==== Глава 31. Метель за окнами ====

За окнами бушевала метель, кружа поземку над землей, танцевала, будто дивная женщина, завернутая в прозрачную белую шаль, и концы этой шали взвивали ветра, поднимали ворохи пороши, скользили по окнам, шуршали по крыше, шумели среди молодых сосенок, поднимающихся к небу над становищем Сол. Казалось, зима ярилась и злилась пуще прежнего, почуяв с востока первые влажные ветра весны, несущие с собой низкие и тяжелые снеговые облака. Зима все не хотела уходить, набрасывалась когтями на теплые окошки домов, завывала в трубах, стучалась в плотно закрытые двери. Но ее время прошло, и в лютой песне зимней стужи и свободных горных ветров Лиара уже слышала первый перезвон капели и голоса соловьев, наполняющих сладкий воздух весны.

— Вот так, — склонившись над ее плечом и следя за тем, как Лиара накладывает стежки, приговаривала Наставница Фир. — Все правильно. Три волны, следом за ними перышко, потом еще три волны, и крыло. То же повторишь и в обратной последовательности, а в центре не забудь добавить Женщину-Древо, иначе проклятые Нуэргос начнут торговаться, как Дочь Воды с отдавленной ногой.

— Не забуду, Наставница, — пообещала Лиара.

Да и как она могла забыть? Все эти волшебные узоры были так любопытны, так необычны! Никогда она не видела ничего подобного.

Особенно была хороша та самая Женщина-Древо. Маленькая стилизованная фигурка, которую вышивали всегда золотой нитью, женщина с волосами, разлетающимися во все стороны, будто ветви дерева. И в этих волосах путались солнце и луна. Щит Роксаны и Щит Алены, поправила себя Лиара, и никак иначе. Дочери Воздуха почитали свою Быстрокрылую Смеющуюся Богиню и в образе этой Женщины-Древа. Они говорили, что когда-то, когда Небесные Сестры только-только сотворили мир, на его плоской груди ничего не росло. И Артрена, Богиня Земли, шагала в одиночестве по его бескрайним просторам, тоскливо вздыхая и все не находя Себе места, не понимая, что же не так, и чего Ей не хватает в этом краю ветров и камня. И тогда Смешливая Реагрес, чтобы хоть немного развлечь Ее и заставить улыбнуться, призвала ветра и заставила их растрепать Свои волосы, а потом принялась танцевать на пустых холмах. И глядя на Нее, Артрена создала первое Древо, на котором покоился весь мир, а по его образу и подобию разрослись и все остальные деревья, зазеленив щедрую грудь земли на радость ее Небесной Мани.

День за днем наблюдая, как работают Ремесленницы в мастерской Наставницы Фир, Лиара никак не могла налюбоваться, никак не могла надышаться атмосферой этого странного народа. День за днем ее любовь к этому месту только росла. И все было ей интересно, и каждый символ, каждая крохотная запятая того узора, что она творила собственными руками, имел значение, раскрывающееся сквозь него, словно дивный цветок. Завитки для охраны по вороту, подолу, рукавам и полам одежды, завитки разных цветов для разного клана, чтобы каждую анай защищала своя Богиня. Символы Щита Роксаны и Аленны, символы звезд, крылья и перья, стилизованные горы, Женщина-Древо, Владычица Гор и два Ее пса Орун и Берк, символы Веретена и Прялки Плетельщицы Судеб Аленны, пшеница и ростки, соха Аретрены, трезубец Роксаны. Символы для каждой касты, для каждого возраста. Символы, чтобы охранять и беречь, чтобы сопутствовать удаче, чтобы урожай удался, чтобы детишки не болели. Символы, каждый из которых был наполнен такой любовью, за каждым из которых Лиаре чудилась такая невыносимая мощь и сила, такой свет, что даже вышивать их порой было больно, и кончики пальцев покалывали маленькие иголочки молний.

Анай бережно хранили и оберегали свои традиции, со скрупулезной точностью воспроизводя один и тот же рисунок сквозь века, узор, что вышивали самые первые из них на заре истории народа, когда общность анай еще не разделилась на кланы. А некоторые узоры, значение которых затруднялась пояснить Лиаре даже Наставница Фир, были и того древнее. Раскрытая ладонь и голуби, Синеглазый Орел, Корона Звезд, искривленные геометрические узоры, очень похожие то ли на буквы, то ли на какой-то невнятный символ, включающий в себя несколько простых понятий. Такие символы Наставница называла мантрами, и вышивали их только на одеждах Способных Слышать и Жриц, причем с обратной стороны, с подкладки, а не снаружи. Лиара спрашивала Фир, что это за мантры, но та только качала головой и отвечала, что не слишком хорошо понимает сама. Говорила только, что Жрицы пропевают эти мантры по особым религиозным праздникам анай, взывая к Богиням для достижения того или иного результата. И Небесные Сестры отвечают им.

