Янтарное побережье

Операция «Визель»[72]

Стояла ранняя весна 1945 года. Келецкое воеводство уже было очищено от оккупантов, но война еще не кончилась, фронт продвигался к Берлину. В это время в окрестностях Сандомира и Вежбицы на уже освобожденной территории были сброшены группы вражеских парашютистов. Перелистывая архивные документы, я натолкнулся на пожелтевшие страницы показаний одного из них — Сулимчика. Он был командиром диверсионной группы.

Я отыскал записи, протоколы, план проведения операции. То тут, то там я натыкался на пробелы. О некоторых обстоятельствах нередко приходилось лишь догадываться. Создавалось впечатление, что у тех, кто вел это дело, не было времени на составление документов. Иногда они просто от руки записывали полученную информацию и все. Операция не имела даже цифрового обозначения, как это принято в контрразведке. Страна возвращалась к нормальной жизни, однако противники нового строя не собирались добровольно сходить с исторической сцены. Служба безопасности еще не окрепла, а уже надо было действовать, принимать решения…

Первый рапорт — всего несколько фраз о том, что в обозначенном цифрой районе с неизвестного самолета сброшена группа парашютистов. Сведения были получены от одного крестьянина. Видно, что рука неразборчиво подписавшегося автора больше привыкла к пистолету, чем к перу. Ведь тогда люди попадали на службу в органы безопасности прямо из партизан. Это были наиболее ценные работники, в любой ситуации они руководствовались собственным опытом.

На следующей странице я нашел уже умело составленный план местности и приказ обследовать район, отмеченный на карте треугольником: Сандомир — Завихост — Двикозы. Я старался восстановить дальнейший ход событий. Поиски в обозначенном районе не дали ожидаемых результатов. Однако сообщение крестьянина подтвердилось. В роще возле деревни Двикозы были найдены брошенные парашюты, идентичные с теми, что использовались в люфтваффе. Группа, ведущая поиски, тщательно осмотрела ближайшие окрестности. Местные жители ничего не видели, слышали только звук сильного взрыва. Нашли останки одного из парашютистов, приземлившегося на еще не разминированное поле.

Но все следы стер проливной дождь, а долгая весенняя ночь дала возможность диверсантам быстро покинуть место выброски. Они исчезли…

Советские войска приближались к Висле, в Варшаве повстанческие отряды вели ожесточенные бои. Первая танковая бригада вступила в бой на плацдарме в районе Студзянок, бригады Армии Людовой имени земли Келецкой и Свит проводили увенчавшуюся успехом операцию в окрестностях Илжи, а на юге страны проходила концентрация частей Народовых сил збройных — НСЗ. Главное командование НСЗ решило объединить свои разрозненные отряды. Так была сформирована Свентокшиская бригада[73]. Во главе ее встал Богун, имя которого было покрыто позором уже в период оккупации Келецкой земли.

Свентокшиская бригада была самым сильным вооруженным отрядом НСЗ. В августе 1944 года главное командование Народовых сил збройных поставило перед Богуном две задачи. Первая: объединение распыленных частей НСЗ, действовавших в основном на территории Келецкого воеводства с целью более активной борьбы с отрядами Армии Людовой, советскими партизанами и демократическими подпольными организациями. И вторая задача — отвод Свентокшиской бригады с территорий, освобождаемых Красной Армией и народным Войском Польским. План этой операции руководство НСЗ согласовало с гитлеровским командованием.

11 августа 1944 года в маленьком местечке Ласоцин во Влошчевском повяте Келецкого воеводства в доме местного помещика встретились командиры отрядов, до сих пор действовавших самостоятельно.

Необычная это была встреча. Высокий худощавый мужчина в великолепно сидящем мундире с погонами подполковника принимал в барском кабинете своих новых подчиненных. Каждый представлялся, называя кличку: Якса, Зуб, Ежи, Степь, Русин, Бем, Лось, Рысь, Любич, Дымша. Некоторые из них уже к тому времени запятнали свои имена: Зуб — участием в чудовищных убийствах под Боровом, Рысь — переговорами с гестапо…

Подполковник Богун при всех регалиях произвел смотр выстроенных как на параде отлично вооруженных отрядов. Был жаркий летний день. Жители села радушно принимали «лесных». Любопытные крестьяне высыпали на улицу, только девушки прятались по дворам. Некоторых удивляли незнакомые знаки на мундирах партизан. Кто там разберет, что это за «лесные». Столько их уже побывало в селе! Но те приходили ночью, а эти действовали среди бела дня, были в одинаковом обмундировании и с однотипным оружием. Даже на первый взгляд они отличались от прежних партизан: на левом верхнем кармане у каждого был пришит образок с изображением богородицы, что вызывало доверие, особенно у пожилых, а на плече — фигурка ящерицы.

