За Семью Преградами

==== Глава 15. Рождение чуда ====

С трудом продравшись сквозь липкую муть, доставшуюся ей от удара об землю, Рада пришла в себя. И сразу же застонала, ощутив, что болит у нее сейчас абсолютно все. Казалось, что по ее спине прогнали табун лошадей, которые своими проклятущими копытами измяли и переломали все ее кости. На память пришел бешеный бег по снегу, бесшумный взрыв и мощный удар в спину. Дышать до сих пор было тяжело, грудь сдавило, и Рада внимательно прислушалась к себе, не сломаны ребра? Но и на этот раз боги защитили ее: в груди болело сильно, но не настолько, чтобы это был перелом.

Лицом она лежала в сугробе, и, не осознавая, что делает, Рада набрала полный рот снега. Он моментально обжег горло, болью сковал зубы, но это было так хорошо, когда талая ледяная вода полилась в пересушенную обожженную бегом глотку. К тому же, холод моментально отрезвил ее и привел в себя.

Искорка! — промелькнуло в мозгу, и Рада, превозмогая боль, заставила себя выбраться из сугроба и оглядеться.

Она была совсем рядом, буквально в двух шагах, целая и невредимая. Только вот лицо ее сейчас почему-то исказило страдание, и по щекам, размывая пыль и грязь, бежали две светлые дорожки слез. Напротив нее сидел Алеор, тяжело глядя на нее и что-то тихо говоря, а Лиара только качала головой в ответ на его слова, словно не хотела слышать или понимать их смысла. Рада нахмурилась, чувствуя, как внутри поднимается тревога. Что еще там эльф вещал искорке? Если он обидел ее…

Она вздрогнула всем телом и резко обернулась, когда над холодной степью разнесся отчаянный вопль Редлога, перемешавшийся с полным боли ревом медведя. Мародер буквально подорвался с места и бросился к Жуже, растянувшемуся сейчас на снегу и так надрывно, так отчаянно кричащему, что сердце Рады сжалось. Упав на колени возле медведя, Редлог потянул к нему дрожащие руки.

— Жужа! Друг! Что с тобой?! Ты расшибся? Ты ударился? Ты что-то сломал?!

Медведь в ответ продолжал лишь надрывно скулить. Насколько Раде было видно, никаких внешних повреждений у него не было, но при этом громадная покрытая мехом туша припала к земле, распахнув красную пасть и отчаянно вопя, так, словно его ножом резали по живому. Раде внезапно подумалось, что все, что с ними случилось буквально несколько минут назад, в Серой Гнили, — всего лишь ее сон и выдумка. Скулящий мохнатый медведь, весь вывалявшийся в снегу, что сейчас был перед ее глазами, совершенно не походил на то прозрачное крылатое существо, что защитило их при переходе через болото.

— Что там на этот раз? — хмуро буркнула Улыбашка, отряхиваясь от снега. Дубленка у нее от падения криво сбилась, и гномихе пришлось перетягивать ее ровнее. — Что еще могло случиться?

— Жужа! Друг! Поговори со мной! — заламывая руки, драл глотку Редлог, и от его воплей, перепутанных с ревом медведя, в ушах у Рады громко звенело.

— Дай, я посмотрю, — Кай тяжело выкарабкался из сугроба и направился к ним. — Может, он повредил что-нибудь во время падения.

— Но ты же не можешь его исцелить! — запричитал Редлог. — Мы же пробовали, и твоя сила на него не действует! Что же мне делать тогда, что делать?! О, Жужа!

Раде было искренне жаль медведя, особенно, если он действительно получил серьезные повреждения при падении. Но сейчас ее гораздо больше интересовало то, почему Лиара была в таком состоянии и плакала навзрыд, дрожа, будто осиновый листок на ветру. Лицо Алеора, отвернувшегося от нее, было жестким. Кулаки Рады сами собой сжались. Что такого он сказал ей, что довел ее до такого состояния? Клянусь, он ответит за каждое слово, которое ее ранило! Кем бы он ни был!

— Что там, Кай? — Алеор уже не смотрел на Лиару, взгляд его был сосредоточенным и собранным. — Он сможет продолжить путь?

— Ты… — Редлог открыл рот, только шумно дыша и глядя на Алеора широко распахнутыми глазами. На лице его неверие мешалось с ужасом. — Ты… Как ты можешь такое говорить?! Неужели же ты собираешься бросить его здесь одного?! После всего, что он сделал для нас?!

— Нет, Редлог, мы никого не бросим, — устало покачал головой Алеор. — Просто нужно решить, как нам нести его дальше, если сам он идти не сможет.

Мародер в ответ засопел носом, выражая свое негодование. Громко ревел медведь, над которым сейчас склонился Кай, осматривая его. В стороне стояла Улыбашка, поглядывая на всю компанию с недовольным видом. Губы ее тихонько шевелились, словно она бормотала под нос проклятия. Но Раде было не до того. С трудом поднявшись на ноги и морщась от каждого шага, она поковыляла к содрогающейся от рыданий искорке.

Та закрыла лицо руками и дрожала, такая маленькая, такая перепуганная, вся покрытая снегом. Сердце Рады сжалось: смотреть, как она плачет, было просто невыносимо. Почти что упав возле нее в снег, Рада положила руки ей на плечи, пытаясь заглянуть в лицо:

— Милая моя, зоренька моя светлая, что случилось? Тебе больно? Ты расшиблась?

Лиара в ответ отрицательно замотала головой, но перестать плакать просто не могла.

— Все с ней в порядке, — бросил поднявшийся и отряхивающий штаны Алеор, поджав губы. Вид у него был недовольным. — Оклемается сейчас.

Ярость взметнулась в Раде с такой силой, что буквально подбросила ее на ноги и швырнула к эльфу.

