40 дней озеленили весь уезд. Появились сообщения о том, что создание в КНР экспериментального ядерного реактора означало, что страна уже вступила в эпоху ядерной энергетики. Одним словом, во всем проявлялся «великий скачок».

Появление лозунга «трех красных знамен» было порождено идеями Мао Цзэдуна, стремлением к тому, чтобы как можно быстрее добиться результатов, изменить бедный и отсталый облик Китая. При этом великий вождь полагал, что бедность способствует переменам в сфере идеологии, разрыву с консерватизмом и застоем, а бедность и «состояние чистого листа белой бумаги» — это как раз и есть движущие силы «великого скачка».

Людям в Китае навязывались взгляды, которые, в частности, состояли в утверждении, что на протяжении 28 лет, т. е. с момента создания КПК в 1921 г. и до образования КНР в 1949 г., Мао Цзэдун, возглавляя и партию, и народ всей страны, «одерживал победы в ходе революции, и это поистине было труднейшим из трудных дел». Причем самым непростым была необходимость вест борьбу против «ошибочного руководства со стороны Коминтерна и Сталина». Таким образом в массовое сознание внедрялось противопоставление Китая Советскому Союзу. Кроме того, подчеркивалось, что за все эти долгие 28 лет страна пережила бесчисленные трудности и зигзаги, но Мао Цзэдун «никогда не недооценивал врага, всегда, с начала и до конца, делал все предельно скромно и осмотрительно».

Впоследствии, после его смерти, объясняя возникновение обстановки «всеобщего энтузиазма» в Китае во времена «великого скачка» и «народных коммун», а также стремясь оправдать политику, которую тогда проводило руководство КПК, в КНР утверждали, что разнообразные субъективные и объективные обстоятельства и их изменения привели к тому, что Мао Цзэдун «начал терять скромность и осмотрительность». Новое руководство признавало, что его индивидуальные самоуправные действия день ото дня множились, что он заблуждался, полагая, что «бедность» Китая, а также то, что он называл «состоянием чистого листа белой бумаги», уже не являются трудностями. Напротив, он стал считать, что именно благодаря этому «можно легко и прекрасно рисовать самые новые и самые красивые картины».

В результате, писали впоследствии, в КНР того времени стали преувеличивать объективные возможности и способности человека, стали полагать, что достаточно лишь того, чтобы во главе угла стояла политика, политическая воля и политические решения, и тогда можно будет не считаться с закономерностями экономического развития.

Именно тогда, как утверждали позже, стали переносить на мирную жизнь опыт, присущий периоду революционных войн, и дело дошло до того, что методы классовой борьбы, использовавшиеся при Мао Цзэдуне, такие, как широкое и открытое высказывание мнений или вмешательство масс в профессиональную работу, появление воззваний, написанных крупными иероглифами (дацзыбао), широкие дискуссии, применялись непосредственно при экономическом строительстве.

В КНР после смерти Мао Цзэдуна пытались оправдывать его политику также тем, что не он стал разносчиком болезни нетерпения, «когда хочется, чтобы революция скорее одержала победу». Утверждалось, что эти настроения находили свое выражение в работах К. Маркса и Ф. Энгельса, которым казалось, что революционный кризис в Европе уже на пороге. Подчеркивалось, что В.И. Ленин тем более полагал, что капитализм уже находится в своей последней стадии, а во времена военного коммунизма в России думали, что возможен прямой переход к коммунизму.

В 1957 г. в связи с запуском в СССР искусственного спутника земли газета «Жэньминь жибао» писала, что за последние дни «изменился облик всего мира». Именно вскоре после этого события Мао Цзэдун выдвинул лозунг, призывая за 15 лет догнать и перегнать Англию. Он стремился тогда соревноваться и с капиталистическими странами, и с Советским Союзом. В то время он говорил: «А не можем ли мы избежать тех зигзагов, тех извилистых путей, которыми шел Советский Союз, не можем ли мы двигаться быстрее, чем СССР, не можем ли мы добиться лучшего качества, чем СССР? Нам следует осуществить такую возможность».

Казалось, что Мао Цзэдун в гот период времени как будто не обращал внимания на объективные условия, а полагался только на свои желания. Организационной формой «великого скачка» стали «народные коммуны». Сама мысль о них вызревала у него на протяжении длительного времени. В молодости он писал о желании создать «новую деревню», где существовали бы и «новая семья», и «новая школа», и «новое общество». Он, очевидно, находился под влиянием идей и представлений китайского мыслителя и реформатора конца XIX в. Кан Ювэя. Еще до создания КПК Мао Цзэдун писал о желательности создания принадлежащих всему обществу учебных заведений, заводов, театров, больниц.

При обсуждении в Бэйдайхэ вопроса о «народных коммунах» председатель ЦК КПК говорил, что необходимо осуществить «мечту о социализме». При этом речь шла не о безобидной утопии, а о программе, во имя осуществления которой на карту была поставлена жизнь миллионов людей.

В 1958 г. в китайской печати было объявлено об огромных достижениях в области сельского хозяйства: собранный урожай якобы достиг почти 300 млн. т. однако в действительности было собрано намного меньше, около 100 млн. т зерна. В середине декабря того же года стала ощущаться нехватка продовольствия. К весне следующего возник острый дефицит продуктов питания: овощей, рыбы, масла и даже чая. Три последующих года (1959–1961) стали периодом великого голода, вызванного политикой Мао Цзэдуна. Страна вступила в полосу глубокого кризиса, что не могло не вызвать обострения политической борьбы в руководстве КПК.

В ноябре-декабре 1958 г. на пленуме ЦК КПК, с одной стороны, подтвердили правильность политики создания «народных коммун», а с другой — завуалированно констатировали ошибочность принятого политического курса. На пленуме прозвучало заявление о том, что «перескочить через этап социализма нельзя». Мао Цзэдуну пришлось даже высказать просьбу не избирать его на очередной срок председателем КНР. Вслед за тем на состоявшейся сессии ВСНП на этот пост избрали Лю Шаоци.

Таким образом, Мао Цзэдун был вынужден «отойти на вторую линию», оставшись Председателем ЦК КПК. На «первой линии» оказались Лю Шаоци и другие люди, которым пришлось вытаскивать страну из «экономической трясины».

Накануне и во время проведенного летом 1959 г. в Лушане пленума ЦК КПК на закрытом заседании партийного руководства курсу Мао Цзэдуна было смело и прямо противопоставлено иное мнение. Член политбюро ЦК КПК, министр обороны КНР Пэн Дэхуай предстал в качестве «маршала правды». Он выразил несогласие с политикой мобилизации всей страны на осуществление кустарной выплавки чугуна и стали, указал на вредную поспешность при проведении «коммунизации», критиковал отступление от принципа коллективности руководства, поставил вопрос об ответственности всех руководителей партии, «включая товарища Мао Цзэдуна», за ситуацию, сложившуюся в стране. Пэн Дэхуай изложил свои взгляды в личном письме председателю ЦК КПК, датированном 14 июля 1959 г. Тот представил это как «антипартийное выступление», как «заговор военного клуба». Оказывая нажим на руководителей партии, Мао Цзэдун заявил, что даже если армия не пойдет за ним, он «уйдет в горы… в деревню» и снова создаст «свою Красную армию».

Члены высшего руководящего органа партии поддержали Мао Цзэдуна. Пэн Дэхуая и еще трех человек на пленуме ЦК КПК осудили как участников «антипартийного блока» и сместили с постов. Так председатель Мао показал всем, что он сохранил высшую власть и над вооруженными силами, и над партией, и над страной. Культ его личности был раздут еще больше.

Тем временем обстановка в стране продолжала ухудшаться. В 1960 г. урожай зерновых оказался ниже сборов 1954 г. Урожаи хлопка и масличных культур сократились почти в два раза. Резко уменьшилось поголовье свиней и крупного рогатого скота. В стране свирепствовал голод.

Во время «великого скачка» Мао Цзэдун проводил политику массового переселения ханьцев — этнических китайцев, составляющих большинство населения страны, в районы компактного проживания национальных меньшинств. Там местные кадры заменялись ханьцами. Угнетение китайцами национальных меньшинств усилилось. Это вызвало протест.

Весной 1959 г. вооруженное восстание под лозунгами независимости началось в Тибете. При подавлении этого выступления были убиты десятки тысяч людей. Около 80 тыс. тибетцев, включая духовного вождя буддистов Далай-ламу, бежали за пределы КНР, главным образом в Индию. В 1961 г. около 60 тыс. жителей Синьцзяна перешли границу с СССР и остались на советской стороне.

В годы «великого скачка» политика Пекина периодически приводила к обострению ситуации вдоль границ. В августе 1958 г. был начат обстрел островов в Тайваньском проливе, которые были частью Тайваня. Это было сделано без предварительных консультаций с СССР, с которым КНР была связана договором о дружбе, союзе и взаимной помощи. США ввели в пролив корабли своего 7-го флота. Действия Пекина привели к усилению международной напряженности. Осенью 1959 г. начался пограничный спор с Индией, через три года в 1962 г. он привел к пограничной китайско-индийской войне.

Составной частью политики Мао Цзэдуна, направленной на противопоставление КНР Советскому Союзу, было планомерное вытеснение советских специалистов из Китая. Для них были созданы невыносимые условия, им не давали работать, хотя они оказывали неоценимую помощь. В результате летом 1960 г. Москва была вынуждена принять решение об отзыве своих специалистов из КНР. С того же года начались регулярные нарушения советско-китайской границы с китайской стороны.

В январе 1961 г. состоялся пленум ЦК КПК, на котором было принято решение сосредоточить силы на ликвидации последствий «великого скачка». Этот курс был назван «урегулированием». Было принято решение о снижении темпов экономического развития.

Несмотря на очевидный провал политики «скачка», Мао Цзэдун продолжал настаивать на принципиальной правильности этого курса. При этом он возлагал ответственность за его неудачу на «врагов» и «вредителей» внутри партии. С начала 1960-х годов стал очевидным раскол в партии между теми, кто занимался восстановлением экономики страны, и теми, кто стремился выдвинуть на первый план проведение очередных идеологических и политических массовых кампаний.

Столкновение между сторонниками этих разных взглядов приобрело почти открытый характер на созванном в начале 1962 г. совещании руководящих работников КПК, в котором приняли участие семь тысяч функционеров партии. На этом совещании Лю Шаоци практически открыто критиковал политику «трех красных знамен». Он подчеркнул, что «великий скачок» совершен поспешно и в результате теперь в течение десяти лет придется заниматься урегулированием положения в экономике. Лю Шаоци назвал «битву за сталь» «мыльным пузырем», при шал отказаться от ликвидации рыночных отношений, помимо государственной торговли восстановить коллективную и частную на сельских рынках. Реагируя на такую критику, Мао Цзэдун, с одной стороны, признавал, что несет ответственность за допущенные ошибки, но одновременно настаивал, что в принципе курс «трех красных знамен» является правильным.

В 1962 г. выправление положения в экономике продолжалось. Вместо «народной коммуны» основной производственной единицей в деревне стала «производственная бригада» из 10–30 дворов. Крестьяне вновь получили приусадебные участки, им вернули личное имущество, было разрешено держать свиней, открылись «свободные» сельские и городские рынки. Началось медленное восстановление системы материальной заинтересованности.

Обострение политической борьбы в руководстве КПК отражало и размежевание в обществе. Экономисты подвергали сомнению тезис Мао Цзэдуна «политика — командная сила». Творческая интеллигенция призывала «писать правду». Широкую известность приобрела пьеса У Ханя «Разжалование Хай Жуя» о сановнике времен династии Мин, который не побоялся критиковать самого императора и был за это разжалован. В Китае люди воспринимали это как намек на протест Пэн Дэхуая.

Осенью 1962 г. Мао Цзэдун нанес удар по инакомыслящим. Он призвал «никогда не забывать о классовой борьбе» и развернуть борьбу в партии «против классово чуждых элементов». Выступил он и против предложений о реабилитации кадровых работников, подвергшихся опале во время «великого скачка».

Инициированная им кампания борьбы за «воспитание в духе социализма» началась весной 1963 г. и продолжалась вплоть до осени 1965 г, когда ее сменила первая предварительная и подготовительная стадия «культурной революции». Воспитательная кампания сопровождалась жестокими репрессиями, в результате которых не только в той или иной мере пострадали, но и погибли многие партийные работники. Вся идеологическая работа в партии при этом проводилась в условиях, когда никто не мог открыто критиковать председателя Мао и его идеи.

Между тем все это время Мао Цзэдун готовил еще более широкое наступление, т. е. «культурную революцию». В декабре 1964 г. он заявил, что необходимо усилить классовую борьбу, направив ее, прежде всего, против «группировки, стоящей у власти». В итоговом документе совещания в ЦК КПК, на котором он выступил, отмечалось: «Центр тяжести нынешнего движения — борьба против тех облеченных властью, которые находятся в рядах партии и идут по капиталистическому пути. Среди этих облеченных властью и идущих по капиталистическому пути одни выступают на сцене, другие же действуют за кулисами». Это была подготовка к бескомпромиссной борьбе против Лю Шаоци и всех тех, кого можно было обвинить в отступлении от маоцзэдуновских «идей».

К середине 1960-х годов благодаря усилиям Лю Шаоци и многих других руководителей партии, разделявших его подход к решению сложных проблем в экономике, последствия «великого скачка» были в основном преодолены. Китай подошел к уровню 1957 г. по показателям как сельскохозяйственного, так и промышленного производства. В 1963 и 1964 гг. сельскохозяйственное производство ежегодно росло на 10 %, а темпы роста промышленного производства составляли почти 20 %.

Однако не вся экономическая сфера находилась в руках Лю Шаоци и близких ему по взглядам политиков. Мао Цзэдун продолжал попытки создавать предприятия как в сельском хозяйстве, так и в промышленности, соответствующие его идеям. В области сельского хозяйства пропагандировался опыт большой производственной бригады Дачжай в провинции Шаньси. В области промышленности — опыт создания и работы нефтепромыслов в Дацине в провинции Хэйлунцзян. Суть «опыта Дачжая и Дацина» заключалась в создании экономических структур, сочетающих в себе элементы как сельскохозяйственного, так и промышленного производства, ориентированных на почти полное самообеспечение. При этом вся прибыль должна была передаваться государству.