Подполковник Богун прочитал приказ об образовании Свентокшиской бригады, потом скомандовал «Вольно!» — и началось празднество. Эхо понесло далеко за село слова песни: «Эй, лети партизанская песня… тем, у кого слабое сердце, выкуй сильное и твердое как сталь…»

Новый командир в этот вечер не жалел водки, хмель ударял в буйные головы, и долго шумело село в ту августовскую ночь.

Пели и верили словам этой песни парни, которые присоединились к «лесным» только затем, чтобы бороться с немцами. Могли ли они тогда знать, куда поведет их подполковник Богун?

В тот же вечер командир бригады ознакомил узкий круг посвященных во все тайны членов штаба с новыми заданиями: положение на Восточном фронте вынуждало принять новую тактику. Концентрация отрядов НСЗ составляла лишь часть большого плана перехода на Запад.

— В данный момент нашим основным врагом являются коммунисты, — говорил Богун, — те, из-за Вислы, и местные, из Армии Людовой. Какие-либо попытки вступления в бой с немецкими частями недопустимы. Об этом с немцами достигнуто соответствующее соглашение.

…Двинулись на рассвете в полном боевом снаряжении. Поздно вечером дошли до села Радкув. Богун разместил свой штаб в старой усадьбе. Местный помещик гостеприимно принял господ офицеров.

Энсеэзовцы не теряли времени даром. Население Радкува и окрестных сел — Будок, Домбе, Хлевской Воли было известно своим сочувствием Армии Людовой. План операции разработал майор Зуб. Выполнение первого задания было поручено поручнику Дымше. Свентокшиская бригада начала действовать… В темноте подошли к деревне. Окружили кольцом. Обходили дом за домом. «Боже милостивый! Немцы! Убивают!» — раздавались отчаянные крики. Страшная ночь. Не щадили никого…

докладывал Горбатый в рапорте командованию Армии Людовой.

Я нашел этот потрясающий документ в архиве, а за ним и другие.

Рапорт Тадека Бялого:

Поручник Тадеуш Май-Локетек:

В тот самый час, когда проходила операция в районе Гнеждзиска, группа НСЗ под руководством Богуна в количестве трехсот человек напала на оставленных Ураганом больных и часть обоза с ездовыми — всего пять человек — в лесной сторожке в Фаниславице. Нападавшие убили лесника Возьняка и поручника Мацека, тяжело ранили рядового Лешека и увели с собой советского солдата из группы парашютистов…

Ослепительные лучи фар скользнули по ветвям деревьев и ярко осветили развилку дорог. Проселок вел отсюда прямо в лес. Ночь темная, августовская, жаркая. Гроза висела в воздухе. Свинцовые тучи плотно закрыли небо. Машина вынырнула из мрака на повороте.

— Не показывайся, он подойдет сам. Держи его на мушке. В случае чего стреляй первым, — приказал укрывшийся в гуще кустарника мужчина.

Свет фар полоснул по шоссе, машина показалась из-за пригорка. Водитель снизил скорость, медленно подъехал к проселочной дороге и остановился. Фары погасли, но двигатель продолжал работать. Человек, сидевший рядом с водителем, открыл дверцу и тихо просвистел несколько тактов песенки «Звезда Рио». Вокруг стояла абсолютная тишина. Мужчина беспокойно заерзал и еще раз повторил мелодию. Он ждал не выходя из машины, пока из непроницаемой темноты с обочины шоссе не услышал условленного ответа. Одновременно из рва показалась фигура закутанного в широкий плащ мужчины. В темноте блеснул ствол автомата, спрятанного под плащом. Человек подошел к машине, вскочил на подножку и подал знак, показывая, куда ехать. Водитель медленно двинулся вперед, свернул за нависшим над шоссе откосом направо. Автомобиль пару раз подскочил на рытвинах и исчез в густом лесу.