— Что ты сказал ей? — прорычала она, чувствуя, как разбухают жилы на шее, а кулаки наливаются свинцом. — Это ты ее до такого состояния довел?!

— Не ори, — скорчился эльф, мазнув по ней хмурым взглядом. — Ничего я ей не делал.

— Тогда почему она плачет?!

— Алеор, — негромко позвал Кай, склонившийся над Жужей. В голосе его прозвучали странные нотки.

Эльф обернулся к нему, и Рада буквально полыхнула, будто внутри взорвалось пламя, точно такое же, как несколько секунд назад на равнине за ними. Грубо рванув Алеора за плечо, она развернула его к себе.

— Я с тобой разговариваю, Алеор! Будь добр ответить мне!

— Ты забываешься, — в ледяных глазах эльфа заворочалась плохо сдерживаемая угроза. — Не истери, будто девка дворовая. Все с твоей искоркой нормально. Сейчас проревется и успокоится.

— Алеор! — уже настойчивее позвал его Кай.

Больше всего Раде сейчас хотелось ударить эльфа прямо в его недовольное вытянутое лицо. Он никогда не знал этих чувств, он никогда не любил никого, кроме самого себя. Он жил лишь для смерти и собственной славы, он насмехался над чужим горем ровно так же, как и над чужим счастьем, считая, что имеет право судить.

Что-то глубоко внутри Рады шептало ей, что она сейчас очень жестоко ошибается, что она должна немедленно остановиться, но так долго сдерживаемая усталость, давление этого проклятого похода, неизвестность, боль и ярость смешались в такой тугой раскаленный узел, что сейчас она просто не в состоянии была контролировать себя.

— Что ты сделал с ней? — голос дрожал, горло то и дело перехватывала раскаленная добела рука гнева. — Я доверила ее тебе буквально на несколько минут, и что в итоге? Что ты наговорил ей, что она даже успокоиться не может?

— То, на что тебе никогда не хватило бы смелости, — очень тихо произнес Алеор, глядя прямо ей в глаза. — То, что она должна была услышать хотя бы раз в жизни. — Рада заскрежетала зубами, но выговорить ни слова он ей не дал. Сейчас голос Алеора больше всего походил на леденящее душу шипение гадюки. — Вы здесь все так носитесь со своей добротой, со своим милосердием, со своей Великой Матерью, которая вас так защищает! Вы думаете, что буквально состоите из света и радости, и что весь мир такой же, но это не так! Любой вокруг вас за приличную сумму денег ткнет вас ножом в бок, а если и нет, то будет хлопать в ладоши и с замиранием сердца смотреть, как вам рубят голову на площади! Ему не нужно будет никакого повода для этого и никакого достойного объяснения. Он не будет вдумываться, правы вы или виноваты, ведь в этот момент он чувствует свою власть над вами, он наслаждается зрелищем вашего страдания из безопасности своей мнимой невиновности! — Голос Алеора становился все громче, и слова падали на Раду, будто тяжелые камни. Она внезапно ощутила неуверенность: ее гнев, каким бы праведным он ни был, сейчас делал ее уязвимой, а эльфа — правым во всем. — Любой обворует вас и обманет, коли у него будет возможность. Не потому, что испытывает что-то плохое лично против вас, но потому что считает себя недооцененным и свои интересы ставит превыше всего остального в мире! А когда начнется война, этот самый любой с огромной радостью будет провожать вас на нее, лить горькие слезы из-за вашего ухода, махать вам вслед платочком и усыпать вашу дорогу цветами. А в душе только и думать о том, что не ему там умирать, а вам, и за это спасибо милостивым богам. И этих людей вы со Светозарной хотите спасти? Их вы хотите защитить? — Глаза Алеора сверкнули лютой яростью. — Мне уже поперек глотки стоят все ваши вечные блеяния про доброту, любовь и взаимопомощь! Про то, что кого-то надо защищать и спасать, про то, что оружие, которое действительно могло кого-то защитить, не должно быть использовано в бою! Меня тошнит от вашего самолюбования, ведь вы ничем не отличаетесь от всех остальных! Вы почему-то решили, что имеете право судить о том, что верно и хорошо для других людей, что только ваши слова несут истину и защиту, что только ваша правда убережет мир! Но это не так, Рада! Пока вы будете молиться и поднимать очи небу, пока будете петь свои вечные песенки про Великую Мать и купаться в радости, кто-то должен будет в крови и дерьме по уши делать за вас всю грязную работу, чтобы ничто не отвлекало вас от вашего возвышенного пения! И меня воротит от таких, как вы! — Алеор сплюнул на землю, и Рада ощутила, как немеет все внутри нее, все быстрее и быстрее превращаясь в вымерзший кусок льда. — Каждый раз, когда очередной благостный придурок, выбирает несражение и несопротивление вместо того, чтобы встать и честно принять бой, кто-то другой подыхает за него. Каждый раз, когда кто-то говорит о справедливости и добре, где-то в другом месте этого мира десяток людей лишаются жизни из-за несправедливости и зла. И ты не можешь это изменить, потому что таков мир, а все твои иллюзии на этот счет — это вранье, ложь и слабость, это лень и желание сберечь собственную шкуру. — Он замолчал на несколько мгновений, глядя своими жестокими глазами ей в глаза. А потом тяжело закончил: — Вот это я и сказал твоей искорке, Рада. И я не вижу в этом ничего такого, из-за чего можно было бы так убиваться.