В 1965 г. Мао Цзэдун тайно приготовился к началу открытой борьбы против тех, в ком он видел противников своего курса и своих идей. В 1960-е годы культ его личности был незыблем, а верховная власть над вооруженными силами и в сфере идеологии никем не оспаривалась. Ему предстояло преодолеть своего рода «технические сложности». Для этого он сколотил внутри партии группу ближайших помощников для разработки планов начала и проведения планировавшейся «культурной революции».

Прорыв решено было начать с провокационной критики в печати упоминавшейся исторической драмы «Разжалование Хай Жуя» и ее автора У Ханя, который в то время был заместителем первого секретаря горкома КПК Пекина Пэн Чжэня, также выступавшего за курс Лю Шаоци в сфере экономики и призывавшего к развитию демократии. В ноябре 1965 г. статья на эту тему появилась в печати. Тогда же Мао Цзэдун обвинил в «попытке узурпировать власть в армии, в выступлении против партии» начальника генерального штаба НОАК Ло Жуйцина, другого приверженца умеренных взглядов.

Призыв к началу «культурной революции» впервые прозвучал 18 апреля 1966 г. со страниц главной армейской газеты. 7 мая в письме министру обороны маршалу Линь Бяо Мао Цзэдун изложил свою социально-экономическую программу, реализация которой должна была стать одной из целей «культурной революции». Суть ее сводилась к созданию по всей стране замкнутых аграрно-промышленных общин, что являлось продолжением его замыслов периода «великого скачка» и отчасти было реализовано в «опыте Дацина и Дачжая». Новым элементом этой программы являлась та роль, которую предстояло играть в жизни общества армии, призванной стать образцом, превратиться в «великую школу идей Мао Цзэдуна».

В мае 1966 г. на расширенном заседании Политбюро ЦК КПК было объявлено о начале открытой борьбы против «стоящих у власти и идущих по капиталистическому пути». Со своих постов были сняты партийный и административный руководитель Пекина Пэн Чжэнь и др. Вскоре после этого заседания была создана «группа по делам культурной революции» ЦК КПК. Эта группа стала частью «штаба» по руководству разворачивавшейся кампанией. В его состав вошли два главных помощника председателя ЦК КПК: по партийно-государственному аппарату — Чжоу Эньлай и по органам сыска и репрессий — Кан Шэн, а также министр обороны Линь Бяо, супруга Мао Цзэдуна Цзян Цин, пропагандист его «идей» Чэнь Бода и др.

В мае 1966 г. с началом жаркого лета вся обычная жизнь в Пекине пошла кувырком. Это проявилось, прежде всего, в том, что пекинские вузы мгновенно стали похожи на растревоженные ульи. Занятия в университетах и школах прекратились, как оказалось, на десять лет, причем за эти годы более 160 млн. человек остались неграмотными или недоучками.

Начались нескончаемые митинги, появилась масса обличительных листовок, дацзыбао (заявлений о своей политической позиции, написанных от руки крупными иероглифами), малоформатных газет. Учащиеся стали громить сначала ректораты и парткомы своих вузов, а затем партийные и государственные учреждения.

Под лозунгом «Сжечь всю старую литературу!» развернулась кампания за уничтожение всех книг, изданных до «культурной революции». На улицах Пекина и других городов возникали многочисленные временные пункты приема книг из домашних библиотек. Иметь книги дома стало опасно для жизни, и население в «добровольно-принудительном» порядке приносило и привозило на тележках и на рикшах всю печатную продукцию, имевшуюся в доме, сдавало ее и получало взамен квитанции о сдаче книг. В вузах горели костры из книг. Одновременно уничтожались произведения искусства, предметы старины, разбивались на куски надгробия знаменитых людей.

Одним словом, уничтожению подлежало все «старье». От него следовало отречься. В дацзыбао можно было прочитать требование поменять местами значения красного и зеленого цвета светофоров на городских перекрестках. Красный цвет, «цвет революции», предлагалось считать разрешающим движение, а зеленый видеть запрещающим сигналом.

Китай вообще предлагалось сделать красным в прямом и переносном смысле этого слова. Был брошен клич: «Даешь красный океан!» И люди наперебой бросились красить ограды и стены своих домов сплошь в красный цвет. Мао Цзэдуна именовали «самым-самым красным солнцем»; отряды юнцов, выполнявших его призывы и указания, получили название «красной стражи» или «красной гвардии» — по-китайски хунвейбин.

В Китае, где ранее чтили старость, пожилые люди, в первую очередь грамотные и образованные, в мгновение ока стали презираемым классом. Ведь всякое знание виделось присущим лишь «нечисти», которую надо было «вымести», смести с лица земли. Считалось, что культурные старые люди — это та самая «нечисть», в душе которой таится «вредное старье». Молодежь действовала в соответствии с призывом: «Добраться до души!» Юнцы гоняли стариков по улицам, стегая их ремнями с большими и тяжелыми металлическими бляхами.

Во дворах музеев, театров, библиотек, да и в других местах образованных и прежде уважаемых людей заставляли заниматься тяжелым и никчемным физическим трудом, перетаскивать камни с места на место, ставили коленями на кирпич или заставляли стоять с камнями на голове. Стало известно, что в знак протеста против издевательств покончил с собой писатель с мировым именем Лао Шэ. Прокатилась волна самоубийств.

Это было время, когда никто в КНР не мог чувствовать себя в безопасности. Любого человека могли избить, подвергнуть издевательствам, лишить свободы или убить. Обыски без санкции прокуратуры в частных домах, избиения людей стали повальными.

Все это осуществлялось руками житейски неопытных молодых людей. Но буквально за их спинами стояли чиновники из властных структур. Органы безопасности, армия действовали, выполняя планы Мао Цзэдуна. Вместо прежней структуры партийной и государственной власти он ввел в действие новый механизм: прежний отдел пропаганды ЦК КПК был заменен новым органом — «группой по делам культурной революции»; организационная и кадровая работа в партии была передана Чжоу Эньлаю; органы политического сыска и внутри партии и в стране в целом осуществляли планы уничтожения всех тех, в ком Мао Цзэдун видел своих политических противников. Именно они доводили до отрядов молодежи материалы из архивов ЦК КПК, на основании которых и появлялись обвинения в адрес людей и в Пекине, и по всей стране. Они же составляли списки, руководствуясь которыми молодые люди — члены «массовых революционных организаций» проводили обыски, аресты, творили расправу.

«Культурная революция» — это одна из самых страшных катастроф в истории человечества в XX в. По официальным данным, во время этого бедствия пострадали, т. е. либо погибли, либо были в той или иной степени изувечены, репрессированы, более 100 млн. человек.

В хоте «культурной революции» Мао Цзэдун представлял себя в качестве «новой власти», а Лю Шаоци и тех, кто выправлял последствия ошибок периода «великого скачка» и «народных коммун», в качестве «старой власти», «обуржуазившихся» и «обюрократившихся» чиновников, которые наносят вред всем людям в Китае. Председатель Мао называл свою «культурную революцию» «пролетарской» потому, что он хотел заставить массы людей в Китае поверить, что он поднимает их, «неимущих», т. е. «пролетариат», на новую «великую революцию» против «новой буржуазии», которой стала партийная номенклатура в КНР за 17 лет мирной жизни.

Мао Цзэдун умело использовал недовольство, которое вполне естественно и закономерно накопилось у населения страны за годы управления страной Коммунистической партией Китая во главе с ним самим, обратив это недовольство против тех, кто действительно стремился изменить положение к лучшему. При этом в качестве главного борца против всего того, чем были недовольны люди, он представил себя.

Еще одной из страниц периода «культурной революции» была подготовка к войне против СССР. Проявлением этой политики было заранее спланированное убийство безоружных советских погранпредставителей на острове Даманском и начало серии вооруженных нападений на советские пограничные части в 1969 г. Кроме того, внутри страны заблаговременно очищался тыл от «национальных предателей», т. е. от людей, которых обвиняли в том, что они хорошо относились к Советскому Союзу. Их называли «советскими шпионами», была организована «охота на ведьм».

Мао Цзэдун обращал ненависть подраставших поколений против многих иностранцев, проводились акции против целого ряда посольств. Погромщики врывались в здания посольств Индонезии и Монголии. Было сожжено здание диппредставительства Великобритании.

Часто бушевали страсти у посольства СССР, проводились массовые митинги. Были попытки перелезть через стену, чтобы бесчинствовать на территории посольства. Сотрудников посольства могли остановить и продержать несколько часов в окружении возбужденной толпы. Жены и дети работников советского посольства вынуждены были покинуть страну. На аэродроме их встречала толпа бесновавшихся молодых «революционеров»; их толкали, пинали, всячески оскорбляли. Всех улетавших насильно заставляли нагибаться и проходить в таком положении под портретом «великого вождя».

Демонстрация Мао Цзэдуном вражды к СССР была в числе причин, побудивших США пересмотреть свои отношения с КНР. В 1970 г. начались первые секретные контакты представителей Пекина и Вашингтона, а в 1971 г. помощник президента США по национальной безопасности Г. Киссинджер тайно посетил Пекин. Там было решено, что президент США Р. Никсон совершит визит в КНР в 1972 г. В результате этого визита стороны установили межгосударственные отношения.

В 1970 г. на пленуме ЦК КПК проявились противоречия между Мао Цзэдуном и Линь Бяо. Последний считал, что он должен занять пост председателя КНР, который стал вакантным в связи с гибелью в 1969 г. Лю Шаоци, доведенного до мучительной смерти в заключении. Линь Бяо не был также согласен с курсом на подготовку войны против СССР, а также с тем, чтобы формально «уравнять» отношения с Советским Союзом с характером взаимоотношений с США.

Мао Цзэдун собрался устранить Линь Бяо, настраивая против него других военачальников. Узнав об этом в сентябре 1971 г., в безвыходной ситуации Линь Бяо вынужден был вылететь в направлении СССР, но его самолет разбился на территории Монголии.

После его гибели Мао Цзэдун стал продвигать на высокие посты выдвиженцев «культурной революции». В составе Политбюро ЦК КПК на X съезде партии в 1973 г. появился Хуа Гофэн, который еще в 1962 г. выступил против позиции Лю Шаоци. Разруха в стране заставила председателя ЦК КПК поставить во главе правительства вместо тяжело заболевшего Чжоу Эньлая Дэн Сяопина, которого он на время «культурной революции» как бы перевел на «запасной путь». Дэн Сяопин не подвергался репрессиям в ходе «культурной революции». Мао Цзэдун особенно ценил, что он полностью разделял его взгляды на СССР как на «военного врага».

В 1975 г. была принята новая конституция КНР. В ней было закреплено существование «народных коммун», а также новых органов власти «революционных комитетов», которые заменили прежние органы административной власти на местах — «народные комитеты».

В конце 1975 г. после болезни умер Кан Шэн. В январе 1976 г. от рака скончался Чжоу Эньлай. Мао Цзэдун лишился обоих главных помощников. После смерти последнего протест населения, по сути дела направленный против политического режима, установленного в стране, и против тяжелого материального положения, прорвался в форме массовых манифестаций, формально связанных с днем поминовения усопших 4 апреля 1976 г. Демонстранты славили имя Чжоу Эньлая, что позволяло им проявлять свое недовольство существовавшей властью. Эти выступления грозили перерасти в требования политических перемен в стране. Мао Цзэдун считал, что это представляет собой угрозу и государству, и партии, и его собственному положению, и власти. Демонстрации на площади Тяньаньмэнь в Пекине были жестоко подавлены. В стране и в партии начались новые массовые чистки. Тогда Мао Цзэдун выдвинул на пост своего преемника Хуа Гофэна, назначив его главой правительства. Дэн Сяопин был снова отведен на «запасной путь», т. е. снят с руководящих постов, но не исключен из партии и не репрессирован.

В мае 1976 г. Мао Цзэдун серьезно заболел. В этот момент активную роль начал играть председатель постоянного комитета ВСНП маршал Чжу Дэ. Однако он был слишком стар, дни его были сочтены, он скончался в июле 1976 г.

Наконец, череда смертей прежних руководителей КПК достигла кульминации. 9 сентября 1976 г. умер Мао Цзэдун. Окончилась продолжавшаяся 27 лет эпоха его правления в Китае. И дело было не только в его физической смерти, но и в том, что без него не могли существовать в неизменном виде созданные при нем политическая и экономическая структуры. И теоретические основы режима, и его практическая внутренняя и внешняя политика потерпели фиаско, завели страну в тупик. Конец системы был неизбежен.

В конце правления Мао Цзэдуна страна находилась в состоянии глубокого экономического кризиса. На протяжении 20 лет, с 1958 по 1978 г., доля национального дохода, приходившегося в среднем на одного человека, по существу не увеличивалась. В начале 1950-х годов по уровню экономического развития КНР почти не отличалась от Южной Кореи, Сянгана (Гонконга) и Тайваня или же этот уровень был даже несколько выше. В конце 1950-х они по уровню развития уже начали обгонять КНР. Спустя 20 лет она уже намного отставала от них.

В конце периода «культурной революции» и промышленное и сельскохозяйственное производство переживало серьезные трудности. В сфере индустрии наблюдались аномальные явления: тяжелая промышленность находилась в состоянии «самоциркуляции». Иными словами, в ходе индустриального развития слепо расширяли тяжелую промышленность, устроили погоню за количеством стали, нефти, автомобилей и некоторых других видов продукции, что привело к тому, что сфера промышленности не служила потребностям рынка, а была поставлена на службу росту производства, увеличению валовых показателей. Таким образом, развитие тяжелой промышленности было оторвано от требований планомерного и пропорционального сбалансированного развития экономики. Так сформировалось то, что в Китае называли «флюсом самоциркуляции». Имела место серьезная нехватка продукции легкой промышленности.

Ситуация в области сельского хозяйства была еще более ужасающей. В 1978 г. материальный уровень жизни деревенского населения в двух третях районов страны был ниже, чем в начале 1950-х годов, а в одной трети он опустился ниже уровня 1930-х годов. В 1978 г. среднегодовой доход 800 млн. крестьян страны составлял всего 76 юаней; в том числе 200 млн. крестьян имели доход ниже 50 юаней в год; на душу населения в год приходилось менее 150 кг грубого, т. е. необмолоченного зерна. Крестьяне жили впроголодь, им нечего было надеть, царила нищета.

