За*бан, но не сломлен. Как побороть весь мир, но при этом остаться собой

Как обрести ещё одно новое лицо

После нервного срыва я убедила и маму, и себя, что всё непременно изменится. Я обязательно выкарабкаюсь. Я не была несчастной. (Была.) Я любила прослушивания. (Ненавидела.) У меня просто выдались плохие выходные! Я решила научиться получать удовольствие. Я хотела ценить свой талант, а не растрачивать его впустую, переживая в своей комнате. И я собиралась начать ходить на прослушивания. (Да-да, как только голос восстановится…)

Мой план на лето состоял в том, чтобы остаться в Нью-Йорке, устроиться на работу официанткой, питаться преимущественно батончиками Luna Bars и вылечить голос. А осенью мне предстояло начать последний семестр обучения в консерватории и на актёрском факультете. В последнем семестре нас учили, как продвигать себя на рынке. У нас были мастер-классы с агентами, режиссёрами и кастинг-директорами. А в конце нам создавали портфолио, и мы показывали свой уникальный талант и «типаж» агентам. Вот кто я. Вот что я умею. Я универсальна! Я прекрасна! Возьмите меня в агентство. Я буду приносить вам деньги!

Раз уж я обладала красивым голосом, то должна была ему соответствовать. Так что… я убедила маму убедить папу оплатить липосакцию под подбородком. После операции я буду выглядеть стройнее, даже если мне не удастся навсегда похудеть в груди, руках, животе или ногах. По крайней мере, лицо станет худым. Я буду больше похожа на глупых принцесс, на роли которых мне всегда приходилось пробоваться. Я стану уверенной в себе. Неудержимой.

Я получила работу в Chat ‘N Chew, рядом с Юнион-сквер. Официантка из меня вышла никудышная. То есть, я старалась. Я очень старалась. Но проблема заключалась в том, что я была нервной. Нервы портили мою способность успокоиться и поверить, что если я не принесу колу через минуту, то мир не рухнет. Так что, возможно, я была хорошей официанткой, потому что слишком заботилась о том, чтобы люди могли поболтать и пожевать. Я всего лишь не умела беречь собственные нервы.

(Я уже упоминала, что мне никогда не ставили диагноз «тревожность»? Потому что я никогда не была у психотерапевта? Или я думала, что вылечу страдания с помощью диеты и позитивного мышления? Вообще-то, однажды я была у психотерапевта, которого нашла по листовке в магазине здорового питания. И она порекомендовала мне обратиться к духовному целителю. Я так и сделала, когда у меня было воспаление седалищного нерва. Он смог экстрасенсорно определить, что я выпила Perrier за полчаса до нашего сеанса, и велел ограничить потребление этой воды, потому что она что-то делает с моей кровью. Он не исцелил меня от проблем со здоровьем или психических проблем, но зато понял, что я только что пила газированную воду.)

Тем же летом я начала пить бесконечное количество кофе. Я не знаю, сколько точно, потому что на работе я просто наливала чашку за чашкой. Иногда я выпивала четыре кружки, а иногда – двадцать. Трудно сказать наверняка, но его точно было слишком много, а еды – недостаточно.

Стресс и гормоны стресса, возможно, являются основной причиной СПКЯ и всех моих проблем со здоровьем, а также проблем со здоровьем многих людей. Я думала, что ответ – это диета и жизнь на кофеине, тогда как выход, вероятно, заключался в том, чтобы лежать два года подряд.

Несмотря на то, что я чувствовала себя ужасно, постоянно голодала, испытывала тревогу и переборщила с кофеином, именно так я и понимала интуитивное питание. Я думала: «Наверное, это и есть надёжный, непринуждённый образ жизни, приводящий к похудению». Интуитивное питание! Смотрите! Я могу есть всё, что хочу! Я просто не буду есть много, начну ходить пешком до ресторана и обратно, шесть-восемь часов стоять на ногах и бегать раз в пару дней! Здоровье! Красота! Успех! Уверенность! Счастье! Деньги!

Никогда в жизни ноги не болели так сильно. Я помню, как интересовалась у других официанток, как они справлялись с этой убийственной проблемой. Каждую ночь, пока я пыталась заснуть, ноги жутко пульсировали. Но девочки не понимали, о чём я говорила. Так что… Ладно, проехали. Я – единственный человек, чьи ноги гудели через 10 часов стоячей работы. Просто добавим эту проблему в мой бесконечный список проблем.