Словно оглушенная, Рада стояла и смотрела на него, и смысл слов эльфа очень медленно достигал ее сознания. Его гнев в разы превышал ее собственный, его слова ранили так больно, так глубоко, что вся ярость моментально слетела с Рады прочь, будто смытая ледяным душем. И как бы ни шатался сейчас мир под ее ногами, как бы ни стремилась Рада хотя бы кончиками пальцев ухватиться хоть за что-нибудь привычное, а только сейчас она чувствовала, что Алеор прав. Не во всем, далеко не во всем, но прав. Она и сама думала что-то подобное, просто не так жестко, как он. Не так прямо, как он. Хоть с самой собой-то будет искренней. Не так прямо и не так честно, как он.

А еще более горячей волной ее накрыл стыд, такой сильный, что Рада не в состоянии была больше смотреть в лицо Алеора и опустила глаза. Он сказал, что презирает таких, как она. Ее брат, ее самый близкий и единственный друг. Рада понимала, что это могло быть сказано в запале, сгоряча. Она только сейчас осознала, насколько сильно устал сам Алеор, таща их вперед все это время, подбадривая их, следя за тем, чтобы они не унывали, чтобы у них всегда была мотивация двигаться дальше, переводя на себя все их возможные скандалы и склоки. В конце концов, все они были совершенно разными людьми с разными характерами и жизнями и последние недели вынуждены были постоянно находиться в обществе друг друга, делить тяжелый путь на всех, приспосабливаться. И Алеор только и делал, что брал на себя всю их усталость и раздражение, раз за разом заставлял их срываться на нем самом, чтобы они могли спустить лишний пар и продолжать путь. А вместо того, чтобы понять это, оценить и помочь ему, Рада только и делала, что ровно как и все остальные срывалась и сливала на него всю свою усталость. Крохотный муравей точит корни даже самого большого дерева. Старая мелонская поговорка как всегда пришлась кстати.

Пусть и брошенные в сердцах, слова Алеора ударили глубоко, так глубоко, как она и сама даже не ожидала. И вместо гнева вызвали глубокое раскаяние и стыд.

— Прости меня, брат, — хрипло проговорила она, с трудом проталкивая слова через пережатое горло. — Мне не следовало… — дальше Рада говорить уже не могла, да и не знала, что сказать.

— Ничего, — бросил эльф, разворачиваясь и отходя прочь, и Рада вновь содрогнулась.

Будто последний камушек, самый болезненный, на груде того битого кирпича, что сейчас прижимал ее к земле и был ее собственной гордостью, с такой легкостью разбитой на куски эльфом.

Подотри сопли. Вряд ли сейчас ее внутренний голос был мягче голоса Алеора. Ты чувствовала, что не стоит выходить из себя, ты прекрасно это знала, но ты не послушалась. Ты хотела что-то доказать и получила ровно столько, сколько заработала. И если ты хочешь хоть чего-то добиться, то возьми себя в руки и сделай из этого вывод. В следующий раз не будешь драть глотку попусту.

Рада не в силах была сейчас поднять глаза от снега под своими сапогами, но краем зрения уловила поднимающуюся на ноги искорку. Лицо той было встревоженным, ладошкой она растерла по щекам последние следы слез и неуверенно протянула руку, дотронувшись до предплечья Рады. Ее тревожный взгляд жег так же больно, как и жесткие слова эльфа, и Рада не в силах была смотреть на нее.

— Я сама виновата, — хрипло бросила она, надеясь, что этого будет достаточно, и Лиара не станет увеличивать ее позор еще больше, начав ее утешать. — Получила по морде за дело. Все честно. В следующий раз буду умнее.

Шмыгнув носом, она потерла его кончик кулаком и через силу улыбнулась Лиаре, пряча поглубже свою боль. В глазах искорки была тревога, но она только кивнула, точно так же неуверенно улыбнувшись ей в ответ. Она никогда не станет позорить меня. Что бы ни произошло.

Тем временем Алеор встряхнулся, словно кот, сбрасывая с плеч раздражение и усталость, и вновь стал тем самым Алеором, которого они все привыкли видеть: энергичным, собранным и сосредоточенным на своей задаче. Разве что Раде чувствовалось что-то неуловимое в развороте его плеч, что говорило о том, насколько глубоко уязвлен сам эльф. Она вновь шмыгнула носом, чувствуя себя полной дурой. Раз уж решила собраться и соответствовать требованиям, то и не нужно было дальше топтаться, как нашкодивший щенок.

Улыбашка окинула ее осторожным взглядом и почти сразу же отвернулась, кашлянув в кулак. Похоже, она оказалась единственной свидетельницей их ссоры; Кай с Редлогом были настолько увлечены состоянием медведя, что до окружающего мира им и дела не было.

Алеор подошел к скулящему в снегу Жуже, который сейчас немного попритих, и повернулся к Каю:

— Ну что там? Ты меня звал.

— Ситуация несколько… неожиданная, — ильтонец явно пытался подобрать слова, но вид у него был совершенно сконфуженный, а пушистые брови взлетели высоко вверх.

— Неожиданная? — нахмурился Алеор. — Что ты имеешь в виду? Что с ним?

— Кажется, он рожает, — проговорил Кай так, будто и сам не верил в собственные слова.

На несколько мгновений все сковала немая тишина. Друзья одновременно воззрились сначала на Кая, потом на лежащего в снегу медведя, который поскуливал и скреб передними лапами сугроб.

Первым из ступора вышел Алеор. Мотнув головой, словно пытался прийти в себя, он вопросительно взглянул на ильтонца:

— Прости, что?

— Рожает, — повторил Кай. Вид у него был еще более сконфуженным. — Это самка. И она пытается произвести на свет двух малышей.

— Самка?! — почти взвизгнул эльф.

Рада вдруг поняла, что в голове у нее нет ни одной мысли. Все они вылетели из нее, будто их ветром сдуло, не оставив после себя ни следа. Она только и могла, что во все глаза таращиться на Жужу.