Тайвань в третьей четверти XX в.

В это время на Тайване экономическая ситуация была совсем иной. На Тайване и прилегающих к нему островах существовала так называемая Китайская Республика. К 1949 г. там проживало 6 млн. человек; из континентального Китая после победы КПК на остров перебрались около 2 млн. человек; то были по большей части люди состоятельные, а также военные и интеллигенция. Пекин планировал перенос военных действий из континентального Китая на остров Тайвань.

Тайваньские власти под руководством Чан Кайши ввели чрезвычайное положение, объяснявшееся необходимостью защиты от возможного нападения. Проанализировав причины своего поражения, Чан Кайши пошел по пути перестройки правящей партии Гоминьдан Китая, развернул борьбу против коррупции и бюрократизма. Партию начали обновлять не за счет чиновничества, а за счет молодых интеллигентов, рабочих и крестьян. Был инициирован процесс «тайванизации» местных организаций Гоминьдана. В армии были введены политотделы и политработники. Предпринимались меры с целью вернуть поддержку частных владельцев как в городе, так и в деревне, решался аграрный вопрос, стимулировалось частное предпринимательство.

Начало реформы в деревне было положено в 1949 г. ограничением размера арендной платы. В 1953 г. власти провели принудительный выкуп сдававшейся в аренду земли. В результате этих мероприятий почти 90 % крестьян стали собственниками, в то время как до реформы две трети из них были арендаторами.

Благодаря этому тайваньская деревня сумела накормить быстро растущее население острова и направить излишки на экспорт. Успехи обновленного сельского хозяйства стали надежным фундаментом социально-экономического развития Тайваня. В конце 1950-х годов власти на Тайване осуществили приватизацию государственной собственности и создали систему юридических и экономических мер, поощрявших частные капиталовложения в промышленность.

Важную вспомогательную роль в экономических преобразованиях на Тайване сыграла помощь США. С 1951 по 1965 г. США предоставили Китайской Республике военную помощь в объеме примерно 2,5 млрд. долл. и экономическую — немногим меньше 1,5 млрд. долл. Большое значение имела стратегия американской помощи, которая исходила из признания необходимости сохранения правительственного контроля над инфраструктурой и немногими отраслями промышленности при стимулировании частного национального и иностранного предпринимательства в остальных хозяйственных сферах.

В середине 1950-х годов на Тайване перемены в экономической политике происходили ускоренными темпами. На рубеже 1960-х годов иностранные инвесторы получили существенные льготы. Иностранным банкам разрешили открывать свои представительства. В 1965 г. частному капиталу были предоставлены новые льготы. Для иностранных инвесторов учреждались специальные «зоны экспортного производства», и во второй половине десятилетия приток иностранных капиталов заметно увеличился.

Сильная авторитарная власть и стабильное политическое положение способствовали проведению активной государственной экономической политики. К концу 1960-х годов внутренний рынок был полностью насыщен, промышленность переориентировалась на экспорт. Среднедушевой доход вырос со 137 долл. в 1951 г. до 466 долл. в 1973 г.

При этом разрыв в уровне доходов между богатыми и бедными сокращался. Быстрый рост производства и торговли вывел Тайвань на уровень наиболее быстро развивающихся стран Дальнего Востока. Именно в это время заговорили о «тайваньском экономическом чуде», причислили Тайвань к новым индустриальным странам, включили его — наряду с Корейской Республикой, Гонконгом и Сингапуром — «в четверку драконов».

К середине 1970-х годов существенно изменилась социально-экономическая ситуация на Тайване в результате того, что власти инициировали быстрое развитие частной собственности и частного предпринимательства, пошли по пути приватизации, активно поддержали мелкого и крупного собственника. Начался процесс отделения власти от собственности, хотя государственное регулирование и государственная собственность продолжали играть в эконом и ческой жизни решающую роль.

Одновременно власть на Тайване оставалась в руках одной партии, страной правил один президент — Чан Кайши. Но сумев создать «тайваньское экономическое чудо», он тем самым способствовал складыванию определенных предпосылок для эволюции политического режима в сторону многопартийности и демократии.

КНР в последней четверти XX в.

После смерти Мао Цзэдуна формально руководство партией и государством было сосредоточено в руках Хуа Гофэна, который возглавлял и Военный совет ЦК КПК, и ЦК КПК, и КНР. Практически же делами партии ведал заместитель председателя ЦК КПК Ван Хунвэнь. Важную роль играла вдова Мао Цзэдуна Цзян Цин, а также фактический руководитель правительства Чжан Чуньняо.

Но ни у кого из них не было реальной власти над вооруженными силами. Ею обладал заместитель председателя Военного совета ЦК КПК маршал Е Цзяньин. Такое двоевластие не могло продолжаться долгое время. Между двумя группами руководителей — прежними, представителем которых выступил тогда маршал Е Цзяньин, и новыми, выдвиженцами «культурной революции», главной фигурой среди которых была Цзян Цин, — в борьбе за власть существовали непримиримые противоречия.

Последние планировали отстранение многих старых руководителей от власти, а также массовые репрессии в стране. Однако их опередили. 6 октября 1976 г. в соответствии с планом, разработанным и осуществленным Е Цзяньином при согласии Хуа Гофэна, были арестованы и изолированы Цзян Цин, Чжан Чуньцяо, Ван Хунвэнь и идеолог Яо Вэньюань. Их окрестили «четверкой» и лишили всех партийных и государственных постов.

После отстранения от власти «четверки» формально высшим руководителем оставался Хуа Гофэн, занимая посты председателя Военного совета ЦК КПК, председателя ЦК КПК, председателя КНР и премьера Государственного совета КНР. Он был намерен ни в чем не отступать от курса, определенного Мао Цзэдуном. Предпринимались попытки создать культ личности Хуа Гофэна, его стали называть «мудрым вождем».

Причина, по которой он оставался у власти, состояла, в частности, в том, что к тому времени две трети членов КПК, 20 млн. человек, составляли люди, вступившие в партию во время «культурной революции». На Хуа Гофэна смотрели как на представителя всех выдвиженцев того периода.

Но и старые руководители обладали силой и большими возможностями. Они не растеряли прежние связи и не утратили влияние на «своих людей» в аппарате. Уцелели в огне репрессий и принялись активно действовать два человека, занимавшие высокие посты еще до «культурной революции». Это Чэнь Юнь, который был в свое время одним из заместителей председателя ЦК КПК и остался самым старшим по положению в партийной иерархии, и Дэн Сяопин, бывший генеральный секретарь ЦК КПК (т. е. по положению и старшинству он уступал Чэнь Юню). Старые функционеры настойчиво требовали пересмотреть кадровые решения периода «культурной революции» и возвратить им «доброе имя» и прежнее положение в руководящих органах КПК.

Весной 1977 г. от Хуа Гофэна потребовали подвергнуть критике «культурную революцию», реабилитировать репрессированных во время «десятилетней смуты», как стали ее именовать. В марте 1977 г. Чэнь Юнь выступил за возвращение Дэн Сяопина к активной деятельности.

В августе 1977 г. на пленуме ЦК партии Дэн Сяопина восстановили на постах, которые он занимал до отстранения весной 1976 г.: заместителя председателя ЦК КПК, заместителя премьера Госсовета КНР, начальника Генерального штаба Народно-освободительной армии Китая.

Таким образом, параллельно развивались два процесса: с одной стороны, продолжалось проведение политики, начатой во время «культурной революции»; с другой стороны, началось возвращение к политической деятельности так или иначе ущемленных или действительно пострадавших в те годы деятелей.

В августе 1977 г. состоялся XI съезд КПК. Выступая на этом съезде, Хуа Гофэн повторил лозунги периода «культурной революции», включая призыв строить социализм по принципу «больше, быстрее, лучше и экономнее». Он настаивал на внедрении «опыта Дацина и Дачжая», обещал и впредь провозить кампании по типу «культурной революции».

Но это было по преимуществу словесное подтверждение лозунгов революционного периода. На деле имела место ожесточенная борьба внутри партии за перераспределение постов. Выдвиженцы «культурной революции» хотели сохранить их, а старые функционеры — вернуть.

На очередной сессии ВСНП в феврале-марте 1978 г. Хуа Гофэн предложил план «четырех модернизаций», т. е. вывода на современный мировой уровень промышленности, сельского хозяйства, науки и армии. План предполагалось осуществить за счет западных кредитов, интенсивного импорта современных технологий и оборудования из промышленно развитых стран.

Однако попытки добиться молниеносного ускорения темпов экономического развития, предпринимавшиеся после смерти Мао Цзэдуна и не предусматривавшие сколько-нибудь радикального изменения самой экономической политики, не могли не закончиться провалом. При Хуа Гофэне страна лишь еще ближе подошла к грани экономического краха. Провал очередной Попытки осуществления «великого скачка» лишний раз убеждал в том, что без глубоких и всесторонних реформ решение экономических и других проблем Китая невозможно.

Весной 1978 г. в печати была начата кампания под лозунгом «практика — вот единственный критерий истины». Она была направлена против Хуа Гофэна, других выдвиженцев «культурной революции» и, по сути дела, против курса Мао Цзэдуна. Важную роль в организации этой кампании сыграл Ху Яобан. До «культурной революции» он занимал пост первого секретаря Коммунистического союза молодежи Китая, во время ее проведения был репрессирован.

Весной 1978 г. Ху Яобан, будучи руководителем Высшей партийной школы ЦК КПК, подготовил к публикации статьи, положившие начало новой кампании. Призыв, скрытый в них, был понятен: на существование имеет право лишь та политика, которая обеспечивает экономическую эффективность.

Это была своего рода подготовка к решительной схватке с выдвиженцами «культурной революции». В декабре 1978 г. состоялся 3-й пленум ЦК КПК 11-го созыва, который ознаменовался победой над ними. Пленум постановил прекратить политические кампании. По сути дела, речь шла об отказе от курса на перманентную революцию, на продолжение и обострение классовой борьбы внутри страны и о переходе от «революции» к строительству, к сосредоточению усилий на решении проблем экономического характера. На пленуме были сняты обвинения с «маршала правды» Пэн Дэхуая. В составе руководства КПК прочно заняли свои места главные фигуры постмаоцзэдуновского Китая — Ху Яобан, Чэнь Юнь, Дэн Сяопин.

Проблемы экономической стратегии в решениях пленума были затронуты лишь отчасти. Главным было отрицание «опыта Дачжая», что означало отказ от ставки на формы социальной организации в деревне, подобные «народным коммунам». Была подвергнута критике политика Хуа Гофэна, направленная на осуществление нового «великого скачка».

В июне-июле 1979 г. состоялась очередная сессия ВСНП, на которой было принято решение о проведении в течение грех лет (1979–1981) политики «урегулирования» в экономике страны. За счет сокращения капиталовложений в тяжелую промышленность предполагалось ускорить развитие легкой, особенно текстильной, промышленности. Была принята программа конверсии военной промышленности, с тем чтобы обеспечить массовый выпуск товаров длительного пользования — велосипедов, часов, холодильников, стиральных машин, телевизоров. Приоритетной сферой стало и сельское хозяйство: были существенно повышены закупочные цены на сельскохозяйственную продукцию; машиностроение было во многом ориентировано на производство сельскохозяйственного инвентаря, оборудования для ирригационных систем и т. п.

Успешное осуществление этой политики привело к значительному росту товарной массы, в корне изменило положение на потребительском рынке. За три года резко снизился товарный дефицит, начался процесс оздоровления денежного обращения. Быстро стал увеличиваться экспорт потребительских товаров. Существенно выросла доля фонда потребления в национальном доходе, была прервана тенденция снижения жизненного уровня населения, и начался его рост, в том числе и в деревне. Экономические и социальные последствия «урегулирования» создавали благоприятные условия для политических перемен в стране, прежде всего, для изменений в составе руководства.

Впрочем, уже в сентябре 1979 г. на очередном пленуме ЦК КПК была безоговорочно осуждена «культурная революция». Заместитель председателя ЦК КПК, председатель Постоянного комитета ВСНП маршал Е Цзяньин в докладе по случаю 30-й годовщины образования КНР, утвержденном на пленуме, дал оценку «культурной революции», которая отражала отношение к пей в глубине души всех мыслящих и чувствующих людей Китая. «Культурная революция» была в этом докладе расценена как «потрясающее, чудовищное бедствие», в ходе которого насаждалась «диктатура насквозь прогнившего и самого мрачного фашизма с примесью феодализма».

В дальнейшем Ху Яобан отмечал, что в «культурной революции» не было ничего положительного. Чэнь Юнь и Дэн Сяопин, лично не пострадавшие во время «культурной революции» и, очевидно, благодарные Мао Цзэдуну за это, а также разделявшие ряд его идей, никогда не осуждали «культурную революцию» так, как это делали Е Цзяньин и Ху Яобан. В январе феврале 1980 г. на пленуме ЦК КПК был восстановлен пост генерального секретаря ЦК КПК. На этот пост был избран Ху Яобан. Фактически с этого времени Хуа Гофэн утратил положение единственного высшего руководителя партии.

В августе 1980 г. Хуа Гофэну пришлось уйти с поста премьера Госсовета КНР. На это пост был назначен Чжао Цзыян, известный смелыми реформами в самой многонаселенной (100 млн. человек) провинции Китая Сычуани. Он также отличался последовательным и глубоким отрицанием «культурной революции» и курса Мао Цзэдуна. Наконец, в 1981 г. на очередном пленуме ЦК КПК председателем ЦК КПК был избран Ху Яобан. В дальнейшем, когда пост председателя был упразднен, он остался генеральным секретарем ЦК КПК.

Таким образом, с 1980 по 1987 г., на протяжении первых семи-восьми лет реформ в Китае, официальным высшим руководителем КПК был Ху Яобан. Это не было лишь формальное положение. Именно он был «мотором» при продвижении по пути демократизации в партии и в стране, а также при осуществлении всех экономических реформ рыночного характера, прежде всего, в китайской деревне. Однако Ху Яобану всегда приходилось учитывать мнение Чэнь Юня и Дэн Сяопина. Эти «два старца» находились «на второй линии», но без их согласия было невозможно сделать ни одного существенного шага в управлении партией и государством. Такова была сложная структура управления делами в КНР в 1980-х годах.

