Разговор затянулся до самого вечера. Рада курила уже неизвестно какую по счету трубку, чувствуя, как от дыма режет горло и слегка кружится голова. Помещение заполнял густой аромат тлеющего табака, перемешавшийся с дурманящим запахом благовоний, ароматического масла, странной еды, которую все подносили и подносили к их столу корты. А она, развалившись на подушках и то и дело лениво теребя шелковые кисти, пришитые к их углам, рассматривала сквозь дым собравшуюся у стола компанию.
После рассказа о том, как Тьярд и Лэйк, сражаясь насмерть на развалинах Кренальда, убили друг друга и ожили, обретя крылья, она уже не удивлялась ничему. После этого становилось понятно, каким образом они умудрились помирить два враждующих тысячи лет народа, договорились с эльфами, да еще и одержали победу над численно превосходящим их противником. Как забавно! Стоит лишь один раз лишиться всего, оставшись голым, будто только что рожденный младенец, отчаянно вопящий от страха и боли, и все в этом мире становится по плечу. А ведь по сути-то что происходит? Сгорает страх. И как только его больше нет, все становится возможным. Так коли так, значит, страх и есть смерть?
В голове ее стоял странный туман от выпитого и выкуренного, и Раду слегка штормило даже при том, что она не двигалась. Лица вельдов раскраснелись, в глазах появился лихорадочный блеск, они смеялись громче обычного и наперебой галдели, словно собравшиеся у костра мальчишки, а не первые лица государства и герои Великой Войны. Впрочем, и друзья Рады не слишком отставали от них, тоже наперебой поднимая бокалы и вливая в себя меру за мерой сладковатого эльфийского вина, которого в запасах Царя Небо было хоть залейся. Больше всех пила Улыбашка, и сейчас ее маленькие черные глазки стали совсем крохотными щелочками над довольными раскрасневшимися щеками, растянутыми в широкой улыбке. Ее оскал, вызванный старым ранением, больше не казался Раде пугающим и отталкивающим. В нем было даже что-то невероятно добродушное и милое. Да уж, прилично ты перебрала. Надо бы подышать.
Искорка сидела на подушках совсем рядом с ней, осмелев настолько, что держала Раду за руку и тихонько поглаживала кончиками пальцев ее запястье. Глаза у нее горели двумя ослепительно яркими звездами, она улыбалась, участвуя в общей беседе и с удовольствием отвечая на вопросы вельдов. Казалось, за прошедшие часы она растеряла всю свою осторожность и вечную недоверчивость к незнакомцам, да так оно и было на самом деле.
Сквозь клубы дыма Рада взглянула в лицо молодого Царя Небо. Сейчас он с улыбкой расспрашивал Кая об Ильтонии, и глаза его светились неподдельным любопытством, словно у щенка, впервые сующего нос в одуванчиковую степь. Вся былая хмурость, вызванная разговорами о Сети’Агоне и предстоящей войне, слетела с Царя, сменившись искренним удовольствием от беседы. Но в наклоне его головы, в том, как он смотрел, в глубине его темных зрачков, окруженных моховой зеленью радужки, Раде все равно чуялось что-то иное, что-то очень знакомое ей самой, что трудно было передать словами. Тьярд знал. Что именно он знал, она бы не смогла сформулировать, но он совершенно точно чувствовал что-то схожее с тем, что она переживала каждый раз в руках Великой Матери. Внутреннюю тишину, глубокую покорность потоку, что мчал сквозь нее водопады звезд и вселенных, предрешенность чего-то, что только должно было прийти и ждало в немыслимой дали своего часа и срока.
В конце концов, вельдам удалось уговорить Лиару спеть. Служка-корт сбегал за оставленной в их комнате арфой, и все друзья замолчали, ожидая песни. Искорка закрыла глаза и тронула струны, и с пальцев ее полилась, заплетая кружева из тени листьев на земле и земляничных полян, та самая музыка, которой и слова не было на людском языке.
Дул ветер с холодных и сумрачных скал,
Поземкой дорогу совсем заметал.
Качались макушки уснувших дубрав,
Баюкая память о мягкости трав,
О первой капели и первой грозе,
Об искорке солнца в прозрачной росе,
О небе без края, дворцах облаков,
О золоте ржи, вешней песне ветров.
Дорога змеилась к горам без конца,
Чьих острых клыков убоялись сердца,
И люди хранили священный обет:
Вовек не тревожить край страха и бед.
Нет троп и путей в том постылом краю,
Где в бездне баюкают тайну свою,
Укрывшись от мира, хранители врат,
Ведущих за Семь окаянных Преград.
