Восток в новейший период (1945-2000 гг.)

От капитуляции до создания Сан-Францисской мирной системы (1945–1955)

С окончанием Второй мировой войны в Японии начался период оккупации, закончившийся в апреле 1952 г. Это было время чрезвычайно важных перемен. Своеобразие оккупационного периода (6 лет и 8 месяцев) состояло в том, что верховная власть в стране находилась в руках Штаба оккупационных войск США, который действовал фактически единолично, несмотря на создание международных структур (Дальневосточной комиссии и Союзного совета для Японии; место пребывания соответственно — Вашингтон и Токио). Руководство страной США осуществляли, что чрезвычайно важно, руками японского правительства. Бюрократия, бывшая одним из столпов довоенной административной системы, практически оказалась нетронутой и являлась важным элементом преемственности. Оставаясь в системе управления, она получила возможность в определенной степени выхолащивать директивы оккупационных властей. Поэтому проводимая в стране политика не вызывала серьезного недовольства населения.

Для Японии рассматриваемый период был одновременно и трудным, и результативным. Последствия войны — хозяйственная разруха, крушение господствовавшей прежде агрессивной националистической идеологии — ввергли народ в полосу лишений, полуголодного существования, духовной растерянности. Но в то же время были проведены системные реформы, заложившие основы последующего процветания.

Соединенные Штаты, связанные Потсдамской декларацией союзных держав (от 26 июня 1945 г.), взяли курс на демилитаризацию и демократизацию страны. Японский народ, практически не знавший до того времени, что такое демократия, начал активно приобщаться к ней. Де-юре демократия была введена конституцией 1889 г., де-факто она в полном объеме привнесена в страну именно в первые послевоенные годы в определенном смысле «силовыми методами». Такими же методами проводилась и большая часть всех послевоенных реформ. Нормативная часть процесса демократизации (директивы, законы и т. п.) определялась в основном Штабом войск США, хотя некоторое влияние имели Дальневосточная комиссия и Союзный совет, в которых активно сотрудничал Советский Союз.

В период оккупации политика Соединенных Штатов в отношении Японии прошла два этапа. На первом этапе (1945–1948) они хотели уничтожить своего соперника и конкурента на Дальнем Востоке, а на втором (1948–1952), после создания КНР, а затем войны в Корее, они решили превратить Японию в подконтрольного себе союзника, т. е. начался так называемый обратный курс. Эта политика привела в конечном счете к созданию японо-американского военного союза. Принятие пакета законов и постановлений, касающихся фактического возрождения японской армии и вопросов обеспечения безопасности страны с помощью США, завершилось созданием Сан-Францисской мирной системы.

В эти годы наблюдался подъем рабочего и крестьянского движения, возрождение распущенных до войны политических партий. Большим влиянием пользовались, в частности. Социалистическая и Коммунистическая партии, которые сыграли чрезвычайно важную роль в создании профсоюзов. Эти организации наемных работников, построенные по принципу «на каждом предприятии — свой профсоюз» (система так называемых пофирменных профсоюзов, в которые входят все работники данной компании), на долгие годы стали главной социальной опорой оппозиционных партий. Подавляемая долгие годы военно-полицейским режимом политическая активность масс вырвалась наружу.

В течение рассматриваемого периода Япония встала на путь превращения в демократическую страну, обладая одной из самых прогрессивных конституций (1947 г.) с ее уникальной статьей 9: «Японский народ на вечные времена отказывается от войны как суверенного права нации, а также от угрозы или применения вооруженной силы как средства разрешения международных споров». Очень важной была идеологическая перестройка, которая происходила в умах многих людей.

Отличительной и очень важной чертой этих реформ была их комплексность, т. е. практически одновременное осуществление в сжатые сроки во всех сферах жизнедеятельности общества — экономической, социальной, политической, культурной. Наиболее полное отражение политический и социальный аспекты реформ нашли в конституции, провозгласившей суверенную власть народа, все права и свободы, принцип разделения властей и другие свойственные демократической форме правления постулаты. При этом в соответствии с многовековой традицией был сохранен институт императорской власти: «Император является символом государства и единства народа» (ст. 1).

После принятия конституции вносились поправки в существовавшее законодательство. Особенно серьезно было реформировано конституционное право. В частности, закон о парламенте утверждал верховенство парламента, приоритет палаты представителей, самостоятельность палат и пр. Пересмотренный закон о выборах в палату представителей допускал женщин к управлению государством. Важнейшим шагом японских законодателей было создание не существовавшего в довоенный период института — выборного местного самоуправления. Одновременно были внесены изменения в гражданский кодекс (в частности, теперь основой семейной системы признавалась нуклеарная семья) и юридическую систему.

Успеху реформ в значительной степени способствовали определенные предпосылки предвоенного развития страны, прерванного милитаризацией и войной, а также созданная вокруг них международная атмосфера и поддержка со стороны простых японцев. Они без особых колебаний приняли курс правительства на демократизацию и экономическое возрождение, большинство трудящихся мирилось с подчас исключительно жесткими мерами, тяжелым бременем ложившимися на их плечи. Достаточно вспомнить «движение за сбережения в интересах спасения страны», когда речь шла о сбережениях рядовых японцев, помещаемых в почтово-сберегательные кассы под сравнительно низкие проценты. Подобное отношение народа к государственной политике во многом объясняется социо-психологическими особенностями японцев, их восприятием власти, основанным на конфуцианских духовных ценностях.

В немалой степени проведение реформ было успешным благодаря позиции, занятой американской оккупационной администрацией. Поражение в войне вызывало необходимость серьезных изменений в обществе, но японское правительство вряд ли смогло бы осуществить реформы в сжатые сроки. Оккупационные же власти не только пресекали попытки консервативных сил придать реформам менее радикальный характер, но и сдерживали революционные устремления масс, не давая им выйти за определенные рамки. Это обеспечивало политическую стабильность, необходимую для поступательного развития страны. Хотя роль американской оккупационной администрации в послевоенном становлении и развитии японской экономики достаточно велика, результативное проведение реформ стало возможным, прежде всего, благодаря усилиям народа.

Реформы в социально-экономической сфере осуществлялись по нескольким основным направлениям. В соответствии с директивой американской оккупационной администрации о роспуске дзайбацу — финансово-промышленных объединений (октябрь 1945 г.) парламент принял в 1947 г. два закона, составивших основу антимонопольного законодательства: о запрещении частных монополий, обеспечении честных и справедливых сделок и о ликвидации чрезмерной концентрации экономической мощи. Согласно этому законодательству были распущены головные держательские компании, а их акции были изъяты и пущены в открытую продажу. Кроме того, ограничивалась межкорпоративная собственность. Наиболее крупные компании ведущих концернов были разделены, а те из них, что впоследствии были восстановлены, уже не имели прежней власти, их организация стала более гибкой, а связи — подвижными. Жесткая конкурентная борьба положительно повлияла на накопление капитала и рост производительности труда.

Велико значение послевоенной земельной реформы, завершившейся в основном к 1949 г. В результате было ликвидировано помещичье землевладение и преобладающим стало частное мелкокрестьянское хозяйство на собственной земле. Укреплению хозяйств крестьян-собственников способствовала сельскохозяйственная кооперация, созданная на демократических началах по закону 1947 г. В короткий срок она стала неотъемлемой частью жизни деревни, охватив все аспекты личной и производственной деятельности сельского населения. Земельная реформа благотворно повлияла на народное хозяйство в целом. Она способствовала расширению внутреннего рынка благодаря росту производственного и личного потребления сельских тружеников, а также решению проблемы рабочей силы для быстро развивающихся промышленности и сферы услуг. Так в краткие сроки был создан слой мелких и средних собственников.

Решительных преобразований требовала сфера финансов и денежного обращения, от которой во многом зависела экономическая стабилизация в стране. Восстановление народного хозяйства после войны проходило в условиях строгого государственного контроля (система государственных лицензий, фиксирование цен и заработной платы, рационирование торговли, регулирование деятельности кредитных институтов и т. д.), но темпы роста были незначительными. Наибольшую угрозу составляла высокая инфляция, для ее преодоления по указанию американской администрации была принята Программа экономической стабилизации (1948 г.).

Эта программа известна в истории страны как «Линия Доджа» и «Налоговая реформа Шоупа» (названы так по именам американских экспертов). По рекомендации Д. Доджа сбалансированность бюджета достигалась на основе резкого сокращения всех видов государственных субсидий и ликвидации компенсационных выплат. В результате промышленность была поставлена под контроль рынка. Налоговая реформа вводила прогрессивное налогообложение личных доходов (при сокращении максимальной ставки), снижение необлагаемого минимума, а также налогов на имущество, юридических лиц и прибыль. Была введена система резервных фондов, не подлежащих налогообложению, и значительно сокращено налоговое бремя в сельском хозяйстве. Уже в 1949/50 фин. г. денежная эмиссия была фактически прекращена, бюджет стал бездефицитным, снизился средний уровень потребительских цен, упали цены «черного рынка», выросла заработная плата. Проведенная в начале 1950-х годов по рекомендации К. Шоупа переоценка основных фондов увеличила сумму амортизационных отчислений и способствовала накоплению капитала. Процесс ломки системы контроля и субсидирования был весьма болезненным, однако эта «шоковая терапия» принесла свои плоды в деле восстановления экономики, завершившегося к 1955 г.

В Японии в послевоенный период, так же, как и в мэйдзийский, как ни в одной другой стране, важную роль в модернизации экономики сыграло образование, но и оно требовало коренной перестройки. В соответствии с законом о школьном обучении и основным законом об образовании (1947 г.) срок обязательного и бесплатного обучения был увеличен с шести до девяти лет; в каждой префектуре были созданы государственные университеты; в дальнейшем проявилась тенденция приспосабливать систему образования к общим задачам социально-экономического развития, повышать профессиональный уровень рабочих. Высокий образовательный ценз японцев играет существенную роль в успехах экономики страны и по сей день.

В стране всегда придавалось немаловажное значение взаимоотношениям труда и капитала, а потому целая группа реформ касалась именно сферы труда и социального обеспечения. В соответствии с принятыми в 1946–1947 гг. законами впервые был установлен 8-часовой рабочий день и 6-дневный оплачиваемый отпуск. Нанимателям предписывалось оплачивать сверхурочную работу, обеспечивать охрану труда и производственное обучение. Рабочие, хотя и с ограничениями, получили права на создание профсоюзов, ведение коллективных переговоров, организацию забастовок. Многие вопросы не были решены, но уже эти нововведения положительно сказались на росте производительности труда, совершенствовании производства, увеличении личных сбережений, что, в свою очередь, опять-таки содействовало повышению нормы накопления и экономическому росту. В то же время шло наступление на радикально настроенные организации трудящихся. С этой целью по инициативе оккупационной администрации в 1950 г. была создана крупнейшая национальная профсоюзная организация — Генеральный совет профсоюзов Японии (Сохё), объединивший около половины организованных наемных работников. Но достаточно быстро он превратился в центр именно радикального профсоюзного движения, сыгравшего большую роль в достижении японскими трудящимися высокого жизненного уровня.

После объявления о капитуляции 15 августа 1945 г., но до официального подписания акта 2 сентября 1945 г. впервые было создано правительство во главе с членом императорской фамилии принцем Хигасикуни Нарухико. Это было сделано для того, чтобы использовать авторитет императорского дома при безболезненном проведении всего комплекса мероприятий, связанных с поражением. Однако это был малоэффективный шаг, и уже в первых числах октября 1945 г. император единолично (в нарушение традиции) назначил главой правительства представителя старой бюрократии атлантистской ориентации Сидэхара Кидзюро. Он и его ближайший сподвижник Ёсида Сигэру (министр иностранных дел в его кабинете) во время войны не занимали высоких постов в административных органах и находились в оппозиции внешнеполитическому агрессивному курсу японской военщины.

Буквально сразу после окончания войны восстанавливается весь спектр политических партий. Получила возможность легального существования Коммунистическая партия Японии (КПЯ). Вышли из тюрьмы или возвратились из вынужденной эмиграции ее лидеры. Из разнородных социал-демократических групп всех оттенков возродилась Социалистическая партия Японии (СПЯ). Особой поддержкой оккупационных властей пользовались появившиеся вновь прежние консервативные партии — Либеральная партия, возглавляемая сначала Хатояма Итиро (1946 г.), а затем С. Ёсида (этот политик сыграл чрезвычайно важную роль в становлении послевоенной Японии, пять раз возглавляя кабинет в 1946, 1948, 1949, 1952 и 1953 гг.). Прогрессивная, Японская кооперативная (позже переименованная в кооперативно-демократическую). Консервативные партии отражали интересы отдельных групп финансового капитала, а радикальные — различных социальных слоев населения. Поэтому между партиями как первого, так и второго типа не было и не могло быть никаких согласованных действий, о чем свидетельствовали несколько первых послевоенных выборов в парламент.

Самые первые выборы в палату представителей парламента состоялись в апреле 1946 г. и принесли успех Либеральной партии, а ее лидер С. Ёсида сформировал свой первый кабинет. Обострение социально-экономической ситуации, в частности запрещение оккупационными властями всеобщей стачки в феврале 1947 г., свидетельствовало о неустойчивости правительства и привело к очередным выборам в соответствии с новой конституцией. Впервые в истории Японии значительное число мандатов получили партии социал-демократической ориентации. Из-за отказа Либеральной партии войти в состав правительства коалиционный кабинет возглавил социалист Катаяма Тэцу. Оккупационные власти в принципе не возражали против его кандидатуры, видя в нем буфер, выдвинутый вперед против нарастающего рабочего и крестьянского движения. Однако эти надежды не оправдались, и через девять месяцев это правительство ушло в отставку. Новый коалиционный кабинет, возглавляемый лидером Демократической партии Асида Хитоси, просуществовал еще меньше. Этими двумя правительствами на многие десятилетия (до 1993 г.) закрылась эпоха коалиционных кабинетов. Последующая череда парламентских выборов демонстрировала борьбу различных консервативных партий за контроль над финансовыми потоками, но начавшая динамично развиваться экономика настоятельно требовала сплочения всех консервативных сил, что и привело к созданию в 1955 г. единой Либерально-демократической партии (ЛДП).

Одновременно возобновилась деятельность объединений крупного бизнеса. Достаточно упомянуть Федерацию экономических организаций (Кэйданрэн, 1946 г.) или Федерацию предпринимательских организаций Японии (Никкэйрэн, 1948 г.).

С помощью директивы Штаба оккупационных войск от 4 января 1946 г. была проведена чистка государственных учреждений и политических организаций от лиц с милитаристским прошлым, причем из слоя высшей бюрократы. В результате все послевоенные демократические преобразования проводились прежними бюрократами, но так называемого второго ряда. Достаточно упомянуть нескольких японских премьеров 1950-1960-х годов: Ёсида Сигэру до войны занимал пост заместителя министра иностранных дел, Киси Нобусукэ (премьер-министр в 1957–1960 гг.) — министра торговли и промышленности, Икэда Хаято (премьер-министр в 1960–1964 гг.) — начальника главного налогового управления, Сато Эйсаку (премьер-министр в 1964–1972 гг.) начальника управления по надзору за железными дорогами. Таким образом, представители этой плеяды государственных деятелей были не только политиками, но и профессионалами-управленцами, опыта которых так не хватало последующим руководителям страны. С полным правом можно сказать, что в послевоенные годы бюрократия не только выжила, но и эффективно руководила нацией, четко определяя во взаимодействии с политиками национальные приоритеты.

В мае 1946 г. в Токио проходил Международный военный трибунал для Дальнего Востока. Перед судом трибунала предстало 28 человек, в том числе четыре бывших премьер-министра, три министра иностранных дел, три бюрократа из администрации военного времени и группа высших военных. Обвинение первоначально содержало 55 статей, но до приговора удержалось только 10, от остальных обвинению пришлось отказаться. В трибунале заседали судьи из 11 стран. Смертные приговоры (повешение) были вынесены простым большинством голосов судей 7 подсудимым, пожизненное заключение — 16. В отличие от Нюрнбергского трибунала здесь не судили представителей финансовых кругов, и никто не был оправдан.