Это больше всего поражало Лиару своей простотой. Анай просили, и Боги отвечали. Не так, как это было в ее землях, когда выслушавший просьбы Жрец отделывался благословением и парой фраз о полной чистоте и снятии с человека всего зла, как его собственного, так и направленного против него самого. Нет. Богини отвечали напрямую, сразу же, будто все это время стояли за плечом каждой из анай, готовые услышать ее голос и сразу же выполнить просьбу. Кто-то просил детей, и зачинал их, кто-то молил о выздоровлении, и оно приходило. Кто-то просто просил солнышко выйти на небо, и через несколько минут золотые лучи уже пробивались сквозь толстый слой зимних туч. Для анай это были не совпадения, это была самая естественная и известная вещь на свете. И хоть Лиара поначалу и не верила всему этому, во всяком случае, глубоко в душе не верила, то со временем ситуация начала меняться.

Кажется, Небесные Сестры все время были здесь, растворенные в воздухе, расплавленные прямо в пространстве, и стоило только руку протянуть, и коснешься Их. Порой, когда ученицы Фир негромко напевали все вместе странные тягучие мелодии без слов, которые здесь звались песнями, воздух вокруг Лиары дрожал так сильно, рябил, будто солнечные лучи на воде, что казалось, что прямо сейчас из него к ним выступит Сама Огненная, попирая подкованными звездами сапогами укрытый циновками пол маленькой мастерской. И Лиара всем телом ощущала трепет перед этой красотой: такой простой, такой обычной и от этого — такой волшебной.

Анай не верили в Небесных Сестер, это слово здесь не подходило. Они жили вместе с Ними, они жили верой. Она сквозила в каждом их движении, в каждом слове, в дрожании ресниц и смехе, она лилась из их глаз золотым потоком. Она была самой естественной для них вещью, единственной верной и правильной. И она так сильно отличалась от всего, что когда-либо видела Лиара, что у нее это в голове не укладывалось.

Впрочем, оказалось, что голова-то как раз сейчас и мешала больше всего. Головой Лиара не могла принять и осознать постоянное присутствие Небесных Сестер рядом, она чувствовала это чем-то другим. Может, душой? Может, каждой частичкой тела? Имело ли значение, как это называть? Совершенно точно одно: мы ровным счетом ничего не знаем об этом мире. И пока пытаемся понять его только с помощью головы — никогда и не узнаем.

Под ее руками тоже рождалось маленькое чудо, таращившее на нее свои моховые глаза со зрачками-звездами из диковинных древних узоров, которыми украшали свои одежды анай. Способности у нее к вышивке действительно были неплохими, и Фир это заметила. После той первой рубашки, которую Лиара расшила для Рады, Наставница дала ей расшивать рубашки на продажу для Нуэргос, сначала простенькие, детские, потом уже и для взрослых Ремесленниц и Воинов. Теперь Лиара работала над длинным светло-зеленым платьем из мягкой ткани, которое предназначалось к празднику Дня Жизни.

Странное дело: денег у анай не было, причем совсем. Поначалу это было совершенно непонятно для Лиары, дико и непривычно, и она все в толк не могла взять, как же тогда они ведут расчеты. Потом Фир объяснила ей, как меняются между собой кланы, как делится добыча походов, что у сестер нет никакой собственности, только немногие личные вещи, а все, чем они пользуются в быту и на службе, — принадлежит всему клану. Лиара только головой качала. Она не могла представить себе такое где-нибудь в Мелонии или другом людском краю, это было просто неосуществимо из-за постоянной торговли и войн. Но анай жили уединенно, торговали только между кланами, да и не нуждались особенно ни в чем. Им просто не нужны были ни шелка, ни золотые украшения, их украшением было само небо и зеленые горы, что поднимались вокруг них. Их собственные, горящие золотой нежностью глаза.

Найрин как в воду глядела, когда отправляла ее учиться к Ремесленницам. Хотя, наверное, на то расчет и был. Лиара жадными глотками пила их культуру, такую странную, такую непривычную, училась, будто ребенок, впервые открывший глаза на мир и теперь познающий его с ноля. Все их обычаи, их обряды, их верования, их быт. Даже их язык: она стала замечать, что и в ее речи появляется странная вязкость, растянутые гласные, большая протяжность слогов, чего раньше не было. И каждый день ей казалось, что есть еще настоящая бесконечность вещей, которых она не знает, и при этом она боялась, что этого нового осталось так мало, так ничтожно мало еще неизвестного, чему ее не обучили, что плакать хотелось.

