Записки старшеклассницы

В последнее время больше сблизилась с Верой. Ее посадили со мной, и она списывает у меня математику. Я не такая принципиальная, как Галка. Мне кажется, что можно списывать тот предмет, который человеку в будущем не понадобится. Ведь Вера все равно станет манекенщицей, ей математика, как рыбе зонтик. Самое смешное, что Владимир Иванович видит, что она списывает, но ей замечаний не делает; она так на него посматривает, что он даже смущается, по-моему…

Веру отметки совершенно не волнуют. Но это все присказка, главная сказка впереди.

Итак, у Веры есть приятель, студент. Она с ним встречается, потому что у него уже «серьезные намерения». Ее мама мечтает о личной жизни и торопит Верку скорее устроиться.

Я несколько раз видела этого Павла. Маленький, пижонски одетый и ужасно быстро разговаривает.

Вера на голову выше его, и странно, какая она лениво-спокойная, уверенная и какой этот Павел перед ней суетливый, как воробей. Зато он, говорят, сверхталантливый, и у него стипендия повышенная. Верка убеждена, что он защитит диссертацию вместе с дипломным проектом.

Так этот Павел дружит с неким Севой. Когда Сева сидит, в профиль лицо как у горного орла, а когда встает, даже обидно: такой он невысокий, почти с меня ростом. И волосы скатаны в колечки, серые, каракулевые, издали как шапка-папаха на голове. А глаза светлые, и взгляд поймать трудно, он все время скользит, ни на чем долго не задерживается. А самое странное — его руки, непропорционально большие и с такими ногтями, точно он маникюр делает. Куда ухоженнее моих! Да, а голос у него смешной: мяукающий и гортанный в одно и то же время, Вера сказала, что он из горной Грузии.

Короче, Сева однажды встречал с Павлом Веру возле школы и увидел меня и, кажется, влюбился.

Смешно? Но я обрадовалась. Должен же быть у меня хоть один мальчик, которому я нравлюсь, как взрослая девушка, а не просто друг?!

И вот Павел и Сева предложили у Веры на квартире организовать встречу Нового года.

Предварительно мы собрались, чтобы «распределить» портфели. Кроме меня, они решили позвать Любу и двух студентов, страшно молчаливых. Они только знаками изъяснялись и головами качали, как китайские болванчики.

Веркина мама зазвала меня на кухню и стала говорить, что я не умею себя держать, не умею использовать свои внешние данные. Она-то накрашена, увешана всякими побрякушками, хотя ужасно некрасивая и похожа на костлявую лошадь. Верка рассказывала, что она все надеется выйти замуж, но ей «не судьба». А при чем тут судьба?

Во-первых, она старуха, ей почти сорок. Во-вторых, она какая-то липучая. Все время хихикала с мальчиками, как молоденькая. А в-третьих, личная жизнь у нормальной женщины кончается в тридцать лет, смешно на что-то еще надеяться, если даже и хорошая фигура…

Когда я вернулась в комнату, там уже составили программу развлечений. И все игры с поцелуями, как до революции. Я сказала, что не приду, что это мещанство. А Сева так томно посмотрел в мою сторону:

— Можете не волноваться. Если мне придется вас поцеловать, я лучше гремучую змею поцелую, чем синий чулок.

А я сказала, что только гремучая змея будет целоваться с первым встречным. Короче, сразу поцапались.

И тут возник спор, что такое современная девочка Сева сказал, что это — не ханжа. Она и пьет, и курит и танцует модные танцы, и не краснеет от анекдотов, и разбирается в искусстве, и при этом ее можно уважать: она равна юношам по интеллекту. Я сказала, что так ведут себя только дуры, которые верят, что если что модно, значит, положено так поступать.

— Совсем ребенок! — засмеялась Вера снисходительно, и я собралась уходить.

Но тут Сева стал читать свои стихи, я их мгновенно запомнила, они почти как напечатанные:

В общем, у него целый цикл стихов о «девушке в голубом», и веселые и грустные. Верка потом по секрету мне рассказала, что посвящены они его первой любви, которая вышла замуж за дипломата. Потом он сочинил эпиграмму на меня:

И мне стало сразу весело. Глупо? Но может быть, раньше он меня просто подначивал?