В годы оккупации внешнюю политику Японии фактически определяли США, что в немалой степени ограничило в дальнейшем формат ее международных отношений рамками двустороннего партнерства.

Позиция Штатов в отношении Японии в целом соответствовала их стратегии на Дальнем Востоке, направленной на установление здесь единоличного контроля за источниками сырья и рынками сбыта. До 1948 г. эту позицию формировали политики и поддерживающие их финансовые круги — давние конкуренты Японии, а потому выступавшие за ослабление соперника и достаточно быструю демократизацию. Затем этим занялась тесно связанная с довоенных времен с дзайбацу часть американского истеблишмента, видевшая в Японии базу для осуществления политики США в Азиатском регионе. Расхождения между ними были чисто тактическими, поскольку и те, и другие признавали право определять линию в отношении Японии лишь за США.

Достаточно быстро США признали за Японией важную роль стабилизатора ситуации на Дальнем Востоке, что было беспрецедентным решением в отношении побежденной страны вскоре после ее безоговорочной капитуляции. Уже в 1948 г. Япония провела первую внешнеполитическую акцию, присоединившись к Международному союзу электросвязи — специализированному учреждению ООН. Постепенно, несмотря на оккупацию, она начинает принимать участие в международных договорах, японцы — частные и официальные лица — выезжают за границу, участвуют в международных встречах, что также было беспрецедентным в практике международных отношений. В связи с ростом внешнеторговых связей по согласованию с американской оккупационной администрацией в 1950 г. принимается закон об учреждении японских представительств за рубежом.

С восстановлением экономики, упорядочением политической системы, укоренением демократии встал вопрос о том, что оккупация изжила себя, и на повестку дня вышла проблема подписания мирного договора. Но была и еще немаловажная причина заинтересованность США в его скорейшем подписании. Таким путем они стремились заставить Японию активнее участвовать в своей стратегии в Азии, ослабить в стране народное движение за вывод оккупационных войск, добиться согласия японского правительства на сохранение военных баз на территории страны. Война в Корее (1950–1953) форсировала заключение мирного договора, ибо Япония становилась важной военной базой США, превращаясь в верного союзника Запада, а потому нужно было юридически оформить право на размещение здесь их войск. Япония активно поддержала корейскую войну, которая велась под флагом ООН, но оговорила ограничение своего участия в ней рамками, выгодными для оживления экономики. Как известно, военные заказы США сыграли немаловажную роль в последующем бурном экономическом росте Японии.

Соединенные Штаты, главный инициатор мирного договора, приложили максимум усилий, чтобы свести на нет возможность участия в его подготовке Советского Союза. Первоначально они даже предлагали Японии подписать двусторонние договора со всеми странами, с которыми она находилась в состоянии войны. Но затем пошли на созыв международной конференции, которая бы просто проштамповала подготовленный практически единолично США документ, хотя и имеющий форму коллективно согласованного. Мирная конференция состоялась в Сан-Франциско 4–8 сентября 1951 г. В ней участвовали 52 страны, включая Японию, но не были приглашены представители КНДР, МНР, ДРВ и, главное, Китая — ни КНР, ни Тайваня, однако под давлением США мирный договор с Тайванем был подписан уже в апреле 1952 г., что и явилось одним из камней преткновения между СССР и США. Индия и Бирма отказались от участия в конференции из-за отсутствия китайского представителя.

Это была беспрецедентная международная конференция, на которой не предусматривалось обсуждение основного документа или внесение каких-либо поправок. Договор был подписан Японией и представителями 48 стран-участниц конференции, большинство из которых фактически не участвовали в войне. Не поставили свои подписи СССР, Польша и Чехословакия. Одновременно был подписан двусторонний договор безопасности между Японией и США.

Сан-Францисский мирный договор содержал положения, определяющие территорию Японии (признавалась независимость Кореи, провозглашался отказ от прав на Тайвань и Пескадорские острова и от «всех особых прав и интересов в Китае»). Страна принимала на себя обязательство следовать в международных отношениях Уставу ООН. Договор открывал возможность развивать полноценные разносторонние отношения с большинством стран мира, по при этом оставалось много сложностей в отношениях с ближайшими соседями — СССР, КНР и КНДР, которые, как известно, были полностью отстранены от процесса подготовки и заключения этого договора.

Договор, и это важно, оставил нерешенной проблему территориального размежевания между Японией и СССР. В пункте «С» ст. 2 записано: «Япония отказывается от всех прав, правооснований и претензий на Курильские острова и на ту часть острова Сахалин и прилегающие к нему острова, суверенитет над которыми Япония приобрела по Портсмутскому договору от 5 сентября 1905 г.» Особенность этого положения состояла в том, что в договоре не было указано, в чью пользу Япония отказывалась от «всех прав, правооснований и претензий». Отсутствие подписи под договором Советского Союза не давало ему возможности в дальнейшем ссылаться на него. В то же время за США признавалось «право осуществлять всю административную, законодательную и судебную власть» над рядом японских территорий, включая острова Рюкю и Бонин (ст. 3). Ратификацией Сан-Францисского мирного договора завершалась оккупация Японии, и она вступала в международное сообщество как полноправный его член.

В преамбуле подписанного договора безопасности между Японией и США говорилось: «Япония желает, чтобы в качестве временного мероприятия по ее обороне США содержали свои вооруженные силы в Японии и вблизи ее для предотвращения вооруженного нападения». Специально заключенное Административное соглашение, в котором конкретно толковались положения договора безопасности, определяло правила размещения войск США на территории страны. Кроме того, договором безопасности предусматривалось, «что сама Япония будет все в большей мере принимать на себя ответственность за собственную оборону». Тем самым открывалась возможность для создания ее вооруженных сил.

С начала 1950 г. курс на «демилитаризацию» и «полное и долговременное разоружение» сменился официальным признанием «права на самооборону», а в конце 1952 г. — утверждением права на обладание «военными силами без потенциала для ведения войны». В соответствии с этим курсом в июне 1950 г. директивой Штаба оккупационных войск создаются полицейский резервный корпус (75 тыс. чел., в 1952 г. увеличен до 118 тыс., в 1954 г. — до 152 тыс.) и корпус морской полиции. В августе 1955 г. они были соответственно переименованы в корпус национальной безопасности и морские силы безопасности. Для управления этими военными силами создается Управление национальной безопасности. В июле 1954 г. принимается закон о создании сил самообороны на базе ВВС и ВМС и о переименовании вышеупомянутого управления в Управление национальной обороны.

В том же году было подписано соглашение о помощи в обеспечении взаимной обороны между Японией и США, которое давало возможность последним держать под контролем использование Японией предоставляемой ей «помощи», т. е. следить за строительством ее вооруженных сил. Ратификацией в 1954 г. Договора о дружбе, торговле и мореплавании завершалось создание Сан-Францисской системы японо-американских отношений. Став независимой страной, Япония в проведении внешней политики долгие десятилетия ориентировалась строго на США. Можно без преувеличения сказать, что военно-политический союз, сложившийся на базе договора безопасности, на протяжении всей второй половины XX в. во многом определял внешнеполитический курс страны.

Период высоких темпов экономического роста (1955–1973)

Этот период хронологически определяется достаточно точно высокими темпами роста не только в области экономики, что естественно, но и политики, как внутренней, так и внешней, ибо происходившие в это время процессы в обществе имели вполне определенный характер. Развитие экономики, названное средствами массовой информации «экономическим чудом», превратило Японию из страны среднего уровня развития в высокоиндустриальную, с одной из крупнейших в мире экономик. Не меньшим феноменом было и политическое развитие, ибо созданная в этот период своеобразная политическая система (единоличная власть ЛДП в условиях многопартийности, так называемая система 1955 г.) демонстрировала на протяжении десятилетий завидную стабильность.

Вступив в начале рассматриваемого периода в систему международных отношений, Япония к концу его заняла в ней достаточно прочное положение. Именно в это время сформировалось основное направление ее внешней политики, известное как «экономическая дипломатия», творцом которой по праву считается С. Ёсида. В соответствии с этой внешнеполитической стратегией Япония превращается в мировую державу не с помощью агрессии, как это было в конце XIX — начале XX в., а с помощью демократии и всемерного развития внешнеэкономических связей. Можно сказать, что дипломатия, как ни в одной другой стране мира, содействовала экономическому развитию Японии. Именно дипломатия обеспечила ее длительное бесконфликтное развитие.

Как уже упоминалось, к 1955 г. в Японии был полностью восстановлен уровень довоенного развития (по отдельным отраслям он был достигнут еще в 1951 г.), в том числе и размер национального дохода в расчете на душу населения. Среднегодовые темпы прироста валового национального продукта (ВНП) никогда за это время не опускались ниже 5 % (в среднем 9,8 %) и в дальнейшем были достаточно стабильны, составляя соответственно по пятилетиям, начиная с 1955 г.: 7,6 %; 11,7; 10,4; 4,9 и в 1970–1973 гг. — 9,3 %.

В данный период существенно изменилась отраслевая структура промышленного и сельскохозяйственного производства. На передний план вышла тяжелая и химическая промышленность. В общем объеме производства их доля поднялась с 51 % в 1955 г. до 75 % в 1975 г. Промышленность приобрела качественно новые черты: появились новые виды современных производств, особенно в электронной и нефтехимической промышленности. В частности, во второй половине 1950-х годов началось производство тракторов, копировальных машин, кондиционеров, пылесосов, телевизоров, электронно-вычислительных машин, новых видов синтетических волокон — полистерола, полиэтилена и синтетического каучука. В первой половине 1960-х годов к ним добавился выпуск алюминиевых оконных переплетов (что оказало большое влияние на строительную индустрию и изменило облик городов), настольных электрокалькуляторов, телевизоров с цветным изображением, двуокиси этилена, уретанового пенопласта и полипропилена.

В 1960-е годы по темпам роста промышленности Япония обогнала наиболее развитые страны: объем промышленного производства за 1960–1970 гг. вырос на 270 %, в то время как во Франции — на 79, в ФРГ — на 74, в США — на 54 и в Англии — на 31 %. В конце десятилетия Япония вышла на второе место в капиталистическом мире после США по этому показателю и по объему ВНП.

Япония заняла ведущее место по производству ряда важных видов промышленной продукции, например, судов, кино- и фотоаппаратов, химических волокон, электронной аппаратуры, автомобилей, серной кислоты, искусственного шелка, а также по выплавке стали и производству электроэнергии. Но продолжала отставать в таких отраслях, как атомная энергетика, большие вычислительные машины, высококачественные пластики, крупные многоцелевые металлообрабатывающие станки, сверхзвуковые самолеты. Структура ее народного хозяйства по основным характеристикам сравнялась со структурой экономик других высокоразвитых стран.

Серьезные изменения произошли и в сельском хозяйстве. Именно с 1955 г. отмечаются высокие урожаи риса. С конца 1950-х — начала 1960-х голов начинается индустриализация сельского хозяйства, превращение его постепенно в современную отрасль. Немаловажную роль в этом процессе сыграл Основной сельскохозяйственный закон (1961 г.), который предусматривал изменение структуры сельского хозяйства в целом. Темпы роста капиталовложений в основной каптал в неизменных ценах составляли 11,45 %. За 1960–1973 гг. производительность груда здесь выросла почти в 2,5 раза при среднегодовых темпах прироста 7,1 %. Однако уровень развития сельского хозяйства был еще очень низок как в сравнении с промышленностью, так и в сравнении с этой отраслью других развитых стран. Хотя рост производства был незначительным, тем не менее, его отраслевая структура стала более сбалансированной: доля животноводства выросла с 10,1 % в 1955 г. до 24,1 % в 1973 г. при одновременном снижении удельного веса земледельческих отраслей и шелководства. Заметно повысились доходы крестьянских хозяйств. Большой вклад в развитие отрасли внесла протекционистская политика государства, которое оказывало ей финансовую поддержку и ограничивало импорт более дешевой продукции.

Важную роль в развитии экономики сыграл «План удвоения национального дохода» (1961–1970 гг., известный по имени премьер-министра Х. Икэда как «План Икэда»). Он содержал контрольные цифры по ряду экономических показателей, а также некоторые прогнозы в социальной сфере. План предусматривал модернизацию сельского хозяйства, а также средней и мелкой промышленности, развитие отсталых районов, рационализацию экономики, усиление конкурентоспособности Японии на мировом рынке. Авторы этой программы сумели правильно оценить потенциальные возможности экономики страны, предсказать высокие темпы ее развития на ближайшие годы. Основные параметры плана были перевыполнены.

В основе высоких темпов экономического роста, помимо социо-психологических особенностей населения, лежали макро- и микроэкономические факторы: высокая норма накопления и соответственно исключительно высокий прирост капиталовложений; целенаправленное государственное регулирование, в частности дифференцированное и прогрессивное налогообложение, выгодный валютный курс, поощрительные правительственные субсидии, строгий контроль над внешней торговлей; экспортная ориентация ряда отраслей промышленности, незначительная доля военных расходов (никогда не превышающая 1 % ВНП, хотя законодательно и не оформленная); низкий в сравнении с другими развитыми странами уровень заработной платы; внедрение достижений научно-технического прогресса (НТП); благоприятные условия для импорта передовых технологий; широкие возможности для ввоза по сравнительно низким ценам сырья и материалов; всеобщая грамотность населения; использование исторически сложившихся традиций (отношение к труду, например) и т. п.

В этот период норма накопления, т. е. отношение суммы инвестиций в основной капитал к ВНП, в 1,5–2 раза превышала аналогичный показатель в других развитых странах и держалась в 1955–1965 гг. на уровне 26,1 %, а в 1966–1973 гг. — 35,5 %. Рост нормы накопления обеспечивал высокие темпы прироста инвестиций, которые составили в среднем за год в 1955–1971 гг. около 16 % (в неизменных ценах). Источниками финансирования были увеличение нераспределенной прибыли, средства государственного бюджета, внешние кредиты и особенно личные сбережения, доля которых в совокупных сбережениях в Японии была основной: они составляли в 1955 г. 39 %, в 1965 г. — 57, в 1970 г. — 48 %. Как уже упоминалось, доля сбережений в личном располагаемом доходе японцев по ряду причин (склонность к бережливости, неприхотливость, низкий уровень социального обеспечения, незначительные размеры доходов, которые сложно непосредственно вкладывать в производство и более надежно держать в сберегательных кассах, и т. п.) была намного выше, чем в других странах: в 1960–1976 гг. она составляла в Японии 20,3 % (в США — 6,5; в Англии — 6,8; Франции — 15,1; Италии — 16,4 %).

Причем эти крупные капиталовложения использовались весьма эффективно. В 1965–1970 гг. предельный коэффициент капиталоемкости (отношение прироста основного капитала к приросту продукции) составил в среднем в год 2,8 (в США — 5,2; ФРГ — 5,5), т. е. был примерно в два раза ниже, чем в других странах. Значительно повысилась и производительность труда в промышленности, снизились издержки производства. Темпы прироста производительности труда за 1961–1973 гг. составили в среднем за год около 9 %. Они были выше этого показателя в других развитых странах и намного обгоняли рост трудовых доходов населения, что обеспечивало низкий уровень затрат труда на единицу продукции. Хотя сравнительно незначительное повышение доходов несколько сдерживало рост внутреннего рынка, все же он расширялся в связи с увеличением численности населения, процессом урбанизации и ростом производительного потребления. Важным фактором продвижения Японии на внешних рынках была высокая конкурентоспособность японских товаров. Она определялась их сравнительной дешевизной — следствием низких издержек — и высоким качеством, а в 1960-е годы — уже заниженным курсом национальной валюты, иены.