Анай попривыкли к ее присутствию в становище и перестали обращать на нее внимание. За исключением небольшого числа, конечно. Обычно в день две-три разведчицы обязательно предлагали Лиаре свою помощь: донести узелок с вещами или поднос с едой до стола, проводить ее до мастерской Фир, чтобы она не заблудилась, показать становище. Некоторые даже с кошачьим мурчанием намекали и на большее, улыбаясь и предлагая потереть ей спинку в бане или расчесать волосы. От таких предложений она буквально цепенела, впадая в ужас и тихую панику, не зная, что делать. Обычно ее выручали ее подружки из мастерской, которые с хохотом и прибаутками давали от ворот поворот молодым приставучим анай. Но порой и самой приходилось выкручиваться из томных взглядов и протяжных вздохов, и в такие моменты Лиара чувствовала себя особенно несчастной. Раде не скажешь, за помощью не обратишься. Коли узнает, она собственноручно удавит тех, кто к ней приставал. А сама хамить она не слишком умела, да и боялась, что если грубо ответит, анай могут счесть, что она неблагодарна им за кров, и выставят их с Радой из становища. Так она и мучилась, стараясь как можно меньше мелькать в людных местах, отсиживаясь в мастерской или дома.

Особенно невыносимой была первая стрела Каэрос Лара, та самая, что не сводила с нее взгляд в первый день во время Совета у царицы, когда Лэйк решала, оставаться им с Радой в становище или нет. Темноглазая Орлиная Дочь не давала Лиаре никакого прохода, то слоняясь у едальни в час обеда, то будто мимоходом проходя у мастерской, когда Ремесленницы заканчивали свою работу и начинали расходиться по домам. И всегда-то глаза у нее были медовые и сладкие, будто пряники, и рук она не распускала, как порой позволяли себе другие разведчицы, и говорила всегда учтиво, не делая ни единого намека на что бы там ни было. Только у Лиары все время было стойкое ощущение, что ее медленно и верно загоняют в капкан, как охотники травят собаками волка. И куда бы она ни дернулась, куда бы ни попыталась сбежать, там все равно ее ждали эти самые темные глаза Орлиной Дочери.

А ситуация осложнялась еще тем, что Лара была первой стрелой, возглавляла сообщество Орлиных Дочерей клана Каэрос, состояла в Совете царицы. Разведчицы не решались открыто перечить ей, Ремесленницы тоже опускали глаза и поскорее убирались с ее дороги, бросая на Лиару сочувственные взгляды. А Лара только скалилась, довольная и учтивая, без конца оббивая пороги и буквально преследуя Лиару. Смотрела она так, будто раздевала, и от этого хотелось спрятаться, скрыться, хоть куда-нибудь сбежать. Но пока никакой возможности не было.

Причем Лара будто нюхом чуяла, когда рядом с Лиарой нет Рады. Или просто специально узнавала, ведь теперь большую часть дня Рада проводила в компании первого клинка Торн и наставниц по тактике: тренировалась, училась сражаться на нагинате (так называлось то странное копье с мечевидным наконечником), объясняла разведчицам боевые построения Срединного Этлана, рисовала примерные планы городов и крепостей и даже что-то, отдаленно напоминающее карту всего Этлана, хоть художник из Рады был и не ахти какой. Одним словом: Рада была свободна только вечером, после ужина, когда они вместе возвращались домой из едальни, усталые и счастливые, чтобы уснуть в объятиях друг друга у теплого бока печи, в котором уютно потрескивали дрова. Эти минуты были самыми дорогими за весь день, и Лиара каждый раз ждала вечера с замиранием сердца, хоть и получала настоящее удовольствие от уроков у наставницы Фир и общения с другими анай.

Иногда их вызывала к себе царица, примерно раз-два в неделю. Они с Найрин и Торн садились у стола и долго расспрашивали Раду с Лиарой о том, как им живется в становище, все ли у них в порядке. А потом начиналось что-то странное, тоже своеобразные уроки, которым Лиара была рада, наверное, больше всего. Три анай учили их слушать дар Роксаны, тот самый маленький золотой комочек в груди, что все это время грел их обеих, что сплетал их воедино в минуты близости.

Странная тишина в такие вечера ложилась на становище. Три анай молча сидели у стола, вперив ничего не видящие взгляды внутрь себя, сосредотачиваясь на точке в груди. Порой кто-нибудь из них начинал негромко объяснять, как вызвать пламя на коже, как воззвать к Богине, чтобы Она услышала твой голос. Но пока еще ни у Лиары, ни у Рады не получалось создать пламя. Зато присутствие Роксаны ощущалось почти физически: сгущенная, плотная атмосфера, от которой сердце в груди наполнялось предвкушением чего-то прекрасного, ожиданием чуда, и все тело звенело, натянутое и напряженное до предела. Пару раз Лиаре даже казалось, что она видит золотой ореол Огненной вокруг напряженно глядящих в пустоту Лэйк и Рады, но образ ускользал, так и не успев сформироваться.

Самую большую заинтересованность в подобных уроках выказывала Найрин. Нимфа оказалась донельзя любопытной и очень старательной. Выслушав обо всех переживаниях Рады и Лиары, обо всех выводах, что были им сделаны за долгое путешествие к Семи Преградам и через них, нимфа подытожила:

— Мы должны совместить наши знания. Вы говорите о том, что Великая Мани может войти в плоть и изменить ее. Мы узнали о бессмертии и миссии, которую должны выполнить. Между вами и нами с разных сторон мира есть лишь одно общее — этот золотой шарик в груди. Думаю, это ключ, и именно с его помощью мы сможем осуществить то, ради чего Огненная привела вас сюда.