Затем, в середине лета, я отпросилась с работы на неделю, чтобы поехать домой в Пенсильванию и сделать липосакцию двойного подбородка. И мне много о чём хочется рассказать.

1. Очевидно, что моя затея была полным абсурдом. У меня произошёл нервный срыв из-за давления выбранного мною карьерного пути. И вместо осознания, что актёрская деятельность, возможно, не являлась правильным выбором, а вынуждала меня копаться в себе (что не было психически или физически здоровым действием), я решила посмотреть, поможет ли мне пластическая хирургия.

2. Процедура не помогла. Я выглядела точно так же, как и до неё, может быть, даже хуже. Она не дала мне той подтянутой линии челюсти, на которую я так надеялась. Возможно, это отчасти потому, что я сделала липосакцию, когда была довольно худой (благодаря тому, что стояла на ногах по десять часов в день и сидела на диете, состоящей в основном из батончиков Luna Bars). Поэтому, когда мне делали процедуру, откачивать там было почти нечего. А когда в течение следующего года я неизбежно набрала вес, жир вернулся. Вероятно, чтобы получить желаемые результаты, я нуждалась в более инвазивной процедуре.

3. Сначала я не могла понять, сработало это или нет, но довольно скоро стало ясно, что никаких положительных результатов нет. И я не могла эмоционально справиться с этим исходом. Поэтому я игнорировала и подавляла всё, чтобы было связано с операцией. Подавляла настолько, что даже забывала, имела ли вообще место липосакция в моей жизни. Я не могла смириться с тем отчаянием, которое побудило меня на безрезультатную процедуру.

4. Возможно, лицо стало выглядеть хуже, потому что после процедуры появилась свободная кожа, а я целую неделю не носила послеоперационную компрессию, потому что мне нужно было возвращаться на работу в чёртов Chat ‘N Chew. Я так и не сделала последующую «подтяжку кожи», потому что была травмирована, пребывала в ужасе и не могла заставить себя вернуться.

5. Лицо и челюсть явно хотят быть… неопределёнными.

Через неделю я снова вернулась к работе официанткой и стала издеваться над своими ногами. А потом, в конце лета, во время пробежки я вывихнула лодыжку. Видимо, ноги начали акт протеста. ПРЕКРАТИ, КЭРОЛАЙН! ТЫ МУЧАЕШЬ НАС! Мне пришлось взять несколько дней отгула на работе, чтобы дать лодыжке зажить. Но потом я поняла, что пора выходить на смену. И что я сделала? Я просто притворилась, что нога не выздоровела. «Извините, лодыжка не заживает. Наверное, мне придётся сменить профессию».

К последнему семестру я приступила с той же неопределённой челюстью. И, благодаря неустойчивому летнему «образу жизни» – чрезмерным физическим нагрузкам, переизбытку кофеина и 50-процентному питанию батончиками Luna Bars, – я медленно набирала вес. Как это обычно и бывает.

В рамках учебной программы мы проводили множество прослушиваний у кастинг-директоров, которым платили за то, что они приходили к нам в школу, устраивали фальшивые прослушивания, а после давали рекомендации. Это была… довольно полезная терапия для моего страха перед прослушиваниями. Но я всё равно их ненавидела.

Прослушивание проходило в середине января, после каникул. А во время каникул я сошла с ума и подстригла чёлку. Очень коротко. Я виню свою маму. Последние полтора года я носила чёлку нормальной длины, пытаясь походить на актрису Зои Дешанель, и мама постоянно твердила мне, что если я хочу чёлку, то самый подходящий вариант для моего лица – это маленькая чёлочка Одри Хепберн. Она постоянно говорила: «Кэролайн, у тебя такая длинная чёлка! Думаю, тебе стоит подстричь её, как у Одри Хепберн».

И вот, наслушавшись её бреда, в порыве безумия (и за три недели до своего показа) я поднялась в комнату и подстригла хорошую, нормальную, длинную чёлку до крошечной длины.