Немаловажную роль в быстром развитии страны сыграла ее предпринимательская структура, состоящая из горизонтальных и вертикальных объединений. Первые — это крупные корпорации (например, Мицубиси, Сумитомо) с головными банками и универсальными торговыми компаниями, связанные между собой перекрестным владением акциями. Вторые — так называемые кэйрэцу — представляют собой объединения крупных фирм в той или иной отрасли промышленности со средними и мелкими в единые группы, связанные субподрядными отношениями, а также путем владения акциями, предоставления технологий, командирования персонала, оказания финансовой помощи и других услуг. Последнюю структуру можно считать специфически японской. Графически ее можно изобразить в виде треугольника, на вершине которого находится головная компания, а средние и мелкие фирмы размещаются на ниже расположенных уровнях; наибольшее их число оказывается в основании треугольника. Эта система приносит экономическую выгоду всем участникам, хотя, конечно, в большей степени она работает в интересах головных компаний, ибо в период неблагоприятной конъюнктуры основные тяготы ложатся на субподрядные предприятия. Особые отношения для поставщиков и сбытовиков в рамках кэйрэцу подчас затмевают такие важнейшие показатели, как эффективность, цена и продукция. Другими словами, эти связи можно в известной мере определить как нерыночные. Экономическим успехам содействовали также институты, свойственные именно японской модели управления. К ним относятся система пожизненного найма, оплаты труда в соответствии с выслугой лет, методы административного контроля, высокая степень регламентации государством хозяйственной деятельности, государственный протекционизм в отношении ряда секторов экономики.

Следует заметить, что развитие экономики страны происходило в этот период в основном за счет экстенсивных факторов роста. При этом сложилась энерго- и материалоемкая структура производства в промышленности, значительно увеличилось число занятых. Однако большие экономические успехи, практическое отсутствие безработицы, достижение положительного сальдо платежного баланса не могли перекрыть отрицательного воздействия ряда старых и возникших новых проблем. В их числе надо назвать загрязнение окружающей среды, в том числе — из-за непомерно развитых материалопроизводящих отраслей — нехватку воды, рост розничных цен, архаичные формы заработной платы, отставание инфраструктуры, недостаточную численность молодой рабочей силы, сохранение большого удельного веса трудоемких производств в легкой промышленности и т. д.

Все эти проблемы потребовали перестройки японской промышленности, перехода к новому типу развития, при котором на первый план выходят интенсивные факторы роста. В стране начали разрабатывать соответствующие программы. Но предполагаемый эволюционный переход к новой модели роста был прерван изменением условий воспроизводства, а именно повышением официального курса иены в 1971 г. и переходом к так называемому плавающему курсу, резким увеличением в конце 1973 г. цен на сырье и материалы, особенно на нефть. «Нефтяной шок» привел к экономическому кризису 1974–1975 гг., который захватил весь мир, но именно в Японии он был самым глубоким и продолжительным. Это был конец периода высоких темпов роста, после которого начался новый этап.

Рассмотренный выше процесс развития промышленности и сельского хозяйства привел к крупным сдвигам в структуре занятости населения. Значительно сократилась доля занятых в первичном секторе (в 1955–1975 гг. с 43 до 14 %), выросла во вторичном и третичном. Характерной чертой этого периода было уменьшение занятости на мелких предприятиях за счет ее увеличения на крупных и особенно на средних. Кроме того, упала доля трудоспособной части населения в общей его численности в связи с увеличением продолжительности жизни и продлением срока получения образования молодежью, поскольку все большее число выпускников школ продолжали обучение в высших учебных заведениях.

Спецификой Японии в эти годы был крайне низкий уровень безработицы, непродолжительный срок поиска работы у потерявших ее. Состав безработных постоянно менялся, что фактически не создавало ни политических, ни экономических проблем. Более того, компании были заинтересованы в закреплении за собой рабочей силы, которую в значительной степени они сами и готовили.

Рынок труда в стране состоял из двух основных сегментов. С одной стороны, имелся своеобразный закрытый рынок труда, который складывался из «внутренних рынков» отдельных компаний, поскольку крупные фирмы использовали систему пожизненного найма основной группы работников. С другой стороны, существовало значительное количество периферийной рабочей силы, стихийного рынка с присущей ему текучестью. Отсюда черпали рабочую силу мелкие и средние предприятия. Это так называемый внешний рынок. Оба сегмента были тесно связаны друг с другом, причем закрытый рынок существовал во многом благодаря внешнему.

Характер рынка труда способствовал и формированию достаточно специфических трудовых отношений. Они базировались на уже упомянутых системах пожизненного найма, «оплаты по старшинству» и пофирменных профсоюзов. Каждый компонент рынка выполнял свою функцию. В частности, пофирменные профсоюзы координировали сильные и слабые стороны внутреннего рынка, ибо основная часть их членов — работники крупных предприятий.

В основу партнерства в трудовых отношениях в Японии легла теория «общего пирога», суть которой сводится к тому, что отношения между трудом и капиталом не ограничиваются лишь его разделом (дележом прибыли), а распространяются и на усилия по увеличению самого «пирога». Это служит базой для сотрудничества предпринимателей и работников, преимущественно организованных. В рассматриваемый период особенно широкое распространение получили теории «участия» трудящихся в управлении и «приспосабливания к трудностям экономики», которые способствовали интеграции профсоюзов в государственно-корпоративную систему.

Строившиеся на такой основе трудовые отношения имели в целом довольно сбалансированный характер. Они же способствовали появлению уникальной формы ежегодных коллективных переговоров между предпринимателями и профсоюзами о повышении заработной платы, которым предшествовали всемирно известные «весенние наступления» японских трудящихся. В ряде случаев, когда предприниматели слишком упорно противостояли требованиям трудящихся именно в период высоких темпов экономического роста, переговоры выливались в острые конфликтные ситуации с широким применением забастовочной борьбы.

Быстрый рост японской экономики, широкое внедрение достижений НТП, изменение структуры занятости и пр. привели к глубоким социальным сдвигам в обществе, что нашло отражение в политической жизни страны, к усложнению ее политической карты.

При создании «системы 1955 г.» на одном полюсе сосредоточились все консервативные партии в лице ЛДП, а на другом — все социал-демократические в лице Социалистической партии. Коммунистическая партия, только оправлявшаяся от последствий проведения левоавантюристического курса, была не в счет. Разнородность объединившихся консервативных сил (Либеральная партия, Демократическая партия и Партия реформ и прогресса) предопределила фракционную структуру ЛДП. С самого начала фракции вели упорную борьбу за лидерство внутри этой партии и соответственно за власть в стране, поскольку по традиции председатель правящей партии становился премьер-министром, в то время как идеологические или доктринальные разногласия практически не имели значения. Достижение альянса соперничавших фракций, соблюдение баланса сил были залогом успеха в борьбе за высший пост. В определенной степени межфракционную борьбу можно уподобить межпартийной (но только, конечно, в среде консервативно ориентированных партий). Фракции сменяют друг друга, и, казалось бы, власть демократическим путем переходит от одной группировки к другой. Но на деле все решается закулисными договоренностями между фракциями об очередном выдвижении их лидеров на пост председателя партии и премьер-министра. В связи с таким механизмом выбора определен и весьма короткий срок этих полномочий — два года. Если бы срок этот был более продолжительным, кандидатам фракций пришлось бы ждать своей очереди слишком долго. Правда, двухлетний срок не всегда выдерживался, на что были особые причины. Например, Н. Киси избирался два срока подряд (1957–1960), поскольку в это время в стране пересматривался японо-американский договор безопасности, вызвавший бурные события. Абсолютным долгожителем на политическом Олимпе был Э. Сато, который возглавлял партию и кабинет четыре срока (1964–1972) в период достижения Японией огромных экономических успехов.

СПЯ на многие годы стала оппозиционной партией номер один, получив на первых после слияния левых и правых социалистов выборах в палату представителей парламента в 1958 г. 166 мандатов (35,5 % от общего числа) против 287 (61,5 %) ЛДП. Первоначальный успех СПЯ был связан с послевоенной демократизацией общества. Однако в период высоких темпов экономического роста партия не сумела адаптировать свою политику к серьезным переменам, произошедшим в сознании и образе жизни людей, что вело к постоянному сокращению ее социальной базы.

Соотношение рейтингов правящей и оппозиционных партий долгое время отражало реальную картину общества, в котором ЛДП представляла государственные интересы и интересы всего народа, а оппозиционные — кроме Социалистической — интересы отдельных небольших групп населения.

С конца 1950-х годов на политическую арену выходят сравнительно небольшие партии центристской ориентации, так называемые партии среднего пути. К этому времени относится формирование многопартийной системы, начало которой положил выход из СПЯ части ее членов, создавших в 1961 г. Партию демократического социализма (ПДС). Позже СПЯ покинули еще несколько небольших групп, создавших малочисленные, не игравшие большой роли партии. В 1964 г. появляется Партия чистой политики (Комэйто), созданная религиозной организацией Общество установления ценностей (Сока гаккай) для представления ее интересов в выборных органах власти.

Усложнение политической карты было вызвано изменениями социально-экономических условий в стране (в первую очередь появлением новых городских слоев, чьи интересы уже не отражала ЛДП), усилением реформистских тенденций в профсоюзном движении, что вело к его структурной перестройке. Появившиеся новые оппозиционные партии постепенно расширяли свое присутствие в представительных органах власти, тесня, прежде всего, СПЯ (на всеобщих выборах в 1969 г. она потеряла 50 мандатов). Одновременно «прогрессивные» силы (партии и общественные организации левой ориентации) упрочили свои позиции в органах местного самоуправления. В первой половине 1970-х годов их поддерживала примерно одна треть электората, или 34 млн. человек. В частности, губернаторами шести префектур, в том числе таких значимых, как Токио, Осака. Киото, стали члены оппозиционных партий. Многие посты мэров в городах индустриальной зоны тихоокеанского побережья также заняли их представители.

Диверсификация национальных интересов, усложнение социальной структуры общества и возникновение гражданских движений в начале 1970-х годов (движения в защиту окружающей среды, потребителей) впервые заставили правящую элиту задуматься о коррекции своих действий. Знаковым явлением было получение КИЯ на всеобщих выборах 1972 г. 39 мест в палате представителей, что позволило ей стать третьей по представительству парламентской партией, пропустив вперед лишь либерал-демократов и социалистов. Однако оппозиционные партии действовали разрозненно, что давало возможность ЛДП сохранять свою власть и влияние, несмотря на некоторое сокращение ее электората.

После заключения Сан-Францисского мирного договора Япония стала активно внедряться в систему международных отношений. Вступление в ООН она считала одной из главных своих задач, но очень скоро поняла, что без поддержки СССР решить ее невозможно. Это обстоятельство и заинтересованность части финансово-промышленных кругов Японии в экономическом сотрудничестве с Советским Союзом послужили одной из причин восстановления дипломатических отношений между СССР и Японией в 1956 г. В принципе обе стороны согласились на формулу К. Аденауэра — «восстановление дипломатических отношений без подписания мирного договора». Совместная Декларация СССР и Японии 1956 г. представляла собой компромиссный документ. Для Японии она открывала путь в ООН и обеспечивала восстановление японо-советских дипломатических отношений в полном объеме. В то время возвращение страны в мировое сообщество было для нее важнее территориального спора с СССР, и она подписала Декларацию без конкретного упоминания о том, что последующие переговоры о мирном договоре будут включать какие-либо территориальные вопросы, кроме островов Хабомаи и Шикотан. Одновременно министры иностранных дел обеих стран обменялись письмами, в которых было зафиксировано японское требование — при заключении мирного договора вернуться к территориальной проблеме. Считая Декларацию и эти письма единым документом, японская сторона по-своему начала интерпретировать проблему территориального размежевания между двумя странами. Советская же сторона, напротив, считала, что Декларация решила все проблемы и по содержанию равноценна международному договору.

Практически одновременно с подписанием Декларации 1956 г. Япония была принята в ООН, а в 1957 г. в первый раз стала непостоянным членом ее Совета Безопасности. В это же время были продекларированы три принципа внешней политики страны: приверженность Уставу ООН, сотрудничество со странами «свободного мира» и укрепление позиций Японии как азиатской страны. Основой ее внешнеполитической деятельности становится так называемая экономическая дипломатия, т. е. обеспечение условий для проникновения в мировое экономическое пространство. Внешняя политика Японии, несмотря на некоторую эволюцию, была неизменна и предсказуема на протяжении всей второй половины XX в. Она основывалась на стратегической ориентации на США и общегосударственной задаче обеспечения рынков для успешно развивающейся экономики. С конца 1950-х годов Япония также неизменно придерживалась трех неядерных принципов: не производить, не хранить, не ввозить ядерного оружия.

По мере наращивания экономического потенциала и вхождения страны в международную политику рамки японо-американского договора безопасности, имевшего в принципе неравноправный характер, становились тесными для Японии. В результате тяжелых и затяжных переговоров в январе 1960 г. был подписан новый договор о взаимном сотрудничестве и безопасности (сроком на десять лет), в котором обе стороны становились фактически равноправными партнерами. В соответствии с ним Япония по-прежнему предоставляла США базы на своей территории и активно включалась в американскую глобальную стратегию. США брали на себя обязательства по обороне страны, и в механизм двусторонних отношений вмонтировались «предварительные консультации», что давало Японии право быть в курсе действий США на их базах на территории своей страны. Однако за всю историю существования этого договора не было ни одного случая подобных консультаций, что расценивается японской стороной как наличие полного согласия между союзниками.

Отношение к пересмотру, подписанию и ратификации договора безопасности служило водоразделом для политических сил и базой для невиданного в истории страны сплочения народных масс. Против него были все оппозиционные партии, профсоюзы, студенческие организации. На протяжении месяцев борьба шла по нарастающей. Волны протеста вовлекали в свою орбиту миллионы людей, происходили постоянные столкновения демонстрантов с полицией. Несмотря на это, договор был ратифицирован 20 мая 1960 г. практически насильно, только депутатами от ЛДП (при том что 30 либерал-демократов тоже не голосовали). Противодействие было столь велико, что был отменен государственный визит президента США Д. Эйзенхауэра в Японию, что является беспрецедентным в практике международных отношений.

Переговоры Японии о восстановлении дипломатических отношений с Республикой Корея были более длительными, чем с Советским Союзом. При этом Япония пошла на серьезные уступки. Прежде всего, она согласилась на форму договора, а не совместной декларации, хотя предварительно не были решены все спорные вопросы, в частности территориальные. Но и Южная Корея пошла навстречу — главным образом в области рыболовства. Ввиду сокращения экономической помощи США в начале 1960-х годов Сеул искал новые финансовые источники. Основной договор был подписан в 1965 г., и Япония признала право Южной Кореи выступать от имени всего корейского народа, т. е. ее правительство считалось единственным законным. Но главные уступки были сделаны Японией в сфере экономики. Она шла на них ради проникновения в экономику Южной Кореи. Вклад Японии — основа южнокорейского «экономического чуда». Но и Япония приобрела здесь надежный рынок сбыта для своих товаров и дешевую рабочую силу для филиалов своих компаний. США, со своей стороны, приветствовали заключение этого договора, ибо были заинтересованы в развитии Республики Корея в экономическом, политическом и военном отношениях.

Неучастие КНР в Сан-Францисской мирной конференции на 20 лет отодвинуло восстановление дипломатических отношений между Японией и Китаем, хотя между ними и налаживалось экономическое, культурное и другое сотрудничество на неправительственном уровне при содействии частных фирм. Подписываемые в то время торговые соглашения предусматривали проведение ярмарок, учреждение торговых представительств и предоставление дипломатических привилегий их сотрудникам. Но в конце 1950-х годов этот процесс был прерван проведением проамериканской и протайваньской политики правительством Н. Киси. Однако в целом японо-китайские отношения были примером прагматизма на международной арене, когда внешнеэкономические интересы берут верх над политическими и идеологическими соображениями. Уже в первой половине 1960-х годов шаг за шагом начинают развиваться двусторонние торговые отношения на основе «дружественных» фирм.