Рада закрыла глаза, всем телом впитывая голос Лиары, и тишина потекла сквозь нее медленным плавным потоком, несущим в себе отблески солнца, как бывает, когда на бегущей поверхности ручья ранним утром то и дело вспыхивают ослепительные вспышки. Голос искорки лился все глубже и глубже в ее нутро, то становясь мягким и переливчатым, как воды горного ручья, то набираясь силы и обрушиваясь на нее подобно камнепаду. Порой в нем звучал рок и холодные ветра неотвратимой зимы, порой дрожало что-то такое сильное, такое мощное, что грудь и горло пережимали невидимые пальцы, и Рада чувствовала, как слезы предчувствия чего-то великого затягивают глаза тонкой пеленой. В другие моменты искорка пела так весело и задорно, что хотелось подхватиться с места и пуститься в пляс, а пальцы сами выстукивали ритм по мягким коврам. Иногда песня рыдала надтреснутым от боли горлом, грудью, что разрывают острые когти тоски, и тогда сердце Рады сжималось, словно и не о ней была эта песня, словно сама она не переживала ничего из того, о чем сейчас пела Лиара, и лишь сострадала чужим лишениям со стороны.
Вельды замерли, все как один широко открытыми глазами глядя на Лиару, и на лицах их было написано благоговение, смешанное с сильнейшим потрясением. Кирх накрыл руку Царя Небо своей и переплел его пальцы со своими, будто даже и не понимал, что делает. Бьерн склонил голову набок, слушая, как зверь, в его лице была дикость полуприрученного волка, который вдруг впервые в жизни ощутил сладкую нежность человеческой ласки. Лейв просто разинул рот, хлопая глазами и потрясенно качая головой. А Тьярд молчал, и глаза его разгорались все ярче и ярче, словно зарево в рассветном небе.
Лиара не прерывалась, и история плелась, будто та самая тропинка, что все вела и вела вперед семерых путников, рискнувших сунуться за Семь Преград. Они миновали Эрванский кряж по таинственным червоточинам в земле, промытым самим временем, глядя на отблески иных миров, что загадочно мерцали из полутьмы рассеянного света кристаллов. Искорка пела, а Рада, прикрыв глаза, вспоминала, как это было, и на губах ее играла легкая улыбка. Вот бы когда-нибудь отправиться туда, в эти подгорные города, которых и нет вовсе! Вот бы посмотреть, как живут там эти златоглазые эльфы с пепельными волосами!
Дорога вела дальше, под неумолчный грохот Железного Леса, и вельды улыбались, переглядываясь и кивая, будто знали, что это такое. Сквозь огонь и гейзеры, в краю вечно кипящей лавы, сквозь пространство на золотых крыльях Великой Матери. И зрачки Тьярда расширялись так, будто он видел их впервые или заново открывал для себя какие-то черты, которых не разглядел поначалу.
Это было самое лучшее приключение в моей жизни. Рада вдруг ощутила, как горькая и одновременно с этим сладкая грусть вновь заставляет слезы закипать в уголках глаз. Сморгнув, она взглянула на Алеора, который слушал песню, закрыв глаза, полный такого тихого умиротворения, будто лежал сейчас на мягком переплетении трав под звездным светом где-то в одних ему ведомых краях, куда уводило его в минуты покоя его сердце. Если бы не ты, мы никогда бы не пережили всего этого. Если бы не ты, я никогда не ощутила бы себя такой живой. Благодарю тебя, мой дорогой брат, за то, что ты ничего не сказал нам о рисунке перехода! Благословляю тебя за это!
Потом были Черви, несущие их, будто взбесившиеся кони, быстрее ветра на самый край мира. И болотная гниль, сквозь которую их вел сам Небесный Змей Ирантира с глазами сияющими, как луны. В этот момент Лейв почему-то испустил надорванный вскрик, как будто кто-то ударил его под дых, и Лиара даже на миг запнулась, удивленно взглянув на него. Лейв принялся жестикулировать, попытался что-то сказать, но Бьерн легко шлепнул его по руке, и тот прикусил язык. Сам Бьерн улыбался, и глаза его были мягкими, как теплый вечер.
Небесный Змей выпустил в мир двух своих сыновей, чьим копытам грохотать среди звезд, беспокоя задумчивую тишину вселенных и распугивая огнехвостые кометы. А дорога устремилась под град из летающих камней, и дальше, сквозь Лабиринты Эха, где лишь песнь Великой Матери, ритм жизни, повествующий о рождении и смерти звезд, наполнял все, позволяя им пройти сквозь преграду. И когда они миновали ее, песня закончилась.
Рада очнулась рывком, словно вынырнула из ледяной проруби, и заморгала, глядя на искорку, которая тихонько тронула еще пару струн, а потом опустила арфу, смущенно улыбаясь собравшимся.
— А что было дальше? — выдохнул Лейв, глядя на нее огромными глазами, и все собравшиеся рассмеялись, а Бьерн тихонько приобнял его за плечи и пробурчал:
— Ты же все и так знаешь, остолоп! Но промолчать ведь не мог, да?
— Да как же тут!.. — Лейв задохнулся, размахивая руками перед лицом и не в состоянии выговорить того, что сейчас распирало ему грудь.
— Светозарная, — произнес Кирх с какой-то странной гордостью в глазах, уверенно кивая головой. — Я никогда не слышал ничего подобного. Ни одна песня не может и близко сравнится с тем, что заплетаешь в слова и музыку ты.
Лиара вновь потупилась, рассматривая струны арфы и чему-то тихонько улыбаясь. Рада чувствовала, как в груди ее мерно пульсировало золото, словно второе сердце, только гораздо более мощное и безграничное.