Машина медленно двигалась вперед. Человек в плаще показывал дорогу. Они проехали не больше километра. Еще одна короткая остановка, замаскированный пост охраны, обмен паролем, крутой поворот, и они оказались на небольшой поляне. Здесь под покровом ночи произошла тайная встреча. Их ждала группа вооруженных людей. К машине подошел только один, командир.

— Все в порядке, герр Том? — вполголоса спросил мужчина в кожаном пальто, выбираясь из машины.

— Так точно, герр Альтман[74], — ответил Том.

— Скольких вы привели? — спросил Альтман, поправляя воротник кожаного пальто, которым он старался прикрыть знаки различия в петлицах гестаповского мундира.

— Девять человек, — ответил Том. — Об остальных позаботились мои люди.

Том подал знак ожидавшим в лесу. Они вывели из кустов девятерых со связанными за спиной руками. Под дулами пистолетов подвели их к машине. Лязгнуло оружие, несколько невидимых до сих пор силуэтов задвигались в кузове грузовика. Кто-то поднял брезентовый тент, опустил борт. Том торопил своих людей. Но конвой вдруг остановился. Небольшая заминка. Какой-то из пленных сопротивлялся. Глухой удар автоматным прикладом. Звук падающего на землю тела. Крепкое ругательство. Подбежал Том. Вытащил пистолет из кобуры. Сдавленным голосом отдал какой-то приказ. Двое конвойных схватили лежащего, подтащили его к машине, бросили, словно мешок, в темный кузов грузовика. Потом настала очередь следующих. Пленных погрузили одного за другим, забрасывая как колоды в кузов, прикрытый брезентом.

Человек в кожаном пальто подошел к командиру группы, люди которого уже отступили в кусты на краю поляны.

— Спасибо, герр Том, — бросил он на прощанье.

— До свидания, герр хауптштурмфюрер!

Операция длилась всего несколько минут. Альтман сел в машину. Грузовик двинулся к шоссе.

Вернувшись из ночной поездки, Альтман до утра не выходил из здания гестапо. Утром рапорт о первых допросах девяти привезенных им людей был готов. Он несколько раз прочел машинописный текст, затем набрал номер телефона своего шефа.

— Хайль Гитлер, герр штурмбанфюрер, — отрапортовал он и доложил, что группа Тома передала пленных коммунистов.

В документах операции «Визель» прибавился еще один, свидетельствующий о преступлениях оккупантов.

Приподнимем завесу истории. И увидим темную личность, которую называли Томом и люди Богуна, и люди из гестапо.

Кем он был, носящий эту кличку? Откуда появился? Где родился? Как попал в наиболее законспирированные звенья организации НСЗ? Никто не знал его прошлого, даже его фамилии.

Скупые сведения, собранные в архивах, не дают возможности раскрыть тайну до конца. Одни утверждают, что на самом деле Тома звали Герберт Юнг, что он был немцем и хорошо замаскированным агентом гитлеровской разведки, опытным провокатором, действовавшим в польских подпольных организациях. Последнее не подлежит сомнению.

Другие свидетели говорят, что его звали Ежи Аугустыняк. Третьи знали его как Калиновского. Какая версия верна? Впрочем, такое ли уж большое значение имеет фамилия?

Имя Тома стало известно с конца лета 1944 года. Он всегда участвовал в самых темных операциях фашистской разведки. Во время концентрации отрядов, входящих в состав Свентокшиской бригады, Том появился под Кельцами у Богуна. Он сотрудничал с группой, называемой «разведка К», которая занималась в НСЗ операциями — о них не знали даже многие руководители организации — по раскрытию и уничтожению левых сил и ликвидации демократических деятелей. Для этих целей использовались отряды «специального действия», почти не скрывавшие своего сотрудничества с гестапо.

Том действовал и в Ченстохове, где организовал великолепно замаскированную явку «специальной группы-2» отдела главного командования НСЗ. Здесь он, однако, выступал под другой личиной, его кличка была Густав.

Даже ближайшие соседи не догадывались, что находится в незаметном одиноко стоящем домике на Ясногурской улице в Ченстохове. Табличка с названием фирмы «Тифбаугезельшафт» создавала впечатление, что здесь находится какая-то горностроительная организация. Если бы даже кто-то случайно навестил «предприятие» в поисках работы, у него не было бы повода считать, что он попал не по адресу. Комната, в которой оказывался посетитель, была обставлена как обычная канцелярия. Там даже сидела «секретарша» и отваживала непрошеных клиентов. В этом хорошо законспирированном доме было несколько комнат и подвал, приспособленный под тюремные камеры. В доме происходили тайные встречи с офицерами гестапо, здесь обсуждались планы провокационных операций, сюда под покровом ночи привозили похищенных членов антифашистского подполья, которые позже бесследно исчезали, ликвидированные людьми Тома, или отправлялись в тюрьму зихерхайтсполицай[75].