Нормализация дипломатических отношений между Японией и Китаем была зафиксирована в межправительственном совместном коммюнике, подписанном в сентябре 1972 г. во время визита японского премьера Танака Какуэй в Пекин. На этот шаг Японию подвигнул визит Р. Никсона в том же году в Китай, когда были установлены американо-китайские межгосударственные отношения. Переговоры проходили достаточно сложно, ибо они затрагивали такие спорные вопросы, как признание КНР единственным законным представителем Китая, а Тайваня неотъемлемой частью ее территории, а также нелегитимности японо-тайваньского договора 1952 г. По первому вопросу договоренность была достигнута достаточно быстро. По двум другим шли ожесточенные дискуссии. В коммюнике было записано, что правительство Китая признает Тайвань неотъемлемой частью своей территории, а правительство Японии с полным пониманием и уважением относится к этой его позиции, что идет в русле Потсдамской декларации (где условием капитуляции Японии признано требование Каирской декларации 1943 г. о возвращении Китаю всех захваченных Японией территорий). Двадцатилетнее существование японо-тайваньского договора было оценено в коммюнике как «ненормальное состояние» отношений, которое прекращается с момента подписания данного коммюнике. Вследствие этого японская сторона заявила, что японо-тайваньский договор утратил силу, и с этого времени отношения Японии с Тайванем осуществлялись на неправительственной основе. В коммюнике Япония выразила раскаяние за деяния прошлого, которое стало своего рода шаблоном для покаяния перед другими странами, а КНР «в интересах дружбы» отказалась от репараций.

В целом развитие Японии в период высоких темпов экономического роста сыграло исключительно важную роль в послевоенной истории страны. Именно в это время она превратилась в одно из ведущих государств мира и был заложен фундамент ее последующего развития.

Годы структурных кризисов и поиски выхода из них (1974–1990)

Изменение условий воспроизводства в начале 1970-х годов, и, прежде всего, экономический и структурный кризисы, показало, что возможности дальнейшего роста экономики, особенно промышленности, при применении экстенсивной модели подошли к конечной черте, что назрела настоятельная необходимость включать факторы интенсивного развития. На повестку дня встала структурная перестройка промышленности, необходимость снижения уровня энерго- и материалоемкости, необходимость усиленного внедрения наукоемких производств. Эти задачи на протяжении рассматриваемого периода были успешно решены.

В первой половине 1970-х годов Япония была официально признана одной из ведущих индустриальных демократий и полноправным членом западного сообщества. Такой статус был зафиксирован ее участием в Совещании руководителей государств и правительств семи промышленно развитых стран (так называемая семерка), учрежденном в 1975 г. Этот эксклюзивный орган был создан для выработки согласованных экономических и политических решений с учетом интересов каждого участника в условиях взаимозависимости их экономик. Его появление было вызвано тенденциями к политическим переменам на международной арене, определенными изменениями в расстановке сил в связи с выходом Японии и Западной Европы на передовые рубежи и разразившимся затем экономическим кризисом.

На фоне в целом стабильной ситуации в стране с середины 1970-х годов обнаружились кризисные явления внутри ЛДП, внешним проявлением чего были скандалы, вызванные коррупцией в высшем эшелоне власти. Несмотря на определенный рост протестного голосования, население в целом было вполне довольно достаточно высоким уровнем жизни, привержено демократическим принципам и доверяло правящей партии больше, чем другим, связывая только с ней все успехи в стране и стабильность в обществе. Таким путем электорат побуждал либерал-демократов серьезно заняться решением внутриполитических и внутрипартийных проблем.

В связи с превращением Японии во вторую экономическую супердержаву мира правящая элита предпринимала шаги по усилению своей политической роли на международной арене при сохранении прежней ориентации на США.

Основные направления нового развития экономики были определены еще в 1971 г. в докладе совещательного комитета при министерстве внешней торговли и промышленности. Они предусматривали ориентацию на наукоемкие отрасли, в частности — производство электронно-вычислительной техники, технологии сложной сборки, индустрию информации и пр. Однако плавный переход к новой структуре был прерван кризисами начала 1970-х годов, от которых в наибольшей степени пострадали такие развитые отрасли, как черная и цветная металлургия, химическая промышленность, нефтепереработка, целлюлозно-бумажная промышленность. Именно в них был отмечен очень высокий уровень снижения производства, банкротств и увольнений.

1970-е и начало 1980-х годов прошли в японской экономике под знаком политики экономии ресурсов. Речь шла об экономии всех видов ресурсов — сырьевых, материальных, энергетических, трудовых, капиталов с целью снижения издержек производства и повышения уровня конкурентоспособности продукции. Этой политики придерживалось абсолютное большинство компаний во всех отраслях промышленности (в том числе растущих), а также население в повседневной жизни. Результаты такой политики были весьма впечатляющими. При росте производства в добывающей и обрабатывающей промышленности с середины 1970-х до середины 1980-х годов примерно на 70 % потребление энергии выросло только на 16 %, а сырья и материалов сократилось почти на 17 %. При этом удельные энерго- и материалоемкость (частные от деления индекса потребления энергии, сырья и материалов на индекс промышленного производства) за тот же период снизились соответственно на 31 и 52 %.

Изменение отраслевой структуры производства происходило во многом благодаря усилиям в этом направлении государства: в 1978 и 1983 гг. были приняты две пятилетние программы утилизации производственных мощностей в депрессивных отраслях промышленности. В частности, по первой программе было утилизировано свыше 30 % мощностей в алюминиевой промышленности и судостроении, 56 — в производстве хлопчатобумажной пряжи, 20 — в производстве нейлона, 45 % — мочевины. По второй программе утилизировано 36 % производства этилена и мочевины, 15 — вискозы, 20 % — аммиака. После повышения курса иены в 1985 г., отрицательно сказавшегося на конкурентоспособности продукции экспортно-ориентированных отраслей, было провезено дополнительное сокращение мощностей, например, в судостроении, нефтехимии, доменном производстве. Одновременно со скрапированием основного капитала в «структурно больных» отраслях проводилось их техническое перевооружение и переориентация на выпуск продукции на основе новых технологий.

Весьма динамично в этот период развивались наукоемкие отрасли с высокой долей добавленной стоимости: производство интегральных схем, промышленных роботов, ЭВМ, станков с числовым программным управлением (ЧПУ), аэрокосмической техники, оборудования для атомных электростанций, автоматических линий и пр. В целом темпы роста таких производств были на порядок выше, чем в среднем по промышленности. Объем указанной продукции вырос с середины 1960-х до середины 1980-х годов в десятки раз. В середине 1980-х годов Япония производила примерно 2/3 мирового выпуска роботов, около половины станков с ЧПУ, примерно 3/4 сверхбольших интегральных схем, около 90 % видеомагнитофонов.

В результате вышеуказанных процессов значительно изменилась отраслевая структура обрабатывающей промышленности: в общем объеме промышленного производства с 1975 по 1983 г. почти в два раза сократились доли пищевой промышленности, нефте- и углеобработки, черной и цветной металлургии; более чем в два раза — строительно-керамической, а текстильной — с 4,7 до 3,2 %. В то же время доля электромашиностроения возросла с 9,2 до 25,8 %, точного машиностроения — с 1,7 до 2,7 % и в целом продукции тяжелой промышленности (за счет машиностроительного комплекса) — с 62 до 74 %.

Вместе с тем меры, принимавшиеся Японией в связи со структурной перестройкой и экономией ресурсов, не могли не сказаться на уровне занятости. Численность рабочей силы сократилась весьма значительно, прежде всего, из-за скрапирования мощностей в «структурно больных» отраслях, но также и в связи с внедрением трудосберегающих технологий. Увольнения в этот период коснулись не только временных (что происходило сразу после кризиса 1974–1975 гг.), но и постоянно занятых рабочих, что увеличило безработицу.

Для смягчения негативных последствий кризиса и структурной перестройки в стране была расширена система страхования по безработице (1974 г.), которая распространялась не только на постоянных работников крупных предприятий, как это было раньше. Кроме того, в 1977 г. была создана служба стабилизации занятости. Государство начало выдавать субсидии сокращающим объем производства предприятиям, многих рабочих увольняли временно с сохранением заработной платы, других отправляли в длительные отпуска, увольняющимся выдавали пособия. В целом за этот период заработная плата все же продолжала расти, хотя и очень медленно. Предприниматели пошли на сохранение рабочих мест при согласии профсоюзов на замораживание заработной платы. Это было проявлением основной черты сложившихся японских трудовых отношений: ориентации на предприятие, на сотрудничество партнеров ради достижения главной цели — повышения производительности.

Отношения на производстве строились не на противостоянии, а на совмещении интересов, что составляет суть неопатернализма. Японские предприниматели в отношении лиц наемного труда проводили политику с опорой на человеческий фактор. В результате предприятие было для работников тем местом, где они объединены общими целями и интересами и где ощущают себя членами одной общности (во многом такое ощущение воспитано на конфуцианском догмате сыновней почтительности, которая трансформировалась в лояльность). Предприятие, став «домом» для работника, фактически охватывало весь его жизненный цикл — от свадьбы до похорон через систему своего социального обеспечения. Все это позволяло сохранять благоприятный социальный климат в компании и в стране, гарантировало социальную стабильность в обществе. Новое в трудовых отношениях, что постепенно пробивало себе дорогу, например, признание индивидуальных интересов работников, вводилось весьма осторожно и аккуратно.

Мероприятия правительства по проведению структурной перестройки промышленности в условиях снижения объема собираемых налогов из-за замедления темпов экономического роста и активного использования практики дефицитного бюджетного финансирования привели к серьезному росту государственного долга, углублению кризиса государственных финансов в целом, снижению возможностей капиталонакопления. В связи с этим в начале 1980-х годов на повестку дня встал вопрос о проведении административно-финансовой реформы.

Главными ее направлениями были ограничение государственных расходов (реорганизация системы субсидий, перестройка и сокращение административного аппарата), отмена или смягчение бюрократического контроля и регламентаций (в сфере создания новых предприятий, контроля над иностранной валютой, банковского дела), реорганизация системы общественного предпринимательства (упразднение табачной монополии, проведение денационализации государственных железных дорог, телефонно-телеграфной корпорации и пр.). Иными словами, в условиях перехода к новой интенсивной модели роста, а также возросшей финансовой, технической и организационной мощи частного капитала речь шла об ограничении рамок государственного регулирования экономики и об использовании во все больших масштабах рыночных механизмов.

Темпы экономического роста в этот период были значительно ниже, чем в предыдущий, но экономика развивалась достаточно стабильно. Основным фактором ее развития стал научно-технический прогресс. По оценкам японских ученых, вклад НТП в обеспечение экономического роста во второй половине 1970-х — первой половине 1980-х годов составил 70 %, а в отдельные годы поднимался до 80–90 %. Причем важным элементом в этом процессе являлось усиление роли собственных научно-технических разработок (расходы на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы — НИОКР в мот период выросли более чем втрое). Вместе с тем Япония продолжаю оставаться крупнейшим покупателем лицензий среди развитых стран. НТП был одной из главных составляющих роста производительности труда. В обрабатывающей промышленности, например, индекс производительности вырос с 54,4 в 1975 г. до 127,6 в 1989 г., в сельском хозяйстве — с 69,1 до 104,7 (1985 г. = 100).

Рост производства в сельском хозяйстве был незначителен (прежде всего, в связи с сокращением обрабатываемых площадей и оттоком молодой рабочей силы). Он не поспевал за увеличением численности населения, и уровень самообеспеченности продовольствием значительно снизился. В структуре производства выделялся рост интенсивных подотраслей — промышленного птицеводства, свиноводства и садоводства закрытого грунта. Именно здесь наблюдалось усиление процесса концентрации производства в крупных хозяйственных единицах и быстрый рост производительности труда. В то же время в целом в условиях сравнительно небольших размеров хозяйств, особенно в земледельческих отраслях (где площадь обрабатываемой земли в 70 % хозяйств не достигала 1 га), выросли издержки.

Эти обстоятельства негативно сказывались на конкурентоспособности сельскохозяйственной продукции и препятствовали либерализации ее импорта, чего усиленно добивались внешнеторговые партнеры Японии. Под влиянием последних, а также в связи с бюджетным дефицитом аграрная политика с начала 1980-х годов претерпела серьезные изменения: государственные закупочные цены на продукцию отрасли сначала были заморожены, а затем и снижены, был проведен ряд мероприятий, направленных на внедрение рыночных механизмов в функционирование отрасли; в конце 1980-х годов правительство согласилось и на дальнейшую либерализацию импорта сельскохозяйственной продукции, которая была фактически приостановлена в 1973 г. Политика по переводу сельского хозяйства на рельсы рыночной экономики была продолжена на следующем этапе, и в конце 1990-х годов все количественные ограничения на ввоз сельскохозяйственной продукции были сняты.

Переход к новой модели развития привел к изменению отраслевой структуры народного хозяйства страны в целом: в валовом национальном продукте уменьшилась толя первичных отраслей, выросла доля обрабатывающей промышленности и особенно сферы услуг. За рассматриваемый период в валовом внутреннем продукте (ВВП) резко сократилась доля сельского хозяйства, в меньшей степени строительства, а доля финансов, страхования, недвижимости и сферы услуг в целом выросла. Соответственно изменилась и структура занятости: доля первичных отраслей снизилась более чем в два раза, а третичных повысилась почти на четверть.

В целом во второй половине 1970-х и в 1980-е годы, несмотря на структурные кризисы, «нефтяные шоки» (правда, второй «нефтяной шок», т. е. повышение цен на нефть в 1979–1980 гг., оказал незначительное влияние на японскую экономику, ибо уже сказались меры по сокращению удельных расходов на ресурсы), повышение курса иены по отношению к доллару в 1985 г. и некоторые другие неблагоприятные условия, экономика страны динамично развивалась. Более того, она умело адаптировалась к новым условиям воспроизводства и заметно укрепила свои позиции в мире. Доля Японии в общем объеме промышленного производства развитых стран повысилась за 1975–1989 гг. с 13 до 18 %, а в экспорте — с 8 до 13 %. ВНП Японии составил половину этого показателя США, а по доходу на душу населения Япония вышла на одно из первых мест в мире.

Небывалая внешнеэкономическая экспансия позволяла японским компаниям буквально скупать по всему миру, в первую очередь в США, фирмы (например, «Бриджстоун»), недвижимость (Рокфеллер-центр или «Коламбия пикчерз»), произведения искусства (в частности, картину Ван Гога «Подсолнухи» за рекордную цену в 37 млн. долл.), ценные бумаги. Стремительный рост курса иены в совокупности с многократным увеличением стоимости активов вследствие повышения котировки ценных бумаг и цен на недвижимость в одночасье сделали японцев вдвое богаче. Они начали приобретать больше всех в мире золота, платины, драгоценностей, престижных автомобилей и других предметов роскоши.

С середины 1980-х годов Япония стала крупнейшим мировым кредитором и заняла первое место в мире по размерам золотовалютных резервов. Именно в это время она вошла в период оживления и подъема, самый длительный в послевоенной истории. Экономический рост сопровождался повышением жизненного уровня населения, отсутствием социальных конфликтов, устойчивостью политической системы. Стабильность стала ключевым понятием общества.

Участие Японии в «семерке» было, пожалуй, ее первой масштабной возможностью активно подключиться к механизму выработки и принятия решений по вопросам глобальной стратегии. С участием в «совещаниях семи» Япония обрела шанс продемонстрировать всему миру, что ее политические лидеры становятся все более активными в процессе принятия решений по важнейшим стратегическим проблемам западного мира. Для страны, которая не была постоянным членом СБ ООН, не входила ни в НАТО, ни в ЕЭС, участие в саммитах «семерки» давало уникальный шанс использовать свое влияние как одной из ведущих промышленно развитых стран на ход мировых процессов, а также в определенной степени удовлетворить ее амбициозные притязания представлять интересы стран АТР, укрепляя тем самым свои собственные позиции как азиатского лидера.

Начиная с первого же саммита Япония по многим вопросам в принципе поддерживала политику США несмотря на то, что всемерно подчеркивала свое стремление считаться с интересами не только развитых, но и развивающихся стран. При этом она старалась не допустить создания единого фронта своих партнеров против нее и добиваться ослабления их натиска на ее позиции, используя противоречия между ними.

Если в 1970-е годы основной задачей японской дипломатии было обеспечение экономических интересов страны и укрепление ее внешнеторговых позиций, то к началу 1980-х большее значение стало придаваться повышению политического статуса страны в решении глобальных проблем. Другими словами, сотрудничество Японии в «семерке» по времени совпало с наметившейся тенденцией перехода от преимущественно «экономической дипломатии» во внешней политике к диверсифицированной. Во многом это была адекватная реакция на набиравший силу процесс глобализации. В официальном издании японского МИДа за 1981 г. отмечалось: «Изменения на мировой арене требуют, чтобы Япония самостоятельно и активно участвовала в формировании и укреплении международных отношений. Роль, которую должна сыграть наша дипломатия, становится важной в условиях возросшей за последние годы динамичности и нестабильности международной обстановки в политической, военной и экономической сферах».