— Она у нас такая! — дрожащим голосом подтвердила Улыбашка, утирая глаза краешком своей куртки. — Маленькая золотая птичка слаще соловья.
— Истинная правда, — кивнул Кай, мягко коснувшись своей громадной ладонью плеча искорки и сразу же убрав руку.
— Что ж, светозарная, и вправду неплохо, — довольно промурлыкал Алеор, прищурившись на один глаз из-за дыма и рассматривая ее сквозь сизые завитки. — Ты спела нам песню ветра за Семью Преградами, и я только надеюсь, что когда-нибудь услышу ее завершение. Когда мы вновь встретимся.
— Обязательно услышишь, Алеор, — Лиара взглянула на него с пронзительной нежностью, и эльф вдруг как-то неловко заерзал на подушках, словно не знал, куда ему деться из-под ее взгляда. — Если бы не ты, ничего этого бы не было. Так что и вся наша огромная благодарность — тебе.
— Да, Алеор, — кивнула Рада, поворачиваясь к брату и глядя на него. — Если бы не ты, ничего бы этого не было. Спасибо тебе.
Эльф дернул плечом в деланном безразличии, отводя глаза.
— Спасибо тебе, древолюб! — яростно тряхнула головой гномиха. — Ты такую сказку нам всем подарил! Ничего ярче со мной никогда в жизни не случалось.
— Благодарю тебя, мой дорогой друг, — в голосе Кая звучала затаенная нежность.
Вельды тоже смотрели на эльфа, и в глазах их было невысказанное уважение. Он, казалось, совсем смутился, пряча глаза в чашечке трубки, которую сейчас растягивал. Рада даже ухмыльнулась. Никогда еще она не видела Алеора таким: не находящим себе места и мечущимся. И при этом — очень довольным.
— Я не сделал ничего особенного, друзья, — скромно опустил глаза он, ухмыляясь краешками губ. — Я всего лишь вписал ваши имена в вечность. И за это вы будете расплачиваться со мной, пока эта вечность не кончится. Так что я, на вашем месте, не спешил бы чересчур бурно радоваться этому. Как бы сожалеть потом не пришлось.
Алеор оставался Алеором, несмотря ни на что. И Раде было жаль лишь, что она не может просто подойти и обнять его, эльф таких вещей терпеть не мог.
— Кажется, я услышал в твоей песне больше, чем думал услышать, Светозарная, — негромко обратился к искорке Тьярд. Глаза его были задумчивыми и бездонными. — И отважусь дать тебе небольшой совет. Думаю, вам с Радой следует отправиться в Данарские горы, к анай. Не знаю почему, но мне кажется, что вам обязательно нужно там побывать. Я бы послал гонца к Лэйк с новостями из внешнего мира, но если вы согласитесь отвезти ей послание, я буду очень рад.
— Мы и так идем туда, Царь Небо, — выдохнув облачко дыма, сказала Рада, а Лиара, едва не подскакивая на месте от нетерпения, добавила:
— Нам нужно узнать, кто такая Великая Мать.
Тьярд прищурился, внимательно разглядывая их обеих.
— Кажется, никто не сможет лучше анай объяснить вам этого. И раз уж вы сами стремитесь туда, значит, это правда, и Иртан сам заплел ваши пути. — Все взглянули на Тьярда, а тот задумчиво продолжил: — Когда вы только пришли сюда, я думал, что вы и есть Аватары Создателя. Что-то чуется мне вокруг вас, я ощущаю что-то очень… — он замялся, пытаясь подобрать слова, — очень значимое. Не могу сказать, что это, тем более, раз вы утверждаете, что вы не Аватары. Но Единоглазые Марны плетут Нити наших судеб по своей воле, а Иртан отметил вас, раз вместе с вами путешествовал сам Небесный Змей. И ваше место там, у анай. Возможно, они смогут ответить на ваши вопросы.
— Небесный Змей! — выпалил Лейв, перебивая Тьярда и почти что подпрыгивая на месте. — Почему вы сразу не сказали, что видели Небесного Змея? Ведь это божество, которого чтут корты!
— И как Небесный Змей мог принять форму… медведя? — нахмурил брови Бьерн. — Это звучит так странно.
— Поэтому и не сказали, — пожал плечами Алеор. — Разве вы поверили бы, скажи я сразу, что с нами путешествовал сам Ирантир в сопровождении Небесного Змея?
— После Великой Войны я готов поверить во что угодно, Алеор, — с лукавой улыбкой взглянул на него Тьярд, слегка дернув правым крылом, отчего длинные маховые перья мазнули по пестрым коврам. — Вы говорите так, будто пришли из краев, где веры нет. А мне ведь казалось, что вы поклоняетесь Молодым Богам, и что Жрецы в ваших храмах служат им, видя в этом служении цель своей жизни?
— Это так, Тьярд, и не так при этом, — ответил ему Кай. Его ладони вновь странно шевелились, выплясывая узор в такт словам. — Возможно, у нас слишком много Церквей для того, чтобы люди верили в Богов. Возможно, слишком мало места для чуда осталось в людском мире, потому что все это место заняли храмы. — Он вдруг горько усмехнулся. — Я сам Жрец и всегда считал, что в моих краях вера живет как нигде. Но побывав здесь и посмотрев на вас, я понял, насколько сильно я ошибался. Там, где есть место Церкви, нет места вере. Я запомню этот урок навсегда и сделаю все, чтобы передать его другим.