— Да, — кивнул Кай, глядя на Алеора таким взглядом, будто и сам был глубоко поражен.

— Как самка? — заморгал Редлог. — Какая самка? Мой Жужа? Мой верный друг?

— Теперь, видимо, придется употреблять термин «подруга», — медленно проговорил Алеор, упирая руки в бока. Лицо его вытянулось.

— Но как? Когда ты успел? — Редлог со всей тоской мира на лице повернулся к медведю. — И почему ты не познакомил меня со своим избранником? Жужа… ты женщина?! — с надрывом вскричал он.

Хриплое бульканье справа от Рады совершенно точно было смехом Улыбашки. Остальные друзья только смотрели на медведя, который тяжело дышал, вывалив из пасти алый язык. Жалобными глазами он смотрел на Редлога и то и дело поскуливал, облизывая черный мокрый нос.

— И что нам делать теперь? — не обращаясь ни к кому конкретно, спросил Алеор.

— У тебя будут дети, Жужа! — лепетал Редлог, потянувшись к морде медведя и пытаясь обнять его. — У нас с тобой будут малыши!

— Не его ли это дети? — тихо прошептала Улыбашка, продолжая хихикать себе под нос.

— Наверное, все-таки не его, раз он не знал, какого пола его друг, — также тихо ответила Рада.

Постепенно до нее начала доходить вся комичность сложившейся ситуации, и смех принялся прорастать сквозь стыд, как по весне пробиваются сквозь прошлогодний иссохший ковер первые зеленые ростки.

— Ну не скажи, — поцокала языком Улыбашка. — Страсть, знаешь ли, дело такое! В такой ситуации много чего можно не заметить!

Они вдвоем тихо захихикали.

— Ты же в прошлый раз осматривал его, Кай, — Алеор вновь взглянул на ильтонца. — Неужели ты не заметил ничего… странного?

— Я уже говорил тебе, Алеор, энергетический жгут оттолкнула его аура, я даже не смог считать его состояние, — в голосе Кая прозвучала нотка обиды. Это был первый раз, когда эльф усомнился в его слове или его способностях.

— Целых двое малышей! Целых двое, Жужа! — голос Редлога становился все громче, добавляясь к тяжелому сопению и скулежу медведя, и в нем звучало неприкрытое ликование. — Маленькие теплые лапки будут топотать по нашему дому! Маленькие носы будут вынюхивать еду!

— А что уж будут делать маленькие мохнатые зады, и подумать-то страшно, — вновь приглушенно прокомментировала Улыбашка, изобразив на лице глубокое удивление, и Рада услышала, как рядом негромко засмеялась Лиара.

Теперь смотреть на искорку было немного легче. Смех словно сломал тяжелый жесткий барьер, застывший между ними после разговора с эльфом. Глаза Лиары уже совсем высохли, и лишь длинные кудрявые реснички все еще были слипшимися по краям от слез. Рада улыбнулась ей, положив ладонь ей на плечо и привлекая к себе. Казалось, в мире становилось чуточку светлее, когда Лиара улыбалась.

— Я не сомневаюсь в твоих способностях, Кай, — Алеор примиряющее кивнул ильтонцу и вновь нахмурился, разглядывая медведя. — Но мы должны понять, что нам делать дальше. Вряд ли мы сможем пройти через Летающие Острова с двумя новорожденными детенышами в руках.

— Ты совсем с ума сошел, Алеор? — круглыми глазами воззрился на него Редлог. — Не может быть никакой речи о том, чтобы мы следовали за вами и дальше. Теперь у Жужи есть дети, я стал дядей и собираюсь всего себя посвятить им. Я просто не могу безответственно болтаться по свету, подвергая опасности и себя, и его… то есть ее, — поправился он. — Теперь у меня есть долг и предназначение! — глаза его сияли.

— Это все, конечно, отлично, — вновь покивал эльф. — Но кто-нибудь здесь когда-нибудь принимал роды?

Несколько секунд все они сконфуженно молчали. Единственное, что Рада помнила о своих собственных родах, это сонные травы, которыми ее поили Жрецы Церкви Молодых Богов, и после этого она засыпала как убитая. Потом уже, после пробуждения, была и боль во всем теле, и такое состояние, будто кто-то бил ее по спине бревном, и полное истощение, и еще множество других не менее «приятных» моментов. Но сам чудесный миг появления новой жизни она оба раза пропустила по милости мужа, который больше всего на свете боялся, что ребенок может погибнуть, а потому подстраховался при помощи Жрецов. Мать из меня вышла отвратительная, вновь подумала Рада, почувствовав укол тоски.

— Я как-то принимала роды у кошки… — совсем тихо пискнула Лиара из-за ее плеча. Алеор перевел на нее насмешливый взгляд, но ильтонец не дал ему ничего сказать:

— Думаю, это не совсем подойдет нам, Светозарная.

— Ай, подсолнечники проклятые, толку от вас чуть! — проворчала Улыбашка, расталкивая Раду с Лиарой на пути к Жуже и закатывая рукава. — Давайте, я подсоблю! И вообще, мужикам тут не место. Как самое интересное начинается, вы обычно такой вой закатываете, на который и десять баб не способны. Так что идите-ка вы отсюда, отдохните с дороги, а я помогу Жуже.

— Если я что-то могу сделать, маленькая женщина?.. — Редлог с надеждой взглянул на нее. — Хоть что-то!..

— Думаю, ты тут уже наделал всего, что только мог, — буркнула она в ответ, бросив на него косой взгляд. — Так что иди-ка с миром отсюда. Я позову вас позже. Кай, намети здесь снежный дом, хорошенько прогрей его изнутри и оставь нас с Жужей внутри. Я была бы очень благодарна, если бы все вы не болтались у меня под ногами.