В соответствии с намеченным курсом Япония усилила внимание во внешней политике к Азиатско-Тихоокеанскому региону. В 1978 г. был подписан японо-китайский договор о мире и дружбе. Ему предшествовали напряженные переговоры по целому ряду вопросов, и, прежде всего, о так называемом гегемонизме. При подписании коммюнике 1972 г. этот вопрос не вызывал особых разногласий и было просто записано: «Нормализация отношений между Японией и КНР не направлена против какой-либо третьей страны. Ни одно из двух государств не должно добиваться гегемонии в АТР, и каждая выступает против попыток любой страны и группы стран установить такую гегемонию».

При подготовке договора Китай требовал, чтобы Япония четко поддержала его антисоветскую линию. Однако, проводя политику «равной удаленности», она не хотела обострять отношения с СССР, поскольку прекрасно понимала, что пункт о гегемонизме направлен именно против него. И вновь было найдено компромиссное решение, повторена вышеуказанная формула коммюнике и добавлено, что «настоящий договор не будет влиять на позиции каждой из договаривающихся сторон в отношениях с третьими странами». Тем самым Япония хотела показать в первую очередь Советскому Союзу, что договор касается только двух стран и не направлен против кого-либо. Это было ответом СССР на его обвинение Японии в сговоре с КНР. Тем не менее, в 1979 г. Советский Союз разместил на Южных Курилах в дополнение к пограничным войскам части регулярной армии, что осложнило японо-советские отношения.

Именно в этот период отношения со странами АТР становятся приоритетными не только в экономике, но и во внешней политике Японии (до сих пор они, в частности страны АСЕАН, находились на периферии ее интересов). Это нашло отражение в так называемой доктрине Фукуда (Фукуда Такэо, премьер-министр в 1976–1978 гг.). В своем обращении к странам ЮВА он заявил, что Япония никогда вновь не станет военной державой, призвал к чистосердечному доверию и пониманию во всех сферах, заверил страны АСЕАН в своей поддержке, наметил такую же политику в отношении стран Индокитая.

Последующие премьеры неоднократно озвучивали примерно те же положения, но активизация политики Японии на этом направлении связана с именем Накасонэ Ясухиро (премьер-министр в 1982–1986 гг.), который призвал перейти от деклараций к конкретным делам. Суть его политики состояла в том, что Японии через решение экономических проблем и проблем безопасности необходимо перейти к наращиванию политического влияния. При этом и Япония, и страны АСЕАН полагались на присутствие в регионе США. С этого времени Япония стала принимать самое активное участие во встречах, совещаниях, саммитах, конференциях стран этого региона.

Окончательно внешнеполитический курс Японии в отношении стран АТР был сформулирован в «трех принципах Такэсита» (Такэсита Нобору — премьер-министр в 1987–1989 гг.): уважать взгляды стран АСЕАН, поддерживать и развивать систему свободной торговли, развивать в регионе многосторонние прочные связи. Его лозунг — «Думать вместе и двигаться вместе». Так Япония стремилась создать свой новый имидж в глазах азиатских народов.

Заложенная с начала создания ЛДП фракционная структура неминуемо вела к ее окостенению, несменяемости лидеров, препятствовала притоку молодого поколения политиков, другими словами, лишала партию способности к саморазвитию. Этот дисфункциональный потенциал особенно возрос с созданием суперфракции Танака-Такэсита, которая фактически монополизировала власть внутри ЛДП. К концу 1970-х годов борьба между лидерами фракций сменилась фактической борьбой за поддержку руководителя этой фракции, который стал могущественным теневым лидером.

Это был чрезвычайно важный период для формирования будущей правящей политической элиты, ибо большинство активно действовавших впоследствии политиков в рядах не только ЛДП, но и оппозиционных партий были выходцами из этой суперфракции. Возглавил ее единственный из японских премьер-министров, не имевший высшего образования, — К. Танака. Несмотря на короткий срок официального пребывания у власти (1972–1974), он оказал чрезвычайно большое влияние на процесс складывания правящей элиты и на всю внутриполитическую жизнь страны. При нем была создана своего рода двойственная структура власти: ЛДП в стране и суперфракции в партии. Вынужденный уйти в отставку из-за скандала, связанного с получением взятки от американской компании «Локхид», он пережил арест в 1976 г. Выйдя из тюрьмы под залог, Танака прошел через длительное судебное разбирательство, закончившееся приговором к четырем годам тюремного заключения в 1983 г. Тем не менее, он продолжал практически возглавлять фракцию, хотя формально и покинул партию. На выборах в палату представителей парламента в 1986 г., уже после вынесения приговора, который был обжалован в высшей судебной инстанции и никак не вступал в силу, К. Танака в своем «родовом» округе получил в два раза больше голосов, чем ближайший соперник из семи претендентов. Даже после отставки он регулировал назначения премьер-министров. В частности, Я. Накасонэ получил этот пост во многом благодаря его поддержке.

В 1985 г. К. Танака был устранен из руководства суперфракции не оппонентами, реформаторами или интеллектуалами, а ближайшими соратниками. Они использовали типичный для японской политической культуры прием — создали внутри фракции Общество творческой политики якобы для изучения положения дел в своих рядах. Это был своеобразный механизм для вербовки союзников. В июле 1987 г. они официально объявили о создании новой суперфракции, к которой присоединились 115 человек. Итак, хотя К. Танака ушел с политической арены, созданная им машина продолжала работать.

Несмотря на серьезные кризисные явления в ЛДП и некоторое ослабление в связи с этим ее позиций, ни одна из оппозиционных партий не могла соперничать с ней в борьбе за власть, ибо оппозиция никогда не предлагала позитивных, конструктивных действий, а лишь все подвергала критике. Либерал-демократы внимательно следили за маневрами оппозиции и заигрывали с центристскими партиями, вселяя в них надежды на возможность формирования консервативно-центристского правительства, тем более, что центризм этих партий все больше сближался с неоконсерватизмом ЛДП. Однако убедительная победа последней в 1986 г. на двойных выборах, т. е. одновременно состоявшихся в палату представителей и палату советников, на которых ЛДП получила соответственно 300 и 137 мест (предельно высокий показатель), окончательно рассеяла иллюзии оппозиционных партий относительно возможности коалиции с какой-либо частью консерваторов.

Таким образом, в формате «системы 1955 г.» постепенно изменилось соотношение сил не только между основными партиями (ЛДП, СПЯ), но и между ними и вновь появившимися. Если на всеобщих выборах 1958 г. основные партии в совокупности получили 91 % голосов избирателей, то в 1986 г. — только 66,6 %.

Новая суперфракция функционировала до 1992 г., хотя кризис правящей элиты обозначился с отставкой в 1989 г. кабинета Н. Такэсита, поражением ЛДП на выборах в палату советников в том же году и последовавшей затем не свойственной японской политической системе чехардой премьер-министров (за один 1989 г. сменилось фи главы правительства). В связи с грандиозным скандалом, связанным с подкупом значительного числа политиков и высших государственных чиновников фирмой «Рикруто», Н. Такэсита на посту премьер-министра на несколько месяцев в 1989 г. сменил Уно Сосукэ. Он не был замешан в скандалах, связанных с коррупцией, но пострадал от скандала, имевшего отношение к его моральному облику. ЛДП нужна была передышка, и премьером стал сравнительно мало известный, но имевший имидж «чистого» политика Кайфу Тосики (премьер-министр в 1989–1991 гг.), который связал свою судьбу с проведением назревшей политической реформы.

Решение социально-экономических и политических проблем (1990–2000)

До начала 1990-х годов Япония демонстрировала удивительные адаптационные возможности своей экономики, которые позволяли ей находить выходы из, казалось бы, неразрешимых ситуаций. На протяжении последних сорока лет она накопила огромное количество государственного и частного богатства. С каждым годом рос жизненный уровень населения, о чем свидетельствует тот факт, что свыше 90 % японцев стали относить себя к среднему классу.

Одновременно в стране и за рубежом ожидалось еще большее, фактически безграничное процветание экономики в 1990-е годы. Считалось, что XXI век будет «веком Японии». Но надежды не оправдались. Более того, страна пережила серьезный кризис и вошла в период затяжной рецессии. Причины сложного положения в рассматриваемый период обнаружились уже на предшествующих этапах — некоторые параметры ее структуры и особенности хозяйственного уклада перестали соответствовать требованиям открытой экономики.

Перед Японией встала необходимость выработать новую модель развития, т. е. требовалось создать систему, которая могла бы поддерживать зрелую экономику, хотя и динамичную, но отягощенную таким фактором, как старение населения. Патерналистская система с регулирующей ролью государства, которая создала индустриальную базу страны, уже не подходила для эры высоких технологий.

В 1990-е годы Япония начала коренное реформирование практически всех сфер жизнедеятельности общества, и в связи с этим в мире заговорили о новом, «третьем» открытии, или о новой «реставрации» по типу реставрации Мэйдзи. «Вторым» открытием считаются послевоенные системные реформы в условиях общей демократизации общества.

Как высокоразвитая страна, Япония должна была сама предложить миру лучшую модель развития, задействовав все свои не востребованные ранее, находящиеся в латентном состоянии силы. Нужна была новая социально-экономическая концепция, поскольку ни японская патерналистская система при руководящей роли государства, ни безусловное заимствование американской разновидности капитализма не соответствовали новым требованиям бурного развития информационных технологий.

Реформы были заявлены, но продвигались вперед вяло. Мощная основа японского народного хозяйства вплоть до конца XX в. предотвращала угрожающее положение, в котором оказались более уязвимые экономики индустриализирующихся азиатских стран. В принципе в Японии этот же фактор позволял откладывать в долгий ящик давно назревшие реформы. Политическая элита не спешила с принятием непопулярных экономических мер, поскольку от старта реформ до их успешной отдачи лежит обычно достаточно длительный и непростой путь.

В 1990-е годы Япония столкнулась с особой природой вызовов, на которые она должна была дать ответы. Являясь одной из немногих промышленно развитых азиатских стран, она пережила наряду со специфическими проблемами кризиса в Азии в 1997–1998 гг. и структурный кризис, свойственный всем развитым экономикам.

Предпринимательская структура, методы управления трудом и система государственного регулирования, сложившиеся в предыдущие периоды, весьма эффективно действовали, пока Япония развивалась по так называемой догоняющей модели. Она использовала готовые схемы других промышленно развитых стран, имеющиеся передовые технологии, доказавшие свою эффективность экономические институты. Все это осуществлялось при активном участии государства, которое определяло приоритеты, разрабатывало программы, формулировало концепции развития.

В то же время сосредоточение усилий на развитии экспортно-ориентированных отраслей при сохранении протекционистской политики в сфере внутреннего рынка, т. е. преднамеренное ограничение конкуренции, привело к снижению общего уровня производительности, углубило отраслевые диспропорции, вызвало разрыв между ценами внутреннего и мирового рынка. Таким образом, то, что в свое время было двигателем ускоренного развития, в условиях зрелой экономики и интернационализации всей хозяйственной жизни стало тормозом. Эта система уже не могла обеспечить эффективное распределение капитала, труда, земли и технологий, поскольку в развитой и открытой экономике правительство не может определять все нужные направления развития хозяйства в целом. И Япония медленно, но верно начала переход от широкого государственного контроля к свободному рынку.

Ключевым моментом для всей японской экономики стал крах в 1989 г. так называемого мыльного пузыря (термин ведет происхождение от скандала, разразившегося в Англии в XVIII в. вокруг спекуляций с акциями «South Sea Company») — специфического механизма экономического роста на основе повышения цен на акции и землю, оторванного от их реальной доходности. Другими словами, спекулятивный характер экономического бума абсолютно не был связан с деятельностью реального сектора экономики. Создавшаяся огромная денежная масса от спекулятивных сделок при изменении условий спроса отчасти хлынула на рынок товаров и услуг, и цены на них рухнули. Иначе говоря, излишние размеры платежных средств «растаяли», и «мыльный пузырь» лопнул. Общая стоимость акционерного капитала упала за 1990–1992 гг. на 60 %, а общее падение цен на землю составило 15–20 %.

Больше всего пострадали японские банки, которые внезапно обнаружили, что предоставлявшиеся ими без серьезной проработки кредиты своим промышленным компаниям привели к образованию огромных сумм «плохих» долгов (сумма безнадежных долгов, включая обязательства перед региональными банками и кредитными кооперативами, составила на август 2000 г. свыше 80 трлн. йен). В результате в стране начался беспрецедентный кризис банковской системы, приведший к краху одного из крупных общенациональных банков, «Хоккайдо такусёку», а затем — четвертой по величине компании по операциям с именными бумагами, «Ямаити», и резкому снижению рейтингов других банков.

На протяжении 1990-х годов наблюдалось два спада конъюнктуры — в 1992–1993 гг. с замедлением темпа роста ВВП и абсолютным падением промышленного производства и в 1997–1998 гг. с абсолютным падением обоих показателей. Динамика роста ВВП в первый период поддерживалась временным снижением налогов, увеличением расходов на общественные работы (традиционные для Японии способы поддержания конъюнктуры) и экспортом, а во второй — только экспортом. Среднегодовые темпы прироста ВВП в 1991–1996 гг. держались на уровне 1,8 %. В 1999 и 2000 гг. они составили 0,8 и 1,5 %.

В период 1992–1999 гг. правительство разработало девять крупномасштабных программ стимулирования экономики (на общую сумму 1,2 трлн. долл.). Эти колоссальные расходы привели к значительному бюджетному дефициту (в отношении к ВВП он составлял в 1990–1999 гг. 1,4–7,8 %) и большому государственному долгу, который ложился тяжелым бременем на экономику (в 1990 г. — 56 % ВВП, в 1999 г. — 96,5 %).

Правительство понимало, что в обществе назрела потребность полномасштабной реформы всей управленческой структуры (административного аппарата, государственных финансов, системы общественного предпринимательства, полномочий органов власти, механизма взаимоотношений государства и бизнеса). При этом в экономической сфере оно пыталось совместить продолжение либеральных реформ (прежде всего, процесса дерегулирования, который начался еще в 1980-е годы) с антикризисным управлением путем расширения государственного участия в экономике. Однако главным направлением реформирования являлась финансовая сфера с упором на слияние банков и промышленная — с консолидацией предприятий.

Реформа в финансовой сфере опиралась на опыт Великобритании, где в середине 1980-х годов были проведены мероприятия, получившие название «большой взрыв». В Японии подобные мероприятия должны были не только оздоровить фондовую биржу (что было целью в Англии) и ликвидировать некоторые препятствия на пути проникновения иностранного капитала, но и изменить функционирование всех японских финансовых рынков, включая банковскую сферу. До реформы большая часть огромных финансовых средств размещалась в банковском секторе или системе почтовых сбережений. Затем под низкие проценты при жестком правительственном регулировании они выдавались в качестве займов государственным предприятиям или компаниям-фаворитам.

Реформирование финансовой системы началось в 1998 г. Правительство поставило целью сделать ее более транспарентной и доступной, ослабив контроль над страховым делом и операциями с ценными бумагами, предоставляя скидки по налогам для корпораций и ограничив регуляторские полномочия Министерства финансов, создав для этого комиссию по финансовой реконструкции, финансовое контрольное управление и пр. Реформу планировалось завершить в 2001 г.

Правительство активно занималось проблемой ликвидации «плохих» долгов, приняв пакет мер по их списанию, и финансовой поддержки банков, включая финансирование их капитальной базы. Одни банки были национализированы, другие закрыты, третьим предлагалось объединиться в обмен на получение государственных средств. Число крупных банков сократилось с 21 до 15, предполагалось, что затем их останется только 10. Одновременно проводилось дерегулирование финансовой сферы, направленное на открытие финансовых рынков, на поощрение инноваций, ликвидацию препятствий для деятельности иностранных компаний и введение новых финансовых продуктов.