Лиара чувствовала правоту слов Найрин, но пока еще у них ничего не получалось. Что бы они ни делали, не выходило. В некоторые вечера они расслаблялись, растворяясь и отдавая себя полностью в руки Роксаны. В другие — отчаянно тянулись вверх, молили и просили, пытаясь ухватить свет Огненной и удержать его в себе. И всегда результат был один: неистовая золотая пульсация меж ребер, от которой волны сладости пронизывали все тело, и оно наполнялось переливающейся волнами мощью. Но больше ничего, как ни проси, как ни зови, как ни пытайся пробить головой невидимый барьер. Анай относились к этому спокойно и терпеливо, Найрин без устали повторяла, что рано или поздно у них получится, нужно только понять, как сделать все правильно. Лэйк с Торн только склоняли головы и бормотали, что на все воля Огненной. Но Рада злилась и ярилась, и Лиару это немного беспокоило.

Рада вообще здесь изменилась, став какой-то другой. Нет, ни в коей мере не изменились ее любовь и нежность к Лиаре, ее ласка, забота и желание узнать, что же с ними обеими происходит. Но в ней появилось какое-то накрепко засевшее внутри упрямство, и Лиара все никак не могла понять его причины. Порой ей казалось, что больше всего на свете Рада хочет доказать анай, что она тоже похожа на них, что она может также верить, также сражаться, также работать ради будущего. Порой, — что Рада отчаянно пытается доказать все это самой себе. Но это не меняло общего настроя: Рада уперлась, причем сама даже не понимая во что, и изо всех сил стремилась к своей цели, сметая все на своем пути и не замечая, что в некоторые моменты нет нужды переть так прямолинейно, и что стремление — это не только бешеный рывок вперед, но и умение отдаться и раствориться, позволив делать с собой все, что угодно.

Со временем Лиара поняла, что это и составляло суть веры анай. Все они отдавали себя, будто орудия, в руки Огненной, все они были лишь Ее инструментами, покорными Ее воле. Они шли туда, куда приказывало им идти их сердце, они следовали по пути, проложенному чем-то гораздо более глубоким, чем их собственные желания, чувства, стремления. Они умели слышать бестелесный голос, тихий шепот своей души, следовать более гармоничной воле и Ритму мира, чем тот, что за Эрванским кряжем называли судьбой. Как когда раскидываешь руки в стороны и ложишься спиной на воду, отдавая себя воле волн, и те мягко несут тебя вперед в ворохе из желтых осенних листьев, в мерцании далекой луны и звездах, тонущих вокруг тебя в ночной воде.

Рада же не могла так. Волевая, целеустремленная, не знающая никаких преград, она привыкла громадными шагами нестись вперед, словно зимний ветер, привольно гуляющий среди горных пиков. И она наткнулась на самую тяжелую преграду из всех, что когда-либо стояли перед ней в жизни, — на саму себя и свое стремление. Она просто не могла понять, что такое — сдаться, сколько бы переживаний ей ни приходило, сколько бы ни было чудес вокруг. И изо всех сил она билась и билась о свое собственное стремление, не понимая, что оно-то — и есть причины всех ее проблем.

По крайней мере, Лиаре так казалось со стороны. Это сквозило в том, с какой горячностью она старалась вызнать все, что только можно, о Небесных Сестрах, о самих анай, обо всем, что только можно было. В том, как она стремилась увидеть Роксану во время медитаций в обществе Лэйк, в том, как жадно она хотела стать одной из этих крылатых женщин. И не понимала, что они уже приняли ее как свою, и что осталось только ей принять себя, как анай.

И ко всему этому добавились плохие сны. Все чаще среди ночи Рада металась и что-то бессвязно бормотала, все чаще после пробуждения глаза ее были красными, под ними темнели мешки, а сама она выглядела так, будто и не спала вовсе. Лиара пыталась узнать у нее, что происходит, что ей снится такого, что Рада так кричит и мечется на одеялах, но та только отнекивалась да отделывалась короткими фразами про плохие сны. И мысль о том, что она никак и ничем не может ей помочь, изводила Лиару.

— Лиара, слушай! — быстро зашептала ей сидящая рядом Ная, и Лиара вздрогнула всем телом, вырываясь из собственных мыслей. Рука с иголкой сорвалась, и она глубоко засадила ее себе в палец, зашипев от боли. А потом недовольно взглянула на Найю.