Уже через четверть часа Рада с блаженством растянулась на своем одеяле возле жарко горящего костра. Ильтонец обошел их всех, возложив руки на каждого, и теперь у нее больше ничего не болело. Только усталость накатывала свинцовыми волнами, которые тянули веки вниз и до хруста раздирали зевотой челюсть. И живот ревел почти так же громко, как Жужа в соседнем снежном укрытии, немедленно требуя еды, и как можно больше.

Лиара сидела рядом с ней, поджав под себя ноги. Она уже успела умыться водой, подогретой Каем, и теперь аккуратно штопала большую прореху на боку своей дубленки, образовавшуюся во время неудачного падения после взрыва воздушной сферы. На другой стороне костра устроился глядящий в пламя Алеор. Он почти не смотрел по сторонам, изредка бросая короткие взгляды лишь на Редлога, грызущего ногти от волнения и раскачивающегося взад-вперед на своем месте. На Раду Алеор не смотрел, и получалось у него это как-то очень естественно. Не то, чтобы он избегал зрительного контакта, просто как-то ни разу не поднял на нее глаз и все. Донельзя сконфуженный Кай поддерживал пламя, на котором в котелке подогревался талый снег. Он, в свою очередь, старался не смотреть на Редлога. То ли потому, что не смог никаким образом помочь Жуже, то ли потому, что просто не знал, что сказать в такой ситуации.

Одним словом, друзья молчали, и никто из них не отваживался прервать эту тишину и начать какую-либо беседу.

Внутри у Рады было пусто, пыльно и сухо, как в старом чулане. Последние ее силы ушли на ссору с Алеором, и теперь не осталось ничего, буквально ничего. Странное безразличие к этому мешалось со слабым удивлением, и она все пыталась отыскать в груди хоть какой-то обрывок эмоции, хоть что-то, что напоминало бы силу или желание сделать что-нибудь. Но там была только пыльная пустыня, где суховей закручивал водовороты из тлена ее надежд и желаний, ее стремлений, страхов, тревог. А еще там было сжавшееся в точку багровое солнце тяжелее свинца, которое давило так сильно, словно могло насквозь проломить ее кости, прорвать мясо и выпасть на землю.

Мы все очень устали. Наш путь так тяжел, и мы все на пределе. Не удивительно, что нет сил. Только вот осознание этого тоже ровным счетом ничего не меняло. Тяжесть давила ее к земле, лишала последней возможности двигаться, словно кто-то громадный поставил свою каменную пяту прямо ей на грудь и пытался раздавить ее. И Рада совершенно не знала, что с этим сделать и как справиться. Великая Мать, все в твоей воле. Я просто больше не могу.

На смену всему этому пришло блаженное забытье, в котором Рада плавала, будто в пузыре воздуха на громадной глубине, которой уже не достигают лучи солнца. Это был и не сон, и не явь, но какое-то странное оцепенение, в котором не было ни одной мысли, но самым краешком своего существа она еще осознавала, что происходит вокруг. Из этого оцепенения ее вырвал далекий голос Улыбашки, и Рада с трудом продралась обратно, возвращаясь в сознание.

— Кай! — толстые снежные стены приглушали зов гномихи, но Рада слышала, что голос ее спокоен. — Идите сюда! Все закончилось!

Рада открыла глаза и заморгала, привыкая к неяркому свету бледной сферы энергии, подвешенной под потолком. Рядом зашевелились друзья, тоже придремавшие у пламени во время ожидания. Разве что Редлог почти сразу же вскочил на ноги, как подброшенный гигантской невидимой рукой. Ему уж точно все это время покоя не было.

В воздухе чувствовался запах еды, и глаза Рады сами нашли котелок, примостившийся возле костра, чтобы не остывать. Видимо, Лиара решила не будить ее, когда ужин был готов, чтобы дать возможность еще немного отдохнуть. Сама искорка сидела рядом в оцепенении грез, но тоже начала медленно возвращаться в себя от зова Улыбашки.

— Кай! Вставай! — заломил руки Редлог, перетаптываясь на месте от нетерпения. — Мне нужно знать, что с моим Жужей, что с ребятишками!

— Сейчас, — голос ильтонца был совсем хриплым от усталости.

Он с трудом вскинул голову, которую до этого уронил на сложенные на коленях руки. Глаза его продолжали оставаться черными, как ночь, и Рада в очередной раз уже подумала о том, сколько сил ильтонец тратил для того, чтобы все они постоянно были в тепле и уюте и ни в чем не нуждались.

Встряхнувшись, Кай перевел свой взор на стену снежного дома, и часть его немедленно выпала наружу, образовав ровную арку прохода высотой в человеческий рост. За этой аркой было темно, как в почерневшем от копоти зеве печи, и только редкие белые снежинки кружились в воздухе. Холодный ветер моментально просунул свои длинные руки в тепло домика из снега, и Рада содрогнулась от его прикосновений.

Выпущенной из лука стрелой Редлог вылетел во мрак, что-то причитая и размахивая руками. Ночь поглотила его, но издали долетали обрывки его то ли слов, то ли отдельных выкриков.

— Надеюсь, теперь это безумие закончится, — тяжело пробормотал Алеор, вставая с пола снежного дома.

— Думаешь, Редлог покинет нас здесь? — устало спросил его Кай, поднимая на него измученные глаза.

— Полагаю, что да, — кивнул эльф. — Во всяком случае, вряд ли мы сможем протащить через оставшиеся преграды медведицу сразу после родов и двух медвежат. Да и дело свое они оба уже сделали, так что Редлог нам больше не нужен.