Такая политика привела к росту прямых иностранных инвестиций, рекордно высокий приток которых был достигнут в 2000/01 фин. г., составив 3125 млрд. йен (около 26 млрд. долл.). Например, в финансовой сфере под контроль инвестиционной компании «Меррил Линч» попала значительная часть сети брокерских отделений инвестиционного банка «Ямаити», а малоизвестная американская финансовая структура «Риплвуд» начала подчинять себе Японский банк долгосрочного кредитования — один из крупнейших в стране. Иностранные брокеры захватили почти 40 % рыночной доли на Токийской фондовой бирже, а американская фирма «Голдман Сакс» за три года стала в Японии шестой по величине компанией по управлению взаимными фондами.

Иностранные компании скупали также акции японских корпораций, что ранее считаюсь недопустимым. Но в связи с резким падением прибыльности японские фирмы, в свою очередь, вынуждены были обращаться к иностранным инвесторам. Последние приобрели большое количество акций японских фирм, действующих на Токийской фондовой бирже. Так, например, французская компания «Рено» приобрела 36,8 % акций корпорации «Ниссан», «Даймлер-Крайслер» — 43 % акций «Мицубиси моторс». «Бритиш телеком» совместно с американской «Эйти энд Ти» — 30 % акций «Джапан телеком».

Другими словами, вторая экономика в мире впервые в значительных масштабах открылась для зарубежных инвесторов. Однако и в конце 1990-х годов осуществление прямых иностранных инвестиций по-прежнему сталкивалось в Японии со многими трудностями, связанными, в частности, с различиями в культурных традициях и менталитете. На 1998 г. совокупный объем иностранных инвестиций составил менее 1 % ВВП Японии (в США этот показатель в десять раз больше).

При этом филиалы иностранных фирм в Японии обеспечивали новые рабочие места (например, американские компании предоставили работу примерно 400 тыс. человек). Прибыль на вложенный капитал и размер выплачиваемых дивидендов у них был также значительно (примерно в три раза) выше. Кроме того, они импортировали в два раза больше товаров и услуг, чем экспортировали; на их долю приходилось в конце XX в. 14 % японского импорта. Это было особенно важно ввиду несбалансированности внешнеторгового оборота Японии.

В условиях рецессии многие промышленные компании во второй половине 1990-х годов терпели убытки из-за избыточных мощностей и нанимаемой рабочей силы, а также неоплаченных кредитов (в 1999 г. оказалась убыточной даже такая крупная машиностроительная фирма, как «Мицубиси дзюкогё»). Убыточность была связана также с растущей стоимостью капитала, низкими прибылями, усилением глобальной конкуренции и революцией в сфере информационных технологий. Полому компании стремились провести реструктуризацию путем консолидации и слияний. В целях повышения эффективности они добровольно снижали административные расходы, осуществляли кадровые перемещения, снижали заработную плату управленческого аппарата, т. е. сокращали расходы, концентрируя внимание на наиболее прибыльных аспектах деятельности, уходя из неприбыльных видов бизнеса. Получение прибыли выдвинулось на первый план. Это приводило к нарушению прежних принципов группирования и сокращению практики перекрестного владения акциями.

В процессе реструктуризации промышленности встал вопрос о мелких и средних предприятиях, которые играли в Японии конца века особую роль, составляя 99 % общего числа предприятий и поглощая почти 89 % рабочей силы. Многие из них образовывали нижние слои вертикальных объединений кэйрэцу, и при реструктуризации и сокращении производства в головной компании их положение резко ухудшалось из-за уменьшения объемов заказов (субподрядных работ), снижения цен и пр. За 1990-е годы закрылось примерно 35 % таких предприятий (катастрофическое число банкротств заставило правительство в 1998 и 1999 гг. разработать меры по гарантии предоставления кредитов мелким и средним предприятиям). Многие компании были вынуждены отказываться от традиционного предпочтения ведения дел на основе партнерства в рамках объединений и заботиться больше о ценах и конкурентоспособности товаров, чем о своих обязательствах перед друг ими членами группы.

В то же время, несмотря на весьма серьезные трудности и вялые, а в отдельные годы и отрицательные, показатели экономического роста, Япония продолжала оставаться одной из наиболее развитых стран современного мира, имея достаточный потенциал и неплохие возможности для выхода из создавшейся ситуации.

ВВП Японии в номинальном выражении в 1998 г. составлял 4,9 трлн. йен. По размерам же национального дохода на душу населения (33,7 тыс. долл.) она занимала одно из первых мест в мире, значительно превысив соответствующий показатель таких стран, как Германия, Швеция или Великобритания.

Япония оставалась крупнейшим мировым кредитором. В 1998 г. японские прямые зарубежные инвестиции составили 5,2 трлн. йен, а чистые внешние активы, которые в 1990-е годы постоянно росли (исключение — 1994 год, хотя в долларовом выражении падения не было), оценивались в 133 трлн. йен. С середины 1989 г. Япония прочно удерживала первое место среди развитых стран по размерам официальной помощи развитию. По расходам на НИОКР (по официальному валютному курсу) она занимала в конце 1990-х годов второе место в мире после США, намного опережая следующую за ней Германию.

Япония является одним из крупнейших экспортеров и импортеров в мире после США и Германии. В 2000 г. на нее приходилось 7,5 % общего объема мирового экспорта и 5,7 % — импорта. Уровень конкурентоспособности японской продукции еще достаточно высок, хотя в мировом рейтинге по этому показателю она переместилась с 14-го в 1999 г. на 21-е место в 2000 г. В течение рассматриваемого периода страна имела активный торговый баланс, который в отдельные годы достигал 14 трлн. йен (107 млрд. долл.). За ней осталось также и первое место в мире по золотовалютным резервам, которые на конец 2000 г. превысили 360 млрд. долл. В Японии сохранялась высокая норма личных сбережений (хотя это и не всегда положительно влияет на экономику в условиях недостатка потребительского спроса): частные финансовые активы населения в 1997 г. оценивались в 1230 млрд. йен, или 9,7 млрд. долл. В то же время в стране сохранялся низкий уровень налогообложения (самый низкий среди развитых стран: поступления от налогов составляли лишь 29 % ВВП против 42 % в странах ЕС).

Можно также добавить, что огромный государственный долг Японии в сопоставлении с ВВП на самом деле ненамного больше, чем в других развитых странах. Так как его надо подсчитывать исходя из цифр чистого государственного долга, т. е. за вычетом из суммарных долговых обязательств всех активов государственного сектора, ибо половина государственных ценных бумаг находилась в фондах, являющихся собственностью правительства. Кроме того, лишь 10 % ценных бумаг японского правительства находилась в руках иностранцев (в США, например, 40 %). Учитывая менталитет японцев, правительство не очень беспокоилось, что жители все сразу внезапно предъявят их к оплате (как это могут сделать иностранцы). И еще один штрих. Самым большим должником Японии являются США в виде накопленных японскими инвесторами облигаций их государственного займа. Продажа хотя бы половины этих облигаций, имеющихся в портфелях японских финансовых институтов, позволила бы раз и навсегда покончить с «плохими» долгами. Япония, конечно, никогда не поступила бы так (ибо это привело бы к резкому снижению курса доллара и соответственно краху ее собственных финансовых рынков), но при этом она вполне могла отвергать вмешательство в ее внутренние дела как со стороны США, так и международных финансовых институтов.

И наконец, нельзя не отметить, что в Японии в течение многих лет продолжал оставаться сравнительно низкий уровень безработицы, хотя в годы рецессии он поднялся весьма значительно: в 1997 г., например, этот показатель составил 3,4 % против 4,9 в США, 5,7 — в Англии, 11,4 — в Германии и соответственно 12,3 и 12,5 % в Италии и Франции. В 2001 г. уровень безработицы перешагнул пятипроцентный барьер, что было прямым следствием проводимой реструктуризации промышленности. Последняя не может также не повлечь за собой серьезные изменения в трудовых отношениях, стабильный и мирный характер которых руководители крупного бизнеса на протяжении десятилетий признавали доминантой развития экономики. Система трудовых отношений, основанная на консенсусе и компромиссе, обладает высокой адаптивной способностью. И неудивительно, что в этой стране в течение 1990–1999 гг. в результате забастовок ежегодно терялось максимум лишь три рабочих дня, в то время как в Швеции — 50, США — 40, Англии — 29 и Германии — 12 дней.

Базисная триада развития и регулирования трудовых отношений, сложившаяся в период высоких темпов роста, про должала действовать и в 1990-е годы, но при этом постоянно шел процесс трансформации и модернизации этих отношений в целом и их отдельных компонентов.

В условиях неблагоприятной конъюнктуры особенно остро проявлялись негативные стороны системы пожизненного найма. Она поставила работника в слишком большую зависимость от предприятия, что во все большей степени становится неприемлемым для молодежи, стремящейся получить возможность менять место работы.

Фирмам, в свою очередь, нередко было экономически невыгодно сохранять прежние отношения со своими работниками. Кроме того, для динамичного развития хозяйства сейчас настоятельно требовалось перемещение работников из неконкурентных отраслей и секторов в новые, быстро растущие. В современных условиях уже невозможно приспосабливаться к переменам в экономике традиционными методами, не увольняя наемных работников, а перемещая их в рамках одной компании, снижая заработную плату, ожидая выхода их на пенсию по достижении предельного возраста работы для данного предприятия или по возрасту вообще (как это было, например, во время структурной перестройки в 1970-1980-е годы). В конце XX в. большинство фирм даже поощряли наемных работников к тому, чтобы они раньше уходили на пенсию. Компании, как правило, строили свои планы реструктуризации с расчетом на досрочный уход работников на пенсию и замораживание заработной платы, но не прибегали к массовым увольнениям по американскому образцу.

В 1990-е годы рынок труда в Японии, как и в других развитых странах, начал сталкиваться с трудностями из-за сокращения рождаемости и быстрого старения населения. Правда, по классификации, используемой экспертами ООН, японское общество еще не было самым старым среди развитых стран, но скорость процесса выделяла Японию из их числа: только с 1995 по 1998 г. доля лиц старших возрастов выросла с 14,3 до 16,2 %. И перспективы в этом направлении далеко не утешительные. По прогнозам, к 2015 г. доля лиц старше 65 лет возрастет до 25,2 %, а к 2050 г. — до 32,3 %.

Правительство и предприниматели принимали меры, чтобы адаптировать систему занятости к такой демографической ситуации и сформировать общество наемных работников «без возраста». При найме приоритет решено было отдавать индивидуальным достоинствам претендента без различия возраста, пола и прочих условий. Пристальное внимание к проблеме старения населения обусловлено и тем, что она влечет за собой серьезные социально-экономические последствия, являясь в целом тормозом экономического развития, увеличивая бремя социальных расходов и вызывая необходимость изменения менталитета, прежде всего, молодого поколения, на которое как раз и падет основная социальная нагрузка.

Предвидя нехватку в будущем рабочей силы, правительство приняло законодательные меры, чтобы привлекать на работу в Японию иностранных специалистов, делая их пребывание в стране достаточно комфортным. По расчетам специалистов ООН, Японии придется принять к середине XXI в. свыше 33 млн. иностранцев (включая членов их семей). На рубеже веков их численность составляла примерно 1,2 % от общего числа жителей (нелегалы, конечно, не включены).

Затянувшаяся экономическая депрессия в 1990-е годы не очень сильно сказалась на уровне и качестве жизни населения, т. е. на его повседневной жизни. Хотя в этот период, в отличие от предыдущего, замедлился рост реальных доходов населения (заработная плата почти не росла, а в некоторые годы даже снижалась), в целом по объему и структуре расходов на приобретение товаров и услуг Япония находилась на уровне большинства развитых стран, а по степени распространения электронной и электробытовой техники занимала одно из первых мест в мире. Особо надо отметить структуру питания японцев, которое признано в Европе и США здоровым и правильным. Кроме того, в Японии был достаточно высок уровень медицинского обслуживания, наблюдалось сравнительно хорошее состояние окружающей среды. Страну отличал низкий уровень преступности (Токио считался самым безопасным среди крупных городов мира) и высокая раскрываемость преступлений, особенно тяжких (в 1998 г. было раскрыто 98,5 % убийств). Другими словами, условия жизни японцев комфортны. Зримым тому доказательством являлась самая высокая среди развитых стран продолжительность жизни — в 1998 г. 84 года для женщин и 77 — для мужчин.

Опыт предыдущего развития Японии дает возможность предположить, что и в XXI в. в условиях глобализации национальные особенности будут продолжать играть важную роль в успехе или неуспехе ее социально-экономического развития. Как ни одной другой азиатской стране Японии присуща этническая, религиозная, культурная и социальная однородность, что вкупе с удаленным географическим положением обеспечивает определенную степень национальной сплоченности. Когда речь заходит о национальных интересах, а конкретно — о кардинальных реформах, то возможно достаточно быстро установить консенсус, который поможет переломить ситуацию последнего десятилетия XX в. Однако, поскольку решение структурных проблем требует значительного времени, можно полагать, что позитивные результаты реструктуризации будут достигнуты не так быстро.

Окончание холодной войны, прекращение острой межсистемной конфронтации в мире, сдвиги в геополитическом раскладе сил, появление новых проблем и угроз на глобальном и региональных уровнях заставили Японию начать пересмотр стратегических и тактических задач во внешней политике, активизировать усилия по их претворению в жизнь. Распад СССР и крах коммунистической идеологии создали предпосылки для эволюции всей послевоенной системы безопасности, так как она базировалась на советско-американской конфронтации. Непосредственно на японо-американский альянс завершение периода холодной войны прямого воздействия не оказало, но изменение послевоенной системы международных отношений не могли не сказаться на внешней политике страны. Оставаясь в рамках союза со своим главным стратегическим партнером, Япония начала активизировать практически все направления внешнеполитической деятельности.

Определяя приоритеты на 1990-е годы, МИД страны выдвинул на первый план программу расширения международного сотрудничества с упором на увеличение экономической помощи, активное участие в деятельности ООН, в том числе в миротворческих операциях, расширение культурного обмена, решение экологических проблем, поддержание международной торговли. И только затем, в порядке их значимости, перечислялись географические направления внешней политики США, Западная Европа, Азия, СССР, Китай. Япония не только расширяла свои глобальные позиции, но и искала пути более глубокого проникновения в мировое экономическое пространство. Другими словами, происходила определенная глобализация внешней политики.

Однако агрессия Ирака против Кувейта в 1990 г. бросила вызов всему новому мировому порядку, неотъемлемой частью которого провозглашала себя Япония. Война в Персидском заливе (февраль 1991 г.) оказала серьезное влияние на изменение внешней политики страны, прежде всего, в отношении обороны и безопасности, а также затронула и внутриполитические проблемы. Встал вопрос о необходимости приведения ст. 9 конституции в некоторое соответствие с потребностью участия во внешнеполитических акциях по наказанию агрессора, а также о степени подчиненности внешнеполитического курса Японии в области обороны и безопасности международно-политическому курсу США. Надлежало также решить вопрос о степени согласованности политики Японии и стран АСЕАН.

Участие Японии в акциях мирового содружества против Ирака вкратце сводилось к дилемме: деньги или люди и деньги. Иначе говоря, должна ли страна оказывать только финансовую и техническую помощь в проведении операции «Буря в пустыне» или личный состав японской армии — Сил самообороны — должен принять непосредственное участие в боевых действиях. Япония не располагала законодательной базой для прямого и непосредственного участия своей армии в миротворческих операциях ООН. Поэтому правительство Японии сосредоточилось на оказании финансовой поддержки странам Персидского залива, понесшим материальный ущерб, и многонациональным вооруженным силам антииракской коалиции. Всего Япония выделила 13 млрд. долл., из них только 2 млрд. пошло на помощь арабским странам, а остальные — многонациональным силам.

Несмотря на это, США и страны Запада негативно отнеслись к позиции Японии, обвинив ее в том, что она снова решила «отсидеться», «откупиться» от решения общих проблем. Сильнее зазвучали такие характеристики страны, как «экономическое животное», «политический карлик с большим кошельком» и т. п. Позицию Японии не без иронии в зарубежной прессе оценивали формулой «Слишком мало, слишком поздно». О ней говорили, как о странной политической аномалии: «экономическая сверхдержава без соответствующей военной политики и политического руководства».