Даже несмотря на то, что они подружились, Лиара все никак не могла привыкнуть к тому, что Ная без конца сплетничала, пересказывая одну историю, ходившую по Плато Младших Сестер, за другой громким заговорщическим шепотом, пока Наставница Фир отворачивалась и не обращала на них внимания или проверяла чью-нибудь работу. Причем Найе было абсолютно все равно, что Лиара еще не знает всех сестер, о которых шла речь, не говоря уже об обычаях анай, и чаще всего вообще не понимает, что смешного или странного в той или иной истории. Все остальные Ремесленницы считали ее страшной болтушкой, но Найю это нисколько не беспокоило. С завидным упорством она продолжала пересказывать местные новости, и Лиара даже научилась вычленять из всего этого сбивчивого шепота нужную ей информацию. Например, о каких-то обычаях и взглядах, бытовых запретах, особенностях поведения, которые могли ей пригодиться в будущем. Почему нельзя ни в коем случае первой заговаривать с кузнецом, а вот с Садовницами — обязательно. Или что надо делать, если какая-нибудь Способная Слышать попросит тебя об услуге. И еще тысячи тысяч мелочей, каждая из которых в отдельности не слишком-то много значила, но незнание всех их в общем могло принести нерадивой ученице позор на весь клан.

Вот и сейчас покрытые веснушками щеки Найи раскраснелись, темные глаза горели, а черная коса, переброшенная через плечо и перевитая оранжевыми лентами, как-то вся распушилась от нетерпения, словно кошачий хвост.

— Что? — без особой охоты спросила Лиара, понимая, что Ная все равно расскажет, даже если Лиаре это будет и неинтересно. Даже под угрозой наказания Наставницы Фир, которая терпеть не могла сплетни, и Найе от нее частенько перепадало на орехи.

Сидящая рядом с ними Рей тоже навострила уши, как и маленькая Вила, угловатая, худющая девчушка, что все время старалась держаться как можно ближе к ним. От нетерпения у Вилы даже уши покраснели. И немудрено: она только пару месяцев назад остригла виски и получила долор, став Младшей Сестрой, и теперь отчаянно тянулась к старшим.

— Я тут подслушала, как разведчица Исайя сказала разведчице Аэн, что ей сказала первая нагината Неф, что скоро в Сол прилетит Великая Царица! — говоря это, Найя едва не захлебывалась от восторга, и ее шепот превратился почти что в приглушенный вопль. — Великая Царица, Лиара! Вместе с Держащей Щит Эрис! Они придут сюда смотреть на вас с Радой.

— Вот как… — протянула Лиара, не зная, что на это сказать. Лэйк давно уже предупредила их, что отправила весточку к этой самой Великой Царице, и что она скоро прибудет в становище Сол. Но, судя по всему, сейчас разговор шел уже о ближайшем времени, а не о неопределенном «скоро».

— Вот это да! — выдохнула рядом Рей, сияя, будто начищенный таз. Когда она улыбалась, она всегда становилась такой хорошенькой, что оторваться было невозможно. — Я так мечтала хоть глазком увидеть ее!

Со слов анай Лиара поняла, что Великая Царица — самый важный и сакральный из всех титулов племени. И что до войны с дермаками этот титул не имел ровным счетом никакого веса и власти, за исключением общеплеменных религиозных церемоний. Однако, после того, как власть в свои руки взяла царица Тиена, многое изменилось. Пока еще Лиара не совсем разобралась, насколько, потому что обсуждающие Великую Царицу анай наперебой твердили об обычаях до войны и том новом, что пришло после нее, и все это перемешалось в голове Лиары в один сплошной клубок, разобрать который она пока что была не в состоянии. Но Лэйк и Найрин всегда отзывались о Великой Царице с огромным уважением и почтением, преклоняя головы, хоть ее и не было рядом, чтобы увидеть этого. Раз уж такая, как Лэйк, гнула шею, Лиара даже не представляла, что ее ждет под взглядом Великой Царицы. И немного побаивалась того момента, когда ей придется пред этим взглядом предстать.

— А Держащая Щит анай тоже эльф, совсем как и ты, Лиара! — пискнула Вила, отчаянно краснея. Ей тоже всегда хотелось поучаствовать в разговоре взрослых на равных, но такое участие чаще всего сводилось к констатации тех фактов, которые все и без нее знали.

Вот и сейчас Рей с Найей воззрились на нее так, будто она вдруг заявила, что вода — мокрая, и девочка сникла под их взглядами. Приняв авторитетный вид, Рей уже открыла было рот, чтобы объяснить младшей все, что она о ней думает, но тут к ним обернулась Наставница Фир.

— Я так понимаю, кто-то не слишком-то стремится поспеть с возложенной на него работой, не так ли? Возможно, в таком случае этот кто-то просто рвется остаться здесь до поздней ночи, а может, и до самого рассвета?

— Нет, Наставница, — Рей моментально нагнула голову, пряча глаза. А Ная все-таки попыталась:

— Но, Наставница, мы ведь говорим о визите Великой Царицы в Сол!