— Ты собираешься стать окончательным бунтарем, Кай? — довольно рассмеялся Алеор, разглядывая его. — Мало того, что ты разрешил людям заниматься ведовством, которое запрещает Церковь, мало созданных для их обучения школ. Теперь ты будешь рушить саму Церковь, расшатывать ее изнутри, чтобы научить их по-настоящему верить?
— Возможно, — задумчиво склонил голову ильтонец, что-то старательно обдумывая. Рада даже вздрогнула оттого, сколько горечи и внутренней силы сейчас было в его голосе. — Я клялся служить Молодым Богам и нести их волю людям, и если для того, чтобы это сделать, нужно будет уничтожить храмы, я их уничтожу.
На несколько секунд в комнате повисла тишина. Потрясение от слов Черного Жреца было таким сильным, что даже Рада не могла сказать ни слова и только покачала головой. Улыбашка смотрела на ильтонца, открыв рот, Лиара чему-то рассеяно улыбалась, а у Алеора вид был таким, словно он увидел Кая впервые в жизни, и тот при этом преподнес ему самый долгожданный и невиданный подарок из всех возможных.
— Я, конечно, знал, друг мой, что ты слегка странноват, но такое! — Эльф покачал головой в восхищении. — Знай, я всегда помогу тебе в этом деле! Не потому, что верю во что-то такое же, как и вы все, но потому что это самое богоугодное дело из всех, что только можно сделать.
— И именно поэтому, мой друг, я никогда не воспользуюсь твоей помощью, — ответил ему с улыбкой Кай, и все снова дружно рассмеялись.
Раде было уютно с ними, в этой маленькой комнате на краю мира, с музыкой Лиары, что еще продолжала тлеть, будто угли, по углам комнаты и в глазах всех собравшихся. Но и что-то иное уже захватило ее. Странное нетерпение, бессловесный зов из самой глубины ее груди. Сама не отдавая себе отчета в том, что делает, она оглянулась на дверь. Наверное, наше время действительно пришло. Нам пора идти.
Она взглянула на собравшихся у стола друзей, которые продолжали говорить друг с другом и посмеиваться, поддразнивать, задавать вопросы. На стол, на котором выстроились рядком блюда с недоеденной едой, недопитыми напитками и пепельницами, в которых дотлевали последние выбитые из трубок искры табака. А потом взгляд ее переместился на ее искорку, маленькую и такую красивую, которая держала в руках плавный изгиб арфы и смотрела в ответ. В ее глазах тоже была дорога, и эта дорога с каждой минутой звала все сильнее, тянула жилы, требуя поставить уже ногу в дорожную пыль и уйти из этого края. Мне будет так не хватать вас, мои дорогие друзья. Но время пришло.
Словно почувствовав ее настроение, Алеор хлопнул себя ладонями по коленям и проговорил, глядя на вельдов:
— Что ж, царь Небо, засиделись мы у тебя уже порядком. Думаю, дело к полуночи идет, а самый лучший гость тот — кто уходит вовремя и сам. Так что я, пожалуй, отправлюсь отдохнуть. А все формальности касательно договора и дальнейших связей мы сможем обсудить завтра утром, если ты не возражаешь.
— Не возражаю, Алеор, — кивнул Тьярд, а потом устало поморщился. — Правда вот, времени у меня будет уже не так много. Дела требуют моего присутствия, я и так непонятно каким чудом урвал у Марн этот день и ничуть не жалею об этом. Приходи к полудню. Все бумаги будут готовы, останется лишь скрепить их подписью.
Решение Алеора идти спать словно послужило незримым сигналом и для остальных друзей, хоть он больше и не был главой их отряда и не мог приказать им следовать за ним. Кай с Улыбашкой тоже поднялись, в последний раз пожимая руки вельдам, улыбаясь и перешучиваясь. А Рада, поймав полный ожидания взгляд Лиары, подошла к Тьярду и негромко проговорила:
— Царь Небо, не подумай, что нам не по душе твое гостеприимство, но нам с Лиарой пора уходить, — Тьярд слегка прищурился, ожидая продолжения, и Рада нехотя добавила: — Светозарная пошла со мной сюда для того, чтобы узнать, кто такая Великая Мать, и со временем это стало и моей целью. А после всего, что с нами случилось, — и необходимостью, которая не дает мне покоя. Ты говорил, что можешь отправить нас в Данарские горы при помощи рисунка перехода. Если ты не против, я хотела бы воспользоваться твоим предложением.
— Конечно, Черный Ветер, — серьезно кивнул Тьярд. — Но мне потребуется некоторое время, чтобы составить письмо для Лэйк и отыскать ведунов, которые отведут вас туда. Среди ночи это займет больше времени, чем днем. Ваш отъезд может подождать еще несколько часов? Мне нужно подготовить все необходимое.
