Выстрел в лесу

Бой у родника

Время делало свое; случай в заповеднике забылся, разговоры улеглись. В избе Суописов посветлело.

Юрас пропадал в лесу целыми днями. Дедушка и Марцеле занимались хозяйством. Ребята пристрастились к рыбалке: с утра или под вечер они отправлялись с удочками к озеру, задерживаясь по пути на речке, чтобы попытать счастья у омута.

Журавль и кот были очень довольны их вылазками и нетерпеливо прохаживались у ворот, поджидая мальчиков. Но самих рыбаков уловы не радовали. Клевало плохо. Тогда Ромас вспомнил, что они с Алпукасом собирались строить в Волчьем логу шалаш. Да, шалаш необходим! И не какой-нибудь, а настоящий, из еловых лап, с флагом на мачте и конуркой для Рыжика сбоку. Там они заживут!..

Оставалось только выждать, когда отец будет в хорошем настроении, и отпроситься.

Однако хорошему замыслу помешали осуществиться новые события…

Еще прошлой осенью в Стирнае объявился уроженец здешних мест инженер Гарбус с группой студентов. Ничего особенного за этими студентами не заметили: бродили по берегам речушки, шутили с колхозными девчатами, смотрели в какие-то трубки на треногах, покопались в земле — и уехали.

Всю зиму о них не было ни слуху ни духу, а по весне студенты заявились снова. Теперь даже на речку смотреть не стали: целый день в конторе с правлением договаривались, спорили.

И снова будто в воду канули.

А сегодня как снег на голову свалились — с палатками, рюкзаками, какими-то невиданными инструментами, со своей посудой: ножами, ложками, мисками.

Свалились — и не группа, как прежде, а целая армия, — веселые, славные юноши и такие же девушки, в лыжных брюках, в блузах с закатанными рукавами…

В один прекрасный день Амбразе́юс, сторож при колхозных фермах, поехал в город проведать дочь. Возвращаясь уже вечером, в сумерках, старик заметил, что, пока его не было, на опушке леса, возле речки, раскинулся целый табор: белеют палатки, пылают костры. Амбразеюс принялся нахлестывать лошадь. Примчавшись домой, он поднял на ноги всю деревню:

— Запирайте, люди добрые, хлева и клети; скотину и птицу — все запирайте!.. Спускайте собак! Где мое ружье?

И сторож побежал в избу разыскивать ржавую берданку.

Колхозники переполошились:

— Что стряслось, Амбразеюс? Воры? Разбойники напали? Говори быстрей!

— Как! Вы ничего не знаете? — всплеснул руками старик. — Гляньте, что творится на опушке: цыгане, как саранча, нахлынули! Принесла же их сюда нелегкая!

Все так и покатились со смеху.

Когда старому Амбразеюсу растолковали, что это студенты приехали в колхоз помогать строить электростанцию, сторож плюнул.

— Ах, будь они неладны! А я уж думал, опять цыгане! В прошлом году двух баранов уволокли, только рожки да ножки оставили, тьфу!

И началось…

Трудились не только студенты. Работали все свободные колхозники: кто с лошадью и подводой, кто с тачкой или просто с лопатой. Возили камень и гравий для плотины, рыли котлован под здание станции, валили деревья и вырубали кустарники в пойме, которая будет заполнена водой и превратится в большое озеро.

Через несколько недель на берег речушки пришел старый Амбразеюс и покачал головой от изумления:

— Эх, цыгане, глянь-ка, чего наворочали!.. Смотрите фермы мне не затопите!

Лесник посмотрел на дело с другой стороны. Он сходил в лагерь, и на следующий вечер костры немного отодвинулись от бора. Суопис наведывался к студентам каждый вечер, и огонь отползал все дальше и дальше, пока не очутился на самом берегу.