Необходимо также подчеркнуть, что пост председателя ЦК КПК был упразднен далеко не случайно. Дело в том, что занимающий этот пост по традиции был одновременно и председателем Военного совета ЦК КПК.

Главная ветвь власти в КНР — это власть над вооруженными силами, а она сосредоточена в руках председателя Военного совета ЦК КПК. Армия в Китае практически являлась не только армией государства, но, прежде всего, армией правящей партии и находилась под ее «абсолютной властью».

В 1981 г. пост председателя Военного совета, позволявший сосредоточить в своих руках реальную высшую власть в стране, занял Дэн Сяопин. Даже не будучи членом ЦК КПК, а всего лишь рядовым членом партии, он продолжал занимать этот пост вплоть до осени 1989 г. На практике это означало, что именно ему принадлежала верховная власть.

Осенью 1980 — зимой 1981 г. состоялся судебный процесс над «четверкой». Это было политическое осуждение «культурной революции». На суде Цзян Цин заявила, что во время «культурной революции» она выполняла волю Мао Цзэдуна. Цзян Цин и другие были приговорены к смертной казни с отсрочкой приведения приговора в исполнение на два года, затем смертная казнь была заменена пожизненным заключением.

В 1981 г. на пленуме ЦК КПК было принято «Решение по некоторым вопросам истории КПК со времени образования КНР». Документ получился компромиссным. В нем нашли свое отражение и отношение к Мао Цзэдуну тех, кто пострадал в период его правления, особенно в ходе «культурной революции», кто видел ошибочность и преступность его курса, и позиция тех, кто был тесно связан с ним, кто разделял в той или иной мере его взгляды. В этом «Решении» Мао Цзэдуну ставилась в заслугу победа, в результате которой и была образована КНР. В документе отмечались и его «ошибки», начиная с «великого скачка», говорилось и о жесточайших репрессиях. Общая оценка Мао Цзэдуна была такой, на которой настояли Дэн Сяопин и Чэнь Юнь, а именно: «…его заслуги занимают главное, а ошибки второстепенное место». Дэн Сяопин говорил, что портрет Мао Цзэдуна будет «вечно висеть» на главной площади столицы КНР.

В Китае в то время многие понимали половинчатость и ущербность такой оценки политики Мао Цзэдуна. Гласное и публичное признание его «ошибок» явилось следствием непреодолимого давления настроений подавляющего большинства населения страны, в том числе и членов партии. Свою роль сыграло и то обстоятельство, что номенклатура КПК подвергалась жестоким репрессиям во время его правления. К концу 1982 г. было возвращено доброе имя примерно трем миллионам кадровых работников партии. Ведущую роль при осуществлении массовой реабилитации и возвращении людям их доброго имени сыграл Ху Яобан. Он внес предложение о пересмотре более 100 тыс. несправедливых «дел», по которым проходили более 100 млн. человек.

Противоречивым было не только отношение к самому Мао Цзэдуну, но и к его идеологии, его внутренней, прежде всего, экономической, и внешней политике. Самые крупные и решительные изменения происходили в сфере экономики. Большинству было очевидно, что здесь маоцзэдуновский курс завел страну в тупик.

В то же время в ходе всего процесса реформ в Китае никогда не прекращалась борьба вокруг вопроса о том, что должно быть главным в экономике — рынок или план. В 1982 г. Чэнь Юнь выдвинул тезис о том, что главной должна стать плановая экономика. В противовес ему в 1985 г. Чжао Цзыян выступил с утверждением, что главное — осуществление реформ, без них у Китая нет выхода, он может добиться расцвета и могущества, только успешно осуществляя реформы. Разногласия в руководстве партии и страной, остатки веры в плановую экономику препятствовали последовательному осуществлению реформ.

Для большинства в то же время было совершенно очевидно, что необходимо полностью отказаться от курса Мао Цзэдуна по отношению к тому, что в Китае называют «тремя сельскими проблемами»: к селу, крестьянам и сельскому хозяйству. Предстояло отказаться не только от «народных коммун», но и от преобладания в сельской местности коллективных хозяйств.

Существовало и понимание того, что необходимо изменить идеологию, которой руководствовалась партия и которую она внедряла в умы жителей страны. Не было, однако, ни ясного представления о том, что именно делать, ни согласия в среде тех, кто определял эту политику. Одни считали необходимым фактически отказаться от «идей» Мао Цзэдуна и шли даже дальше, другие выступали за то, чтобы «поблажки» «буржуазной либерализации» носили незначительный и временный характер.

Наконец, в области внутренней политики также не было единства во взглядах. Одни члены руководства считали политические реформы необходимыми, а другие стремились сохранить созданный режим управления в неприкосновенности; при этом речь шла и о месте и роли правящей политической партии, т. е. КПК. Вставал вопрос об изменении фактически однопартийной системы, о многопартийности. Одни были готовы, во всяком случае, начать продвижение по этому пути, другие резко возражали против любых существенных изменений.

Одним словом, в партии, да и в стране в целом после смерти Мао Цзэдуна начались процессы, в ходе развития которых обсуждались и в практическом, и в теоретическом плане две главные проблемы применительно к ситуации внутри страны: вопрос о рынке, о рыночной экономике и вопрос о демократии, о демократизации политической жизни в стране.

Вставал и вопрос о переменах во внешнеполитическом курсе. Под давлением исторического опыта и реальной ситуации в стране как бы сам собой уходил на задний план весь заряд борьбы на мировой арене за социализм, коммунизм, интернационализм, классовую и национально-освободительную борьбу в мировых масштабах. Было очевидно, что придется сосредоточиться на внутренних делах, на решении собственных проблем Китая, причем это потребует многих десятилетий, если не столетий. Вся внешняя политика при этом должна была быть подчинена решению экономических задач. Поэтому на мировой арене требовалось занять позиции, позволяющие обеспечивать не только национальную безопасность и мир, но и создание у всех партнеров Китая уверенности, что он не будет агрессивен, не будет осуществлять или готовиться осуществить свои намерения восстановить страну в ее прежних границах, вернуть «утраченные территории», а, следовательно, не будет угрожать военным давлением или войной соседним странам.

Более того, вставала задача наладить нормальные мирные отношения со всеми государствами, включая, а точнее, даже, прежде всего, США и их союзников — индустриально развитые страны. Мао Цзэдун начал это делать, но на основе общей с Вашингтоном враждебности к СССР. Очень важно было найти пути перехода от политики замкнутости, самоизоляции Китая от внешнего мира к его выходу во внешний мир, к «открытию дверей в мир».

В целом в сфере внешней политики речь шла, прежде всего, о необходимости подходить к проблемам войны и мира иначе, чем раньше. Здесь в КПК существовали разные мнения. Были люди, в первую очередь такие, как Ху Яобан и Чжао Цзыян, которые выступали за полный отказ от идеи Мао Цзэдуна о неизбежности не просто мировой, но мировой термоядерной войны; это означало и пересмотр взгляда на отношения с Советским Союзом, и отказ от состояния конфронтации с ним. Были и те, кто ухитрялся принимать и в этой области половинчатые решения.

При всем этом в первые годы после смерти Мао Цзэдуна инерция продолжения его внешнеполитического курса сохранялась. Более того, именно в силу того, что внешнюю политику в весьма значительной степени определял Дэн Сяопин, сохранялось и даже усугублялось враждебное отношение к СССР. Он, впрочем, обосновывал такую враждебность тем, что именно благодаря продолжению прежнего курса удается извлечь прямые экономические выгоды для Китая в его отношениях с США.

В 1978 г. было объявлено об установлении дипломатических отношений между КНР и США (на практике они были установлены в 1979 г.). С того времени стали быстро развиваться политические, экономические и иные связи между двумя государствами. Началось взаимное зондирование возможностей военного сотрудничества. В январе-феврале 1979 г. Дэн Сяопин совершил визит в США. В итоговом коммюнике стороны провозгласили совместную оппозицию «гегемонизму третьих стран». Дэн Сяопин открыто призвал к созданию единого фронта борьбы против СССР, считая, что в него должны были войти КНР, США, Япония, государства Западной Европы.

Осуществляя прежнюю внешнюю политику, Пекин продолжал поддерживать власть «красных кхмеров» и их «вождя» Пол Пота в Камбодже, чье правление обернулось, как известно, убийством миллионов камбоджийцев. Помощь Вьетнама антиполпотовским силам Пекин использовал как предлог для давления на Ханой. В феврале-марте 1979 г. Дэн Сяопин решил «преподать ему урок». Вооруженные силы КНР вторглись в северную часть Вьетнама, но, встретив упорное сопротивление и понеся потери, вынуждены были ретироваться, фактически признав свое военно-политическое поражение.

Все же главным вопросом в годы, последовавшие за смертью Мао Цзэдуна, стало определение экономической политики. Ситуация требовала не тактических, а стратегических изменений. Экономическое развитие в рамках тоталитарного режима вело в никуда, в тупик, обрекало на отсталость.

Движение Китая в сторону экономических преобразовании началось с сельского хозяйства. Причем это произошло стихийно, т. е. не по воле и не по решению КПК. Именно крестьяне при правлении Мао Цзэдуна пострадали больше всех остальных слоев китайского общества; именно их материальные интересы были в наибольшей степени ущемлены системой, созданной в соответствии с его идеями и политикой. Поэтому появление стихийного протеста крестьян после его смерти было неизбежным. Они ощутили ослабление режима, созданной им системы страха.

В декабре 1978 г. крестьяне большой производственной бригады в провинции Аньхой, спасаясь от голодной смерти, приняли решение о разделе земли своей бригады по дворам. Этот метод получил название «закрепления производственных заданий за крестьянскими дворами», так как имелось в виду, что по контракту крестьянскому двору передавался определенный участок земли, причем в следующем году часть собранного крестьянином зерна сдавалась государству, а остальным он распоряжался сам.

Крестьяне номинально не претендовали на приватизацию земли, на изменение формы земельной собственности — они хотели лишь изменить порядок землепользования, оставаясь, по сути дела, арендаторами казенной земли. Так фактически рождался подворный подряд, вскоре изменивший облик китайской деревни, да и всей страны в целом.

Традиционное мышление китайских крестьян стихийно изобрело то, что, с одной стороны, позволяло властям «сохранить лицо», ибо не требовало от них формально вводить частную собственность на землю; с другой стороны, было полным отрицанием прежней системы. По сути дела, коллективное хозяйство и коллективная собственность в китайской деревне исчезали и заменялись порядком, при котором каждый крестьянин, его семья фактически отбирали свой участок у государства, у «народной коммуны» или большой производственной бригады и брали его в свое распоряжение. Крестьяне соглашались договориться с государством относительно налогов и продажи части произведенной ими продукции, но тем самым отрицалась социалистическая идея обобществления труда и хозяйства в деревне.

Это был первый и самый важный пересмотр идей и политики Мао Цзэдуна. Важно еще раз подчеркнуть, что, идя к власти, он пытался представить себя выразителем интересов крестьянства, но, придя к ней, лишил крестьян земли и собственности, и, в конце концов, превратился в их главного врага. Причем они первыми отвергли его теорию и практику.

Стихийные действия спасавшихся от голода крестьян первоначально не встретили поддержки в Пекине, прежде всего, у отвечавших за экономическую политику Чэнь Юня и Ли Сяньняня. Таким образом, переход участков земли в пользование крестьянских семей не был начат и даже не был поддержан руководителями ЦК КПК, он совершился практически вопреки официальному курсу компартии.

В конце 1979 г. в решении пленума ЦК КПК по вопросам сельского хозяйства отмечалось, что можно осуществлять подсчет выплат при совместном производстве нескольких крестьянских дворов по контракту, что надо повышать цены на сельскохозяйственную продукцию, однако «не разрешается закреплять производственные задания за крестьянскими дворами и делить поля для работы в одиночку». Таким образом, инициатива крестьян из провинции Аньхой не была поддержана.

Однако их эксперимент принес эффект: в первый же год была устранена угроза голода. В провинции Аньхой в июне 1979 г. первый секретарь провинциального комитета КПК Вань Ли побывал в упомянутой деревне и поддержал своих крестьян. В провинции Сычуань первый секретарь провинциального комитета КПК Чжао Цзыян ратовал за осуществление такого же курса в Сычуани и других провинциях. Так Вань Ли и Чжао Цзыян стали теми провинциальными руководителями, которые первыми поддержали изменение системы.

Крестьянский прорыв показал эффективность частных форм производства, важность частной инициативы, огромное значение рыночных отношений для стимулирования производства. Ситуация напоминала ту, что существовала в начале 1960-х годов при руководстве Лю Шаоци и в то же время была принципиально иной. Речь шла уже не только о методах восстановления хозяйства, но и о глубоких идеологических и социальных переменах. Стихийно возникшая в среде крестьян эффективная форма спасения от голода и налаживания сельскохозяйственного производства открывала возможность для тех в руководстве страны, кто нащупывал пути изменения ситуации, искал и выдвигал новые механизмы развития всех отраслей хозяйства в рамках естественного, рыночного, основанного наличной инициативе подхода.

Неотъемлемой частью новой экономической политики была и идея «открытости» Китая для остального мира. В принципе почти всем было очевидно, что оставлять страну в ее прежней ситуации самоизоляции невозможно. Одни руководители выступали за «открытие дверей» и из Китая, и в Китай. Другие предпочитали «открывать двери» из Китая, оставляя двери в Китай закрытыми для иностранцев и их идеологии.

В 1982 г. на XII съезде КПК были зафиксированы принципиальные изменения во внешней политике страны. Идея неизбежности мировой термоядерной войны и необходимости подготовки к такой войне была отвергнута. Провозглашалось, что внешняя политика призвана служить модернизации Китая.

В 1984 г. тогдашний глава правительства КНР Чжао Цзыян заявил, что «продолжительная напряженность и конфронтация в китайско-советских отношениях не отвечают интересам народов двух стран и интересам мира и безопасности во всем мире. Мы за нормализацию отношений с Советским Союзом на основе пяти принципов мирного сосуществования».