На Раду Алеор все также не смотрел. Прошагав через снежный дом, он пригнулся, чтобы не задеть макушкой арку прохода, и растворился в ночи.

— Пойдем, искорка, — тихонько позвала Рада очнувшуюся от грез Лиару. — Посмотрим, что там появилось на свет у нашего мохнатого друга.

— А я-то все думал, что же у него брюхо такое здоровое, — со вздохом покачал головой Кай, пропуская их вперед к выходу. — Теперь понятно.

Ночь была холодной и темной. Кусачий ветер долетал с северо-востока, гоня поземку по глади сугробов. Небо плотно укрыл толстый слой облаков, скрывший звезды, лишивший мир света. В первый момент Рада слепо заморгала, глядя в темноту и не понимая, куда им идти, но под ногами вырисовывалась четкая цепочка следов Редлога, и она зашагала, увязая выше колена, туда, куда ушел мародер.

В нескольких десятках метров от них расположился второй снежный дом. Стенки его приглушенно светились оранжевым, словно это было и не укрытие вовсе, а какой-то чудной, волшебный фонарик, затерявшийся среди угольно черной ночи. Возле него подпрыгивал в снегу Редлог, словно нетерпеливая блоха, стоял Алеор, тихо что-то говоря ему. Вряд ли мародер слышал его сейчас, все его внимание было отдано снежному дому.

За спиной Рады шумно втянул носом воздух Кай, часть снежной стены выпала наружу, и квадрат мягкого бледного света упал на снег перед путниками. Редлог сразу же нырнул внутрь, за ним следом вошел Алеор, и изнутри дома послышались тихие голоса. Рада ускорила шаг, ощущая любопытство оттого, что сейчас увидит там. И отстраненно поняла, что это ее первое чувство с тех самых пор, как усталость навалилась на нее каменной горой, а сердце сжалось в раскаленную до бела давящую градину.

Проковыляв по сугробам к снежному дому, она пригнулась и вошла внутрь, отступив в сторону от входа, чтобы искорке было удобно пройти. И замерла, широко раскрытыми глазами глядя вперед.

На полу на расстеленном одеяле Редлога растянулась медведица. Глаза ее были полузакрыты, она тяжело дышала, то и дело облизывая красным языком мокрый нос. Возле нее сидела усталая Улыбашка, растирая снегом руки с закатанными до локтя рукавами. А перед ними на коленях стоял Редлог, держа на руках два крохотных комочка.

Они были совсем маленькие, круглые, ярко-голубые, и мягкое свечение их кожи расходилось вокруг, дополняя свет сферы под потолком. Рада заморгала, не понимая, что она видит перед собой, потому что детеныши вовсе не походили на медведей. У них не было еще шерсти, только тонкая светящаяся синим цветом кожица. Их маленькие мордочки напоминали собачьи, крохотные круглые ушки то и дело поворачивались из стороны в сторону. А вот глаза у них уже открылись, круглые, ярко-синие, бездонные и чересчур крупные для таких маленьких мордочек, точно такие же, как у того существа, что несколько часов назад провело их через болота. В руках Редлога они смешно копошились, неловко размахивая лапами в воздухе. Раде виднелись их толстые животы, совсем как у упитанных щенков, и маленькие хвостики, похожие на тонкие палочки.

— Что… это? — в голосе Алеора звучало настоящее потрясение.

— Ей богу, не знаю, — устало покачала головой Улыбашка, утирая руки чистым куском полотна. — Но оно живое и очень активное.

— Это — детки Жужи! — Редлог поднял к ним светящееся лицо, и на нем сияла такая гордость, что Рада подивилась, как от ее жара еще весь дом не расплавился. — Его маленькие сыновья!

— Ты уверен, что это сыновья? — вскинул бровь Алеор. — Кажется, пару часов назад и Жужа был тебе братом, а теперь оказался сестрой.

— Это не имеет ровным счетом никакого значения, — счастливо выдохнул Редлог. — Я все равно буду любить их всем собой, заботиться о них, растить их! Когда-нибудь из них вырастут сильные и славные воины, и мы с Жужей будем гордиться ими!

— Ну что ж, тогда прими наши поздравления! — кивнул Алеор, пряча улыбку в уголках глаз. — И пусть ваши… дети будут счастливы, живут долго и только радуют вас обоих!

— Спасибо, Алеор! И всем вам спасибо! — Редлог поочередно оглядел их всех. Глаза у него были огромными и влажными от слез. Потом он повернулся к Улыбашке и неловко склонился перед ней в глубоком поклоне, придерживая два голубых светящихся комочка. — Но тебе, маленькая женщина, я обязан до скончания времен! Я даю тебе свое слово, что, что бы с тобой ни случилось, ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь. Если когда-нибудь тебе или твоей семье понадобится помощь, я приду по первому же зову. Только спой земле о том, как Небесный Змей вез на своих крыльях нас сквозь время и пространство, и я сразу же приду к тебе, где бы я ни был!

Улыбашка выглядела сконфуженной и польщенной одновременно. Потерев кулаком свой широкий нос, она неловко пожала плечами и взглянула на Редлога:

— Да я ничего и не сделала, только роды приняла. Тут бы любой справился.

— Благодаря тебе в мир вышли две маленькие души, и пришли они не просто так. Наступит время, когда люди по всему миру будут благословлять их рождение и имя той, что помогла им появиться на свет. — Почему-то сейчас Редлог совершенно не звучал безумными, наоборот, что-то было в его словах, что заставило Раду прислушиваться к ним. Редлог смотрел на гномиху полными преданности глазами. — Я никогда не забуду, маленькая женщина. Сколько бы времени ни прошло, как бы ни изменился этот мир, как бы ни истерлась память народов, его населяющих. Я не забуду никогда.