— Честно говоря, я не понимаю, почему об этом говоришь ты, Ная. Она ведь не к тебе прилетает, — заметила Фир. Сейчас в ее вечно улыбающихся глазах не было ни намека на радость, только ледяные колючки.

— Не ко мне, Наставница, но для того, чтобы увидеть Лиару! Именно поэтому я и заговорила об этом, — зачастила Ная, но взгляд Фир заставил ее захлопнуть рот, громко щелкнув зубами.

— Раз не к тебе, то и не лезь в это дело! Никто не знает точно, прибудет Великая Царица в Сол, или нет. Никто не знает точно, когда это случится или не случится вообще. И уж точно это не та тема, над которой тебе нужно ломать голову, пока ты расшиваешь рубашки на продажу. А коли хочешь почесать языком, я найду для тебя задание попроще, где никаких мозгов не требуется. — Глаза Фир угрожающе сверкнули. — Крышу нам, например, от снега очистить, или трубу от копоти. Я ясно выражаюсь?

— Яснее некуда, Наставница, — тихонько проговорила Ная, тоже опуская взгляд.

Посверлив их глазами еще какое-то время, Фир отвернулась, вновь заговорив с высокой симпатичной Саин, над пяльцами которой сейчас склонилась. Саин была мастерицей с руками золотыми, будто у Самой Реагрес, как говорили остальные Ремесленницы. Из-под ее пальцев выходили самые красивые, самые замысловатые и необычные узоры, а ее фантазии не было предела. Фир доверяла ей расшивать только дорогие платья и рубашки, предназначающиеся для значимых религиозных церемоний, а также одеяния Жриц, часто такие прозрачные, что сквозь ткань можно было разглядеть окружающее едва ли не хуже, чем через стекло.

Но при этом Саин была еще той занозой под ногтем. С вечно прямой спиной, поджатыми губами и приопущенными веками она смотрела только на свою работу, не оборачиваясь по сторонам и не обращая ни на кого внимания. Младших девочек она вообще игнорировала, как пустое место, старшим отвечала сквозь зубы, неохотно, и только когда те к ней обращались. Приветливой она был лишь с Наставницей Фир и другими взрослыми сестрами, а с разведчицами всех возрастов без конца флиртовала, строя им глазки и хлопая длинными ресницами. Даже с Радой пробовала это делать, когда та как-то раз пришла проведать Лиару. Черный Ветер, правда, только удивленно посмотрела на нее, явно не понимая, чего Саин от нее нужно, а потом подозвала к себе Лиару.

Когда же Саин смотрела на Лиару, в глазах ее загоралась плохо сдерживаемая ненависть, и Лиара все никак не могла понять, почему так. Она ровным счетом не сделала ничего плохого лично Саин, да и мастерицей она была не намного лучше других и гораздо более худшей, чем сама Саин. Им нечего было делить, так что и злиться друг на друга смысла не имело, но Саин все равно смотрела разъяренной кошкой, едва не стуча по полу хвостом.

Единственным хорошим во всем этом было то, что и Наставницы видели, какой растет молодая Ремесленница. Весной следующего года Саин должна была лететь к Источнику Рождения, чтобы пройти последнюю инициацию и стать взрослой по законам клана. Фир не раз и не два поминала это, беспечно шебеча про то, что совсем скоро у Саин будет своя мастерская, где она будет обучать свою группу Ремесленниц или трудиться вместе со взрослыми сестрами. И в тоне ее явно сквозило облегчение оттого, что они уже скоро разойдутся в разные стороны, хоть в общении с молодой швеей Фир всегда держалась ровно и приветливо, как и со всеми остальными.

Почувствовав взгляд Лиары, Саин вскинула на нее темные, полные ярости глаза, и Лиара сразу же уткнулась носом в свою вышивку. Чужое неудовольствие всегда вызывало у нее странное ощущение зуда между лопаток. Оно давило, как тяжелое коромысло на плечи, оно заставляло ерзать и нервничать, и Лиара терпеть не могла, когда Саин смотрит. И не понимала, чего не сказать-то ей четко и ясно, что не так? Поговорили бы, может, отношение Ремесленницы и изменилось бы? Вот только ей все не хватало смелости подойти и предложить Саин такой вариант, слишком уж отстраненной и холодной она была.

Какая-то фигура мелькнула за окном в густом снегопаде, сквозь который почти что и видно ничего не было, и маленькая Вила пискнула, указывая туда пальцем:

— Смотрите! Первый клинок Лара!

Ремесленницы с любопытством вскинули головы, вытягивая шеи и глядя в окно, и одна лишь Лиара только незаметно поморщилась. Всем молодым девчонкам нравилась первый клинок: уверенная в себе, сильная, дерзкая, с вечно насмешливыми темными глазами. И как на зло, лишь Лиаре она уделяла свое особое внимание.