Через пять лет, в 1989 г., состоялся визит руководителя СССР и КПСС М.С. Горбачева в КНР, во время которого было объявлено о нормализации межгосударственных отношений. Кстати, в ходе беседы с М.С. Горбачевым в Пекине 16 мая 1989 г. Дэн Сяопин выдвинул задачу «закрыть прошлое и открыть будущее». Примечательным надо при этом считать следующее его высказывание: «Царская Россия с помощью неравноправных договоров захватила территорию Китая, превышающую 1,5 млн. кв. км. Мы всегда требовали, чтобы Советский Союз признал, что договоры, подписанные царской Россией с цинской династией, являются неравноправными, и что по этим договорам царская Россия отторгла территорию у Китая». Иными словами, Дэн Сяопин подтвердил позицию, занятую Мао Цзэдуном еще в 1964 г.

Надо полагать, что позиция Ху Яобана, Чжао Цзыяна и ряда других руководителей, пользовавшаяся, в частности, поддержкой Чэнь Юня, заставила Дэн Сяопина согласиться с объявлением о нормализации китайско-советских отношений. Вместе с тем он оставил в качестве постоянно нависающей над ними угрозы требование признать, что договоры о границе являются «неравноправными», а, следовательно, сохраняется тезис о российском «территориальном долге» Китаю.

В 1980-х годах в КНР произошли большие изменения в деревне. Успех преобразований не только стимулировал проведение глубоких реформ в экономике в целом, но и создал продовольственный, сырьевой, финансовый, социальный базис для политики реформ. Новая организация сельскохозяйственного производства получила название «системы производственной ответственности». К 1982 г. этап экспериментов, в ходе которых были опробованы разные методы, завершился преимущественным утверждением системы «доведения производственных заданий до отдельного двора». Разумеется, это было невозможно без раздела земли «народных коммун» между дворами. Суть «производственной ответственности» состояла в том, что крестьянский двор, получив землю (в ряде случаев те же участки, что принадлежали ему прежде, до коллективизации), заключал контракт с руководством производственной бригады, представлявшим интересы государства. Контракт не ограничивал крестьян определенными формами хозяйственного использования земли, но предусматривал лишь уплату государству сельскохозяйственного налога и продажу государству части урожая. Все излишки, остававшиеся в крестьянском дворе, могли использоваться в зависимости от желаний крестьян и рыночной конъюнктуры. При этом были значительно повышены закупочные цены, и они были тем выше, чем больше сверхплановой продукции сдавалось государству.

Первоначально срок контракта был непродолжительным, но впоследствии, поняв, что это ограничивало инициативу крестьян, власти приняли соответствующие решения, и земля перешла, по сути дела, в наследственное владение или пользование крестьянских дворов. Наряду с этим были разрешены наем батраков, свободные закупки сельскохозяйственной техники (ко второй половине 1980-х годов уже две трети тракторного парка находились в руках индивидуальных хозяйств). Проведенная реформа была не чем иным, как шагом в направлении создания ориентированного на рынок крестьянского хозяйства, ведущегося на арендованной у государства земле.

Главным достижением этой радикальной для КНР земельной реформы было создание возможностей для проявления хозяйственной инициативы и предприимчивости. Результаты не заме тлили сказаться. Начался рост урожайности, что привело к стабильному увеличению сельскохозяйственного производства в целом. За четыре года, с 1980 по 1984 г., производство сельскохозяйственных культур выросло почти на 90 млн. т. увеличившись до 407 млн. т.

Разрешение продавать значительную часть произведенного крестьянами продукта на свободных рынках в качестве следующего вполне логичного шага было следствием смягчения государственного контроля над индивидуальным, а по сути дела частным предпринимательством. Наряду с государственным сектором в промышленной сфере и торговле стали складываться и новые частные структуры в области сначала мелкого, а затем и среднего предпринимательства в деревне и городе. К концу 1980-х годов вне непосредственного государственного централизованного контроля работали уже около половины занятых в промышленности. Иными словами, они трудились на предприятиях, принадлежащих частному сектору экономики. Благодаря новым позитивным процессам во второй половине 1980-х годов было создано примерно 70 млн. новых рабочих мест. Более чем вдвое выросли и доходы горожан. Ежегодный прирост промышленного производства в среднем превышал 10 %.

В бурном росте производства, который инициаторы китайских реформ стремились соединить с рывком в технической модернизации хозяйства, важную роль сыграл и приток иностранных инвестиций и технологий. С целью стимулирования этих процессов стали образовываться «специальные экономические зоны» (СЭЗ), где создавались льготные условия для иностранного капитала.

Наиболее крупной из них стала зона Шэньчжэнь. Используя иностранную технику и технологию при эксплуатации дешевого груда китайских рабочих, в СЭЗ были построены сначала современные предприятия легкой промышленности, затем электроники, продукция которых предназначалась для экспорта. Валютная выручка использовалась для дальнейшей закупки за рубежом оборудования, материалов и технологических новинок.

Главную выгоду от всего этого получали иностранные деловые люди, большую часть которых составляли этнические китайцы, прежде всего, жители Тайваня, Сянгана, а также Южной Кореи. Обогащались и чиновники соответствующих государственных структур, и партийные функционеры.

По вопросу о создании СЭЗ в руководстве Китая существовали разногласия. Дэн Сяопин, Ху Яобан, Чжао Цзыян с самого начала занимали активную позицию в этом вопросе и поддерживали их создание. Чэнь Юнь, напротив, никогда не скрывал своего предвзятого отношения к специальным зонам; он — единственный руководитель Китая высокого ранга, который никогда не посещал эти зоны с «инспекционными поездками».

С наиболее сложными вопросами в КНР столкнулись при решении проблем государственного сектора экономики. В октябре 1984 г. на очередном пленуме ЦК КПК было принято решение о всесторонних экономических реформах в городе, т. е. о необходимости распространить реформу на госсектор. Суть реформы сводилась к сокращению сферы непосредственного государственного управления предприятиями и, как следствие этого, директивного планирования. Цель этого курса заключалась в достижении максимально полного хозяйственного расчета в деятельности предприятий при сохранении государственной собственности.

Предприятия получили значительную экономическую свободу, что предусматривало право распоряжаться имеющимися фондами (при неприкосновенности основных фондов), определять численность занятых, размеры оплаты труда и материального стимулирования, даже устанавливать цены на производимую продукцию. Это сопровождалось переходом управленческих функций от парткомов, в которых главную роль играл секретарь парторганизации, в руки директорского корпуса. Постепенно начался и процесс акционирования государственных предприятий. Все это сталкивалось с почти непреодолимыми трудностями. Повышение производительности труда вело к появлению безработных, а это создавало новые социальные и экономические проблемы.

Проведение в жизнь программы реформ привело к существенному повышению общеэкономических показателей. За 1980-е годы средний душевой доход вырос в два раза, увеличившись с 250 до 500 долл. (в постоянных ценах), хотя при этом КНР продолжала оставаться одной из наиболее бедных стран мира. Бесспорные достижения в экономическом развитии сопровождались появлением новых проблем. После периода быстрого роста развитие сельскохозяйственного производства во второй половине 1980-х годов замедлилось. Это произошло в значительной степени из-за исчерпанности действия такого фактора, как хозяйственная инициатива. Свободный, по сравнению с минувшими временами, труд на себя, на своем земельном участке, пусть не на собственном, но полученном в длительное пользование, на некоторое время стимулировал крестьян. Однако очень скоро они ощутили, что пределы роста их благосостояния ограничены. Они также стали задумываться над тем, не отберут ли у них и землю, и собственность.

Надо сказать, что китайская деревня в первой половине 1980-х годов стала преображаться, из одноэтажной она становилась двух- и трехэтажной. Крестьяне стремились вкладывать деньги в строительство новых домов, которые, как они полагали, у них могут отнять в последнюю очередь. В то же время они перестали смотреть на землю как на постоянный и вечный источник существования и обретения достатка. Главная причина состояла в том, что не был решен вопрос о собственности на землю. После 1984 г. темпы роста сельскохозяйственного производства начали снижаться.

Между тем попытки государства уйти от директивных отношений с сельским производителем, предоставив ему право самому решать вопрос, продавать ли зерно государству или использовать механизмы рынка, могли закончиться массовым отказом крестьянства от производства зерновых. Это, в свою очередь, ставило под угрозу главное достижение реформ — самообеспечение продовольствием. В результате экономическая политика властей в области сельского хозяйства представляла собой циклический процесс, сопровождавшийся то усилением, то ослаблением давления властей на деревню. Власти никак не могли выровнять уровень жизни в городе и в деревне, они бросались из крайности в крайность, то «подкармливая» город, то поддерживая деревню. В конце 1980-х годов иногда возникал дефицит продовольствия, что вызывало необходимость закупок зерна за рубежом.

Весьма существенной оставалась и проблема преобразований в государственном секторе экономики. Реформы второй половины 1980-х годов не смогли сделать этот сектор экономически эффективным. Осуществленные преобразования, направленные на предоставление государственным предприятиям более ощутимой экономической свободы, стимулировали развитие производства, но взаимодействие с рынком показало, что значительная их часть убыточна (в начале 1990-х годов их доля достигла примерно 40 %, а задолженность превысила 10 % ВВП).

Опыт проведения реформы государственного сектора продемонстрировал, что экономически эффективное решение его проблем возможно только на основе проведения широкой приватизации, но это было политически неприемлемым для руководства КПК. В результате им была выдвинута концепция «двухколейного развития экономики», предполагающая создание условий для роста частно-хозяйственных отношений при одновременном сохранении преобладающих позиций за государственным сектором.

Успешное в целом проведение экономических реформ в 1980-х годах, расширение рыночных отношений, деколлективизация сельского хозяйства, образование довольно значительного и экономически влиятельного частно-хозяйственного сектора имели своим следствием фундаментальное изменение характера китайского общества. КНР уже перестала быть в полном смысле тоталитарным государством, экономическая жизнь в стране в существенной мере была «отпущена на свободу», высвобождена из-под всеобъемлющего партийно-государственного контроля. Эти процессы способствовали появлению ростков гражданского общества, что проявлялось в стремлении еще больше высвободиться из жестких «объятий» партии-государства.

Надо иметь в виду, что демократия и демократическое движение возникли в условиях раздвоенности руководства правящей партии. Одна его часть, прежде всего, официальный глава, генеральный секретарь ЦК КПК Ху Яобан, премьер Госсовета КНР Чжао Цзыян и руководитель парламента, председатель Постоянного комитета ВСНП Вань Ли, выступала за движение по пути демократизации жизни в стране.

Другая часть руководства состояла из тех, кто находился в основном «за бамбуковым занавесом», за кулисами, и претендовал на роль «режиссеров». В первую очередь это были два самых старших по положению в традиционной партийной иерархии политических деятеля — Дэн Сяопин и Чэнь Юнь. Они считали необходимым сохранять однопартийную систему. С их точки зрения, допустимо было говорить лишь о «совершенствовании демократии». Это означало, что демократия в КПК и в КНР существует и можно ставить вопрос лишь о некоторых дополнительных ее улучшениях. Они, конечно же, никак не могли согласиться с такими предложениями, как, например, переход к системе, при которой выдвижение кандидатов на выборах внутри партии и в стране должно стать индивидуальным и тайным.

В такой ситуации раздвоенности руководства демократическое движение неизбежно должно было прийти к столкновению со значительной частью структур власти. Упоминавшиеся выше события апреля 1976 г. на площади Тяньаньмэнь можно рассматривать как первое проявление массовых требований демократизации политической и общественной жизни. Вторым этапом демократического движения стало появление в Пекине, в самом центре города, «стены демократии». Она появилась в 1978 г. и стала символом надежд на установление демократии.

В своих дацзыбао, которые жители Пекина и других районов страны наклеивали на деревянные шиты, они требовали разрешить наиболее неотложные экономические проблемы, гарантировать права человека, ввести демократические институты. На протяжении некоторого времени власти допускали и даже вроде бы поощряли это движение. Вероятно, тогда не только демократически настроенное крыло в руководстве КПК, но и другая его часть считали это полезным, так как оно помогало бороться против остатков влияния тех, кто хотел бы следовать старым курсом без каких-либо изменений. Однако затем демократический настрой, проявлявшийся на «стене демократии», пришел в противоречие с настроениями и воззрениями того же Дэн Сяопина.

На «стене демократии» появилась ставшая широко известной дацзыбао с требованием «пятой модернизации». Ее автор считал, что предусмотренных властями «четырех модернизаций» (обороны, промышленности, сельского хозяйства и науки) недостаточно. Согласно его мысли, они вообще оказывались бесполезными и не отвечавшими интересам народа Китая, если не было самого главного — демократии, демократизации всей политической и общественной жизни. Эту демократизацию он и назвал «пятой модернизацией».

В такой постановке вопроса Дэн Сяопин и другие близкие к нему политики увидели угрозу своей власти и устойчивости положения КПК в обществе. Поэтому «стена демократии» была запрещена и выдвинут тезис о необходимости сохранять верность «четырем основным принципам»: социалистическому пути, диктатуре пролетариата, руководящей роли КПК, марксизму-ленинизму и идеям Мао Цзэдуна. На политическом процессе, состоявшемся в октябре 1979 г., наиболее видные участники спонтанно возникшего демократического движения были осуждены на длительные сроки тюремного заключения. Автор дацзыбао с требованием «пятой модернизации» провел после этого 18 лет в тюрьмах и лагерях.

Следующим этапом в развитии демократического движения стали студенческие демонстрации в конце 1986 г., поддержанные населением крупных городских центров. Непосредственные причины, которые привели к его возникновению, связаны с курсом на поддержку деревни и ростом цен в городах. От инфляции пострадали в первую очередь экономически наименее защищенные слои населения, к которым принадлежали студенты. Кроме того, они остро реагировали на рост коррупции в среде партийно-государственного аппарата, стремившегося использовать реформы для личного обогащения.