Группа Тома была хорошо засекречена. Намеченные жертвы похищались чаще всего ночью и увозились в неизвестном направлении. Поэтому трудно восстановить полный список совершенных преступлений. В подвале на Ясногурской улице были ликвидированы деятели Польской рабочей партии Пелчиньская, Вонсек, Оссовецкая, трупы убитых были закопаны в саду возле дома — резиденции Густава. Именно он отдал приказ ликвидировать члена ПРП Тадеуша Сегальского, а также дважды совершал покушение на активиста крестьянской партии Домб-Коцёла. Он сотрудничал и с высокопоставленным деятелем НСЗ шефом 2-го отдела гестапо Отмаром Вавжковичем по кличке Олесь, который в свою очередь действовал рука об руку с шефом гестапо Радомского округа Паулем Фуксом. Известно, что тот же Вавжкович инсценировал в Кракове якобы случайную смерть своего предшественника, бывшего шефа разведки НСЗ Хуберта, который сопротивлялся столь явному сотрудничеству с гестапо. Вавжкович содействовал и таинственным убийствам Людвика Видершаля, профессора Марцелия Хандельсмана, Галины Крахельской, Маковецкого…

Всюду, где подчиненные Богуну отряды Свентокшиской бригады нападали на партизанские отряды Гвардии Людовой и Армии Людовой или совершали карательные акции в селах, присутствовал Том, он был за кулисами каждой операции и забирал наиболее важных пленных, которые вслед за этим исчезали бесследно.

Много лет тому назад я как офицер польской контрразведки вместе с моими коллегами посвятил немало времени и сил поискам Тома. Мы шли по следу преступника, открывали все новые и новые его зверства, разговаривали с десятками людей, перелистали тысячи страниц архивов времен оккупации и более поздних, немало было оперативной работы, но нам не удалось найти Тома, он же Густав, он же Герберт Юнг. Он сбежал из Польши, когда Восточный фронт стал приближаться к Берлину. Следы вели на Запад…

Но в 1956 году, поздней осенью, мы еще раз вернулись к этому делу. Первая информация предвещала сенсацию. В органы безопасности в Катовицах явился некий Эрик Бурчик.

— Я был переводчиком в гестапо в Ченстохове, — заявил он. Проверили. Действительно, эта фамилия фигурировала в списке. После освобождения Бурчик как сквозь землю провалился. Считалось, что он погиб. Через несколько лет поиски его были прекращены. Тем временем Бурчик на «накопленные» во время оккупации средства одиннадцать лет укрывался в Забже и не высовывал носа из квартиры своих дальних родственников. Мнимая вдова гестаповца все это время жила одна и старательно поддерживала версию о гибели мужа в последние дни войны.

Эрик Бурчик дал подробные показания о своей работе во 2-м отделе ченстоховского гестапо. Он рассказал о совещаниях у гауптшарфюрера Кёнига, о тайной инструкции сотрудничать с НСЗ с целью раскрытия и ликвидации врагов фашизма, о том, что гестапо передавало НСЗ фамилии «установленных» коммунистов. Он даже припомнил некоторые подробности, рассказал, как из гестаповской тюрьмы выпустили арестованного члена НСЗ, который совершил нападение на ювелира. Шеф гестапо — видимо, благодаря вмешательству Тома — приказал освободить энсеэзовца, а для того чтобы замести следы, арестовали ограбленного ювелира. Эрик Бурчик знал также о тайных встречах на Ясногурской улице, но Тома сам не видел и не мог сказать о нем больше, чем мы тогда уже знали.

В декабре 1944 года каждый день приносил новые события. На Восточном фронте наступали советские войска. Все ближе грохотали орудия. Эхо артиллерийских залпов предвещало скорое освобождение. Красная Армия приступила к форсированию Вислы. Партизанские отряды движения Сопротивления на Келецкой земле поднялись на последний бой с гитлеровским агрессором, другие направлялись на восток, чтобы с оружием в руках пробиться через фронт, к свободе и соединиться с наступающими армиями.