— Может, — кивнула Рада, протягивая ему ладонь. — Спасибо тебе за все, что ты сделал для нас.
— Я бы хотел сделать больше, — проговорил Тьярд, пожимая протянутую руку. — Но, к сожалению, это не в моих силах. Быть может, однажды мы встретимся на полях сражений Танца Хаоса, Черный Ветер. Мне было бы интересно узнать всю вашу историю, потому что, сдается мне, вы еще только в самом начале своей дороги.
— Наверное, — хмыкнула Рада в ответ. — Я буду очень рада вновь увидеть тебя, Царь. Да хранят тебя твои боги!
— И тебя, Черный Ветер!
Распрощавшись со всеми, пятеро друзей вышли из покоев Царя Небо на холодную улицу Небесного Города. Тепло очага за их спинами отрезала плотно закрывшаяся дверь, а на плечи упала черная зимняя ночь в звездчатую крапинку. Рада с наслаждением вздохнула чистый морозный воздух, показавшийся после душного помещения едва ли не сладким на вкус. Ее взгляд обежал горящие огоньки большого города, уже давно спящего. В этот поздний час подсвечивали лишь мосты и улицы, и только в редких окошках жилых ярусов горел свет. Он мерцал, подмигивая издали, словно звезды на небе, и Рада зябко повела плечами под своей черной курткой. Этот город тоже провожал их в путь, он был ей чужим, хоть и встретили ее здесь тепло, будто родную.
— Пойдем? — Лиара тихонько вложила ей в руку свою маленькую горячую ладошку, и Рада, не удержавшись, поднесла ее к губам и поцеловала.
— Пойдем, моя искорка.
Нога за ногу хмельные и отяжелевшие от съеденного они неторопливо добрели до своих собственных покоев. Удивительно, но вместо того, чтобы идти отдыхать в свою спальню, Алеор выудил из-за пазухи черного плаща бутылку вина, явно прихваченную незаметно со стола Царя Небо, а потом в торжественном жесте поднял обе руки, разворачиваясь навстречу остальным друзьям.
— Внимание, господа и дамы! — словно выступая с речью перед многотысячной толпой, проговорил он, и глаза его искрились смехом. — Мы отлично посидели у Царя Небо, насладились историей о наших с вами славных подвигах, его подвигах, подвигах наших досточтимых предков и всяческой чернухой на тему грядущей войны. Но забыли насладиться одним, — он сделал торжественную паузу.
— Чем же? — хмуро поинтересовалась Улыбашка, складывая руки на груди.
— Нами, — вдруг широко улыбнулся Алеор, и Рада ощутила, как слезы все-таки наворачиваются на глаза, когда он взглянул на нее с каким-то отчаянным голодом и дерзкой улыбкой, так резко контрастирующей с выражением глаз. — Нами самими, мои дорогие друзья! Мы прошли этот путь вместе и завершили дело, ради которого собрались. И сегодня наши дороги расходятся. Наша обожаемая Радушка вместе со светозарной уходят, а завтра начнем собираться в дорогу и мы.
— Уходят? Вы уходите? — лицо Улыбашки вытянулось, и она развернулась к Раде с Лиарой. Пока Рада обсуждала отъезд с Тьярдом, Улыбашка с Каем как раз смеялись над чем-то в компании Лейва и Бьерна, так что не слышали их тихого разговора. И теперь лицо гномихи сразу как-то погрустнело, а хмельной блеск в глазах потух. — Уже уходите? Прямо сейчас?
— Как жаль, — грустно улыбнулся Кай, глядя на них обеих.
Рада только неловко пожала плечами, чувствуя внутри щиплющую горло горечь, а Лиара тихонько всхлипывала, но улыбалась, и глаза ее были влажными.
— Как бы странно это ни было и для меня самого, но даже мне жаль, что вы уходите, — взглянул с улыбкой на двух женщин Алеор, а потом легко вытащил из горлышка бутылки пробку и поднял тусклое стекло над головой. — А раз так, то мы должны выпить эту последнюю бутылку до дна за всех нас, пока еще есть такая возможность. За то, что мы уже сделали. За компанию, которая сложилась. За то, что нас только ждет впереди.
— Ты же говорил, что никогда больше не станешь предлагать нам заказы? — Рада с трудом улыбнулась, чувствуя, что сейчас самым позорным образом заревет в три ручья. — Что мы тебя настолько заели за эти месяцы, что ты и в глаза нас видеть больше не захочешь.
— Знаешь, про вас я хотя бы знаю, что можно ожидать, и какими бесючими вы можете быть. Про других ничего подобного я сказать не могу. Да и будет очень неправильно брать в свой отряд кого-то, у кого совсем нет опыта в подобных мероприятиях. Они будут невыигрышно смотреться на моем фоне, их придется учить, наставлять, а вы-то у меня уже прирученные. — Алеор перечислял все это со скучающим видом, а Рада услышала смех: свой собственный и друзей, которые не отрывали взглядов от говорящего эльфа. И так ей было хорошо сейчас, и так больно вместе с тем, что хотелось то ли плакать, то ли петь. — Если вы, разумеется, доживете до следующей моей крупной затеи. Ведь часть из вас бессмертием не страдает, так что вполне может дать дуба от старости. — Он многозначительно взглянул на Улыбашку с Каем. — А другая часть — чересчур бестолкова, чтобы дожить даже до завтрашнего утра. — Он смотрел уже на Раду с Лиарой.