Видимо, на этот раз пробило даже Улыбашку. Она смотрела на Редлога, не отрываясь, и вид у нее был совершенно неуверенным. Поколебавшись, она глубоко поклонилась ему в ответ, и мародер тоже вновь согнулся пополам перед ней и повернулся к Алеору.

— Путешествие с тобой оказалось благословением для меня, мой дорогой друг, и я сожалею, что тебе пришлось так долго уговаривать меня идти вместе. Прости меня за мою глупость и лень, — он и перед эльфом склонил голову, и тот ответил таким же кивком. — Но теперь я больше не могу сопровождать вас, даже несмотря на то, что мне этого, судя по всему, хочется. Я останусь здесь вместе с Жужей до тех пор, пока она не окрепнет, а потом мы вернемся домой все вместе. — Он бережно прижал к груди два маленьких синих комочка.

— Ты уверен, что ты осилишь обратный путь, Редлог? — спросил Алеор. Рада бросила на него косой взгляд, в голосе эльфа читалась обеспокоенность. Ты считаешь его сухим и черствым, но это ведь не так. Это совсем не так, и у него тоже есть сердце. Просто он никогда не демонстрирует своих чувств. — Жужа вряд ли сможет сейчас переправиться через Пустые Холмы, да и детенышам нужен покой.

— Я справлюсь, Алеор, не беспокойся. — Улыбка Редлога была тихой и светлой. — С нами все будет хорошо. А теперь я хотел бы побыть с Жужей и ребятишками.

— Конечно, — кивнул эльф, засобиравшись к выходу. — Отдыхайте!

— Счастливого пути вам! — Редлог окинул их всех теплым взглядом. — Вы все совершенно безумны, что согласились на это, но вы делаете что-то очень важное, что-то очень нужное и правильное! И я желаю вам дойти до конца и осуществить то, что вы задумали! Пусть все силы этого мира хранят вас от беды.

— Благодарю тебя, Редлог, — Алеор вновь склонил перед ним голову, теперь это уже совершенно точно был не просто кивок. — Удачи и вам на вашем пути. Надеюсь, наши дороги однажды снова пересекутся.

— Я уверен в этом, мой друг.

Попрощавшись с Редлогом, друзья покинули его снежный дом, и Кай аккуратно поставил извлеченный до этого фрагмент стены на место, чтобы сохранить тепло внутри. В молчании они двинулись к своему собственному укрытию. Темнота стояла такая, что ориентироваться можно было только по оставленной ими же самими дорожке следов в снегу, потому что световую сферу Кай перед уходом погасил.

Рада тяжело шагала через сугробы, ведя Лиару за руку и не слишком много внимания обращая на бьющий в лицо ветер со снегом. В эти последние минуты прощания Редлог выглядел вовсе не так, как обычно. Что-то иное было в нем сейчас. Оно всегда в нем было, словно свет, струящийся сквозь толстые стены снежного дома, но сейчас оно стало как-то ярче, сильнее, мощнее. И на безумца он теперь вовсе не был похож, а ощущение его слов оставило глубокий отпечаток внутри сердца Рады. Что за роль отведена этим странным созданиям? Какая у них судьба? На память вновь пришли два маленьких светящихся синих комочка, и Рада только помотала в темноте головой, чувствуя глубокое удивление. Что-то странное произошло в эту ночь за Семью Преградами, и это казалось ей очень красивым. И очень важным.

Когда они наконец вновь оказались под защитой толстых снежных стен своего укрытия, и Кай закрыл за ними вход, зажег свет и обогревающее их пламя, Улыбашка буквально рухнула на пол и, глубоко втянув носом воздух, взглянула на Алеора.

— Кажется, вот сейчас ты просто обязан рассказать нам, что он такое? Кто он? — в голосе ее звучало глубокое потрясение. — Я ровным счетом ничего не понимаю, Алеор, но мне кажется, пришло время, чтобы ты ответил уже на наши вопросы.

— А разве ты так и не поняла, Улыбашка? — глаза эльфа смеялись, когда он усаживался напротив нее у костра.

— Кай сказал, что он может быть кем-то из высших миров, принявшим тело, — гномиха неуверенно взглянула на ильтонца и со вздохом взлохматила свои волосы. — Раньше это предположение казалось мне слегка безумным, но теперь я склонна поверить этому.

— И правильно сделаешь, — кивнул Алеор. Прищурившись, он взглянул в пламя. — Я долго думал, кто же он, присматривался, пытался понять. Тоннели, по которым он передвигается, прорыты везде под землей, и одному человеку, пусть даже самому искусному ведуну, всего времени мира не хватило бы на то, чтобы их создать. Повсюду еда, которая не портится, и, кажется, я знаю, что это такое. — Он тихо рассмеялся, покачал головой и оглядел друзей. — Это — подношения из храмов. Люди приносят дань богам, и она попадает прямиком к Редлогу.

На несколько секунд в снежном укрытии повисла тишина, в которой Лиара неуверенно спросила:

— Попадает? То есть, он ворует из храмов?

— Нет, — покачал головой Алеор. — Ты видела в коридорах мешки с испортившимся зерном, кишащим жучками. Вот их Редлог где-то стащил. Но еда из его кладовых совсем иного рода, она не портится, она неплоха на вкус. Я полагаю, что эта пища — некая проекция тех жертвоприношений, которые делают паломники в храмах. Как только она появляется на алтарях, она сразу же возникает и в кладовках Редлога.

— Но как? — задохнулась Рада, широко открытыми глазами глядя на эльфа и позабыв обо всем на свете. — Мы же тоже ели эту еду! И на вкус она совершенно такая же, как и обычная пища! В ней нет ничего особенного!