Для Богуна слово «свобода» означало совсем другое. Штаб бригады был охвачен тревогой, страхом перед неминуемым возмездием за содеянные преступления. На что он мог рассчитывать перед лицом краха третьего рейха? На то, что удастся скрыть тайные убийства? Но стоит лишь вспомнить нападение на группу Армии Людовой в Жомбеце, засаду и массовое убийство партизан из отряда имени Бартоша Гловацкого, партизан Тадека Бялого и советских — Ивана Ивановича… Ключевск — переговоры Рыси с гестапо… массовые карательные акции… операции «специальной группы» Тома… «Тифбау»… Ченстохов…

Как избежать встречи с наступающими советскими и польскими войсками? На счету был каждый день. Единственное спасение от возмездия — бегство. Разведка НСЗ лихорадочно приступила к реализации плана эвакуации.

Был объявлен сигнал тревоги для всех отрядов НСЗ. Бригада концентрировалась в Мацеёве. В последнюю новогоднюю ночь на польской земле Богун отдал приказ отступать. Наступил решительный момент. Каждый задавал себе вопрос: остаться или покинуть родину? Те, кто до сих пор понятия не имел, кому служит Богун, почувствовали себя обманутыми. В отрядах все громче говорили о предательстве командования. Ширилось дезертирство. Люди исчезали поодиночке, целые взводы отказывались подчиняться. Личный состав уменьшился почти наполовину.

Богун не видел другого выхода и решил играть ва-банк. Приказ о подготовке к отступлению прозвучал ясно, без всякой двусмысленности. Командование не скрывало правды, поэтому открылись глаза даже у самых наивных, не знавших закулисных связей штаба. Ведь прежде Богун старательно заботился о том, чтобы создать видимость партизанской борьбы, провозглашая при каждом удобном случае, что Свентокшиская бригада — это группировка движения Сопротивления, только «другой окраски» и со «специальным заданием на будущее», поэтому пока что избегает непосредственных боев с немцами. И действительно, избегала, но только потому, что штаб тайно согласовывал действия бригады с немецким командованием. Единственная, мелкая, впрочем, стычка, которая произошла, когда отряды Богуна по ошибке наткнулись на колонну гитлеровских войск, была раздута в «бой под Гацовом».

Так можно ли удивляться, что правда потрясла даже тех, кто хоть немного разбирался в махинациях энсеэзовских «верхов». Да, приказ к отступлению означал просто бегство.

В морозную январскую ночь Свентокшиская бригада двинулась на Запад. Длинная вереница обозов потянулась в сторону реки Пилицы. Шли днем и ночью, без отдыха. Прислушивались к грохоту пушек на востоке. Радиостанция в Люблине сообщила о том, что советские дивизии прорвали фронт. Гитлеровцы лихорадочно подготавливали новую линию обороны. На Пилице остался лишь один невзорванный мост, под Жарновцем. У Богуна не оставалось выбора. Надо было как можно скорее оказаться за новой линией фронта. Переправа через реку отнимет слишком много времени. Близкие артиллерийские залпы и протяжный вой «катюш» наполняли страхом, заставляли спешить…

Это слова одного из очевидцев переправы через Пилицу. Я нашел его показания в архивных материалах и привожу их здесь дословно. То же самое говорили другие свидетели, некоторые из них шли с бригадой на Запад, а потом разными путями возвращались назад, в Польшу. Именно так выглядела горькая правда, которую изо всех сил старался скрыть Богун[76].

В конце января 1945 года Свентокшиская бригада оказалась за новой линией фронта. Длинная колонна обозов, кавалерия и пехота теперь уже совершенно явно двигались на юго-запад вместе с отступающими частями гитлеровской армии.

Пока что бригада дошла до Зомбковиц и через Нижнюю Силезию направлялась в сторону еще оккупированной Чехословакии. Штаб Богуна совершенно подчинился гитлеровскому командованию. Связь между бригадой и немецкими властями осуществлял офицер для специальных поручений по фамилии Флор, ранее известный как Шиманьский. В Кельцах, в условиях «конспирации», лишь немногие посвященные догадывались, что он исполнял функцию связного между Богуном и шефом гестапо в Радоме. Сейчас он действовал совершенно открыто, согласовывал маршрут отступления, обеспечивал жильем во время остановок, менял оккупационные злотые на марки, снабжал бригаду продовольствием и поддерживал связь с Томом. Тот исчез вместе со своей охраной на плацдарме под Жарновцем и совершенно неожиданно присоединился к бригаде на стоянке под Зомбковицами. Как потом оказалось, «специальную группу» Тома, как особенно ценную для гестапо, немцы эвакуировали на грузовиках через Бреслау.