— Ой, да хватит тебе уже брехать, древолюб! — фыркнула Улыбашка, вновь утирая кончиком рукава повлажневшие глаза. — Мы и так все уже давно поняли, что на самом деле ты добряк!
— Ну а если так, то тогда тост! — Алеор вскинул бутылку, оглядывая их всех с ослепительной улыбкой, которой и в помине не было в его синих тоскливых глазах. — За нас, друзья мои! До дна!
— За нас! — повторил каждый из них, прикладываясь к бутылке, которую Алеор передал по кругу. Последний глоток пришелся на долю Улыбашки, и она с громким бульканьем допила кровавое вино, а потом, размахнувшись, швырнула пустую бутылку в незакрытую картинами стену помещения, и та разлетелась на куски, сверкнув пригоршнями осколков.
— А вот это Тьярду явно не понравится, но не побузить мы не могли, — резонно закончил Алеор.
Рада смеялась сквозь слезы, хоть и больше всего на свете хотелось плакать и плакать навзрыд, что и сделала искорка, спрятав лицо в ладошках. Друзья принялись несмело утешать ее, обняв со всех сторон и говоря ласковые слова, а потом они просто обнимались все вместе, и даже Алеор уже не рычал и не выворачивался из общей кучи, хоть от комментариев и не воздержался. Они даже попрыгали немножко на одном месте, держа руки друг у друга на плечах, и пару раз подбросили вопящую Улыбашку в воздух.
А потом накал эмоций схлынул прочь, отпустив их и оставив после себя только тихую печаль.
Собираться долго не пришлось. Рада только головой качала, увидев, что корты постирали и высушили даже ее вещмешок из грубой холстины, в чем он, впрочем, нуждался и даже очень. В комнате ее ждали и новые сапоги из мягкой кожи, сделанные точь-в-точь по мерке ее собственных сапог, в которых больше не было дыры, и на месте нее стояла ровная черная заплатка. Увязав все вещи в несколько вьюков, она сгрузила их на пол возле своей кровати, глядя на то, как собирается искорка. Она все еще всхлипывала то и дело, но уже не так сильно и взахлеб, как в самом начале.
Улыбашка неловко поскребла в макушке, оглядывая их обеих. Она сидела на кровати напротив них, какая-то совсем маленькая и сиротливая, с ярким хмельным румянцем на щеках.
— Оставляете меня одну с этими кобелями, — пробормотала она, грустно шмыгая носом. — А сами уходите, не пойми куда.
— Можешь пойти с нами, если хочешь, Улыбашка, — всхлипнула искорка, оглянувшись на нее через плечо.
— Да упаси меня Загриен! — замахала обеими руками гномиха. — Что я там забыла, в этих ваших горах? Меня муж дома ждет, детки, мне к ним надо.
— Передавай им всем огромный привет от нас! — устало улыбнулась Рада, а Лиара добавила:
— И скажи им, что у них самая героическая мама на свете!
— Ну уж вам, — отмахнулась Улыбашка, скривившись, но Раде было видно, что гномихе приятно.
Шальная мысль мелькнула у нее в голове, и Рада все-таки ляпнула, не успев придержать хмельной язык:
— Улыбашка, я все хотела тебя спросить, а почему тебя называют Улыбашкой? Из-за шрама?
— Да нет, — хмыкнула гномиха, пожав плечами. — Шрам-то позже появился. У меня улыбка была красивая очень, все гномы млели, вот и прозвали так. А когда покорябалась, — она указала пальцем на оттянутый вверх угол губы, — как-то к месту даже пришлось. И всяких дураков отпугивает, которые недооценивают женщин-наемниц. Так что мне очень даже на руку пришлось.
— А откуда у тебя шрам тогда? — вновь спросила Рада.
— На самом деле я просто пыталась подстричь себе челку, — тихонько рассмеялась гномиха. — На кухне крутилась, волосы лезли в глаза, и решила аккуратно отхватить лишний кусок, чтобы не мешался. И только нож-то подставила, как сзади в спину мне моя младшенькая, Ниити, и врезалась. Они как раз с мальчишками по коридорам мяч гоняли. Ну вот и вышло так.
— Грозар Пресветлый! — поежилась Рада, глядя на Улыбашку, а та вновь усмехнулась своим воспоминаниям, покачивая головой и глядя прямо перед собой.
Вскоре все было собрано, и друзья вышли в общую комнату, где их уже ждали Алеор с Каем. Ильтонец крепко обнял сначала Раду, потом искорку. В его руках она казалась совсем уж крохотной, худющим котенком между лап громадного лохматого пса.
— Когда бы вы ни оказались в Латайе, и что бы вам ни понадобилось, просто назовите мое имя, — проговорил Кай, оглядывая их обеих. — Вам помогут с любой просьбой в каждом доме, какой вы встретите. Что же касается меня самого, то я сам приду, когда бы вы ни позвали меня. И от всей души я желаю вам дойти до своей цели и найти то, что вы ищете! Пусть ваш путь будет гладким и легким, пусть Боги освещают вам дорогу, и пусть мы однажды встретимся!