Без преувеличения можно сказать, что война в Персидском заливе стала определенным переломным моментом в послевоенной истории Японии. Она заставила правящую элиту кардинально переосмыслить политическую роль страны на международной арене, задуматься о повышении своей значимости для решения общих мировых проблем. События выявили, прежде всего, разность подхода к ним внутри Японии (наличие достаточно сильной оппозиции политике правительства в отношении поддержки мирового сообщества) и вне ее. За рубежом пацифизм Японии называли проявлением безответственности и попыткой оправдать свое бездействие. Изоляционистская позиция страны нанесла несомненный ущерб ее международному престижу и поставила под сомнение дееспособность внешней политики.

В частности, японский министр иностранных дел не был приглашен после окончания боевых действий на мирную конференцию по Ближнему Востоку в Мадриде. Наиболее открыто выразил свое недовольство позицией Японии сам Кувейт. Правительство этой страны закупило целую рекламную полосу в «Нью-Йорк таймс», чтобы выразить благодарность всем, кто принимал участие в ее освобождении, не включив в список только Японию.

Позиция Японии во время войны в Персидском заливе вновь подтвердила зависимость ее оборонной политики от военной политики США. Можно с уверенностью сказать, что она не слишком опасалась за судьбу нефтеносной зоны, понимая, что нежелательного исхода США просто не допустят. Другими словами, Токио вновь вручил защиту своих национальных интересов главному стратегическому партнеру, а основное внимание в это время было направлено на страны АСЕАН, ибо ее собственный внешнеполитический курс, как и раньше, был спроецирован на АТР. В условиях смягчения конфронтации между двумя сверхдержавами на рубеже 1980-1990-х годов, потепления отношений между Китаем и Вьетнамом создались возможности, в частности, для поисков путей и способов урегулирования конфликта в Камбодже. Политические инициативы Японии в этом направлении явились, по сути, первой серьезной попыткой опрокинуть бытующее на мировой арене мнение о ней как об «экономическом гиганте, но политическом карлике». Безусловно, главным рычагом японской дипломатии в Камбодже была финансовая помощь.

Для повышения политической роли в АТР у Японии был мощный экономический и финансовый базис. Она являлась крупнейшим торговым партнером стран АСЕАН в целом и по отдельности. Следует отметить особенность ее экономического проникновения в страны региона. Японские инвестиции направлялись, прежде всего, на создание базы для завершения производства продукции, которая затем шла на японский рынок или рынок третьих стран, не составляя, таким образом, конкуренции местному бизнесу. Такое положение устраивало как Японию, так и страны АСЕАН.

Токио постоянно подчеркивал, что его военная политика направлена на самооборону и не выходит за пределы военного сотрудничества с Вашингтоном, а точнее — участия в региональной политике последнего. При этом обе стороны признавали безусловную значимость своего военного присутствия в АТР. Однако по мере постепенного уменьшения американского военного присутствия в Азии Японии приходилось брать на себя некоторые прежние функции и обязанности Соединенных Штатов. Она с удовольствием выступала здесь в роли миротворца, стремясь изгладить из памяти азиатских народов тяжелые воспоминания периода Второй мировой войны. В 1993), премьер-министр М. Хосокава начал серию извинений перед народами региона за действия Японии в 1920-1940-е годы, назвав их «агрессивной войной», что вызвано недвусмысленное недовольство консерваторов, считавших, что вопрос давно закрыт.

Во внешнеэкономическом и внешнеполитическом курсах применительно к странам АСЕАН Япония в основном придерживалась принципа «отделения политики от экономики». Модернизация экономики этих стран была по существу невозможна без экономической помощи Японии, и она ее предоставляла. Впрочем, экономическая кризисная ситуация в Азии в 1997–1998 гг. потребовала от Японии адекватной реакции, но та не смогла предложить азиатским странам пути оживления их экономик.

Одной из внешнеэкономических инициатив считалась предложенная в 1997 г. «евразийская дипломатия» Хасимото Рютаро (премьер-министр в 1996–1998 гг.). В ней были четко обозначены новые направления — японо-российское, японо-китайское и Япония — страны «шелкового пути», т. е. Центральной Азии.

Японо-российское направление в рамках отношений США-КНР-Япония-Россия было к тому времени наименее разработано. Японская сторона предложила развивать его на основе трех принципов: «доверие», «взаимные интересы», «долгосрочные перспективы». Главным камнем преткновения в отношениях с Россией являлась нерешенная проблема территориального размежевания, или, как ее называют японцы, «проблема северных территорий» (речь идет о четырех островах Южно-Курильской гряды — Кунашире, Итурупе, Шикотане, Хабомаи, которые Япония считает своей территорией, потерянной после поражения во Второй мировой войне), и заключение мирного договора. Безусловно, отсутствие мирного договора между Японией и Россией, дипломатические отношения между которыми с 1956 г. развивались с переменным успехом, но явно не худшим образом, явление ненормальное. Все это время договор не был заключен из-за того, что японская сторона жестко увязывала этот вопрос с решением «территориальной проблемы», а советская сторона долгие годы просто не признавала существования такой проблемы.

Прорыв в территориальном вопросе Япония связывала с первым в истории японо-советских отношений визитом в 1991 г. высшего должностного лица СССР — президента М.С. Горбачева. Япония рассчитывала на «подарок» с его стороны — решение о передаче хотя бы части требуемых территорий, однако эти надежды не сбылись. Первым шагом конструктивного подхода в японо-российских отношениях можно считать Токийскую декларацию 1993 г., подписание которой явилось результатом визита президента РФ Б.Н. Ельцина в Японию. Этот документ реанимировал и выводил на новый качественный уровень двусторонние отношения по многим показателям. Было выражено общее понимание необходимости преодоления тяжелого наследия прошлого, признано необходимым продолжать переговоры с целью заключения мирного договора.

До середины 1990-х годов японский истеблишмент был глубоко убежден в том, что в развитии двусторонних отношений заинтересована, прежде всего, Россия, которая ради «японских денег» (будь то инвестиции, технологии или гуманитарная помощь) может пойти на серьезные односторонние территориальные уступки. Р. Хасимото был первым из высшего японского руководства, кто сумел более реалистично оценить ситуацию и понять, что договор должен представлять взаимовыгодный обмен, а не одностороннюю уступку. Завершением неоднократных продуктивных переговоров между лидерами двух стран явилась Московская декларация об установлении созидательного партнерства между Японией и Российской Федерацией (1998 г.).

Продвижением к поставленной цели, т. е. к установлению отношений партнерства, можно считать официальный визит президент В.В. Путина в Японию в сентябре 2000 г. Во время визита обсуждались проблемы стратегического сотрудничества в мировых делах, развития двусторонних торгово-экономических отношений, заключение мирного договора, и по каждой из них был достигнут определенный прогресс. Что касается первой проблемы, то впервые обе страны подписали Совместное заявление о взаимодействии в международных делах. При этом были не только зафиксированы совпадающие или близкие позиции, но и выражена поддержка в вопросах, представляющих взаимный интерес. Например, Япония признала важность интеграции России во Всемирную торговую организацию (ВТО) и выразила готовность сотрудничать в деле продвижения вопроса об ее участии в переговорном механизме Азия-Европа. Россия четко высказалась в поддержку кандидатуры Японии в постоянные члены СБ ООН, что соответствует одной из важнейших стратегических целей японской дипломатии. Итогом визита явилось и подписание программы углубленного сотрудничества в торгово-экономической области между двумя странами.

В конце 1990-х годов, несомненно, возрастала роль китайского фактора во внешней политике страны. КНР наряду с США, Европой и Японией превратилась в глобальный стратегический рынок, на котором транснациональные компании могут быстро получать прибыль. Для Японии Китай стал вторым по значению после США торговым партнером, а она заняла первое место среди его тортовых партнеров. Однако Китай все еще остается для Японии развивающейся страной, хотя именно торгово-экономические отношения были стабилизирующим фактором во всем комплексе двусторонних отношений, в которых имелись элементы напряженности.

Стержнем японской внешней политики оставались японо-американские отношения, несмотря на то что в первой половине 1990-х годов двусторонние переговоры между ними по вопросам внешней политики зашли в тупик. Однако в дальнейшем благодаря отсутствию неразрешимых проблем напряженность удалось снять. Оба государства оказались связаны тесными узами как в области политики, так и безопасности и чрезвычайно взаимозависимы в сфере экономики.

По итогам визита президента США Б. Клинтона в Токио в 1996 г. была подписана Совместная японо-американская декларация безопасности, которая не только подтвердила важную роль двустороннего военного союза для безопасности самой Японии, но и подчеркнула роль стратегического партнерства Японии и США для мира и безопасности в АТР. Более того, этим документом были заложены основы для будущего, совершенно нового по своему наполнению, двустороннего сотрудничества в сфере безопасности. В соответствии с ним в сентябре 1997 г. были опубликованы «Основные направления военного партнерства и сотрудничества США и Японии», которые заменили аналогичный документ 1978 г. Признавая все прежние договоренности, т. е. основы Сан-Францисской системы, главной целью сотрудничества была обозначена результативная и быстрая координация действий сторон в случае возникновения критической ситуации. Япония выразила готовность предоставлять материально-техническое обеспечение для коллективных усилий в области обороны за пределами ее границ. Ранее японское участие ограничивалось только ее собственной территорией. Безусловно, это позволило бы Японии играть более равноправную роль в японо-американском военном союзе.

В 1990-е годы руководство страны исходило из того, что ключевыми понятиями в XXI в. станут «глобализация», «региональная интеграция» и «национализм» (который является реакцией на два первых процесса). Оно следующим образом определяло цели внешней политики. Во-первых, неизменными останутся японо-американские отношения и по-прежнему будет отдаваться предпочтение двусторонним мероприятиям в области обороны, которые рассматриваются как основное средство сдерживания разного рода вызовов. Во-вторых, признавая связь Китая с внешним миром средством обеспечения стабильности в Азии, Япония будет углублять взаимозависимые отношения с этой страной. В-третьих, признавая большой потенциал российско-японских отношений и схожесть точек зрения и анализа многих проблем, отмечается возможность на этой основе отдавать приоритет проблемам, представляющим взаимный интерес. В-четвертых, считая отсутствие дипломатических отношений с КНДР реликтом холодной войны, Япония будет стремиться их наладить и тем самым закрыть все послевоенные проблемы. В-пятых, базовой основой дипломатии является усиление и расширение партнерства со всеми странами и регионами, а также признание помощи зарубежным странам стратегией собственной безопасности Японии. И все это должно реализовываться в формате самого активного участия в разрешении возникающих глобальных проблем.

Пожалуй, ни один период послевоенной истории Японии не был так насыщен серьезными переменами во внутриполитической жизни, как 1990-е годы. Однако у власти по-прежнему оставалась консервативно ориентированная политическая элита. Поддержка Либерально-демократической партии основной массой населения способствовала обеспечению стабильности в обществе, а неизменные симпатии бизнеса — политическое доминирование. ЛДП выступала гарантом действенности законодательной системы и определенной согласованности в отношениях между парламентом, партиями, бюрократией.

На период, конца у власти находился лидер одной из крупнейших фракций Миядзава Киити (1991–1993), пришелся пик кризиса правящей элиты, связанный с грандиозным коррупционным скандалом вокруг транспортной компании «Сагава Кюбин» (1992 г.). Арест влиятельного в политическом мире Канэмару Син, вице-председателя ЛДП, непосредственно участвовавшего в назначении премьерами Т. Кайфу и К. Миядзава, сразу поставил вопрос о новом руководителе крупнейшей фракции. В результате сложной борьбы она раскололась на две соперничающие группировки: одна во главе с Одзава Итиро (ближайшим сподвижником К. Танака) и другая — с Обути Кэйдзо (премьер-министр в 1998–1999 гг.). Последствия этого события имели чрезвычайный характер: ушло в прошлое доминирование одной суперфракции. Образовавшиеся новые фракции для выдвижения своих лидеров на ключевые посты должны были вновь вступать в затяжные изнурительные переговоры.

Фракция И. Одзава посчитала вотум недоверия кабинету К. Миядзава в 1993 г., вызванный неспособностью правительства решить вопрос о пакете законопроектов, касающихся политической реформы, удобным моментом для реализации идеи создания новой консервативной партии. Покинув ряды ЛДП, 44 депутата парламента создали Партию обновления. Ранее то же сделали еще десять человек из разных фракций и организовали партию под названием «Инициатива» (по-японски — Сакигакэ). Появление этих партий сократило представительство ЛДП в нижней палате парламента до 222 человек, что лишило ее большинства, которое она не сумела восстановить и на последовавших за роспуском этой палаты всеобщих выборах 1993 г., добавив лишь один мандат. Сложилась ситуация, когда практически впервые установилось относительно долгое правление коалиционного правительства. Первоначально в него вошли представители семи партий, т. е. всех существовавших, кроме КПЯ и неожиданно оказавшейся в оппозиции ЛДП. Подобное «многоглавое» содружество скоро обнаружило свою нежизнеспособность, и была создана новая коалиция, которая включала непримиримых ранее противников — ЛДП и Социал-демократическую партию Японии (СДПЯ, бывшая СПЯ), а также партию Сакигакэ.

За три года сменилось четыре коалиционных правительства. Первые два — кабинеты М. Хосокава (1993–1994) и Хата Цутому (1994), находившиеся под фактическим контролем И. Одзава (все трое в прошлом влиятельные политики и функционеры ЛДП), оказались неустойчивыми без участия либерал-демократов. В итоге появилась казавшаяся ранее немыслимой коалиция ЛДП и СДПЯ. Первый кабинет по новой схеме возглавил бывший в то время председателем СДПЯ Мураяма Томоити (1994–1996), а затем его сменил Р. Хасимото. Ради участия в правительстве социалисты пожертвовали всеми своими принципами, что в итоге привело их партию к сокрушительному поражению на последующих выборах в парламент.

Новые коалиционные правительства во главе с ЛДП в отличие от предшественников продемонстрировали пример открытой, готовой к компромиссам политики и сумели достигнуть определенной стабильности. Р. Хасимото в полной мере показал свои способности решать сложные вопросы (например, о судьбе военных баз США на Окинаве), в то время как предыдущие кабинеты откладывали это на будущее. Но слишком разные позиции участников требовали реформирования правительства, и ЛДП начала активно готовиться к всеобщим выборам по новой избирательной системе. Согласно ей, наряду с 300 одномандатными округами вводилось пропорциональное представительство по партийным спискам в 11 региональных блоках (200 мандатов в 2000 г. сокращены до 180). Целью этой реформы было повышение значимости политических партий, перенесение центра тяжести в избирательных кампаниях с отдельных кандидатов на партии в целом, привлечение внимания электората к партийным программам. В целом эта система благоприятствовала крупным партиям, практически не оставляя места малым.

Перегруппировка сил на политической арене привела к созданию в 1994 г. второй по величине после ЛДП общенациональной консервативной оппозиционной Партии новых рубежей (ПНР). В нее вошли четыре партии и девять парламентских групп. Оказавшись нежизнеспособным, объединение в 1998 г. самораспустилось. В результате роспуска ПНР появилась масса различных организаций, самой значимой из которых стала Либеральная партия (ЛП) И. Одзава.

Этой ситуацией воспользовалась созданная накануне всеобщих выборов 1996 г. Демократическая партия. Сенсацией это не стало, так как нечто подобное ожидалось. Инициаторами ее создания выступили братья Хатояма — Юкио и Кунио, принадлежащие едва ли не к самому старому политическому клану либеральной ориентации. Организаторы новой партии поставили целью оформить широкий альянс «неоконсервативных и либеральных сил». Костяк новой партии составили «диссиденты» из ЛДП и выходцы из СДПЯ. Она рассматривала себя как партию городского населения, а опора на горожан — верный путь для политической партии, которая рассчитывала на длительную перспективу и стремилась действовать в соответствии со сложившейся социально-экономической ситуацией. Демократическая партия предложила создать парламентский блок. В новом объединении сразу же обозначились серьезные противоречия по вопросу о его характере, возможности превращения в партию, будущих союзниках и партнерах. Несмотря на все противоречия, в апреле 1998 г. появилась обновленная Демократическая партия Японии (ДПЯ), ставшая самой большой оппозиционной силой в стране. Слабым местом у новой партии было отсутствие единой хорошо проработанной программы.