Вновь ощутив на себе тяжелый взгляд Саин, Лиара сжалась и еще больше. Кажется, и в этом тоже крылась одна из причин ее ненависти к Лиаре. Судя по всему, первый клинок нравилась ей, во всяком случае, с ней Саин всегда смеялась громче обычного, держала себя приветливее и оживленнее, чем с другими разведчицами. Надо просто набраться храбрости и сказать ей, что Лара мне нисколько не нравится. И Ларе тоже сказать, чтобы перестала оббивать пороги. Это становится невыносимо.

С трудом в последние дни она все пыталась припомнить, как ей удалось отбрить приставучую Равенну во время погони за кораблем Сагаира. Ведь тогда у Лиары получилось, и Равенна прекратила донимать ее, без конца прохаживаясь рядом и облизываясь, как голодный кот на сметану. Но с другой стороны, Равенна была гораздо настойчивее, гораздо развязнее, ее легко было поймать на откровенном хамстве. Лара же не делала ровным счетом ничего, что выходило бы за рамки дозволенного, только смотрела, насмешливо и заинтересовано, и от ее глаз хотелось спрятаться куда угодно, лишь бы не видеть этого взгляда.

Приглушенно простучали по крыльцу сапоги, и Ремесленницы радостно загомонили, а Лиара едва не застонала. А потом входная дверь скрипнула, и в сени с мороза ввалилась Лара, на белом пальто и темных волосах которой метель успела уже намести настоящие сугробы. Вытянувшись по струнке и прищелкнув каблуками, Лара склонила голову, с легкой улыбкой разглядывая всех собравшихся:

— Прошу прощения, Наставница, Младшие Сестры. Не хотела мешать вам в этот час, но царица попросила меня украсть у вас Светозарную Лиару, и я не смогла отказать себе в удовольствии принять это предложение, чтобы поглядеть на всех вас. — Голос у нее тоже был почти кошачий, с бархатными, мурчащими нотками.

— Будет тебе, первая! — в шутку отмахнулась Фир, но и в ее глазах тоже заплясали огоньки, слишком уж хороша была стройная, подтянутая, симпатичная Лара, скромно поджидающая у двери. Остальные Ремесленницы зарделись, уткнувшись глазами в свою работу и лишь искоса посматривая на нее. Только Саин смотрела прямо и улыбалась, отложив пяльцы в сторону. Лара подмигнула ей в ответ. — Забирай, конечно, нашу Светозарную, но только с возвратом! Ей бы сегодня закончить работу, чуть-чуть ведь совсем осталось.

— Верну ее в целости и сохранности, — темные глаза Лары взглянули на Лиару, и та вздрогнула, вновь ткнув иголкой в палец вместо ткани. На губах ее появился охотничий оскал. — Не беспокойся, Светозарная, со мной ты в полной безопасности, как в руках у Самой Огненной.

— Ну вот и славно! — кивнула Фир.

Чувствуя себя так, будто ее целиком окунули в холодную реку и держали там несколько часов, пока тело не задубело, Лиара поднялась и отложила в сторону работу. Лара подхватила с крючка ее дубленку и придержала, улыбнувшись:

— Позволишь помочь тебе, Светозарная?

Отступать было некуда: дубленка-то уже у нее в руках, не будет же Лиара выдирать ее из ее пальцев силой. Она деревянно кивнула и продела руки в рукава, пока Лара набрасывала дубленку ей на плечи. Ее пальцы задержались на плечах Лиары на один короткий миг дольше, чем нужно было, но касание было таким мимолетным, что никто его не заметил. И опять поймать ее на приставаниях было невозможно, и от обиды едва слезы на глаза не наворачивались. Обязательно расскажу сегодня все Раде! Она дружит с Торн и Лэйк, может, сможет что-нибудь сделать!

— Пойдем? — Лара приоткрыла перед ней дверь, придержав так, чтобы Лиаре пришлось проходить очень близко мимо нее. И опять Лиара не успела первой выйти из дома, ей пришлось еще сапоги натягивать, и это дало Ларе время.

Сжавшись и юркнув мимо нее, Лиара едва не задохнулась от холода. Все последние недели стояла теплая погода, и снег в становище начал подмокать, тяжелеть, протаивать неровными буграми. К ночи всегда подмораживало, и сугробы сковывал толстый слой ледяного наста, по которому на спор пытались ходить младшенькие, с хохотом все же проваливаясь в снег, когда наст не выдерживал их веса и проламывался. Но сегодня ветер с востока пригнал холода и лютый мороз и теперь носился с метелью над становищем, завывая так, что кровь в жилах леденела. Мело сильно, и уже в десяти шагах впереди все терялось в белом мареве. Лиара с трудом могла разглядеть очертания едальни неподалеку, а горы будто бы совсем пропали, растворившись в сыплющейся с неба муке.

Первой Лиара зашагала по протоптанной в снегу тропинке, благодаря Богинь за то, что она была недостаточно широкой. Теперь у Лары был выбор: или плестись следом за Лиарой, или идти рядом по сугробам. К счастью, первая стрела все-таки не стала нагонять ее и топтаться рядом, и Лиара сочла это хоть и небольшой, но все-таки победой.