— Спасибо, Кай! — Рада вновь пожала ему руку, глядя в глаза. — Я не забуду. И ты всегда можешь рассчитывать на нас. Особенно, когда начнешь рушить храмы, — добавила она с ухмылкой.
— Ну еще бы! — усмехнулся ильтонец.
Потом они еще раз обнимались, желали друг другу доброй дороги и удачи. Лишь один только Алеор стоял в стороне, сложив руки на груди и посмеиваясь. Когда же в дверь просунулась голова Ольда, и тот негромко позвал Раду с Лиарой в путь, Алеор неожиданно вышел следом за ними из комнаты, захлопнув дверь перед Каем с Улыбашкой и бросив в ответ на рассерженное ворчание гномихи:
— Теперь моя очередь! Вы свое уже отрыдали!
На улице на ветру стоял, завернувшись в крылья словно в плащ, Царь Небо Тьярд, а рядом с ним горбился Черноглазый Ольд, вжимая голову в плечи от трескучих прикосновений мороза. Вид у обоих был заспанный. Рада взглянула на небо, пытаясь определить, который час. Судя по всему, дело шло к рассвету, а раз так, то вряд ли Тьярд успел проспать хотя бы пару часов.
— Остальные передавали вам пожелание легкой дороги и хорошего пути! — проговорил Тьярд, подавив зевок. — А я вот вышел проводить. Негоже пить с людьми весь день, а потом просто выпихнуть их за дверь. — Он покосился на Ольда и со смешком добавил: — Пусть даже эта дверь слегка расплывчатая.
— Благодарю тебя, Царь Небо! — Рада склонила голову, в который раз уже думая о том, что этот мальчик совсем не похож на царя. Или, наоборот, слишком похож. Скорее правители земель, из которых она была родом, гораздо больше не соответствовали занимаемым им должностям, чем он. Вельд протянул руку, и Рада крепко пожала ее. — Мы не забудем твоего гостеприимства. И дадут боги, еще встретимся под этим небом.
— Встретимся, Черный Ветер! — кивнул Тьярд, а потом полез за пазуху и передал ей скрученный в трубку свиток, запечатанный воском. — Это письмо для царицы Каэрос Лэйк. И передай моей кровной сестре мою глубочайшую преданность.
— Обязательно, Царь, — кивнула Рада.
— Счастливого пути, светозарная! — проговорил Тьярд и крепко обнял Лиару. Что она ответила ему, Рада не расслышала, потому что к ней повернулся Алеор.
Пронзительный зимний ветер трепал его черные волосы, и эльф слегка щурил глаза, будто ему было холодно. Рада не могла понять, какое в них выражение, и просто смотрела в ответ, надеясь, что он поймет без слов все, что ей так хотелось ему сказать. Удивительно, но Алеор все-таки разомкнул узкую складку губ и с кривой усмешкой проговорил:
— Я не верю во все ваши бредни с Великой Матерью, Рада, и ты прекрасно это знаешь. И все же я желаю вам, чтобы у вас обеих все получилось. И я очень рад, что все так сложилось с Сагаиром. — Он сморгнул, сощурился, потом вновь продолжил. — Не беспокойся о своих детях. Как только я вернусь домой, я прослежу, чтобы к ним приставили надежных людей, которые уберегут их от бед. Если они захотят этого, то смогут переехать в Лесной Дом и жить там. — Взглянув на Лиару, он вновь усмехнулся. — Раз уж все так сложилось, то и для тебя, светозарная, найдется у нас место. Тебе, как и Раде, будет присвоена фамилия Ренон, ты будешь причислена к нашей семье. В конце концов, имения на юге страны уже принадлежат Раде, думаю, там хватит места для вас двоих.
— Спасибо, Алеор, — голос внезапно пропал, горло осипло, и Рада с трудом проталкивала слова сквозь сведенные губы.
— Не за что, — пожал плечами он, глядя ей в глаза. — Единственное, о чем я всегда мечтал для тебя, так это чтобы ты выбралась уже наконец из проклятой Мелонии и начала жить так, как тебе хочется. Признаться, я не ожидал, что ты сразу же удерешь с Первопришедшей эльфийкой в дикие горы к крылатым женщинам, но почему нет, в общем-то? Это уж точно лучше, чем гнить в Латре.
— Это точно! — хмыкнула Рада, утирая все-таки выступившие на глазах слезы. Что-то много она плакала за этот вечер, гораздо больше, чем за последние полгода.
— Ну что ж, сестра, — Алеор взял ее за плечи. — Иди навстречу своей судьбе. Коли угодно будет Марнам, еще встретимся.
— Обязательно встретимся, брат! — горячо пообещала Рада, глядя ему в глаза, а потом крепко обняла его.