— В тебе тоже нет ничего особенного, Рада, во всяком случае, на первый взгляд, — Алеор смотрел на нее, впервые прямо, и глаза его были теплыми сейчас. — Ровно как и в Редлоге и его медведе. Они оба приняли телесный облик, они оба родились здесь на этой земле для какой-то цели. Но от этого они не перестали быть богами. Я так думаю, по крайней мере. Что скажешь, Кай? Я прав? — Алеор с улыбкой взглянул на ильтонца.

— Думаю, да, Алеор, — мягко ответил тот. Его нефритовые глаза поблескивали в свете языков пламени. — Я даже думаю, что знаю, кто он.

— Кто? — выдохнула Улыбашка, подавшись вперед и глядя на него расширившимися от удивления глазами.

— Есть только один единственный бог, которому служит ездовое животное, непохожее на лошадь. Везде его называют по-разному, но мы знаем его под именем Ирантир, Покровитель Всего Живого, брат Грозара. Говорят, что он летает по небу на змее с глазами-колодцами и огненными крыльями. — Он покачал головой, вздохнул и вдруг усмехнулся, как-то весело и легко. — Ну, на змея то существо, что вело нас через болота, не слишком похоже, но для его описания я вообще не знаю подходящих слов. Так что пусть будет Небесный Змей, как и сказал Редлог.

— Свалявшаяся борода Каменоступого! — хрипло выдохнула Улыбашка.

Раде тоже не верилось, хоть в словах друзей и был смысл, хоть она верила слову Кая, хоть видела собственными глазами этих маленьких голубых детенышей, да и истинный облик спутника Редлога тоже. Но она не раз и не два приносила жертвы в храмах Ирантира, прося у него за своих детей, и его изображение, — прекрасного юноши в легких одеждах и с венком на волосах, — совсем не вязалось с пропахшим дымом нечесаным бородатым мародером, что вечно пил, прятался по углам, воровал разбитые табуретки и шарахался от людей. Наверное, мы все так выглядим для обитателей тех высших миров, где царит свет. Наверное, им донельзя смешны все наши ужимки, все наши старания, корчи и потуги, наверное, они не понимают ровным счетом ничего из того, что происходит у нас здесь, в этой грязи. Только вот почему-то они тоже приходят в этот мир, чтобы облечься плотью и прожить эту жуткую жизнь в грязи и страдании. Зачем-то они это делают.

Эти мысли казались Раде очень важными, очень правильными, и что-то смутно проступало за гранью ее понимания, какой-то ответ на те вопросы, что она даже не смогла до конца сформулировать.

Поужинав, друзья собрались спать. На всех произвело очень глубокое впечатление то, что произошло всего пару часов назад, потому они и не разговаривали. Но Рада чувствовала себя хоть немного обнадеженной: Алеор, кажется, больше не злился на нее, и глаза его при этом были теплыми.

Когда они улеглись вместе с Лиарой на одеяле в уголке снежного дома, и Рада покрепче обняла свою искорку, прижимая к себе, та тихо-тихо, едва слышно позвала ее по имени.

— Рада?

— Да, маленькая, — также тихо ответила она.

— Скажи, пожалуйста… — искорка замялась на несколько мгновений, но потом все-таки договорила. — А ты думаешь так же, как Алеор? Я имею в виду тот разговор, что был сразу после взрыва. Ты думаешь, что люди не достойны того, чтобы защищать их?

Внутри вновь все тяжело сжалось, и горячий укол стыда царапнул раскаленным когтем сердце. Но все это было позади, и она уже справилась с собственной виной, она уже пережила все, что сделала неправильно. И почему-то в следующий миг вспомнились два толстых синих комочка в руках Редлога, таращивших на все вокруг круглые любопытные глаза.

— И да, и нет, моя девочка, — ответила ей Рада, прижимая к себе искорку, как можно крепче. — Алеор прав в том, что люди — ленивые, трусливые и жестокие, и что они никогда не думают о других, когда совершают свои поступки. Но это ни в коем случае не означает, что они навсегда остаются такими, понимаешь? — Рада нахмурилась в темноте, пытаясь как можно четче передать свои слова. — Когда-то я тоже была глупой и равнодушной, а потом все изменилось. В моей жизни появилась ты, беда прошла сквозь мой дом, уничтожив мою семью, потом было изгнание, Сагаир, Рамаэль… Я прошла через все это, так или иначе, и прошла потому, что верила, что смогу. Верила в себя, в тебя, в Великую Мать. Раз я смогла измениться и понять что-то при том, насколько бестолковой я всегда была, то и другие смогут. Мы сами хозяева собственных судеб, искорка, мы сами делаем свой выбор, сами шагаем по своей дороге. Нельзя лишать людей права идти по ней. Как бы глупы, как бы ленивы, как бы жестоки они ни были, но имеют право на шанс, они имеют право на то, чтобы понять. И если они не поймут, то плакать о них так же не имеет смысла, потому что это их горе, а не наше, их радость, а не наша, их жизнь и их судьба. — Рада помолчала и закончила: — Это я все к чему? К тому что, я все равно буду бороться против Сета, Аватара Хаоса, да кого угодно, кто попытается причинить вред этому миру или уничтожить его. Бороться всеми доступными мне средствами, всеми методами, которые я найду. Потому что этот мир подарил мне тебя и эту дорогу, хотя бы ради этого стоит его сохранить.

Несколько секунд искорка молчала, а затем Рада ощутила, как она прижала к губам руку, которой Рада обнимала ее.

— Я очень надеялась, что ты так скажешь, — тихо прошептала Лиара. — А теперь отдыхай, радость моя. Завтра нас ждет тяжелый путь.

Закрыв глаза, Рада уткнулась носом в ее кудряшки. Осталось всего две преграды, и они наконец-то достигнут своей цели.