Призывы участников протестного движения свидетельствовали о том, что для них реформы неотделимы от развития демократических институтов. Это стало ясно уже после первых демонстраций, состоявшихся в декабре 1986 г. в провинции Аньхой. Около пяти тысяч демонстрантов сплотились под лозунгом «Без демократии нет реформ». Вскоре демонстрациями были охвачены Ухань, специальная экономическая зона Шэньчжэнь, Шанхай. Нельзя сказать, что прямые призывы к немедленному введению демократических норм жизни всюду доминировали, однако можно утверждать, что именно они были квинтэссенцией развернувшегося общественного движения. Наряду с лозунгами, призывавшими покончить с бюрократией и коррупцией, были выдвинуты призывы к демократизации выборов, увеличению представительства интеллигенции и студенчества в органах власти. Появились и лозунги, которые восхваляли Сунь Ятсена. В Шанхае демонстрации, первоначально носившие мирный характер, вскоре переросли в схватки с полицией. В конце декабря движение перекинулось на Тяньцзинь и Пекин.

Генеральный секретарь ЦК КПК Ху Яобан и его единомышленники понимали необходимость последовательного продвижения одновременно по двум дорогам: продолжать экономические и начинать политические преобразования. Однако Дэн Сяопин и Чэнь Юнь были против всего того, что могло, с их точки зрения, поколебать власть КПК над Китаем, разрушить КНР. В середине января 1987 г. Ху Яобан получил удар из-за угла — его внезапно обвинили в покровительстве «буржуазной либерализации» и сняли с поста генерального секретаря ЦК КПК.

Вместе с тем ни Дэн Сяопин, ни Чэнь Юнь, ни их сторонники не были способны руководить продвижением страны по тому пути, на который она вступила. Поэтому вместо Ху Яобана на пост генерального секретаря ЦК КПК пришлось назначить Чжао Цзыяна, который также был сторонником рынка и демократии, сторонником реформ и продолжал на практике проводить соответствующий курс.

В сентябре 1987 г. состоялся XIII съезд КПК. На этом съезде Чжао Цзыян предложил программу дальнейших экономических реформ и модернизации страны.

В это же время Дэн Сяопин ввел в политический лексикон термин сяокан шуйпин, что может быть истолковано как «уровень начального достатка» или «уровень жизни средней зажиточности». Он понимал, что идеологические штампы прежних времен изживали себя, становились неприемлемы для большинства китайцев. Создавалась идеологическая пустота, которую требовалось заполнить. Предложенный им термин не был марксистским, мог восприниматься как традиционно китайский, как берущий свое начало в трудах древних китайских мыслителей. Стремлением Дэн Сяопина, как можно думать, было вписаться в процессы открытого для внешнего мира экономического роста на основе идеологии, «приправленной» китайской спецификой. Он пытался мобилизовать население на выполнение поставленных экономических задач и при этом хотел, чтобы оно оставалось в рамках все той же политической системы и в рамках той же по сути идеологии, которая только скрывалась под новым термином сяокан шуйпин.

После XIII съезда КПК Чжао Цзыян, хотя и стал генеральным секретарем ЦК КПК, обладал лишь номинальной властью. Он уже не имел права принимать экономические решения, которым пользовался, будучи премьером Госсовета КНР. Не имел он также власти в области расстановки кадров, чем мог бы пользоваться генеральный секретарь. В это время главные решения при назначении на посты принимали Чэнь Юнь и группа по кадровым вопросам, составленная из восьми «старейших руководителей партии».

На XIII съезде партии Чжао Цзыян проводил мысль о необходимости политических реформ, утверждая, что экономическим реформам должен сопутствовать процесс создания «социалистической политической демократии» (причем именно создания с самого начала, а не просто «совершенствования» якобы уже имевшейся «социалистической демократии»). Были намечены такие меры, как разграничение функций партийного и административно-хозяйственного руководства, перестройка управленческого аппарата с целью преодоления бюрократизма, а также изменение кадровой системы. Под руководством Чжао Цзыяна разрабатывались планы либерализации механизмов формирования представительных органов власти.

В период после окончания XIII съезда КПК в руководящих кругах страны наблюдался разброд мнений и настроений. Вырабатывались различные планы, но до их осуществления дело не доходило. Повторим, что, с одной стороны, был генеральный секретарь ЦК КПК Чжао Цзыян, поддерживавшие его члены Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК Ху Цили и, в меньшей степени, Цяо Ши; с другой стороны — тоже члены Политбюро Яо Илинь и глава правительства (Госсовета КНР) Ли Пэн, за спинами которых стоял Дэн Сяопин.

Отстранение Ху Яобана не испугало молодежь и демократически настроенную интеллигенцию. Бурление продолжалось, обсуждались варианты решения политических вопросов, возможности демократических преобразований. Сдержать это движение в этой ситуации не было никакой возможности. Существовал разрыв между демократически настроенными массами, прежде всего, городского населения, и номенклатурой, а также значительной частью руководства КПК.

В этой обстановке вновь вспыхнуло студенческое движение, центром которого на этот раз стала столица. Непосредственным импульсом к началу студенческих демонстраций послужила смерть Ху Яобана. Причиной его смерти скорее всего стали переживания в связи с дискуссией в руководящих кругах по вопросу о реформах демократического характера. В апреле 1989 г. в Пекине начались массовые демонстрации под лозунгами демократизации политической жизни, борьбы против коррупции. В демонстрациях принимали участие сотни тысяч студентов, в том числе приехавшие из других регионов страны.

Чжао Цзыян полагал, что с демонстрантами можно вести диалог. Он предлагал принять меры, создающие «прозрачность», позволяющие обществу знать, в частности, каково имущественное положение чиновников, поставить их под контроль общества. На заседании высшего руководства КПК в доме Дэн Сяопина Чжао Цзыян голосовал против применения вооруженных сил с целью подавления мирных демонстраций безоружных людей. Ли Пэн и Яо Илинь голосовали за применение армии против демонстрантов. Дэн Сяопин поддержал их. Остальные двое членов руководства, Ху Цили и Цяо Ши, колебались и воздержались от участия в голосовании. Так, фактически двумя голосами против одного в присутствии и при нажиме со стороны Дэн Сяопина было принято решение о введении в Пекине чрезвычайного положения.

В город были введены воинские части и танки. В ночь с 3 на 4 июня 1989 г. части Народно-освободительной армии Китая по приказу главы правительства КНР Ли Пэна и с благословения своего верховного главнокомандующего Дэн Сяопина подавили демонстрации на главной площади Пекина Тяньаньмэнь, применив оружие и пустив в ход бронетехнику. В результате имелись многочисленные человеческие жертвы. Тысячи людей были брошены в тюрьмы, а некоторые казнены.

В конце июня 1989 г. на пленуме ЦК КПК Чжао Цзыяна сняли с поста генерального секретаря ЦК КПК, а затем вместе с группой сторонников исключили из партии. Кровавое подавление выступлений на площади Тяньаньмэнь и фактический разгром демократического движения, устранение из руководства действительных «моторов» реформ, сторонников рыночной экономики и демократизации, надолго сняли вопрос о проведении политических реформ. Эти трагические события также задержали углубление и расширение экономических преобразований.

Генеральным секретарем ЦК КПК на июньском пленуме 1989 г. стал руководитель партийной организации Шанхая Цзян Цзэминь. Дэн Сяопину не удалось поставить на это место своего протеже Ли Пэна, который был скомпрометирован ролью «пекинского палача», наиболее активного сторонника подавления студенческих выступлений на площади Тяньаньмэнь. Чэнь Юнь и Дэн Сяопин нашли компромиссный вариант, выдвинув на роль первого лидера партии и государства Цзян Цзэминя, которому в 1986 г. удалось, не используя армию, а только лишь опираясь на «рабочие дружины», подавить с особой жестокостью студенческое движение в Шанхае.

Очередной пленум ЦК КПК в ноябре 1989 г. высказался за продолжение политики «урегулирования», принятой руководством КПК еще в 1988 г. Ее необходимость вызвали резкое увеличение инфляции, рост дефицита госбюджета, возвращение в ряде местностей к снабжению по «карточкам» и другие явления. На пленуме было принято решение «О дальнейшем урегулировании, упорядочении и углублении реформ». Этот куре предлагалось проводить в жизнь до 1992 г. Главная цель эти политики состояла в том, чтобы снять возникшую социальную напряженность, причем, прежде всего, в городе. Руководство было обеспокоено тогда более всего состоянием дел в городах. Поэтому на некоторое время оно как бы «забыло о деревне» и было намерено за счет деревни «подкормить» город, повысить доходы горожан, доказать им, что КПК способна улучшить их материальное положение и обеспечить в стране стабильность. Все это делалось под пропагандистским лозунгом тот времени — «Стабильность — превыше всего».

После событий 1989 г. руководители КПК предприняли попытки оживить концепцию «обострения классовой борьбы», стремились возродить «дух Яньани», призывали снова следовать «опыту Дацина и Дачжая». Однако попытка контрнаступления с целью возродить идеологию времен Мао Цзэдуна успеха в массах не имела.

В годы, последовавшие за тяньаньмэньскими событиями, продолжала сохраняться система «двух старцев». Чэнь Юнь и Дэн Сяопин продолжали оставаться теми «режиссерами», которые из-за кулис руководили действиями на политической сцене. При этом между ними были странные отношения. Чэнь Юнь практически не выходил из дома. Один раз в год к нему в Шанхай приезжал Дэн Сяопин, и они согласовывали главные решения в политике. Таким образом, формально Дэн Сяопину приходилось относиться к Чэнь Юню как к старшему по положению. Однако в реальной жизни именно Дэн Сяопин вышел тогда на место самого известного руководителя в стране. Он проявлял довольно большую активность.

В 1992 г., полагая, что самые острые последствия событий 1989 г., преодолены, а ситуация требовала принятия срочных решений для разрешения целого ряда экономических проблем. Дэн Сяопин совершил демонстрационную поездку по южным районам страны и высказался за активизацию экономических реформ.

Осенью 1992 г. на XIV съезде КПК был провозглашен курс на строительство «социалистической рыночной экономики». Так была определена официальная для партии социально-экономическая цель реформ. В ходе экономических преобразований сначала говорили о «плановой экономике с элементами рыночного регулирования», затем о «сочетании плана и рынка» и, наконец, пришли к концепции «социалистической рыночной экономики».

Переизбранный на съезде генеральный секретарь ЦК КПК Цзян Цзэминь оказался в роли политика, которому пришлось искать основания для утверждения в умах такой противоречивой формулы, как «социалистическая рыночная экономика». Здесь можно упомянуть о том, что классики марксизма и Мао Цзэдун стояли на той точке зрения, что социализм не может быть рыночным, что он несовместим с рынком. Цзян Цзэминю пришлось, под давлением внутренних проблем Китая, соглашаться с целым рядом предложений, касавшихся тех или иных рыночных преобразований, и самому выдвигать такого рода предложения, и всегда оказываться в положении того, кто должен делать те или иные шаги по пути, теоретически не совместимому с социализмом, находить «социалистические прикрытия», некую «социалистическую облатку» для «капиталистических пилюль».

В конце 1993 г. член Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, вице-премьер Чжу Жунцзи объявил о введении в действие комплекса новых экономических реформ, которые были призваны осуществить продвижение по пути строительства «социалистической рыночной экономики». В его рамках предусматривались совершенствование банковской системы, а также изменения в налоговой системе, нацеленные на уменьшение различий в экономическом положении бедных и богатых регионов.

Пойдя на осуществление продвижения по капиталистическому пути под «социалистической вывеской», руководителям Китая удалось установить известную стабильность в обществе. Они добились повышения жизненного уровня городского населения, правда, в ущерб крестьянству, из которого выжимали соки, чтобы «накормить» городских жителей. Кроме того, стабилизации положения удалось добиться и благодаря тому, что были выделены ряд районов, прежде всего, на морском побережье, в Восточном и Южном Китае, ряд городов, в первую очередь Шанхай и Гуанчжоу, где с помощью различных методов поддерживали более высокий жизненный уровень, чем в остальном Китае.

В первой половине 1990-х годов Китай вышел на первое место в мире по общему объему производства в таких отраслях, как сбор зерна, добыча угля, производство цемента, хлопка, мяса, телевизоров. Значительные результаты были достигнуты и во внешнеэкономической деятельности. В середине десятилетия объем внешней торговли Китая составил около 200 млрд. долл. Иностранные вложения в экономику страны превысили 1000 млрд. долл. Правда, при этом совокупные вложения из США, Японии и Европы, будучи примерно равными по объему, составляли около 20–30 % этой суммы. Остальные 70–80 % были инвестициями зарубежных китайских предпринимателей, которые особенно жестоко эксплуатировали дешевый труд китайских рабочих.

В сентябре 1997 г., уже после смерти Дэн Сяопина в феврале того же года, состоялся XV съезд Компартии Китая. Он поставил задачу дать новый импульс реформе государственных предприятий на путях их акционирования при сохранении за государством контроля над общеэкономическими процессами, а за госсектором — доминирующих позиций в ключевых отраслях. Решениями съезда предусматривались меры по увеличению доли негосударственных форм собственности в народном хозяйстве, по либерализации внешней торговли и улучшению условий для зарубежных инвестиций.

В марте 1998 г. первая сессия ВСНП девятого созыва сформировала новое руководство страны на пятилетий срок. Укрепились позиции генерального секретаря ЦК КПК Цзян Цзэминя. Он был переизбран на посты председателя КНР, а также председателя Военного совета ЦК партии. Заместителем председателя КНР на сессии ВСНП избрали Ху Цзиньтао, который выдвигался на роль преемника руководителя партии и главы государства. Председателем правительства еще в 1997 г. вместо Ли Пэна стал Чжу Жунцзи.

В 1990-е годы Пекин активно укреплял отношения с США и странами Запада, которые несколько пострадали после подавления выступлений на площади Тяньаньмэнь. Важнейшим раздражителем в китайско-американских взаимосвязях оставалась проблема Тайваня, приведшая к их обострению в 1996 г. Вслед за тем последовало заметное потепление, ознаменованное визитом председателя КНР Цзян Цзэминя в США осенью 1997 г. и ответным посещением Китая президентом США У. Клинтоном летом 1998 г.