Это было правильно и по-настоящему честно. От эльфа почему-то пахло полынной горечью степей, и Раде так ярко запомнились его черные волосы, полощущиеся на ветру, на которых тускло поблескивал мерцающий свет звезд. Отпустив ее, Алеор обнял и Лиару, а потом отступил на несколько шагов назад и поднял руку:
— Пусть Великая Мать хранит вас обеих, Рада и Лиара Ренон! И пусть дорога однажды приведет вас туда, куда вы так хотите попасть!
— До встречи, друзья! — улыбнулся Тьярд.
Искорка прильнула к Раде, всхлипывая и прячась у нее под боком, а Черноглазый Ольд уже открывал перед ними колеблющуюся арку прохода. Рада знала, что ей нельзя ничего чувствовать сейчас, но ничего не могла с собой поделать. Она смотрела на своего брата во все глаза, пока рука Черноглазого в ее ладони не потянула ее вперед, сквозь серую пелену, за которой скрылись мерцающие вдали огни города Небесных Людей Эрнальда.
Ноги сами шагали сквозь серый мир за Гранью, мир расплывчатых форм и сущностей, и Рада не слышала собственного всхлипывания, хоть слезы и жгли глаза, стискивали болезненными когтями горло. Эта дорога кончилась, все привычное осталось позади, последнюю ниточку к ней прежней обрубили врата перехода, и теперь она шагала рука об руку с Лиарой вперед, к своему будущему, абсолютно свободная от всего, ощущая себя голой до самых костей. Я отдала все, Великая Мать, я все оставила тебе. Что ты дашь мне взамен? Что ждет меня впереди?
Летели мимо обрывки сущностей, скользила бескрайняя грудь степей. За Гранью было светлее, чем в реальном мире, где царила ночь, словно здесь и вовсе не было смены дня и ночи. На движение указывали лишь ладони ее спутников, слегка подрагивающие в такт шагам. А сама Рада чувствовала себя уставшей и опустошенной донельзя. И при этом легкой, будто перо, которое подхватил порыв ветра и крутит, крутит над землей, швыряя из стороны в сторону. Как ляжет это перо? И для чего ветер так неистово подбрасывает его, для какой цели? Лишь тебе это ведомо, Великая Мать. Ну а коли так, то я лишь следую твоей воле.
А потом впереди забрезжил черный провал выхода из перехода, и Ольд растворился в нем, выводя их на поверхность. Рада потянула за собой серебристое существо, так похожее и при этом не похожее на Лиару, и, щурясь, вышла под свет ослепительных солнечных лучей.
Могучие порывы ветра здесь ничто не сдерживало, и они дышали полной грудью, гоняя массы холодного зимнего воздуха по собственному желанию и воле. Воздух пах соснами, немного дымом и хлебом, но больше — резким странным запахом камня и снега, дыханием зимы. Он взлохматил волосы Рады, швырнул пригоршню снежной пыли прямо ей в лицо, и, проморгавшись, она увидела.
Они стояли на нешироком плато, прилепившемся к боку горы. Внизу, в седловине между двух огромных скал, лежало что-то, похожее на деревню. Несколько больших деревянных строений с усыпанными снегом крышами окружали просторный пятачок земли, расчищенный от снега, на котором сейчас кругами двигались несколько десятков фигур, то ли отрабатывая какие-то упражнения, то ли просто бегая. Со всех сторон поселение обхватывала молодая рыжая поросль сосен, тоже укрытых белым одеялом снега. К склонам гор повсюду лепились маленькие домишки, и ветер тянул на запад темные дымки из труб. А небо над седловиной рябило от огненных огоньков, словно тысячи разноцветных бабочек поднялись к солнцу. Рада засмотрелась на невиданное зрелище. Там, построившись в две шеренги, сражались друг с другом женщины с огненными крыльями, двигаясь так стремительно и легко, что дух захватывало.
Зимнее небо было высоким и светлым. Восток пылал алым, где-то там, за краем мира, рождалось солнце, чтобы залить своими лучами белое полотно Роура, подползающее к самым горам с поселением в седловине меж ними. Прямо от каменного плато, на котором они стояли, начинала свой змеистый путь вниз узенькая тропинка, протоптанная в снегу.
— Это становище Сол в землях клана Каэрос. Здесь я оставлю вас, миледи, — церемонно поклонился Ольд, стоя у отрытого зева перехода. — Пусть Иртан будет с вами и хранит вас в своей сияющей длани!
— Пусть Боги хранят и тебя, Черноглазый Ольд! Прощай! — проговорила Рада. Он кивнул, шагнул во тьму перехода, и створки его схлопнулись за его спиной.
Рада взглянула на Лиару, застывшую и огромными глазами глядящую вниз, где над седловиной танцевали в небе огненные языки пламени на крыльях анай.
— Пойдем? — тихо спросила Рада, покрепче перехватывая ее ладошку.
Искорка подняла на нее глаза, а потом вдруг тихонько рассмеялась и кивнула, тряхнув золотыми кудряшками:
— Пойдем!
Они начали медленно и осторожно спускаться по протоптанной в снегу тропинке с горного плато вниз. А с востока, из-за бескрайней снежной степи, брызнули яростные лучи зимнего солнца, окрасив горы в багрянец и золото, залив ими весь Роур, предгорья, и становище Сол, укрывшееся в глубокой седловине меж двух гор.