В такую погоду тренировок на Плацу не было, как и в небе, и Младшие Сестры забились в просторное здание Ристалища, будто сельди в бочку. Даже сквозь завывания метели с той стороны слышался нестройный гул голосов, изредка прерываемый звоном оружия. Лиара свернула направо, к Залу Совета, и едва не поморщилась, когда Лара моментально догнала ее, подстроившись под ее шаг. Здесь тропа была уже широкой, и трое бы прошли.

— Тебе не холодно, Светозарная? — спросила она с таким видом, будто ей самой никакая метель ни по чем. Ветер нещадно трепал ее хвостик на затылке, Лара щурилась от режущих глаза воздушных потоков, но продолжала широко ухмыляться. — Если хочешь, я достану для тебя теплый плащ с капюшоном, как раз на такую погоду. Никто об этом, кажется, не позаботился.

Лара явно намекала на Раду, и внутри болезненной колючкой зазвенела обида.

— Благодарю, мне ничего не нужно. — Лиара едва не добавила «от тебя», но в последний момент сдержалась. Не стоило хамить первой стреле клана Каэрос, пусть и вела она себя беспардонно, как последний подвыпивший матрос.

— Да не бойся ты, я не кусаюсь! — оскалилась Лара, демонстрируя клыки, словно сказать собиралась как раз обратное.

Лиара глянула на нее всего один раз, чувствуя горячую злость, а потом обернула себя в теплые воздушные потоки, словно в кокон, оттолкнув назад снег. Вокруг нее сразу же намело что-то вроде непроницаемого сугроба, за которым остался и удивленный возглас Лары, и ее навязчивые приставания. И хорошо, может, хоть так поймет, что она нисколько Лиаре не интересна.

Странное дело, но многие анай вели себя именно так: настойчиво, назойливо, прилипчиво. Лиара понимала, что может по-настоящему нравиться кому-то из них, и что для них такое поведение вполне обычно. Но самой ей совершенно не хотелось чужого внимания. И неужели же они не видят, что у нее есть Рада? И как сильно она любит Раду, как хочет быть только с ней? Это же любому в глаза бросалось. И коли они так свято чтили старые обычаи и заветы, запрещающие ухаживать за чужой женой, то почему же не оставляли Лиару в покое?

Может, потому что вы — чужеземки? И потому, что ты — не жена Рады? Настроение испортилось вконец, и Лиара услышала свой собственный горький вздох. Ей не нужно было никаких доказательств любви, не нужно было никакого статуса, никаких ярлыков. Она готова была провести с Радой всю свою жизнь, все тысячелетия бессмертия, что им обеим отмерены, или всего лишь годы, коли им суждено погибнуть в Танце Хаоса. Лиара с самого начала знала, на что идет, когда вложила свою ладонь в мозолистую и крепкую руку Рады. И теперь, глядя на анай, что-то внутри нее, запрятанное глубоко-глубоко, вдруг начало надеяться.

Мы могли бы остаться здесь и пожениться, могли бы иметь детей. Дочка с ее глазами, маленькая и смешливая, дочка, которую я выношу. От этого все внутри сжималось, переполняясь нежностью, но Лиара приказывала себе не думать об этом. Пока еще никто не решил, останутся они здесь навсегда или нет. Пока еще и сама Рада не говорила ничего насчет дальнейших планов. Согласится ли она жениться на Лиаре, хочет ли она этого? Хочет ли она детей? Эти мысли навязчиво крутились в голове Лиары, не давая покоя, и с каждым разом все труднее было оттолкнуть их прочь.

Но сейчас она должна была думать о другом, ведь Лэйк никогда просто так не посылала за ними. Только по вечерам, когда они обе были уже свободны, и на этой неделе они уже устраивали совместную медитацию с царицей. А раз так, значит, случилось что-то особенное, что изменило привычный ход событий в становище Сол. Может, Великая Царица прилетела?

Что-то зазвенело у нее в груди, напряженное и просящее. Молю Тебя, Роксана, пусть это будет так! Пусть уже с нами все решится раз и навсегда. Наверное, больше всего она устала именно от этого: странного ощущения неопределенности и подвешенности, в котором они здесь находились. Вроде бы их с Радой и приняли в клан, а вроде бы и нет. Вроде бы всему учили, а вроде и не всему. Жриц, например, Лиара так до сих пор и не видела, как и Способные Слышать ни разу не заговорили с ней, хоть несколько раз она и встречалась с ними походя в становище и даже просила одну из них разрешения заговорить с ней по обычаю. Да еще и Лара со своими ухаживаниями, Саин со своей злостью и все остальное. Может, если я стану одной из них, то смогу дать отпор и не бояться, что меня вышвырнут отсюда?

Не дав Ларе возможности распахнуть перед ней дверь, Лиара первой взобралась по ступеням высокого крыльца Зала Совета и вошла внутрь.

Загрузка...