Развивались отношения между КНР и преемницей СССР Россией. Уже к середине десятилетия они приобрели характер партнерства. Председатель КНР Цзян Цзэминь трижды, в 1994, 1997 и 1998 гг., приезжал в Россию. Китай столько же раз посетил президент РФ Б.Н. Ельцин. В 1994 г. в официальных документах отношения стали характеризоваться как «конструктивное партнерство», а в 1996 г. стороны высказались за установление отношений стратегического партнерства, обращенных в XXI век. За двусторонним саммитом в том году последовала встреча в Шанхае руководителей пяти государств — КНР, Российской Федерации, Казахстана, Киргизии и Таджикистана. Она положила начало деятельности «Шанхайской пятерки», которая позднее была преобразована в Шанхайскую организацию сотрудничества, куда также вступил Узбекистан.

В конце XX в. был решен ряд пограничных вопросов. Соглашениями 1991 и 1994 гг. определялось прохождение линии границы на ее большей части. 14 октября 2004 г. было подписано дополнительное соглашение, определявшее границу на всем ее протяжении.

К концу XX в. общеэкономические показатели Китая выросли весьма значительно. Доход на душу населения увеличился до 840 долл. по сравнению с 500 долл. в конце 1980-х годов. Доля сельского хозяйства в структуре валового внутреннего продукта к 2000 г. уменьшилась до 16 %, а удельный вес индустриальных секторов повысился до 49 %. Малая доля сектора услуг (34 %) говорила о недостаточной сбалансированности экономического роста. Быстрыми темпами в 1990-х годах рос не только национальный доход, но и объем внешней торговли. Особенно внушительным этот рост стал после во ¡вращения в состав КНР Сянгана в 1997 г. (В 1999 г. в состав КНР был возвращен Аомынь, или Макао.) В конце века стоимость внешней торговли континентального Китая приблизилась к 500 млрд. долл. При этом на Сянган приходилось более 400 млрд. из общего оборота. В сентябре 2001 г. КНР была принята во Всемирную торговую организацию.

Все время после «культурной революции» можно подразделить на два периода: реформы 1980-х годов и реформы 1990-х. Между этими двумя периодами есть нечто общее. Очевидно, что в условиях ограничений, накладываемых самой политической системой, экономические реформы могли быть в обоих случаях только частичными. Между периодами имеются и различия. В 1980-х годах больше внимания уделялось идеологии; экономические реформы сопровождались политическими переменами. В среде интеллигенции было больше понимания целей экономической реформы, вместе с тем у работников партийно-государственного аппарата, а также среди рабочих эти задачи не обязательно находили одобрение.

В обществе имелись силы, сопротивлявшиеся приданию экономике рыночного характера. Фракция сторонников преобразований, а ее главными представителями в 1980-е годы были, как уже упоминалось, генеральный секретарь ЦК КПК Ху Яобан, глава правительства Чжао Цзыян и глава парламента Вань Ли, была вынуждена считаться с силами, которые сдерживали реформы. В то же время реформаторы не в полной мере ощущали, что в ситуации, когда экономические и политические преобразования частичны и плохо сбалансированы, возникают и приобретают широкий характер явления разложения. Их причиной было то, что в КНР обычно именуют словом «маркетизация» (от англ. «market» — рынок).

В период реформ и формально, и по существу в Китае сохранялся прежний характер политической власти. Компартия продолжала занимать руководящее положение. Однако в реальной жизни и, возможно, при сознательном попустительстве со стороны руководства партии и государства хозяйственные рычаги все больше переходили в руки «новых китайцев» — тех, кто стали хозяевами приватизированной собственности. Чиновники, т. е. функционеры партийно-государственного аппарата, видели в своих властных полномочиях товар, который они обменивали на экономические привилегии и прямые материальные выгоды. Иначе говоря, происходил обмен по формуле: «власть на деньги».

Это и назвали в КНР процессом маркетизации применительно к деятельности китайских чиновников. В связи с этим начали говорить о том, что чиновники на всех уровнях как бы «сдают в аренду» свои властные полномочия, т. е. используют их, предоставляя предпринимателям для того, чтобы те получали известные материальные выгоды, «отсгегивая» при этом некую часть чиновникам.

Эти явления особенно усилились на более позднем этапе реформ (в 1990-е годы), они повлекли за собой на системном уровне широкое распространение взяточничества и самого разнообразного разложения. К концу десятилетия обнаружилось, что происходит широкий процесс обмена власти на деньги и, таким образом, как считают критики, зло увеличилось, ибо одновременно существовали и «власть власти», и «власть денег». Деньги, т. е. богатые люди, осуществляли свое господство через органы власти, в сговоре с ними на системном уровне.

В 1990-х годах, однако, не были со всей ясностью определены цели проведения экономических реформ. В результате сложилась ситуация, когда в сфере идеологии «не допускались дискуссии», а центральные власти, то ли сознательно, то ли неосознанно, позволили властям на разных уровнях, а также самим предприятиям «осуществлять маркетизацию по своему желанию», или произвольно создавать рынок, «брать столько полномочий, сколько они хотели». В результат допустили, что и предприятия, и производственные единицы разных уровней, и правительственные учреждения использовали принадлежащие им прерогативы, чтобы «создавать для себя возможности получения доходов».

Как отмечалось выше, в первой половине 1990-х годов на передний план была выдвинута в качестве главенствующей мысль о стабильности. По этой причине был ослаблен контроль и за источниками получения доходов в городах, и за социальной сферой. Интеллигенция и рабочие в тот период были удовлетворены быстрым ростом доходов и социального обеспечения. Вместе с тем чиновники получили возможность обогащаться, согласившись с процессом «произвольной маркетизации».

Однако следует заметить, что на протяжении последних 20 лет минувшего века эффективность ограниченной, частичной и весьма своеобразной экономической реформы была недостаточна для того, чтобы поддерживать достаточно высокий уровень доходов населения и его социального обеспечения, хотя бы в городах. При этом надо иметь в виду, что относительному успеху преобразований способствовали три фактора, три составляющие государственной политики, на перманентное действие которых нельзя рассчитывать.

Во-первых, государство пустило в ход финансовые возможности, находившиеся в его руках, накопленные и до начала, и в первый период реформ (бюджетные доходы, банковские займы и ссуды и др.). Все это было использовано с целью удовлетворения потребностей главным образом городской части общества. Во-вторых, государство использовало финансовые средства и доходы, которые давала ему система производства, снабжения и сбыта в деревне, с той целью, чтобы все это перевести для использования в городах. И наконец, в-третьих, оно привлекло в больших масштабах иностранный капитал, главным образом из Сянгана и с Тайваня. При этом в 1980-х годах две первые составляющие политики использовали меньше, чем в дальнейшем. Что же касается третьей, то она появилась только в 1990-х годах. Расцвет городской экономики в последнее десятилетие XX в. в очень большой степени связан с использованием в полном объеме всех трех направлений госполитики.

Во второй половине 1990-х годов ресурсы, которые можно было перераспределить и которые существовали благодаря двум первым факторам, были уже в основном исчерпаны. Доля финансовых доходов (прибыли) в национальной экономике упала до нижней отметки, а сумма «мертвых» счетов в банках достигла устрашающих размеров. К тому же постепенно начал проявляться застой в экономике деревни. Одновременно также закончился период увеличения притока инвестиций из Сянгана и с Тайваня.

Казалось, что источники расцвета городской экономики иссякли. Больше не было сил, благодаря которым ранее удавалось уменьшить финансовое бремя и избежать кризиса банковской системы. В этой ситуации началось вынужденное снижение дотаций в отрасли городского хозяйства, а также уменьшение выплат, обеспечивающих благосостояние городских жителей; стала все более явно выявляться «усталость» экономики.

Впрочем, к концу десятилетия острота этих явлений несколько спала. Среднегодовые темпы роста ВВП за период с 1990 по 2000 г. превысили 10 %. Но из всего этого не следует, что наблюдавшиеся тревожные симптомы являются случайными.

Нужно подчеркнуть, что к концу 1990-х годов социальная структура в КНР претерпела существенные изменения. При нехватке условий для справедливой конкуренции и распространении коррупции сложился слой людей, которые, используя власть, обрели богатство и роскошь, иначе говоря, слой тех, кто получил главные выгоды. Появился очень небольшой класс людей со средними доходами, который в значительной степени находил опору в политической власти. Большинство населения страны (крестьяне; «внутренние мигранты», т. е. крестьяне, которые перебрались в города в поисках работы; а также основная масса городского населения) составили люди с низкими доходами и материальным уровнем жизни. Еще ниже их находилась крайне бедная часть жителей, которой приходилось очень трудно. Неопровержимым фактом, таким образом, стала сильная поляризация общества.

В конце XX в. в КНР остро стояла проблема образования. Процент неграмотного населения, согласно официальным данным, снизился с 30 до 7 %. Даже если это и так, хотя многое заставляет в том усомниться, повышение уровня грамотности не решает проблемы целиком. Известно, что система базового образования в деревне на протяжении длительного времени сталкивалась со значительными трудностями. Дети крестьян и других малоимущих слоев населения не имели возможности получать полноценное образование. Качество преподавания в государственных вузах оставалось далеким от идеала, нельзя было считать удовлетворительным и положение в широкой сети городских общеобразовательных учреждений. Учителя средних школ получали низкую зарплату, да и ее зачастую с задержками.

Существенные проблемы возникали и на стадии распределения специалистов с высшим образованием. Масштабы набора в вузы входили в противоречие с сужением возможностей для выпускников найти работу. Многие молодые люди стремились уехать из КНР учиться за границу.

Помимо проблем образования, которые в какой-то мере отразили положение в обществе в целом, у Китая к концу столетия накопилась и масса других проблем. К числу наиболее острых нужно отнести экологическую. Рост «грязных» видов производства, резкое увеличение автомобильного транспорта сказались на состоянии окружающей среды, особенно в крупнейших городах и промышленных центрах. Другая сторона экологических проблем состояла в эрозии почв, превращении пахотных земель в пустыни. Сохранение среды обитания стало громадной задачей, требующей самого серьезного внимания.

На рубеже двух веков в КНР никто открыто не выступал против демократии, более того, упор делался на управлении страной на основе законов, в интересах народа и с учетом прав человека. Однако при этом постоянно звучали речи, в которых ударение делалось на том, что условия для политических реформ еще не созрели, что существуют присущие Китаю «местные условия и специфика».

После изменений, произошедших в России и в Восточной Европе, в КНР появилась «концепция азиатских ценностей», которая также искажала ситуацию и препятствовала осуществлению политических реформ. На протяжении почти двух тысяч лет китайская культура была самодостаточной. Около двухсот лет назад Китай столкнулся с необходимостью решать вопрос о вхождении в более широкое сообщество наций. Любопытно вспомнить, что еще в конце XIX столетия китайцы «выставляли за дверь» такие понятия, как свобода и демократия, открещивались от них, по большей части основываясь на традиционной системе азиатского государства.

Правда, в начале XX в. в Китае стали воспринимать такие понятия, как демократия и наука. Появились даже общепринятые выражения: «госпожа Дэ» («госпожа Демократия») и «госпожа Сай» («госпожа Наука», от англ. «science»). К концу века Китай добился некоторых бесспорных достижений в сфере экономических реформ. Китайцы в определенной степени восстановили и гордость, и уверенность в себе. Однако именно это и стало одним из новых факторов, препятствующих политическим реформам.

Некоторые китайские ученые утверждают, что китайцы, продолжая «лелеять свои увечья и хранить свои недостатки», будут противопоставлять «концепцию азиатских ценностей» свободе и демократии, отвергать преобразования системы власти и управления государством. Представляется, однако, что в этом случае Китай не сможет в полной мере вписаться ни в экономическую, ни в общественно-политическую систему современного мира.

Тезис о необходимости в первую очередь поддерживать в стране стабильность представлялся многим людям в Китае убедительным. Видимо, это связано с коллективной памятью, которую люди вынесли из «культурной революции». Но делать из этого вывод, что участие людей в политике ведет к смуте и бунту, означает отказ от борьбы за демократическую систему.

В конце XX в. в экономике КНР были явно заметны признаки поворота к лучшему. Однако многие китайские экономисты полагали, что ситуация не внушает оптимизма. Они связывали недостаточность роста экономики с двумя главными причинами. Во-первых, с уменьшением инвестиций в промышленные предприятия всех форм собственности. Во-вторых, с углублением застоя в экономике китайского села.

Китайские ученые, проводившие исследования в деревне, указывали на следующие серьезные проблемы. Прежде всего, доходность растениеводства снизилась почти до нуля. Иными словами, крестьянам в ряде провинций и районов стало казаться, что лучше не обрабатывать землю, чем обрабатывать. Затем в связи с сокращением числа поселковых (сельских) промышленных предприятий снизились возможности крестьян зарабатывать деньги на стороне. И наконец, большим бременем для них оказалось содержание низовых органов власти.

Общий вывод сводился к тому, что в конце века разрыв между уровнем жизни в городе и деревне достиг очень значительных величин и продолжал увеличиваться. Некоторые китайские экономисты характеризовали возникшую ситуацию, прибегая к метафоре: «одно государство — два строя», один в городе, другой в деревне. Для иллюстрации этого положения приводились такие данные: в самом процветающем городе — Шанхае средний годовой доход на одного человека достигал 4–5 тыс. долл., а для более чем половины китайских крестьян он находился на уровне одного доллара в день, или менее 400 долл. в год. При этом крестьянство составляло большинство жителей, в сельской местности проживало более 60 % населения, а в сельском хозяйстве было занято свыше половины всей рабочей силы.

По мнению многих специалистов, сложившаяся в КНР структура доходов и расходов населения не способна бесконечно долго поддерживать ускоренный рост экономики. Некоторые полагали, что расширять экспорт до бесконечности тоже нельзя. Поддерживать капиталовложения во второй половине 1960-х годов приходилось за счет выпуска все новых и новых займов и непрерывного увеличения налогов. Последние возрастали в год на 15 % и больше. Соответственно снижались возможности предприятий в сфере капиталовложений. В 2000 г. прибыль государственных предприятий несколько увеличилась, однако, как полагают, это было следствием роста мировых цен на нефть. Кроме того, росту прибылей предприятий помогало преобразование долговых обязательств в акции. Это позволяло предприятиям приостановить платежи по банковским процентам.