Том, как всегда, появился в тот момент, когда надо было выполнить особенно грязное задание. Разве немцы даром открыли путь отступления Богуну, не направив бригаду прямо в бой на Восточный фронт? Том приехал с готовым планом тайной операции. Абвер требовал ее немедленного выполнения. Том передал инструкции в ставку Богуна и проследил, чтобы приказ был выполнен незамедлительно. Немцы решили использовать энсеэзовцев для диверсий в тылу советских войск.

На следующий день после появления Тома отступающая бригада остановилась на отдых в окрестностях Валбжиха. Здесь на тайном совещании были выбраны кандидаты в первую группу парашютистов. Том занялся ими лично.

Группа состояла из шести человек: командир группы поручник Болеслав, Румба, Томек, Войтек и две связные. Кандидаты прошли ускоренный курс подготовки. Собственно говоря, это трудно было бы назвать курсом. Инспектора из абвера лихорадочно торопили. К этому их принуждала ситуация на театре военных действий. «Парашютисты», которые еще никогда не бывали в воздухе, были отвезены на аэродром люфтваффе. Парашюты должны были раскрыться автоматически.

13 февраля 1945 года диверсанты получили задание: вступить в контакт с отрядами НСЗ, возглавляемыми Рысью, Бемом и Яремой, которые не отступили с Богуном за линию фронта, а остались в Келецком воеводстве; передать им приказ немедленно приступить к диверсионной деятельности: парализовывать коммуникации советских войск, взрывать мосты, разрушать железнодорожные пути. Когда опустилась ночь, энсеэзовцы, снабженные оружием, радиопередатчиком и фальшивыми документами, поднялись в воздух на борту немецкого самолета Ю-52. Летчик взял курс в район Сандомира…

Тем временем Свентокшиская бригада продолжала двигаться форсированным маршем, направляясь в Судеты. Сообщения верховного командования вермахта день изо дня твердили о «запланированном отходе на заранее подготовленные позиции». Вести с фронта наводили панику.

А немецкие офицеры — связные абвера — снова требовали людей. И немедленно! Времени на переговоры уже нет, быстрее, черт побери! У Богуна не было выхода, он откупался живым товаром. В течение часа были выбраны люди для нескольких парашютных групп. В тот же вечер их увезли на машинах в неизвестном направлении.

Разведывательная команда номер 202. Так называлась часть абвера, временно размещенная в небольшом местечке Гросс-Фосек, куда и попали энсеэзовцы. Здесь последний раз видели Тома. Он появился в обществе гауптмана Вальтера и вместе с офицером абвера принял довольно многочисленную на этот раз группу кандидатов в диверсанты. Поблизости, в Лейтмеритце, организовали ускоренный инструктаж для радиотелеграфистов. Там обучались не только энсеэзовцы, но и украинские националисты — бандеровцы[77], которых немцы готовили для переброски в советский тыл. Но это уже другая, не менее черная страница истории.

А был уже март 1945 года. Хорошо укрытый аэродром в не освобожденной еще части Чехословакии. На стартовой полосе юнкерсы люфтваффе, готовые к взлету. Экипажи самолетов нетерпеливо ожидают «пассажиров». Наконец они приехали. Рядом со стартовой полосой остановились два грузовика. Из них вышли гауптман Вальтер в мундире офицера СС, потом человек двадцать в полном снаряжении парашютистов. Вальтер представил немецким пилотам командира диверсионной группы — Сулимчика.

— Внимание! Все готовы? — крикнул немец.

— Так точно! — ответил кто-то из самолета.

— Внимание! Все готовы? — подхватил по-польски Сулимчик, обращаясь к энсеэзовцам, стоящим около машин.

— Так точно, пан капитан, — ответил голос из темноты.

— Внимание! — повторил Сулимчик. — Те, кого я вызову, полетят в первой группе. Яр, Рог, Артур, Дан… — называл он клички.