Популярность партии в конце 1990-х годов свидетельствовала не о широкой ее поддержке, а о временном ослаблении позиций ЛДП из-за политических просчетов. Отдавая голоса оппозиции, избиратели твердо знали, что она не придет к власти и даже не составит серьезной конкуренции ЛДП. Таким протестным голосованием электорат побуждал либерал-демократов заняться решением внутриполитических и внутрипартийных проблем.

ЛДП, преодолев потерю власти в 1993 г., вновь единолично овладела ею в 1996 г. Но это не было возвратом к прежнему положению вещей. Не обладая устойчивым большинством в палате представителей парламента, она была вынуждена действовать с оглядкой на разнородную оппозицию. Кроме того, усилилась фрагментарность внутри правящей партии. Часть влиятельных политиков ЛДП не была против достижения согласия с бывшими «диссидентами». Другие же политики через межфракционные объединения создали новые фракции. Однако анализ межфракционной структуры ЛДП дает возможность говорить о том, что центростремительные силы в партии в тот период и в дальнейшем превалировали над центробежными. Межфракционный баланс по-прежнему играл главную роль при выдвижении и избрании председателя партии и соответственно премьер-министра. Однако зависимость самостоятельных действий партийных лидеров от фракционной принадлежности заметно уменьшилась. При этом ЛДП оставалась ядром всей политической жизни страны.

Начиная с 1999 г. либерал-демократы не без серьезных трений формировали коалиционные правительства сначала с Либеральной партией И. Одзава, затем с присоединившейся к ним так называемой Новой Комэйто, а в дальнейшем с Комэйто и Консервативной партией, которая появилась в апреле 2000 г. в результате раскола Либеральной партии, покинувшей правительственную коалицию.

В конце 90-х годов XX в. и в начале XXI в. внимание всех премьер-министров было сосредоточено на программе административной реформы. Она предусматривала разностороннее дерегулирование, определенную децентрализацию, реорганизацию правительственных органов и совершенствование методов их деятельности, продолжение приватизации и упорядочение государственных предприятий. Предполагалось, прежде всего, повысить роль закона в административной деятельности (соответственно отказаться от практики «административного руководства» и отделить процесс выработки политики от ее практического осуществления). К 2010 г. планируется сократить государственный аппарат на 25 %. Одной из главных целей реформы было расширение функций премьер-министра в части проявления законодательной инициативы, что снизило бы значимость бюрократии в формировании политики и повысило бы роль политиков. Еще одна важная черта реформы — использование в государственном аппарате методов и стиля работы частного сектора, а также привлечение предпринимателей в качестве советников по вопросам экономики и финансов.

Появление ДПЯ означало, что основным соперником ЛДП становится не оппозиционная консервативная партия, а центристская, располагающая определенными шансами стать достойным соперником правящей ЛДП. У обеих партий — ЛДП и ДПЯ — определилось поле для маневра. Это сотрудничество с Комэйто, второй по численности оппозиционной партией в стране. Комэйто постоянно настаивала на независимом статусе и старалась не акцентировать внимания на партнерстве с либерал-демократами.

Коммунистическая партия Японии традиционно находилась в полной изоляции на политической арене, но прочно занимала свою нишу, обладая хорошо организованным электоратом. После всеобщих выборов 1996 г. она была заметной оппозиционной партией и предпринимала серьезные попытки по «смягчению» своего имиджа в глазах избирателей.

В итоге отметим, что в Японии сложилась и эффективно действовала устойчивая политическая система, основанная на демократических выборах, четком разделении ветвей власти. Это обеспечивало поступательное развитие страны на базе рыночной экономики при сохранении достаточно серьезных элементов государственного регулирования. Движение Японии по пути совершенствования институтов государственного управления, осуществление экономических реформ в целом предопределяли стабильность и предсказуемость общего направления развития страны на достаточно долгую перспективу.

Все же следует отметить, что в самом конце XX в. внутриполитическая ситуация характеризовалась некоторой неустойчивостью, вызванной недовольством части населения вялым экономическим ростом, коррупционными скандалами, альянсом ЛДП с Комэйто, за которой стоит неоднозначно принимаемая в обществе буддийская организация Сока гаккай, а также выступлением молодых членов правящей партии против засилья «стариков». Много нареканий вызывали не всегда продуманные высказывания и действия премьер-министра Мори Ёсио (2000–2001). Дело дошло до открытого выступления против него со стороны влиятельных политиков ЛДП и вынесения на этом фоне оппозицией дважды вотума недоверия кабинету министров, который был преодолен с большим трудом. Но это не сняло проблемы отставки премьер-министра, и на внеочередном съезде ЛДП в конце апреля 2001 г. был избран новый председатель партии Коидзуми Дзюнъитиро, ставший соответственно премьер-министром.

Новый премьер был достаточно молод (род. в 1942 г.), окончил престижный университет Кэйо, получив хорошее экономическое образование. В 30 лет впервые был избран в палату представителей парламента и с тех пор переизбирался десять раз. На протяжении своей политической карьеры занимал многие высокие посты в партии и правительстве. Д. Коидзуми имел вполне заслуженную репутацию реформатора и человека, склонного к неординарным решениям. Он пользовался поддержкой не только молодых либерал-демократов, но и значительной части населения, живущего ожиданием перемен. На его репутацию возлагались надежды ЛДП на летних выборах в палату советников парламента 2001 г. И они оправдались. Либерал-демократы получили большинство в палате советников. Их успехи на выборах 2000 г. (в палату представителей) и 2001 г. рассматривались как мандат избирателей на проведение правительством, по словам Д. Коидзуми, «структурных реформ без священных коров».

Подводя итог неспокойным 1990-м годам, когда все-таки состоялась широкая политическая реформа, достаточно активно проводились административные преобразования и четко обозначился курс на структурные реформы, можно утверждать, что правящая элита сумела преодолеть многие кризисные явления и, взяв курс на создание правительственных коалиций, обеспечила жизнедеятельность всего общества.

Изменения в области культуры и ценностных ориентаций

В период оккупации культурная жизнь страны характеризовалась, прежде всего, знакомством населения с западными ценностями и образом жизни (конечно, в основном американскими), стремительным усвоением технических и культурных достижений Запада. Все неяпонское представлялось новым, прогрессивным, в то время как национальное, традиционное — реакционным и устаревшим. Как и в середине XIX в., настал период наибольшего распространения иностранного влияния, и доминирующей в формировании взаимовосприятия в целом стала формула «Учитель-ученик».

В эти годы именно США воспринимались японцами как страна с высоким уровнем культуры, демократическими идеалами и свободами, которой надо подражать, у которой надо учиться. Вначале речь шла лишь о наглядно-примитивной пропаганде американского образа жизни. Ведь впервые широкие слои населения вступили в непосредственный контакт с носителями западной цивилизации. А затем воздействие переходило уже на более высокий уровень — заимствование опыта в области образования, средств массовой информации, индустрии развлечений.

Однако постепенно, по мере возрождения страны и достижения ею экономических успехов магия американского образа жизни и культуры начинала блекнуть, имидж «страны грез» тускнеть. И наоборот, появлялся «здоровый национализм», происходило возрождение традиционных ценностей (которые, кстати сказать, во многом содействовали созданию «экономического чуда»), а иностранные адаптировались к японским реалиям, как это было в далеком прошлом во время распространения в Японии китайской культуры или в середине XIX в. — западной. Таким образом, начался равноправный обмен культурными достижениями.

Крушение националистической идеологии, идеологии милитаризма, отказ от таких категорий, как божественное происхождение императора и его культ, уникальность японской нации и ее культуры, расчистили дорогу для формирования новых мировоззренческих установок. Первое время японцам, воспитанным в условиях традиционных семейных и квазисемейных отношений, было достаточно сложно адаптироваться к ним. Но постепенно главной ценностью в обществе становились принципы демократии.

Устойчивое падение престижа традиционных ценностей среди представителей практически всех поколений наблюдалось первые два-три десятилетия. Приоритетными стали такие цели, как «жить по собственному желанию», «обогащаться». Это отражало внедрение в общественное сознание идей индивидуализма и потребительского общества. Таким образом, жизненные принципы, базировавшиеся на общине, институте иэ (большой японской семьи, включающей и все боковые линии), конфуцианских нормах морали, постепенно отступали. В ходе этого процесса наметились существенные изменения некоторых черт национального характера японцев, их поведенческих характеристик, что особенно было свойственно послевоенным поколениям.

Наиболее наглядно происходил отход от желания соответствовать группе в сторону утверждения индивидуальных жизненных принципов. «Группизм» — характерная черта национальной социокультурной традиции. Каждый японец на протяжении своей жизни является членом различных групп — семьи, церковной общины, школы, университета, предприятия, неформальных организаций. В основе групповой системы лежит принцип общности, всеобщего согласия. Отношения между группами строятся по принципу внутренний-внешний, но это не предполагает враждебности, а лишь определяет принадлежность к той или иной группе.

Отходу от группового сознания во многом способствовал распад самой малочисленной группы — традиционной семьи иэ и утверждение нуклеарной (что было записано в новом гражданском кодексе). Этот процесс затронул и сельское население, наиболее консервативную часть общества. Более того, если в первые десятилетия XX в. в подавляющем числе семей совместно проживали несколько поколений, то в 1990-е годы доля семей, в которых совместно проживали дети и родители, снизилась до одной трети, а тех, где было три поколения, — до 11 %.

Приверженность к групповой ориентации постепенно размывалась и на предприятии — втором после семьи важном месте реализации социальных связей японцев, где работники объединены общими целями и ощущают себя членами одной общности. В свое время именно компания заменила работникам в известной мере семью иэ, ибо они были связаны с ней в течение всего жизненного цикла через систему внутрифирменного социального обеспечения и отвечали новой группе лояльностью и усердным трудом. Именно эти «трудоголики», которые руководствовались формулой «Жить, чтобы работать», в значительной мере обеспечили Японии высокие темпы роста и грандиозные экономические успехи. Но и здесь как со стороны наемных работников, так и со стороны администрации индивидуальным качествам человека стали придавать все большее значение.

Согласно опросам общественного мнения, молодежь все более отдавала предпочтение правам индивидуума и уважению личного мнения, особенно это относится к выпускникам колледжей и университетов. Большинство из них предпочитали иметь возможность смены работы и считали привлекательным статус работника, когда учитываются личные заслуги. Одновременно выросла доля тех, кто среди жизненных предпочтений называют досуг и руководствуются формулой «Работать, чтобы жить».

Однако это не означает, что в стране изменилась приверженность отечественным нормам поведения, например, забота о родителях, проявление чувства благодарности. Как и прежде, в ценностных ориентациях японского общества важное место занимало образование, уровень которого в стране был весьма высок. Достаточно сказать, что в конце XX в. почти 100 % детей оканчивали среднюю школу второй ступени и свыше трети получали высшее образование. По-прежнему сохранялся высокий уровень ориентации на труд, имеющей глубокие исторические корни. В ее основе лежит самоценность труда, даже если он не ведет к материальному благополучию, и долг перед обществом.

Как показывают результаты проведенных в конце XX в. опросов, большинство населения (примерно 70 %) полагало, что порядок в обществе, т. е. существующая корпоративная структура, важнее свободы и прав человека. Надо сказать, что в Японии правам человека в западном понимании не придавалось большого значения, но, конечно, отношение к этой проблеме, как и ко многим другим, варьировалось в зависимости от возраста. Хотя дети воспитывались главным образом уже в нуклеарных семьях, им объясняли традиционные принципы и нормы поведения в группе и вне ее. Важную роль в становлении личности продолжало играть моральное воспитание в школе, которое прививало ученикам определенную систему ценностей, принципы равновесия и гармонии, группового сознания, уважительного отношения к труду, соблюдения установленных в обществе норм и законов.

Отношение японцев к религии было неоднозначно. Большинство из них признавали ее делом сугубо личным, интимным, а потому зачастую считали вопросы о своей принадлежности к той или иной конфессии неэтичными. Отделение религии от государства, зафиксированное в конституции 1947 г., не искоренило религиозного сознания населения. Государственный синто был запрещен, но народный продолжал существовать как духовная ценность, ибо вся история страны так или иначе связана с этой национальной религией. Синто — ядро всей культуры, лежит в основе всех видов искусств и дает возможность каждому японцу осознать свою идентичность. В стране, как и прежде, синто мирно сосуществовал с буддизмом. Они поделили между собой жизненный цикл человека: рождение и жизнь шли по канонам синто, а похороны — буддизма. Во многих случаях вера японцев базировалась просто на обычаях и традициях. Даже те, кто считали себя неверующими, привычно исполняли различные религиозные обряды во время свадеб, похорон, национальных праздников.

Реализация традиционных духовных ценностей «в одном пакете» с заимствованными способствовала формированию личности японца, проникнутой идеей конформизма и гармонии. На это была нацелена и концепция формирования «желательного образа человека» (1960-е годы), в которой акцентировалось внимание на патриотизме и единстве нации. С этой же целью возрождался в эти годы и старый праздник Дня основания империи, связанный с днем восшествия на престол легендарного основателя императорской династии в 660 г. до н. э. Он стал называться Днем основания государства. С 1980-х годов идеологическое наступление национализма велось и путем «ненавязчивого» возвращения традиционных ритуалов (поднятие национального флага, исполнение гимна), официально не признававшихся до 1999 г. Все это подспудно содействовало воспитанию лояльности к императору и государственным структурам вообще. В целом происходило приспособление японизма с его этноцентризмом к условиям высокоразвитого массового общества.

Япония — пример того, как ценности техногенной цивилизации вписывались в координаты традиционных; как на пути к техногенной цивилизации традиционное общество преодолело присущие ему замедленные темпы развития; как оно приспособилось к внедрению инноваций и изменениям в социальных отношениях и культурной традиции. В Японии все процессы — переход от традиционного общества к индустриальному и последнего к информационному — проходили достаточно спокойно, открывая путь к формированию нового типа культурного развития, которое осуществляется через внедрение информационных и коммуникационных технологий.

В XXI в. японская техногенная культура вступила с концепцией строительства всевозможных информационных и высокофункциональных городов, телепортов, торговых и курортных комплексов, крупных транспортных объектов, высокотехнологичных «парков», «садов», «экополисов». Подобное строительство является во многом заимствованным и по сути своей интернациональным. Но что важно, особенно для азиатских стран, так это органичное сочетание суперсовременности с традиционными, подчас консервативными, социокультурными нормами.

При формировании техногенной культуры японцы не отказывались от своих основных художественных и мировоззренческих критериев. Такие принципы, как единство функциональной целесообразности и эстетическая образность, связь утилитаризма и красоты, нашли наиболее яркое проявление в культивируемом в Японии современном дизайне.

Выступая за повышение своего статуса в мировой политике, Япония не упускала из виду сферу культуры. Особенно активно она начала действовать в 1990-е годы. Страна стала членом Научно-исследовательского центра по сохранению и восстановлению культурных памятников, который является межправительственным органом. По линии Министерства иностранных дел Япония приняла активное участие в работе ЮНЕСКО, в Фонде по сохранению культурных памятников. В 1992 г. она присоединилась к Соглашению о сохранении культурных памятников мирового значения. Для реализации поставленных целей был создан комитет, который подготовил реестр мировых культурных ценностей и учредил денежный фонд. В этот реестр вошли и памятники Японии.

В заключение хотелось бы отметить, что, став высокоразвитым обществом со многими характеристиками, присущими западной цивилизации, Япония отнюдь не превратилась и в будущем, разумеется, не превратится в общество чисто западного образца. Это объясняется тем, что японцы всегда старались не прерывать исторический процесс, сохранять преемственность и верность традициям. Все заимствованное вплеталось в контекст собственного существования, адаптируясь при этом к местным реалиям. Как экономическая супердержава, Япония умело использовала все богатства международного сообщества, искусно сочетала общечеловеческие и традиционные ценности и в эпоху интернационализации и глобализации стремилась распространить достижения своей цивилизации уже и среди других народов.