В КНР конца века высказывались различные мнения относительно роли иностранного капитала. Часть экспертов считала, что приток иностранных инвестиций при всем их значении не может быть основным источником развития такого громадного государства, как Китай. Вступление во Всемирную торговую организацию, конечно, может сыграть определенную стимулирующую роль, но внешняя конкуренция — это только внешний фактор, а развитие экономики переходного периода определяется, прежде всего, внутренними факторами, которые во многом зависят от политических условий, способствующих реформам, от поддержки общества и деятельности различных групп, руководствующихся своими интересами.

Если попытаться подвести общие социальные итоги экономических реформ в КНР за последние двадцать пять лет, то становится очевидной тенденция к абсолютному сокращению численности той части населения, которая выиграла в результате этих реформ. Хотя большинство населения Китая стало жить лучше, чем до реформ, однако этого ни в коей мере не достаточно для того, чтобы поддерживать у людей веру в реформы.

Нужно отметить, что в стране есть широкие социальные слои, интересы которых в ходе реформ в той или иной степени серьезно пострадали. Первым из них являются крестьяне. Начиная с середины 1980-х годов их положение стало постепенно ухудшаться, их уже нельзя было причислить к тем, кто был в безусловном выигрыше от реформ. В последние годы XX в. административные органы на местах все более усиливали контроль над ними и увеличивали поборы, т. е. фактически занимались прямым ограблением тружеников. Встал вопрос о целесообразности сохранения органов административного управления на уровне волостей и поселков.

Второй из таких слоев — служащие и рабочие некоторых государственных и находящихся в коллективной собственности предприятий. По мере того как в результате конкурентной борьбы многочисленные государственные и поселковые (коллективные) предприятия разорялись, их служащие и рабочие, ранее находившиеся на полном или частичном социальном обеспечении, потеряли его, превратившись в группу населения с крайне низкими доходами и почти полным отсутствием каких-либо социальных гарантий и льгот.

Третий из таких слоев образуют некоторые пенсионеры. Ранее существовала система прикрепления к определенной организации или предприятию, которое выступало гарантом социального обеспечения и работающих, и ушедших на пенсию людей. Однако, по мере того как многие предприятия закрывались, материальное обеспечение ушедших на пенсию оказывалось под вопросом.

В то же время существуют три категории людей, которые несомненно выиграли от реформ. К первой из них относятся те крестьяне, которые стали квалифицированными рабочими, техническими специалистами, а главное те, кто создали свои частные предприятия, ориентированные на рынок, и те, кто в сфере промышленности и торговли занялись индивидуальной деятельностью. Второй из таких категорий является часть населения, которая присвоила себе право распоряжаться административной властью. К третьей категории относятся немногие люди, которые сумели использовать игру на разнице цен (плановых и рыночных) и воспользовались «капитализацией ресурсов». Они составили слой «стремительно разбогатевших».

Поддержка реформ в целом имела тенденцию к снижению. Тот факт, что среди выигравших от них царил бум потребления, усиливал у проигравших чувство, что их ограбили. В их среде надеялись, что дальнейшие реформы будут включать в себя новое перераспределение благ, а также создание системы минимального социального обеспечения и помощи нуждающимся.

Среди тех, кто остался в выигрыше от реформ, не все были удовлетворены паузой в их осуществлении, в частности, недостаточно решительным преобразованием органов административного управления на местах. Только те, кто выиграл от реформ благодаря использованию в личных целях находящихся в их руках административных ресурсов, и те, кто «стремительно разбогател», находясь вне власти, но «взаимодействуя» с ее представителями, поддерживали концепцию, по которой дальнейшее движение вперед не предполагало каких-либо серьезных изменений в политико-административной системе.

В последние десятилетия XX в. имя Мао Цзэдуна отошло на второй план. Его почитание уже не навязывают сверху, хотя при случае власти демонстрируют такое отношение. Однако образ «председателя Мао» коренится в глубинах китайского общества, почитание его больше свойственно нижним слоям. Там живет некий миф о нем, привязанность и теплые чувства к нему.

Тайвань в последней четверти XX в.

«Экономическое чудо» на Тайване, созданное трудами его жителей в третьей четверти XX в., в дальнейшем формировало предпосылки не только качественно нового витка экономического роста и развития, но и назревших глубоких политических перемен.

По мере своего индустриального развития Тайвань все больше втягивался в международное разделение труда и становился частью мирового рынка. Во многом именно эта «открытость», отвечавшая, кстати, традиционному «островному» менталитету тайваньцев, стимулировала экономическое развитие Тайваня.

Однако в то же время включенность в мирохозяйственные связи ставила тайваньскую экономику в зависимость от всех перепадов мировой экономики. Так, разразившийся в 1973 г. нефтяной кризис больно ударил по экономике Тайваня, полностью зависящей от импорта нефти, привел к сокращению спроса на тайваньские товары на мировом рынке и сокращению экспорта. Но благодаря уму, труду и инициативе тайваньцев, а также благодаря правильной политике властей стране удалось найти выход из положения и преодолеть кризис. Решающую роль в этом сыграло сотрудничество государства с частными предпринимателями.

В 1974 г., незадолго до кончины Чан Кайши, была выдвинута программа строительства десяти крупных объектов энергетики, транспорта, тяжелой промышленности (атомная электростанция, железные и шоссейные дороги, металлургия и т. д.). Эта программа была выполнена к концу 1970-х годов, что помогло тайваньской экономике минимизировать кризисные потери и сохранить высокие темпы накопления капитала, промышленного производства и экспорта.

Реализация этой и последующих программ свидетельствовала о складывании на Тайване эффективной системы «смешанной экономики», в которой государственное и частное предпринимательство не только конкурировали, но и сотрудничали. В течение всей последней четверти XX в. развитие тайваньской экономики продолжалось уже на новом качественном уровне. Среднегодовые темпы роста были весьма высоки (почти 10 %) и, что очень важно, стабильны.

Несмотря на все сложности конкуренции на мировом рынке, Тайвань продолжал расширять свой экспорт, на который к началу 1990-х годов приходилось более половины ВНП (в 1952 г. — только 10 %). Возрастал и импорт, в том числе и потребительских товаров в связи с быстрым ростом покупательной способности тайваньского населения.

Все благоприятнее становился на Тайване инвестиционный климат, который постоянно привлекал иностранный капитал. В 1990 г. размер прямых внешних капиталовложений приближался к 10 млрд. долл. Три четверти средств приходилось на зарубежных китайцев, хуацяо.

Стабильный экономический рост, постоянное превышение экспорта над импортом привели к созданию на Тайване огромных валютных резервов: в начале 1990-х годов они колебались около цифры 80 млрд. долл., а в начале 2000-х превысили 150 млрд. долл. Тайвань начал активный экспорт капитала, а его внешнеторговый оборот в 2000 г. приблизился к 300 млрд. долл.

Интегральным показателем экономического развития Тайваня являлось увеличение душевого размера ВНП более чем до 10 тыс. долл. в 1992 г., что уже фиксировало выход Тайваня на уровень развитых индустриальных стран. В 2001 г. национальный доход превысил 15 тыс. долл.

При этом существенно, что социальная направленность экономической политики в духе заветов Сунь Ятсена позволила избежать усиления социальной дифференциации. Более того, если в 1953 г. соотношение между среднедушевым доходом верхних и нижних 20 % населения составляло 15:1, то к началу 1990-х годов оно сократилось до 4:1.

Рост благосостояния, повышение уровня образованности населения, расширение слоя высококвалифицированных рабочих и служащих, развитие частного предпринимательства создали условия для возникновения элементов гражданского общества. Союзнические и дружественные отношения с США и странами Западной Европы, а также с Японией, логика собственного социально-экономического развития подталкивали правившую с 1949 г. на Тайване партию Гоминьдан к политическим реформам, к либерализации политической жизни вслед за преобразованиями в либеральном духе жизни экономической.

Необходимость такой трансформации становилась все очевиднее в 1970-х годах, особенно после смерти Чан Кайши в 1975 г. С 1975 по 1978 г. президентом на острове был Янь Цзягань — бывший вице-президентом при Чан Кайши. В 1978 г. президентом Тайваня был избран сын Чан Кайши Цзян Цзинго. В течение десяти лет его пребывания на этом посту на острове начались крупные реформы. Цзян Цзинго терпимо относился к оппозиционным силам. В 1986 г. на Тайване появилась Партия демократии и прогресса (ПДП). Главным в ее программе было то, что она провозглашала курс на независимость, т. е. на существование отдельного от КНР самостоятельного государства тайваньцев.

Начало процессу демократизации политической жизни положила отмена в июле 1987 г. чрезвычайного положения. ПДП стала легальной политической организацией, а ее политический вес можно оценить при сопоставлении с успехами других политических партий, которые во множестве возникли после отмены чрезвычайного положения на острове. Участвуя в выборах на многопартийной основе, ПДП сумела стать реальной политической оппозицией партии Гоминьдан. Так, на парламентских выборах в декабре 1992 г. она получила 31 % голосов, разделив мандаты с Гоминьданом. Последнему из 161 места досталось 96, ПДП — 50, а остальные — независимым депутатам.

Однако двухпартийная система тогда не сложилась. Уже в августе 1993 г. группа авторитетных деятелей Гоминьдана образовала Новую партию (НП). В идеологическом плане НП противостояла ПДП. Основной ее состав, потомки выходцев из континентального Китая, отнюдь не стремился к созданию самостоятельного и отдельного государства на Тайване, а, наоборот, выдвигал идею воссоединения с Китаем в будущем. Партия Гоминьдан Китая на протяжении 1990-х годов оставалась у власти, постепенно утрачивая политическую монополию.

Обновление внутрипартийной жизни Гоминьдана начиналось по инициативе ее лидера и президента Цзян Цзинго. Он положил начало омоложению аппарата партии, привлекая в нее коренных тайваньцев. Среди его выдвиженцев был тайванец Ли Дэнхой, ставший мэром столичного города Тайбэя, а с 1984 г. вице-президентом. После смерти Цзян Цзинго Ли Дэнхой возглавил Гоминьдан, продолжая развивать сложившиеся традиции.

В 1993 г. XIV конгресс правящей партии ввел избрание руководства партии путем тайного голосования, а в программных документах партия стала определяться не как «революционная», а как «демократическая». Вслед за этим и выборы президента в 1996 г. были проведены путем прямого голосования. Большинство избирателей отдали голоса за Ли Дэнхоя. В 2000 г. президентом Тайваня был избран кандидат от Партии демократии и прогресса Чэнь Шуйбянь.

Для Тайваня на всем протяжении его истории в XX в. исключительно важна была проблема взаимоотношений с Китайской Народной Республикой, которая считала его одной из своих провинций. С середины 1980-х годов в Пекине придерживались формулы «одно государство — две системы». С ее помощью там стремились заставить тайваньцев согласиться войти в состав КНР.

Партия Гоминьдан отклонила эту формулу. На своем XII конгрессе в 1981 г. она предложила объединение «на основе трех народных принципов Сунь Ятсена», сводящихся к единству, власти и благосостоянию нации. Открытым, впрочем, оставался вопрос о том, что понимается под «нацией», но важно, что Гоминьдан при этом снял лозунг «контрнаступление на материк».

Существенное воздействие на состояние отношений между КНР и Тайванем оказывала позиция США. После установления дипломатических отношений с КНР в 1979 г. Вашингтон заявил о разрыве дипотношений с «Китайской Республикой на Тайване». США постановили (специальным актом конгресса), что, считая Тайвань независимой политической реальностью, они признают, что есть лишь один Китай, а Тайвань — его часть. Во время визита в КНР в 1998 г. президент Б. Клинтон заявил, что США твердо придерживаются политики одного Китая, не поддерживают «независимость» Тайваня и его вступление в какую-либо международную организацию, членами которой могут быть только суверенные государства.

Россия придерживается своей позиции в вопросе о КНР и Тайване. В соответствии с изданным в 1992 г. указом президента РФ Б.Н. Ельцина об отношениях с Тайванем Россия признала, что существует только один Китай и правительство КНР является единственным законным правительством, представляющим весь Китай. Ввиду того, что Тайвань есть неотъемлемая часть Китая, отмечалось в указе, Российская Федерация не поддерживает с ним официальных межгосударственных отношении, но развивает экономические, научно-технические, культурные и другие неофициальные связи.

Половина века — хотя и очень небольшой срок в истории любой нации, но он бывает важен. Представляется, что таким периодом была вторая половина XX столетия. Общая численность китайцев за последние 50 лет прошлого столетия удвоилась и достигла 1300 млн. человек. Количественно китайская нация оказалась настолько велика, что имела, думается, возможность не беспокоиться в связи с внешними угрозами. События второй половины XX в. продемонстрировали, что проблемы для нее могли порождаться только изнутри, но не извне.

Китай, кстати, прожил этот период в основном в условиях мира. Войны в Корее и во Вьетнаме существенно не сказались на внутреннем положении. В то же время политика Мао Цзэдуна периода «великого скачка» и «великой культурной революции» обернулась гибелью миллионов китайцев.

Территория Китая оказалась вполне достаточной для проживания ее населения. Китайцы не проявляли желания переселяться и уезжать из родных мест. Если же такого рода тенденции и возникали, то это было следствием искусственных, политических факторов.

Менталитет китайской нации к концу столетия оставался в значительной степени традиционным. Китайцы в основном не осознавали себя как неотъемлемую часть человечества, как один из разнообразных и равноправных элементов человечества. Более того, в их среде преобладали настроения, связанные с исторической памятью об обидах; при этом речь, в частности, заходила о «территориальных долгах» других наций.

Культура Китая представляла собой на рубеже прошлого и нынешнего веков смесь традиционных и демократических, националистических и интернациональных элементов. На рубеже XXI в. перед Китаем, как представляется, стояли две первостепенные задачи — это развитие демократии и подъем жизненного уровня китайского крестьянства, борьба с нищетой в глубинных районах.

Мир, равноправие, самостоятельность, цивилизованность — современные принципы существования наций и их общения между собой. Твердое следование этим принципам — основа сосуществования Китая с другими нациями на Земле, путь к прочному его вхождению в сообщество наций нашей планеты.