Вызванные по очереди подходили к гауптману СС.

— Дальше! К самолету! Живо! — торопил Вальтер.

— Остальные за мной! — скомандовал Сулимчик.

Диверсанты, разделенные на группы, подошли к самолетам. Шум работающих двигателей заглушал смесь польских и немецких слов — последние приказы. Гауптман Вальтер подождал, пока все диверсанты не исчезли в черных провалах люков юнкерсов…

Прекрасна была весна 1945 года. На краковском рынке жизнь бурлила, как перед войной. Цветочницы за разноцветными лотками расхваливали свой товар. Молодежь беззаботно высыпала на ежедневную прогулку по Плантам — краковским бульварам, а завсегдатаи вернулись к традиционному кофе под аркады Сукениц в кафе Новорольского. Город праздновал уже третий месяц освобождения от гитлеровской оккупации. Только бетонные столбы противотанковых заграждений, которые немцы, ошеломленные наступлением советских войск, не успели взорвать, напоминали о днях войны.

Именно в такой солнечный весенний день, 8 апреля 1945 года, когда бой часов с башни Мариацкого костела возвестил наступление полудня, в храме на четвертую справа скамейку присел невысокий рыжеватый блондин и осторожно огляделся. Через минуту рядом с ним появилась скромно одетая девушка.

— Пан Сулимчик? — спросила она почти шепотом.

— А вы кто? — нерешительно проговорил мужчина.

— Вам привет от Артура.

— Почему он сам не пришел? — спросил Сулимчик настороженно.

— Он ждет вас на Босацкой улице, давайте выйдем отсюда, по дороге я все вам объясню. Произошло нечто непредвиденное…

Сулимчик заколебался, как бы не зная, на что решиться. Он не спешил с ответом, приглядываясь к незнакомке. Потом оглянулся, обшарил взглядом костел. Храм был почти пуст, только в последнем ряду две старушки перебирали четки и вполголоса повторяли слова молитвы.

— Идем отсюда, — шепнула девушка и направилась к выходу. Мужчина с минуту помедлил, потом встал и пошел следом за ней. Они вышли через боковые двери на Мариацкую площадь, прошли в ворота у старинного костела Иезуитов, потом на Малый рынок, а затем повернули налево, на Шпитальную улицу.

Девушка взяла Сулимчика под руку. Они как раз проходили мимо кафе на углу. У входа стояли двое мужчин и решали вопрос: выпить ли еще четвертинку или уже хватит? Они внимательно взглянули на проходящую мимо пару и двинулись за ними, сохраняя определенную дистанцию.

— Мы должны выглядеть как можно естественней. Мужчина в обществе женщины гораздо меньше обращает на себя внимание. Ну скажите же мне что-нибудь приятное, — болтала девушка.

Сулимчик, однако, вел себя сдержанно.

— Почему Артур послал вас?

— Я его кузина и не могла отказать в этой небольшой услуге. Щерба провалился; правда, его арестовали совершенно случайно, но неизвестно, не сказал ли он чего. Артур решил, что будет безопаснее, если на встречу с вами пойду именно я. Ничего больше я не могу вам сказать, потому что сама ничего не знаю. Впрочем, через пару минут мы будем на месте, и Артур сам вам все объяснит.

— Как вы меня узнали?

— Если вы мне не верите, то мы можем разойтись на ближайшем перекрестке. — Девушка отпустила руку Сулимчика. Они как раз миновали кафе «Богема» и приближались к углу Шпитальной и Пиярской.

— Я этого не говорил. Но вы должны понять меня, я ведь даже не знаю, как вас зовут, — ответил Сулимчик и беспокойно посмотрел направо, вроде бы оглядев фронтон театра Словацкого, а на самом деле проверив, не идет ли кто за ними. Девушка тоже оглянулась и обменялась взглядами с двумя мужчинами, которые шли метрах в двадцати за ними по другой стороне улицы.

Сулимчик вместе с незнакомкой миновали перекресток и за крепостным валом старого Кракова свернули в тенистые аллеи Плантов.

— А что бы вам дало, если бы я представилась как Анна Пасиковская или Клосиньская? — спросила девушка.

— Дело не в этом, — буркнул Сулимчик.

— Артур очень хорошо описал вас и совершенно точно объяснил мне, на какой скамейке вы будете сидеть. У хорошего конспиратора должно быть шестое чувство.