Йонас, который в субботу вернулся с торфяника, сказал:

— Здо́рово! Наконец-то и в наше захолустье придет свет! Помогу им, если отпустят на работе…

Он надел праздничный костюм и, оседлав велосипед, поехал смотреть. Вернулся за полночь.

Дедушка все собирался и никак не мог выбраться на стройку. Середина лета, работы по дому невпроворот, а тут еще поясницу ломит, — видно, после того, как полазил с детьми по деревьям, когда ходили за вениками, — и Марцеле на ночь натирает ему спину камфарным спиртом.

Одна Юле осталась равнодушной.

— Вот еще! Что я, студентов не видела? — сказала она, услышав о приезжих, и больше не упоминала о строительстве.

Ей было не до того. Юле загорелась желанием рисовать. Уже не раз принималась она с охотой за какое-нибудь дело. Как-то решила во что бы то ни стало научиться шить. Целыми днями кроила, сметывала, примеряла — перевела уйму всякой материи. Через неделю шитье ей опостылело, и Юле с легким сердцем забросила его. Весной задумала выращивать овощи. Накупила всевозможных семян, вскопала одну грядку, засеяла. Овощи густо взошли, а потом еще гуще заросли сорняками.

Отец говорил, что в голове у дочери гуляет ветер, мать сокрушалась: «В кого ты, Юлечка, удалась, уж и сама не знаю!»

Своенравная девушка не сдавалась, встряхивала красивой головой и на все отвечала:

— Вот еще!..

Ей шел семнадцатый год.

Теперь она купила альбом и рисовала деревья, цветы, дома, поле, лес. Иногда выходило совсем неплохо. Девушка она была способная, только терпения ни на что не хватало.

Увлекшись рисованием, Юле ничуть не интересовалась строительством. Зато Ромас и Алпукас как попали туда, так и прилипли, словно соломинки к смазанному колесу. Однажды они даже обедать не вернулись. Вечером Марцеле принялась их отчитывать, но дети заявили, что сыты — студенты покормили.

Так оно и было. Прораб Гарбус и студенты знали инженера Жейбу, отца Ромаса. Встретив здесь его сына, они приняли мальчика как своего. Вместе с Ромасом удостоился дружбы строителей и Алпукас.

Дети каждый день с утра уходили на стройку и возвращались поздно вечером. Если требовалось что-либо подать, принести, подержать, пойти — стоило только кликнуть Ромаса или Алпукаса, и расторопные мальчуганы тут как тут. Они таскали мерные рейки, вбивали колышки, ходили по воду, собирали хворост для костра; девушки даже обучили их чистить картошку…

Лагерь притягивал и других деревенских ребят. Большие, средние и совсем маленькие, они, не зная, чем заняться, весь день пропадали на речке: купались, играли, иногда дрались. Но и эти удовольствия приедаются. С завистью поглядывали ребята на «лесничонка» и того «городского». Алпукас и Ромас ходили задрав нос — ай да мы!

Если бы приятели догадывались, что им готовится!

Как-то вечером девушки послали Алпукаса и Ромаса за водой. Картошка начищена, вымыта — можно варить.

Прибежав к роднику, ребята зачерпнули полное ведро и собрались назад, но тут из-под ног Алпукаса выскочила лягушка и плюхнулась в воду.

— Смотри, лягушка, — сказал Ромас. — Чего доброго, когда-нибудь и в суп попадет.

— В родниках они не живут, — объяснил Алпукас, — вода больно холодная.

— Почему же она туда прыгнула?

— Со страху. Вот увидишь, сейчас выскочит.

Они нагнулись над родником. Действительно, лягушка дернула лапками раз, другой и, подплыв к противоположному краю, высунула приплюснутую зеленую голову. Но Ромас больше заинтересовался самим родником. С поверхности он казался спокойной лужицей, а приглядишься — и открывается совсем иная картина: в прозрачной, хрустальной воде утопает бездонная глубь. Откуда-то, словно из самого сердца земли, извергаются белесые струи. Они наперегонки устремляются кверху, клубятся, редеют, разбегаются тысячью пузырьков, которые, вспыхнув на солнце, снова уходят вниз, оседают, ложатся на зеленые выступы дна, лохматые водоросли, бородатые коряги.