Я спустилась вниз и сказала:

– Эм. Мам… я…

– ЧТО? БОЖЕ! Кэролайн! Зачем ты это сделала?

Ты, должно быть, шутишь?

– Потому что весь прошлый год ты говорила мне, что мне нужна короткая чёлка ОДРИ ХЕПБЕРН!?!?!

– Нет, я… я не имела в виду…

– ДА! ТАК И БЫЛО! ТЫ СЕРЬЁЗНО БУДЕШЬ ВСЁ ОТРИЦАТЬ?!?! НЕУЖЕЛИ ВСЁ НАСТОЛЬКО ПЛОХО?

– Нет… не так уж и плохо… но… я никогда не говорила тебе ОТРЕЗАТЬ чёлку.

Я ушла в порыве гнева.

Отлично. Отлично! Я облажалась. Я в полном дерьме. Если я не надену парик, мне придётся выступать в таком виде.

Я хотела, чтобы чёлка отросла к показу, но этого не случилось. То есть, она отросла, но совсем немного… Ну, знаете… на пару миллиметров. Но она всё равно была очень короткой и странной. Если бы остальные волосы не были такими длинными, причёска хотя бы причудливо гармонировала.

За несколько дней до выступления я снова охрипла, и меня охватила паника. Голос был всё ещё нестабилен, и мне пришлось провести несколько дней, не разговаривая. Даже во время генеральной репетиции за день до этого я не говорила и не пела. Я просто сидела, пока все мои одноклассники болтали, молча думала о том, как всё ужасно, и смотрела в зеркало на свою дурацкую чёлку.

В день показа у меня впервые за четыре года начались месячные. Ни с того ни с сего. Вы шутите, месячные? Вы на четыре года куда-то пропали и заставляли меня искать способы вас вернуть – сидеть на диете, произносить мантры и молиться. И я не слышала от вас НИ СЛОВА! А теперь вы возвращаетесь! ТОГДА, когда у меня нет НИ физических, НИ эмоциональных, НИ психических возможностей с вами справиться!

После выступления со мной захотели встретиться два агента. Фух. Значит, чёлка меня не дисквалифицировала. Многие студенты в моём классе не заинтересовали агентов, так что мне повезло. Мой темпераментный голос и неопределённая линия челюсти ничего не решали. Я встретилась с первым агентом, который был заинтересован подписать со мной контракт, в их офисе в центре города и провалила интервью. Он задавал вопросы о карьерных мечтах и ролях, которые я хотела бы сыграть, а я едва могла ответить.

– Вы видите себя Глиндой или Эльфабой?

– Эм. Может, Нессой?

Несса – это сестра Эльфабы. Я, возможно, и подходила на роль НЕССЫ, но я не была уверена в себе, и это было очень заметно. Его заинтересовало моё выступление, но, когда он сел передо мной и увидел, насколько я не уверена в себе, сказал жёсткое «нет». Он был умён. На меня нельзя было делать ставку.

Другой агент, заинтересовавшийся мной, сначала связался с моим учителем и спросил, что она думала обо мне как об исполнителе. Он был её агентом, и они по-прежнему оставались в хороших отношениях, а годом раньше Кейт была моим учителем актёрского мастерства. Она сказала ему, что я «одна из лучших актрис, которых она знает».

Понимаете, такие мелочи меня убивали. С одной стороны, я только и ждала похвалы. Учитель актёрского мастерства, которую я так любила и уважала, сказала, что я одна из лучших актрис, которых она знает? Эта женщина, которая выступала на Бродвее с Дженнифер Гарнер? Которая учила и работала с огромным количеством актёров на протяжении многих лет? Она специально рассказала мне о разговоре с агентом. Наверное, она знала, что мне нужен небольшой толчок.

Но на другом, более глубоком уровне, слыша подобные слова от Кейт и от Фрици, я не могла признать, что я несчастна. Потому что именно эти комментарии и комплименты заставляли меня чувствовать, что я никогда не смогу бросить то, чем занималась. Как я могу сдаться, если действительно так хороша? Разве я не буду на себя злиться? Разве я не подведу людей? Не подвожу её? Разве не стоит поднажать и разобраться в себе? Я застряла, потому что, очевидно, была так хороша. Значит, я должна продолжать попытки, даже если всё время несчастна. Как будто это того стоит.