Сулимчик остановился и закурил. В этот момент к нему подошел прохожий.

— Простите, нельзя ли попросить огонька?

Сулимчик не успел подать спички, потому что в ту же минуту рядом с ним выросли те двое «пьяниц» из кафе.

— Пан Сулимчик? — спросил один из них и, не ожидая ответа, сказал: — Служба безопасности, вы арестованы.

Вот так вместо явки Артура и Щербы командир парашютистов-диверсантов Сулимчик попал в кабинет следователя, офицера службы безопасности, где и встретил своих сообщников.

— Меня зовут Зигмунт Майковский, я родился двадцать четвертого июня двенадцатого года в Кельцах, живу в Скаржиску Каменней, на улице Дембовой, двадцать три, — отвечал Сулимчик на вопрос следователя.

— Я не спрашиваю об анкетных данных в фальшивых документах, которые дали вам ваши начальники из абвера, я спрашиваю о вашем настоящем имени, которое вписано в польскую метрическую книгу. Мне напомнить, что вы родились двадцать восьмого октября тысяча девятьсот двенадцатого года в Волянове, сын Александра? Говорить дальше или вы сами скажете правду? — спросил следователь.

Сулимчик сказал все. Он назвал членов обеих диверсионных групп, которые рассыпались в разные стороны сразу же после выброски. Впрочем, большинство их уже было задержано службой безопасности. Он описал место, где спрятал рюкзак, оружие и инструкции, касающиеся способов контакта с немецкой разведкой в Кельцах, назвал адреса «почтовых ящиков» в Енджееве и Сухеднёве, которыми еще не успел воспользоваться… Щерба, Артур и другие только дополнили показания своего командира.

Полевая радиостанция абвера не дождалась сигнала диверсионно-парашютных групп. Сулимчик не вступил в контакт с гауптманом Вальтером.

В архивах находится несколько томов с пожелтевшими от времени страницами, снабженных шифром И-I К/311/49, — дело Сулимчика. Приведу несколько фрагментов обоснования приговора апелляционного суда в Варшаве:

Прокурор требовал смертной казни. Суд приговорил Сулимчика к пожизненному заключению. Я еще раз прочитал приговор и его обоснование, в котором мне запомнилась фраза:

Прошло много лет, и сейчас, вспоминая дела Свентокшиской бригады, все более ясно представляешь, что она была исключительным и нетипичным явлением на фоне польского вооруженного подполья периода оккупации, подполья столь разнородного как по политическим убеждениям, так и по методам вооруженной борьбы. Эта нетипичность выражалась в явном сотрудничестве с гитлеровцами.

В мае 1945 года части 2-й пехотной дивизии США под командованием генерала Робертсона дошли до места расположения Свентокшиской бригады. Уже был занят Берлин. Пал третий рейх. Пришло время рассчитаться за преступления времен оккупации.

Какая судьба ждала Богуна? Мог ли кто-нибудь предположить, что военные преступники уйдут от ответственности?

Однако политические интриги и торги на бирже разведывательных служб наперекор всем ожиданиям спасли бригаду от признания ее гитлеровской военной группировкой. Богун и его люди получили право политического убежища, что спасло их и от ответственности, и от плена. Мало этого! Свентокшиская бригада получила у американцев статус… «отряда, преследуемого Советами».

Богун охотно принял условия: свобода в обмен на обязательство продолжать борьбу против народной Польши, на этот раз на службе у американской разведки. Бригада получила обмундирование, оружие и разместилась в американской оккупационной зоне Германии.

Польская военная миссия в Берлине потребовала от американских властей роспуска Свентокшиской бригады и выдачи Польше ее руководителя — Антония Домбровского, он же Шацкий, известного под кличкой Богун, как военного преступника. Однако на требования польской стороны последовал отказ. Американцы не могли официально противиться роспуску бригады, так как представленные доказательства совершенных Богуном и его людьми во время гитлеровской оккупации преступлений были неопровержимы.

Националистов снова переодели в другую форму и включили в наемные вспомогательные отряды американской армии — Охранную роту.

Свентокшиская бригада официально перестала существовать. Богун избежал ответственности, сменив покровителей.

Охранные роты в Регенсбурге и Нюрнберге стали центрами антипольских диверсий и долго еще служили американской разведке вербовочной базой диверсантов и шпионов, забрасываемых в Польшу.

Перевод Н. Плиско.