— Алпук, Алпук, смотри, как красиво! Будто стены замка… площадь… дворцы…

Алпукас, по примеру Ромаса, лег на землю, носом вплотную к воде.

— А тут, тут! — восклицал Ромас. — Целый город! Только башни качаются — еще рухнут!..

— А вон там лес, в нем звери бродят… Вот лось — с рогами, с бородой…

Чем дальше они смотрели, тем больше открывали красот. Перед глазами возникали подводные дворцы с покривившимися шпилями башен, косматые всадники, которые вихрем неслись неведомо куда… Они видели затонувшие суда и гигантских рыб, сказочных волосатых чудовищ.

Звякнуло ведро. Мальчики подняли головы и одновременно вскочили. Источник полукругом обступили деревенские мальчишки. Они недобро молчали. Ни один не заговорил, не засмеялся, как обычно при встрече.

Алпукас попытался улыбнуться. Он всех тут знал и хотя особенной дружбы с ребятами не водил, но и не ссорился. Поиграют, бывало, и разойдутся по-хорошему.

Что же они теперь задумали?..

Но Ромас уже чувствовал, чем это пахнет…

Он хорошо знал эту напряженную, грозовую тишину перед схваткой, когда враги молча меряют друг друга взглядом, когда для начала боя достаточно одного неосторожного слова или жеста… Сколько раз возвращался он после таких стычек в разорванной одежде, исцарапанный, как кот по весне, и мать неделями не разговаривала с соседками, хотя дети давно успевали помириться. В какое бы тяжелое положение Ромас ни попадал, он не уступал, не показывал спину.

Мальчик стоял, ощетинившись как еж, бледный, закусив губу и крепко стиснув кулаки.

Задира Забулюкас, который не лез за словом в карман, вышел вперед:

— Вы чего сюда шляетесь, задаваки?

— Мы не шляемся, мы помогаем, — миролюбиво ответил Алпукас.

— Помогают они, хи-хи-хи!.. Помощнички выискались, ха-ха-ха!.. — загоготали мальчишки.

— А этот зачем таскается с тобой? — напирал Забулюкас.

— А тебе что, жалко? — отрезал Алпукас.

— Еще заступается. Оба хороши!

— Это не ваша электростанция, а наша, колхозная! — крикнули из толпы.

— Браконьера спугнули!

— А патлы какие отрастил, смотри!

— Подлизы!

— Хватай его за кудлы!

Кольцо врагов грозно сужалось, голоса звучали все злее, все угрюмее становились взгляды.

Алпукас все еще хотел что-то сказать, искал глазами Стаси́са Керейшиса, Вацюкаса Гайлиса. Они бы заступились, не дали Ромаса в обиду. Но своих поблизости не было. Вдвоем не устоять против такой оравы да и драться не хочется… Достанется Ромасу…

О себе он не думал, ему было жаль товарища. Нет, он должен как-то спасти его, выручить. И Алпукас шепнул:

— Ромас, бежим!

Но поздно. Кто-то из ребят уже толкнул Ромаса, тот не остался в долгу, со всех сторон взметнулись вверх руки… и вот все закипело, загудело, забурлило. Сбившись в кучу, ребята возились, пыхтели и охали. В суматохе нельзя было разобраться, кто бьет и кого бьют…

Неизвестно, чем кончилась бы потасовка, если бы не девушки. Не дождавшись воды, они выбежали на холм и увидели клубок сцепившихся мальчишек. Увидели — и с криком пустились к ним.

Услышав чужие голоса, драчуны мгновенно рассыпались во все стороны, как стая воробьев от брошенного камня. Кто-то налетел на ведро и шлепнулся в лужу, кто-то в сумятице потерял кепку, но не посмел вернуться за ней, а ошалевший Забулюкас плюхнулся прямо в родник.

Ромас и Алпукас тяжело сопели. Вид у них был жалкий. Алпукасу порвали рубашку и в двух местах расцарапали лицо; рукав куртки Ромаса висел на ниточке, ему здорово подбили глаз, а левое ухо раздулось и горело.

На все вопросы девушек ребята только пожимали плечами. Они и сами не знали, за что их поколотили. Зачерпнув воды, студентки увели растерзанных мальчиков в лагерь…

Когда строители пришли на ужин, их помощников уже «отремонтировали»: куртка и рубашка были зашиты, ссадины смазаны йодом и слегка припудрены, чтобы не бросались в глаза.

Узнав, что Ромас и Алпукас храбро дрались, стойко защищались и не отступали, студенты стали похлопывать мальчиков по плечу, не жалея одобрительных слов:

— Вот это по-нашему, по-мужски!

— Так и надо, молодцы!

— Не поддавайтесь! Око за око, зуб за зуб!

Но кое-кто отнесся к этому иначе. Инженер Гарбус почему-то задумался и долго, подробно расспрашивал, как было дело.

После ужина, когда Ромас и Алпукас отправились домой, инженер сказал:

— Вот что я вам скажу, дорогие коллеги: виноваты в этой драке мы с вами.

Студенты зашумели:

— Мы виноваты? Вот тебе и на! Мы-то при чем?

— Нас там и близко не было!

— Мы же их не стравливали!

— Смешно! Подумаешь, подрались ребята. Что тут такого? Завтра помирятся.

— Пусть дерутся, здоровее будут. Мальчикам полезно поразмяться!

— Когда мы такими были, еще не так дрались! Ого!

— До сих пор отметина на носу. Смотрите, кто не верит…

Все наперебой ударились в воспоминания. Когда-то, в детстве, дрались они немало, самим доставалось на орехи. Вот тут на лбу красовалась шишка никак не меньше гусиного яйца, а под этим глазом синяк не сходил целый месяц…

Когда шум улегся, инженер спокойно продолжал:

— А почему виноваты, я вам сейчас объясню. На первый взгляд, кажется, ничего страшного — повздорили ребята. И тем не менее это не простая драка. Мы встретили двух ребятишек и взяли их в помощники. Это, разумеется, неплохо. А другие ребята? Как быть остальным? Они без дела слоняются, ходят вокруг да около и, конечно, завидуют нашим помощникам.

После слов инженера студенты присмирели.

— Может, и правда. Похоже, что так оно и есть.

— Да-а, это уже нехорошо. Я-то думал, они так себе дрались…

— Надо что-то предпринять…

— Но что?..

Вернувшись домой, Ромас и Алпукас старались держаться подальше от лампы. Они и от ужина отказались под предлогом, что ели в лагере. Но Марцеле заставила их выпить по кружке парного молока. Ребята сели за стол, и тут она заметила царапины на лице Алпукаса.

— Где это тебя так разукрасили, сынок?

— А, — пробормотал Алпукас, — упал…

Наколоть ногу, ушибить колено, порезать палец — мелкое событие для деревенского мальчика. Из-за этого не сокрушаются. «До свадьбы заживет…» Может, и на сей раз никто не обратил бы на ребят внимания, да все испортила Юле. Ее зоркие глаза тут же заметили свежий шов на рубахе Алпукаса. Она подошла и стала присматриваться. Мальчик смутился и покраснел как рак.

— Да у него не только лицо, у него и рубашка разодрана. — Юле оглядела Ромаса: — И у этого фонарь под глазом, мама. Дрались?..

Пришлось подробно рассказать о сегодняшнем событии.

Когда мать и Юле вдоволь наохались, отец, до сих пор молчавший, повернулся к Алпукасу и медленно, сурово сказал:

— Чтоб больше из дому ни шагу, понял?